скачать книгу бесплатно
– Да-да! – перебил ее Давид. – Я узнаю каждый камень. Но я никогда раньше здесь не был!
Анника не знала, что и ответить. Что-то с Давидом было не так, это ее пугало.
– Слушай, пойдем назад, а? – предложила она.
Но Давид не собирался возвращаться. Слишком поздно, сказал он. Он был возбужден, его лицо было абсолютно белым в лунном свете.
Анника обернулась в поисках Юнаса, который стоял под горкой и записывал на магнитофон гудение комаров. Ей стало не по себе.
– Давид, пожалуйста… Уже поздно, Юнасу пора спать…
Но Давид ее не слушал. Он указывал наверх, на тропинку.
– Здесь, за следующим поворотом, за кустами, тропинка обрывается. Потом начинается старая крутая лестница с истертыми ступенями. Если подняться по ней, то попадешь на цветочный луг, к каменной стене с белой калиткой между двумя колоннами. Перед калиткой лужайка, а слева – беседка, заросшая сиренью. В нескольких метрах от беседки пруд. У пруда стоит белая скамейка, краска на ней уже слегка облупилась. За скамейкой жасминовый куст. От пруда идет каменная дорожка, по обе стороны которой растут кусты желтых роз…
Давид говорил словно в трансе. Юнас записал на магнитофон все, что он сказал. Давид замолчал и отсутствующе посмотрел на Юнаса.
– Продолжай, Давид! – попросил Юнас. – Не обращай на меня внимания! Продолжай!
Давид потер глаза.
– Нет, – ответил он, – пока это всё.
Он развернулся и стал подниматься по тропинке. Теперь он шел уже не так быстро. Анника взяла Юнаса за руку.
– Боишься темноты? – спросил Юнас.
Анника покачала головой. Темно не было, все вокруг заливал лунный свет. Когда они обошли кусты, то оказались, как и говорил Давид, перед крутой каменной лестницей. Она была совсем старая, и ступеньки потрескались. Сквозь трещины пробивалась трава, блестевшая в лунном свете. Анника немного озябла. Вечерний ветер слегка шевелил листья на деревьях.
На земле перед собой ребята видели свои собственные темные тени, а воздух был наполнен светом. Ступив на лестницу, Давид нагнулся, сорвал какую-то цветущую травку и протянул Аннике.
– Звездчатка, – прошептал он. – Stellaria Graminea.
На стебле белели маленькие нежные цветочки.
Юнас и Анника тоже стали подниматься по лестнице. Потом они пересекли луг, где в лунном свете дремали полевые цветы, прошли через белую калитку, потом по лужайке мимо беседки, заросшей сиренью. Дойдя до облупившейся скамейки у пруда, они остановились и сели. Перед ними, меж кустами желтых роз, бежала каменная дорожка. Точь-в-точь как описал Давид.
– Похоже на сон, – прошептала Анника.
Давид глубоко вздохнул.
– Да, – проговорил он, – это и должен быть сон, только все это происходит наяву.
– Что ты хочешь сказать?
– Этот сад мне сегодня снился. Я пришел той же дорогой, что и сейчас. Поэтому мне все так знакомо. Мне приснилось, что я здесь был.
Он на секунду замолк, Юнас и Анника ничего не говорили, затем Давид произнес:
– Еще я был в доме… Во сне, не наяву. – Он указал на дом, видневшийся между деревьями.
Он говорил очень тихо, почти шепотом. Магнитофон был включен, Юнас записывал каждое слово.
Давид встал и медленно направился к дому, окруженному высокими липами. Юнас шел за ним по пятам, чтобы ничего не пропустить. Давид говорил тихо, голос был совсем глухой, как во сне.
– Я попал в прихожую с лестницей и прошел через много комнат, но не понимал, где нахожусь. Я знал, в какие двери входить, хотя никогда не был здесь раньше. Я знал, где что стоит, – мебель, вещи, я знал все вокруг, но не понимал, где я. На окнах стояли растения в горшках, и мне казалось, я знаю, что это за цветы, но я не узнавал их. Цветов было много, я шел и шел. Все это время в доме звучала какая-то мелодия, песня, очень необычная и красивая. В углу одной комнаты стояли часы, рядом, на окне, – еще растение. Я остановился перед ним, оно стояло на подоконнике, такое одинокое, с голубыми цветками. И тут часы забили. Я не считал, сколько раз они пробили, но ударов было много. Тогда я увидел, как листья на цветке зашевелились, приподнялись и, словно руки, медленно-медленно потянулись ко мне. И все это время кто-то пел – какая-то девочка, я не видел ее, не знал, где она и кто, я только слышал голос, который звучал непрерывно…
Давид замолчал. Он все еще стоял, подняв руки, как те листья на цветке, о которых он только что рассказывал.
– А потом я проснулся, и все кончилось, – сказал он.
– Мне такое никогда не снится, – задумчиво проговорила Анника. – Интересно, что означает твой сон?
Давид пожал плечами.
– Наверное, ничего особенного… Не знаю.
Вдруг Юнас опрометью кинулся к дому.
– Что он задумал? – удивилась Анника и побежала за ним.
Они нашли Юнаса за кустом у торца дома. Свет нигде не горел, но два окна – на первом и на втором этаже – были открыты. Из темной комнаты наверху доносились шаги.
Юнас, не медля, вскарабкался на яблоню, которая росла возле дома. Анника только успела схватить его за пятку и попыталась стащить с дерева, но осталась стоять с сандалией в руке.
В комнате наверху зажглась лампа. Из окна в сад падал слабый свет. Юнас был уже высоко, он прислонился к стволу, укрывшись за густой веткой.
Давид и Анника, не смея произнести ни слова, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:
– Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, в торце дома, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно внизу тоже открыто. Но здесь, в верхней комнате, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!
Вдруг Давид и Анника заметили движение на дереве: Юнас сделал несколько шагов, наклонился и лег животом на другую ветку. Снизу это выглядело крайне рискованно. Ветка качнулась, и Анника от страха впилась ногтями Давиду в ладонь. Как ужасно, что она ничем не может ему помочь, никак не может вмешаться, сделать хоть что-нибудь! А Юнас тем временем медленно полз по ветке, подтягиваясь со своим микрофоном все ближе к окну. Ветка под ним трещала, но, к счастью, не ломалась.
Но вот, похоже, Юнас записал все, что хотел, и пополз обратно. Анника и Давид ждали, затаив дыхание. Ветка качалась и трещала.
Наконец Юнас занял безопасное положение. Он прислонился к стволу. Снизу было слышно его бормотание:
– Это снова я. Шаги, которые мы слышали, принадлежат пожилой тетеньке… то есть, простите, фру, женщине, даме… она показалась мне знакомой… минутку!
Юнас выключил магнитофон и наклонился к Давиду и Аннике.
– Как зовут тетеньку, которая содержит пансион? – прошептал он.
– Юнас, немедленно спускайся!
– Да, да, но как ее зовут?
– Можно подумать, ты сам не знаешь – фру Йорансон! Давай спускайся!
Но Юнас снова включил магнитофон и продолжил репортаж:
– …итак, дама по имени фру Густавсон…
– ЙОРАНСОН! – донеслись снизу раздраженные голоса.
– …простите, Йорансон. Я плохо запоминаю фамилии… – Юнас прокашлялся, – казалось, он потерял мысль, однако, положив в рот «салмиак», продолжил: – Итак, я нахожусь на расстоянии пятнадцати – двадцати метров от упомянутой тети, женщины, фру… которая, как тень, ходит взад-вперед по комнате. Я не без труда заглядываю внутрь и вижу, что в руках у фру Йорансон нечто, напоминающее пачку газет. Она берет газеты и начинает заворачивать в них какой-то продолговатый узкий предмет, прислоненный к стене. Предмет этот уже обернут в бумагу, но, кажется, фру Йорансон хочет упаковать его получше. Двигается она быстро и немного нервно. Длина свертка примерно полтора метра. Внутри него… Что бы это могло быть? Может, ковер?.. Но что я вижу!
Юнас предпринял новый отчаянный маневр и почти что рухнул животом на ветку. Ветка прогнулась и опасно закачалась, но Юнас продолжал шептать в свой микрофон:
– Так вот, я вижу тень на стене, большую темную тень, которая движется рядом с фру Йорансон. Тень, которая никак не может принадлежать самой фру Йорансон, а следовательно, в комнате есть кто-то еще, и… минуточку!
Юнас поднес микрофон к окну. Из комнаты доносился кашель!
Очень отчетливо, так, что слышали даже Давид и Анника, фру Йорансон произнесла:
– Во всяком случае, я хочу быть уверена, что все в порядке.
Юнас прошептал в микрофон:
– Итак, как мы понимаем, в комнате есть кто-то еще. Этот человек почему-то прячется, он молчит, но, судя по всему, страдает кашлем. Кто он?.. Я вижу, как фру Йорансон отходит к двери, чья-то тень по пятам движется за ней, потом пригибается и исчезает. Сверток кладут на пол. Свет гаснет, в комнате воцаряется тьма. Зато теперь я вижу…
Юнас прервался и начал спускаться. Анника облегченно вздохнула, но радоваться было рано. В комнате на первом этаже зажегся свет. Юнас снова приготовился записывать. Дом был с высоким цоколем, и Анника с Давидом не видели, что делается в комнате. Только слышали, как Юнас бормочет в микрофон:
– Раз-раз… Фру Йорансон только что вошла в комнату на первом этаже, она подходит к телефону, который стоит на столе неподалеку от окна. Сейчас она значительно ближе ко мне, чем раньше, и я должен соблюдать крайнюю осторожность. Правда, тени кашляющего мужчины я больше не вижу. Фру Йорансон листает небольшую книжку, вероятно, ищет номер. Точно! Вот она нашла его, теперь набирает…
Юнас быстро протянул микрофон, чтобы записать, как фру Йорансон набирает номер.
Послышался гудок поезда, мимо прогрохотал состав. К счастью, вагонов было немного. Когда грохот стих, из комнаты донесся голос фру Йорансон, говорившей по телефону:
– Да… ну конечно, разумеется, я бы не стала так рисковать. Что вы хотите сказать? Нет, ничего не заметно, никому и в голову не придет… Один местный мужичок… Нет, а что? Нет, нет, разумеется, не первый встречный. Если он и проговорится, ему никто не поверит. Нет, нет, я совершенно уверена. Его никто не принимает всерьез… Да, спасибо, половину суммы я уже получила. Когда вы пришлете остальное? Да, хорошо, спасибо. На мой новый адрес. Замечательно! Большое спасибо. До свидания.
Фру Йорансон повесила трубку, и Юнас осторожно убрал микрофон. Наступила тишина. Фру Йорансон все стояла у окна и смотрела в темноту. Казалось, она смотрит прямо на Юнаса.
Давид и Анника не дышали. Неужели заметила?
Фру Йорансон подошла к окну и перегнулась через подоконник. Было так тихо, что они почти слышали ее дыхание. Шли секунды, они казались вечностью. Что она делает? Прислушивается? Неужели что-то услышала?
Но, похоже, она просто решила подышать вечерним воздухом. В ее движениях не было никакой настороженности. Она взглянула на небо и стала закрывать окно.
– Ну и когда ты уезжаешь? – крикнула она кому-то в комнате.
Окно захлопнулось, и Юнас забормотал в микрофон:
– Да, дорогие слушатели, нам помешал шум поезда, проследовавшего в южном направлении. Вы сами слышите, в каких непростых обстоятельствах нам приходится вести этот репортаж. Но окно закрыто, тьма и тишина скоро снова опустятся на Селандерское поместье. Итак, наш репортаж подходит к концу, но некоторые вопросы так и остались без ответа. Узнаем ли мы когда-нибудь, что произошло сегодня вечером в стенах этого дома? Кому принадлежала загадочная тень? Может, рискнем высказать небольшую гипотезу? Что, если это тот же человек, которого мы только что видели на рингарюдской речке? Человек с кашлем?
Юнас выключил магнитофон и слез с дерева.
Анника молча протянула ему сандалию. Она озябла. Воздух не был прохладным, но по спине у нее пробежали мурашки, ее немного трясло.
– Как холодно, – сказала она, – словно ледяной ветер пролетел…
Юнас и Давид ничего не ответили. Юнас снова занялся магнитофоном, а Давид стоял с отсутствующим видом. В его глазах появилось какое-то незнакомое выражение.
– Что такое? Давид, что случилось?
Давид вздрогнул, но ответил, что все в порядке.
– Ты права, действительно похолодало.
Он снова пришел в себя. Анника успокоилась и напомнила Юнасу, что пора домой.
– Подожди секунду. – Юнас выключил магнитофон. Он записал все, что сказали только что Анника и Давид. Это был его первый репортаж, и он не хотел ничего упустить. День удался.
Они молча покинули Селандерское поместье.
Проклятие
Давид не спешил домой. Ему хотелось побыть одному. Расставшись с Юнасом и Анникой, он пошел через лес.
Когда он не успевал разобраться в происходящем, все шло наперекосяк. Ему не нужно было думать ни о чем конкретном, просто привести в порядок собственные мысли. Он не понимал, как некоторые люди без этого обходятся. Многие считали, что Давид выпендривается или же слегка не в себе, но Юнас и Анника понимали, что он просто хочет побыть один.
Давид рассмеялся. Ну и Юнас! Ну и воображение! Придет же такое в голову! Какой-то мужичок в лодке, наверняка ничем не примечательный, вдруг превратился в самого подозрительного типа на свете, в загадочного «человека с кашлем». Зато Юнас нашел применение своему магнитофону, а это главное.
Какой чудесный вечер! Теплый, тихий и лунный. Давид вспомнил свой сон. Он не думал о нем ни днем, ни даже утром, когда проснулся. Вспомнил только у реки: в ту минуту он почему-то точно знал, что где-то здесь есть тропинка, хотя никогда раньше в этом месте не был. С ним никогда такого не случалось. Может, сон вещий? Что он означает?
У него было такое чувство, будто он увидел что-то запретное. Словно во сне побывал там, где не следует. Пробрался туда, где висит табличка: «Посторонним вход запрещен».
Но кто может запретить ему видеть сны?
Давид шел куда глаза глядят. В это время ночи лес был прекрасен – посеребренный, с блестящими полянами.
Отец, наверное, был еще в церкви. Он всегда возвращался поздно, когда работал с пробстом Линдротом. Они обсуждали музыку для хоровой миниатюры, которую сочинял отец. Конечно, Линдрот немного несобранный, но с ним всегда весело, потому что он всем интересуется и умеет думать. И не говорит ерунды, как некоторые священники.
Возвращаясь, Давид редко заставал отца дома, там всегда было тихо. Давида никто не ждал. Раньше он из-за этого расстраивался, но теперь привык, и ему даже нравилось. Мать ушла от них очень давно. Отец никогда о ней не вспоминал, и Давид перестал спрашивать. Она как будто умерла. Но Давиду это было безразлично. Он больше не переживал. Хватит! Порой ему даже казалось, что мамы у него никогда и не было.
Как тихо в лесу! Давид шел осторожно, чтобы никого не спугнуть. Но вдруг впереди раздался треск. Давид в ужасе остановился. Неужели он разбудил лося?
Однако навстречу ему шел человек. В лесу, прямо посреди ночи. Сердце Давида тревожно забилось.
Лица Давид не видел, но вскоре догадался, что это старик Натте. И, как это часто бывало, пьяненький. Бояться было нечего, но Давид все же старался его избегать: в таком состоянии Натте имел обыкновение задираться.
Сейчас отступать было некуда. Натте его заметил. Он шел, шатаясь, прямо на него и злобно рычал:
– Кто тут шастает по лесу? А ну, поди сюда, дай на тебя взглянуть!
– Здравствуйте, Натте, это я – Давид!
Натте остановился и потряс бутылкой, которую держал в руке, – проверить, не осталось ли чего.
