Честь и Нечисть

Пожали руки.

– Ну, как она, жизнь-то в твоей вотчине? Злодеи не перевелись?

– Течёт себе помаленьку. А чего это тебя в такую даль да за такой ерундой послали? Провинился опять? Помятый весь. Ох, Игорь, приведёт тебя беленькая в цугундер.

– Кончай, Петрович! И без тебя тошно.

– Ну-ну…

– Веди к себе, что ли, – кивнул в сторону открытой двери, – бумаги посмотрим, да и дело с концом.

– Охота тебе в эту духоту? Успеешь бумажки забрать. Ты же завтра поедешь? Пойдём, вон на лавочке, на ветерке посидим, побалакаем, а там, глядишь, и день рабочий закончится, всего ничего осталось, можно и здоровье твоё поправить. Не каждый день к нам такие гости.

Приземлились на скамейку во внутреннем дворике соседнего двухэтажного дома. На пронизанном солнцем кусте сирени трепетали под ветерком листья. Стоящая рядом бетонная урна до верху заполнена пивными банками и водочными бутылками вперемешку с яркими пакетами из-под чипсов. Окурки россыпью.

– Непорядок в твоих владениях, – кивнул в сторону переполненной урны.

– Я их не гоняю. Пусть выпивают на виду. Лучше, чем на квартире. Как квартира, так поножовщина. Я вот думаю, это замкнутое пространство на них так действует. А на свежем воздухе…

– И что, часто?

– Да не… Случается, время от времени балуют.

– А вообще атмосфера?

– Да всё спокойно. Вот только…

– Ну? Что замолчал? – поторопил, доставая мятую пачку сигарет, и вдруг понял, что уже не подташнивает. Воздух здесь такой оздоровительный, что ли?

– Слишком часто людишки пропадать стали, – произнёс задумчиво Петрович.

– Не понял. Ты про каких людишек? По сводкам вроде всё тихо.

– Сводки-то они по всему району, размазывается картинка. А у меня тут то грибник из леса не выйдет, то тонут почём зря, да так, что тела найти не можем.

– А что, раньше меньше было?

– Чёрт его знает. Может, просто кажется. – Расслабленно привалился к спинке лавочки, вытянул ноги, заложил за голову худые жилистые руки. – Ещё и зеки сорвались. И тоже как растворились. Вохра на ушах стоит, из тайги не вылезает. Да ты, наверное, знаешь. У вас-то что делается? Я слышал, стреляли?

– Ерунда. Пацанва отношения выясняла. Насмотрелись, блин, «Бригады». Сейчас не девяностые.

Замолчали. Хорошо было вот так сидеть на солнышке и лениво вести ни к чему не обязывающую беседу. Из-за угла дома, неспешно выбрел пёс, черно-белого окраса, с полуобвисшими ушами, такой же неухоженный, как и окружающий пейзаж. Подошел, остановился поодаль, размышляя, что делать дальше, и растянулся на земле, положив голову на лапы. Показалось, что даже вздохнул тяжело, принимая столь непростое решение.

– Москвичи-то здесь каким макаром оказались? – Вопрос был пустой, и оба это понимали. Информация прошла в сводках по району, но, раз приехал, нужно выразить заинтересованность.

– Да идиоты, – лениво отозвался Яков Петрович. – Полезли пещеру исследовать. Приборы у них какие-то.

– Это понятно. Подробности?

– Так в бабе под сто кило будет! Мы её еле из этой ямы вытащили. – Петрович оживился, поджал ноги, заёрзал на лавочке.

– И что?

– Рухнула она на него сверху, когда вылезали. А там камни. Как комара прихлопнула. У обоих черепно-мозговые, несовместимые.

– Тела отправили?

– Нет, в морге ещё.

– Глянуть завтра, что ли.

– Хочешь, погляди. Баба знатная.

Зазвонил мобильник. Пёс поднял голову, настороженно посматривая на поднявшегося Петровича, выуживающего телефон из кармана. Сообразив, что опасность отсутствует, повернулся на бок, вытянул лапы, и потянулся всем телом, широко разевая пасть в зевоте.

– Пошли в контору. Вызывают.

По коридору, мимо обитой железом двери с решётчатым окном, за которой, отвернувшись к стене, оглушительно храпел на нарах задержанный мужик бомжеватого вида, прошли в кабинет. Как и было обещано, в комнате душно и затхло, несмотря на распахнутое окно. Стрекотал факс, выплёвывая бумагу. Парнишка в майке увлечённо что-то разглядывал на мониторе компьютера.

– Дениска, опять игрушки? – дежурно укорил Яков Петрович.

Паренёк, не поднимая головы, быстро поводил руками над клавиатурой и только потом удивлённо вскинул честные голубые глаза.

– Да никогда! Сводку составляю. Факс для вас вон, на столе.

Петрович водрузил на нос очки.

– Ничего интересного. Письмо от геологов. Начальник подстраховывается. А зачем? Либо пиши заяву, либо сиди и не высовывайся, надейся, что пронесёт.

– В чём дело-то?

– В маршрут они должны по двое ходить, строго прописано, а улетел один. На следующий день повезли напарника. Прилетели, обшарили всё вокруг – нет никого, и следов стоянки нет. Вот теперь и строчат письма. А смысл? Контрольный срок выхода из маршрута, – заглянул в листок, – через одиннадцать дней. До этого заяву никто не примет, дураков нет. Ну и сиди тихо, раз не уследил. А уж там как бог даст: либо сам выйдет, либо его уже давно в живых нет. Дениска, ответь им: «Принял к сведению». И подпись, ну, ты умеешь. – Подхватил со спинки стула китель, фуражку с крючка. – Пойдём отсюда! Денис, ты до десяти дежуришь. Этого, – кивнул на дверь, – через два часа выпусти. Должен уже проспаться. Скажешь, чтобы завтра утром ко мне явился.

На улице посвежело. Солнце садилось, деревья отбрасывали длинные тени. Из дверей администрации сочилась жидкая вереница женщин. Рабочий день закончился, по магазинам – и домой: мужей кормить, детей обихаживать. И Петрович сейчас пойдёт домой. А я – в гостиницу. Он – к жене, а я – водку в одиночестве.

– Чёрт! Бумаги-то по москвичам я не забрал.

– Завтра заберёшь, какие проблемы? Или ты с утра пораньше, по холодку хочешь уехать?

– Не решил ещё.

– Решай. Если надо, вернёмся. Но я тебе так скажу: лучше мы сейчас дойдём до магазина, закупимся и ко мне. Куда спешить? Посидим, о жизни поговорим. Наталья покормит домашним. Переночуешь.

К Петровичу идти не хотелось. Улыбаться его жене, нахваливать угощение, потом пустой разговор о работе, о политике. Спать на чужой постели, прислушиваясь к шорохам. Чужой душ, чужой туалет. Навязчивая забота хозяев. Нет, не хочу! Хочу сидеть в трусах посреди пыльного гостиничного номера, пить тёплую водку из гранёного стакана, закусывать консервой из банки, ломать хлеб руками – вот это хочу, и чтобы никого рядом, чтобы тишина.

– Нет, Петрович, извини. Не сегодня. До койки бы добраться.

– Ну, как знаешь.

– Ты только не обижайся. – По-дружески приобнял за плечи. Хоть и младше, а званием повыше, это уравнивало. – Я что-то правда не в себе. До гостиницы бы добраться и в койку, одно желание. Места, я надеюсь, есть?

– У нас здесь всё есть. С этим – порядок.

5

Если сильно желать и желание не слишком сложное, то сбывается. Принижать желания нужно, простыми они должны быть. Всё сбылось до мельчайших подробностей: гостиничный номер, сквозь пыльное окно просачивается свет умирающего дня, выдвинутая тумбочка с остатками еды, узкая кровать со сдёрнутым покрывалом, и он, лежащий голым поверх одеяла, плывёт во сне над тайгой, прорезанной бесконечной лентой дороги, убегающей за горизонт.

Не сразу сообразил, что в дверь стучат, что уже утро. Чертыхаясь, натянул трусы, придерживаясь за стену, подошёл к двери.

– Кто? – Голос прозвучал хрипло и незнакомо, звуки отказывались покидать тело. Кашлянул, прочищая горло.

– Полуяров.

Что ему надо? Интересно, который час? Чёрт, часы на тумбочке. Щёлкнул замком, открывая дверь.

На пороге Петрович, в форме, да ещё и с планшеткой в руках. Лицо каменное, застывшее.

– Собирайся, Игорь Константинович, ЧП у нас. В машине жду.

Вот тебе на! И никакого «с добрым утром». Повернулся и ушёл. Силён мужик!

Так, первым делом под душ. Время? Ого, начало десятого. Это я хорошо придавил. Что стряслось-то? Поножовщина, огнестрел или кассу подломили?

Холодный душ вернул к жизни. Захотелось кофе.

Бодро сбежал по лестнице со второго этажа, мимо ресепшена, даже не посмотрев, кто за стойкой. Распахнул дверь. Солнце! Зажмурился. Хороший день. Это редкость в наших краях, обычно в это время уже дожди поливают. И только теперь заметил лужи, разлитые по асфальту, и листву, посбитую с деревьев. А ночью-то дождь прошёл и, похоже, сильный. Ничего не слышал.

У заляпанного засохшей грязью газика маячила длинная фигура Петровича. Ну, раз казённую подали, на своей не поеду.

Подошёл, напуская на лицо озабоченность, – будем играть по правилам.

– Что стряслось?

– Расскажу. Садись.

Петрович, сложившись почти вдвое, кое-как уместился на водительском месте. Ожесточенно орудовал заедавшим переключателем скорости. Тронулись, разбрызгивая по сторонам воду из луж.

– Значит так, Игорь Константинович. Сегодня ночью из морга больницы пропали два тела.

– Да ты что, шутишь? Кому… – Но, взглянув на серьёзное лицо Петровича, осёкся.

– Подожди, ещё не всё. Москвичи это. Те, что пещеру обследовали.

– Ё-п-р-с-т!

«Попал! – затолкалось в голове. – Теперь отсюда не выбраться. Вот тебе и прокатился туда-назад. Бред какой-то. Кому это нужно? Ошибка? Разбираться всё равно придётся. Не дай бог что-то серьёзное, отписываться замучаешься».

– Что ещё известно?

– Похоже, сторож при больнице тоже исчез. Но это ещё проверить надо.

– Что за человек? Сиделец?

– Не, из своих, но крепко пьющий. Санитаром в больничке работал, а потом его…

– Ясно. Куда едем?

– В морг, конечно. Посмотрим на месте, что к чему.

– Наверх сообщил?

– Решил, сначала сами осмотримся.

– Это правильно. Спешить не надо.

Минуя поднятый шлагбаум, вкатили на территорию больницы. Газон, неряшливо заросший травой, нависающие ветви берёз с начавшей желтеть листвой. Лужи на асфальте. Сбоку, у глухой стены, под сварным козырьком, крытым ржавым железом, ступеньки в подвал. На низком бетонном бордюре, опоясывающем приземистое одноэтажное здание, сидели двое. Денис и ещё один, молодой и мордатый, оба в форме.

– Что происходит? – строго спросил Петрович, распахивая дверцу.

– Ничего, – лениво выцедил мордатый. – Вы приказали явиться, мы явились. Вас ждём. А что?

– Работнички! В морге никого?

– Замок висит.

– Здесь ждите.

Главврач была на месте. Вызвонили патологоанатома. И завертелась рутина опроса, который ясности в произошедшее не внёс. Ночью сторож был один. Утром – ни сторожа, ни тел. Морг заперли, ничего не трогали.

Вернулись к моргу.

– Смотри, что получается, – подытожил Петрович. – Через главный вход, который на виду, не полезли – замок не тронут. А чёрный ход был, по-видимому, открыт, или сторож сам пустил.

– Как же они умудрились тела вытащить? На этой лесенке не развернёшься.

– Во! Это ты правильно отметил. Они! Один бы ни в жизнь не справился. Значит, несколько их было.

– Может, сторож помогал?

– Всё может быть…

Приступили к осмотру. Тёмный коридор, двери. Комнатушка сторожа. Пахнуло затхлым. Кровать с панцирной сеткой, матрац, наполовину сползший на пол. Засаленная подушка. Опрокинутый стул у стены. Стол. Возле ножки стола пустая поллитровка. На столе: бутылка водки, опустошённая на три четверти; два гранёных стакана; буханка чёрного, с отщеплёнными краями; три огурца (один надкушен); вскрытая банка консервов «Бычки жаренные в томатном соусе», практически пустая; вилка; столовый нож с деревянной ручкой. Полка над кроватью. На полке стопка газет и книга Юлиана Семёнова «ТАСС уполномочен заявить». Пол грязный, выявить отдельные следы не представляется возможным.

Перешли в прозекторскую. Холодно. Лекарственно-сладковатый запах. Врубили свет на полную. Большой гулкий зал со слепыми белыми окнами под потолком. Два застеклённых шкафа у стены, длинный массивный стол. Три каталки в центре зала хаотично сдвинуты по отношению друг к другу. Две пустые, на одной – тело, прикрытое простынёй. Жёлтые ступни, бирка.

– Как тут? Всё на месте?

Патологоанатом придирчиво осмотрел столик с инструментами, тревожно отсвечивающими сталью.

– Ничего, на первый взгляд, не тронуто. Каталки только сдвинуты, а стояли ровно в ряд вдоль стены. На этих, – указал на пустые, – они и лежали.

– Ну, это понятно… – непонятно к чему обронил Петрович. – Игорь Константинович, у тебя вопросы есть?

– Почему эти, – кивнул в сторону каталок, – здесь, а не в… – замялся, подыскивая правильное слово, – холодильнике?

– А чего их туда-сюда? Температура одинаковая. Холодильник давно на ладан дышит. Я с утра пораньше как раз с этим, – кивнул, – поработать собирался. Родственники тормошат. Хоронить надо. Сами знаете, три дня… – Патологоанатом приподнял край простыни, показалось сейчас сдёрнет, покажет, с чем ему предстоит работать.

– Занимайтесь своим делом, – поспешно произнёс Яков Петрович. – Комнату сторожа мы опечатаем, а здесь всё вроде ясно. Работайте.

До чего же хорошо было на солнце – дышать полной грудью, выгоняя холодный озноб мертвецкой. Берёза шелестела листвой, воробьи купались в луже. Парни всё так же сидели на приступке, маялись бездельем, ожидая указаний.

– Что думаешь? – нарушил молчание Петрович.

– Со сторожем разобраться надо. Если он дома…

– Это ясно.

– Ну, раз ясно, твоя земля, ты и командуй.

Петрович бросил косой взгляд и гаркнул:

– Бойцы! Подошли сюда. – Вполголоса добавил: – Сейчас мы им ликбез устроим, пусть побегают.

Бойцы нехотя подошли и встали чуть в стороне, переминаясь с ноги на ногу.

– Так… – начал вещать Яков Петрович, – налицо преступление. Из морга пропали два трупа. Исчез сторож. Это пока всё, что вам необходимо знать. Ставлю задачу. Выяснить, кто из персонала больницы дежурил ночью: врачи, сёстры и прочие. Смена закончилась, все уже разошлись по домам. Нужно взять в отделе кадров адреса и… ноги в руки, опрашивать: кто что видел этой ночью необычного, особенно возле морга. Всё ясно?

– Ясно, – не глядя на Петровича, буркнул Денис.

– А машина? – спросил мордатый.

– Перетопчетесь. О том, что произошло, не распространяться. Закрытая информация. Денис за старшего. Что стоим? Работаем!

Парни поплелись в сторону главного корпуса, что-то активно обсуждая между собой.

– Салабоны! – презрительно бросил Петрович. – Денис, тот ещё ничего, а этот… Поехали, сторожа навестим. Он тут поблизости живёт.

Бетонная четырёхэтажка утопала в листве. Берёзы вдоль фасада вымахали выше крыши. Возле подъезда лужа, ни пройти ни проехать. Доски, кирпичи набросаны, вот по ним и пробрались в подъезд. Кошками воняет, краска со стен клочьями. На третий поднялись, от звонка лишь провод из стены торчит. Постучали.

Дверь открыла женщина – пятьдесят пять, шестьдесят пять – не разберёшь, в фартуке, руки полотенцем вытирает. Опрятная, с лицом светлым. Пахнуло съестным, куриным бульоном. Увидела милицейскую форму, нахмурилась, губы поджала. Петрович полез за ксивой, но она рукой махнула, мол, не надо. Представились.

– Ну, проходите.

Хороший дом, как говорится: бедненько, но чистенько.

– Мой опять что-то натворил? – спрашивает.

– Да ничего серьёзного, не волнуйтесь. Ваш муж сейчас дома?

– Так на дежурстве он! – удивилась. – Хотя… пора бы уже прийти. Вот варнак, неужели опять запил?

– То есть дома он ни ночью, ни утром не появлялся? – дотошно уточнил Петрович.

– Ну нет же, говорю. Может, с Гришкой перехлестнулся? Они как встретятся, так всё. Сколько раз говорила: не связывайся ты с этой арестантской мордой.

– А этот Гришка, как найти-то его? Адрес знаете? – Петрович не слушал, гнул своё. – Это не Дробыш ли?

– Он. В седьмой живёт, в первом подъезде. Господи! Да что вы молчите-то? Что он натворил?

Пришлось вмешаться:

– Да вы не волнуйтесь. Просто ваш муж с дежурства ушёл, не доложив. Ну, там, водка на столе. Возможно, он не один выпивал. Не положено. Вот нас и вызвали. А куда он мог пойти, не знаете?

– Куда, куда? Домой! Бывает, с Гришкой, когда не услежу. Но дома у нас с этим строго, не позволяю. Вот он на работе и… А что? Там он один, да ещё и покойники эти под боком. А дома – ни-ни, только дай слабину, покатится.

Петрович указал глазами на дверь, мол, пора уходить. Оставили визитку с телефоном, чтобы позвонила, если объявится, и затопали вниз по лестнице.

– Гришку этого знаешь?

– Алкаш. Безобидный, но буйный. В смысле поорать, права покачать. А так трусливый. Обломали ему рога на зоне.

– За что сидел?

– Хулиганка. По молодости, но очухаться до сих пор не может. Баба ушла, живёт один. Вот и шарахается по дворам, копейки на бутылку сшибает.

Перебираясь через лужу, Петрович оступился. Выйдя на сухое, с трагическим видом рассматривал промокший ботинок.

Еле сдерживая улыбку, поторопил:

– Пойдём, пойдём, не сахарный…

Возле Гришкиного подъезда остановились, рассматривали окна. Все живые, кроме одного. Везде занавески, банки, цветы на подоконнике, а это – голое и тёмное – казалось, даже свет не пропускает. На звонок, на стук никто не открыл, зато из соседней двери тут же вынырнула соседка. Увидев милицейскую форму, выдохнула:

– Наконец-то…

– Что? Достаёт? – строго поинтересовался Петрович.

– Орёт, когда пьяный. Сам с собой разговаривает полночи. Чертей гоняет. А здесь стены… сами знаете, какая слышимость. У меня внучке четыре года.

– Понял, примем меры, – устало отозвался Петрович. – Вы его сегодня не видели? Он дома ночевал?

– Полчаса как ушёл. С окна видела.

– Жаль. Не застали.

– Вы в соседнем дворе посмотрите, там мужики в козла с утра до вечера. Если нет, то у магазина на Юбилейной.

– Спасибо.

– Сделайте что-нибудь, чтоб не орал.

– Конечно, конечно. Меры… – уже на ходу, не оборачиваясь, привычно пообещал Петрович.

Гришка нашёлся в соседнем дворе. Сидел в одиночестве на лавочке возле самодельного стола посреди вытоптанного пятачка голой земли. Растрёпанные жидкие волосы, маленькое личико, иссечённое морщинами, застиранная рубаха с длинным рукавом, застёгнутая под горло, спортивные штаны, вытянутые на коленках, похожие на треники советских времён, резиновые тапки на босу ногу. Тщедушный старый мальчик, выпущенный во двор погулять и ожидающий приятелей.

– Ну, здорово, что ли, Дробыш. Чего такой невесёлый? – поинтересовался, подходя, Петрович. – Присаживайся, Игорь Константинович, в ногах правды нет. – Вольготно развалился на лавочке, вытянув длинные ноги.

– И вам здравствовать. Чему радоваться-то? Пензии не дождаться, мать их раз так! Второй день трезвый образ жизни веду.

– А соседка жалуется, что орёшь по ночам.

– Врёт она! Сама телевизор на полную врубает, сериалы эти грёбаные целыми днями бубнят.

– Мы тут к Панову, к дружку твоему, заходили. Вопросик к нему имеется. А дома его нет. Ты его случаем сегодня не видел?

– Не. На работе, наверное.

– А когда видел-то последний раз?

– Не помню. Дня три-четыре назад. Да какой он мне друг, у него баба строгая.

– Гоняет, что ли?

– Ага. – Гришка отвернулся, с тоской оглядывая пустынный двор. – Слышь, Яков Петрович, будь другом, займи сотенную?

– Твои друзья в овраге лошадь доедают, – задумчиво произнёс Петрович, поднимаясь с лавочки. – Пойдём, Игорь Константинович, работу делать.

Гришка буркнул на прощание что-то невнятное.

– Как-то ты легко с ним обошёлся, Петрович.

– А чего на него давить? Он же трезвый. Если бы с Пановым ночью пьянствовал, он бы сейчас лыка не вязал. Поехали в отдел, может, ребятишки что раскопали.

Дверь заперта. Бойцы ещё не вернулись с задания. Комната нагрета солнцем, пылинки плавают в воздухе, дышать нечем. Распахнули окна, включили чайник – зашипел, заквохтал.

– Ну, что, обсудим? – предложил Яков Петрович, отирая испарину со лба. – Что думаешь?

– Мотива не вижу. Кому нужны трупы? Фильм ужасов какой-то… А, кстати, у тебя тут случайно сатанисты с вурдалаками не водятся?

– Вот чего нет, того нет.

– Ну и слава богу, хоть это на первых порах отметём. Конечно, можно ещё торговлю органами предположить.

– Перестань, – отмахнулся Петрович, – кому нужны органы в нашей глуши? Мы с тобой тут органы, других нет, – пошутил невесело.

– Тогда напрашиваются две версии. Обе на грани фантастики. Первая самая простая. Панов спьяну, ну, там, белая горячка или ещё что, перетащил куда-то тела, посадил их, допустим, за стол и напился до чёртиков в этой весёлой компании. Проспится и объявится. Подожди, не перебивай, сам знаю, что звучит глупо. Вторая – трупы кому-то потребовались. Значит, кто-то вместе со сторожем эти трупы куда-то дел. Первая версия для нас наиболее благоприятна. Ситуация сразу прояснится. Дело можно будет либо замять, либо свалить на бытовое пьянство. А вот если их действительно целенаправленно украли, тогда я нам не завидую. Шум поднимется. Что скажешь? Понимаю, что белыми нитками…

– Тебе с сахаром?

– Нет.

Петрович разлил по кружкам чай, достал пакет с сушками.

– Давай по порядку. Первая не катит. Панов был уже пьяным – две почти пустые бутылки. В таком состоянии он и себя в дверь не вынесет, а там баба под сотку.

– Согласен. Но, учти, мотива-то нет? Любая дурость становится мотивом.

– Вторая версия более реальна. Если исходить, что тела украли.

– Твою же мать! Кому здесь нужны эти тела?

– Предположим, кому-то нужны. Зачем, сейчас не рассматриваем. Допустим, украли. Кто? Сторож физически не смог бы. Значит, был кто-то ещё. Сторож пропал. Предположим, он соучастник. Значит, их как минимум двое. Что дальше?

– По городу с трупами под ручку прогуливаться не станешь. Машина нужна!

– Во! Машина. Если только тела не запрятали где-то в самой больнице.

– Вряд ли, слишком на виду. Подводим итог. Из морга похищены два тела. Пропавший сторож, Панов М.М., подозревается в соучастии. Розыскные меры направлены на поиск Панова и машины, на которой предположительно вывезли тела. Звони, докладывай.

– Может, сам? – предложил Петрович чуть заискивающе. – Всё равно, раз ты здесь, расследование на тебя повесят.

– Нет, Яков Петрович, извини. Ты здесь хозяин. Давай соблюдать субординацию. Будет приказ, возьму дело. Звони. Я пойду за сигаретами, до ближайшего магазина прогуляюсь, чтобы тебе не мешать.

– Пожрать чего-нибудь купи. Чувствую, до ночи здесь сидеть.

Ребятишки явились возбуждёнными.

– Яков Петрович, – торжественно объявил с порога Денис, – там машина была.

– Медсестра одна видела, она… – начал объяснять мордатый.

– А то я не знаю, что была машина, – не дал ему договорить Петрович. – Ты лучше скажи, что за машина?

– Грузовая.

– И всё? Марка, номер?

– Пожилая она, не разбирается в марках. Для неё либо грузовая, либо легковая, да и темно было. Она просто запомнила, что поздно вечером у морга стояла машина.

– Эх вы, пинкертоны недоделанные. Ладно, слушайте сюда. Дело поручено вести капитану Синельникову Игорю Константиновичу. Прошу любить и жаловать. Начальству я сообщил, приказ готовят. Вы поступаете в его распоряжение. Командуй, Игорь Константинович.

– Фамилия медсестры?

– Сейчас, – Денис извлёк из кармана мятую бумажку. – Хромова Елизавета Пална.

– Адрес? Впрочем, поехали, покажешь, где живёт. Яков Петрович, а ты займись всё-таки сторожем. Позвони жене, постарайся выяснить, где он ещё мог зависнуть. Покопай.

6

Елизавета Павловна была женщиной подозрительной, дверь приоткрыла на ширину цепочки, но, увидев Дениса, повозилась и распахнула. Смотрела насторожённо. Отёкшее, отдающее в серость лицо, поджатые губы, дулька жидких волос на затылке. В цветастом халате и расползшихся тапочках.

– Ну, что ещё? – спросила недружелюбно, застыв в дверном проёме, не собираясь пускать за порог.

– Елизавета Пална, мы про ту машину, что вы видели вчера вечером, расспросить хотим. Вот Игорь Константинович… – начал Денис.

– Елизавета Павловна, опишите, пожалуйста, ещё раз машину.

– Да я уже всё сказала. Темно было. Стояла под деревьями.

– Во сколько это было?

– Дождь как раз начался. Я спешила. Кому мокнуть охота? Около двенадцати, наверное.

– Какая она была? Что-нибудь особенное.

– Ну, не знаю. Будка сзади такая, людей возить.

Зло глянула на Дениса.

– А цвет? Марка?

– Да не знаю я! Вы у Кольки спросите.

– У какого Кольки?

– Да у шофёра, который на ней ездит.

– Так… а теперь по порядку. Что за шофёр?

– Колька. Да его все тут знают. Он на вахтовке своей рабочих на смены развозит.

– Денис, ты его знаешь?

– Это который молодой? – уточнил Денис у Елизаветы Павловны.

– Ну.

– Есть такой. Пересекались. На танцах цапанулись как-то. Фамилию не вспомню, а кликуха Рожок. Работает в автопарке на Центральной.

– Елизавета Павловна, а вы этого Кольку в тот вечер видели?