скачать книгу бесплатно
– И совсем не ужасно. Ничего жизненно важного я ему не задела. Так, пустяки, парочка переломов. Хотя в правой руке он указку уже не удержит, – удовлетворенно хмыкнула Берта.
– Но дама обязана музицировать! – Гизела гнула свою линию. – Иначе у нее никогда-никогда не будет хорошего образования, и ее не возьмут замуж!
– Меня и так возьмут. А таланты нужны лишь тем, у кого нет приданого.
Виконтесса вспыхнула. Теперь она уже не сомневалась, что гостья не просто бестактна в силу своего низкого происхождения, а умышленно говорит колкости.
За ужином герр Штайнберг расхваливал консоме, будто это была смесь нектара и амброзии, а не бульон, сваренный без намека на мясо. Старая кухарка уже набила руку в изготовлении таких блюд. Она ворчала, что скоро научится готовить яичницу без яиц. Гизела перевела взгляд на отца, который читал гостю лекцию по краеведению. За стулом графа стоял лакей, древний как само Время. Он, кухарка, да горничная Эвике, сиротка, взятая из приюта на прошлой неделе – вот и вся прислуга в замке. А в доме Штайнбергов, должно быть, не протолкнешься от слуг. Наверное, у них есть слуги, которые стоят за стульями у других слуг, пока те обедают. Ну почему некоторым так везет?
Почему некоторым так везло, Гизела узнала гораздо позже и ужаснулась, но в тот вечер она едва сдерживала слезы.
Рядом с ней Леонард изучал бульон через лупу и периодически делал записи в блокноте. Берта же исподволь разглядывала виконтессу. Так на Гизелу еще никогда не смотрели. У нее не было слов, чтобы описать этот взгляд. Оценивающий, разве что? Ну конечно, он самый. Мысленно богачка уже вовсю хихикает и над немодным платьем Гизелы, и над ее несколько раз чинеными ботинками, и над всем замком, доверху набитым старым хламом. Зачем она вообще сюда заявилась? Никто ее не звал. Сидела бы в своем Гамбурге!
Гизела вдруг поняла, что ее жизнь уже никогда не будет прежней. Как в воду глядела.
Если раньше вся деревня восхищалась маленькой виконтессой, ее изящными манерами и целым цветником добродетелей, то отныне внимание переключилось на фройляйн Штайнберг. Ведь именно она одевалась в шелка и атлас. Именно ей покупали самые красивые игрушки. Берта, Берта, Берта… От нее некуда было деваться, тем более что Штайнберги, поселившиеся в особняке неподалеку, зачастили в замок. Но, даже если Гизела искала уединения – в библиотеке, на поляне в лесу, в подземельях, не обозначенных ни на одной карте – везде она каким-то образом натыкалась на Берту. И каждый раз на сопернице было надето что- то новое! Будь Гизела знакома с понятием кармы, она решила бы, что в прошлой жизни истребила целый город, раз в этой ей ниспослана такая кара.
Когда однажды поутру обитатели замка против обыкновения не проснулись от кашля графини, а граф еще полдня рыдал в кабинете, именно вражда с Бертой Штайнберг помогла Гизеле не захлебнуться отчаянием. Выходки нахальной девчонки отвлекали и от скорби.
А пару месяцев спустя герр Штайнберг предложил захватить виконтессу в соседний город на ярмарку, куда он с детьми отправлялся на выходной. Сочтя, что дочке необходимо развеяться, граф дал согласие, и субботним утром за ней заехала карета. К счастью для Гизелы, ее посадили рядом с Леонардом, но уже через час, наполненный описаниями жгутиков и ложноножек, ей захотелось выпрыгнуть прямо на ходу. Фабрикант сидел напротив и елейно улыбался. Время от времени он замечал, как хорошо они с Леонардом смотрятся вместе. Берта помалкивала. Не иначе как новую пакость замышляла, и в который раз Гизелу не подвело чутье.
Они погуляли по ярмарке, поглазели на канатоходцев и шпагоглотателей, отведали льда, политого сладким сиропом (за исключением Леонарда, который портил аппетит рассказами о морозоустойчивых микробах). Устав от толчеи, аляповатых костюмов артистов и возгласов зазывал, семейство покинуло площадь. Центральная улица была куда более приятным местом для променада. По обе ее стороны магазины уже распахнули двери, поджидая покупателей, как росянка – мух. Хотя городок был провинциальным, а значит, и магазины роскошью не отличались, у Гизелы заблестели глаза. Какая разница, что платья на витринах олицетворяли безвкусицу, с обилием рюшек и турнюрами размером с пивную бочку. Зато они были новые, яркие и без единорогов.
У одной витрины она задержалась надолго. Здесь были выставлены очаровательные дамские мелочи – гребни из слоновой кости, шляпные булавки, украшенные жемчугом, кружевные перчатки, которые покрывали руки изморозью, целый выводок брошек, золотые наперстки, кошельки. В центре возлежал самый роскошный веер, который ей когда-либо доводилось видеть. Страусовые перья, подкрашенные розовым, были прикреплены к изящной перламутровой ручке. Казалось, перья слегка шевелятся, подзывая Гизелу – потрогай меня, возьми меня, владей мною.
О том, чтобы купить его на свои деньги, не было и речи. О том, чтобы попросить подарок у герра Штайнберга, тоже думать не хотелось. Он, конечно, купит, даже с удовольствием, но вот папу это вряд ли обрадует. Принимать подарки от буржуазии – это нехорошо, не по-феодальному. Вздохнув, Гизела отошла от витрины и только тогда заметила, что все это время Берта наблюдала за ней издали. В глазах у девочки сияло непонятное, а оттого и неприятное торжество.
На следующий день Гизела вприпрыжку вбежала в Зеленую Гостиную, где Эвике приготовилась чистить ковер и уже рассыпала по нему чайную заварку.
– Фройляйн Гизела? Разве вы не у себя?
– Нет, а что такое?
– Я только что видела, как фройляйн Штайнберг входила в вашу комнату. Думала, вы ее позвали. Уж не пришла ли она слямзить чего-нибудь? – девочка всплеснула руками, но затем добавила простодушно. – Хотя, ей-то, что у нас воровать?
Развернувшись на месте, Гизела взлетела по парадной лестнице со скрипучими перилами, пробежала мимо доспехов, в которых гнездились совы, и оказалась у двери в свою спальню. Там она прильнула к замочной скважине, ожидая увидеть, как Берта разбрасывает по комнате скорпионов. Но, злодейка сидела на кровати, комкая подушку. На ЕЕ кровати, комкая ЕЕ подушку. Затем встала и деловито прошлась, окидывая обстановку хозяйским взглядом. Видимо, уже решала, как расставит мебель, когда выживет Гизелу из замка. Переместилась к шкафу, распахнула его, начала перебирать платья. Точнее, все три платья, так что процедура была недолгой. Одно из них Берта приложила к себе и покрутилась у зеркала. Закрыв шкаф, она приступила к исследованию шифоньера – открывала ящики, знакомилась с их содержимым, а потом достала что-то из кармана, что-то яркое…
Решив, что Берте хватило времени для самооговора, Гизела фон Лютценземмерн картинно распахнула дверь.
– Что. Ты. Делаешь. В. Моей. Спальне?
От неожиданности нахалка вздрогнула, и к ногам Гизелы упал веер. Тот самый, с розовыми перьями и ручкой, инкрустированной перламутром.
Девочки посмотрели на веер. Друг на друга. И снова на веер.
– Вчера ты заметила, что он мне понравился. Ты… ты специально его купила и пришла сюда похвастаться! – воскликнула Гизела, которой вдруг открылась вся порочность человеческой природы. – Это же так подло.
– Не помешаю?
Привлеченный криками, в дверь постучался граф фон Лютценземмерн. Он сразу же заметил инородное тело на полу.
– Какая оригинальная вещица, – сказал граф вежливо, но с оттенком снисходительности. – Это отец тебе купил?
Берта подняла веер и несколько раз обмахнулась, будто слепней отгоняла.
– Да.
– Герр Штайнберг не находит, что юным особам рано еще иметь дорогие украшения?
– Отец хочет, чтобы я стала настоящей леди. А у настоящей леди должно быть много красивых вещей, чтоб ее издалека было заметно.
– Ну-ну. Только помимо красивых вещей, у леди должны быть и другие отличительные черты – например, доброта, сдержанность, и достоинство. Так ведь, Гизи?
Та кротко кивнула. Правда, сейчас ее Доброта, Сдержанность, и Достоинство оживленно обсуждали, как бы сломать Берте шею, инсценировав несчастный случай.
– Я оставлю вас. Играйте, девочки.
– Хорошо, папочка! – промурлыкала Гизела и повернулась к Берте, не меняя выражения лица.
– Уходи отсюда, Берта Штайнберг, – улыбаясь все так же ласково, сказала она. – И никогда не возвращайся в мою жизнь.
Из-за двери она услышала, как поверженная врагиня хлюпает носом. Гизела ожидала прилив радости, но он задержался в пути, а потом и вовсе не соблаговолил появиться.
Но и в тот раз Берта не убралась из ее жизни. А через несколько лет жизнь без Берты вообще казалась недостижимой мечтой, потому что теперь Гизела была помолвлена с Леонардом. Что ж, пусть так. Странности Леонарда компенсировались его богатством, а также полным неумением обращаться с оным.
Идеальный муж. Главное, держаться поближе к его деньгам и подальше от него самого.
А в прошлом году в их жизнь ворвались вампиры, и ничто уже не было прежним. Но даже несмотря на разницу в экзистенциальном статусе, Берта продолжала над ней издеваться. Исчезновение прямо перед Балом стало завершающим штрихом на батальном полотне. Скандалище будет, какого не видывали ни свет, ни тьма! Ведь Бал задумывался как торжество в честь двойной свадьбы. Двойной! Гизела представила себе Парадную Залу, битком набитую вампирами. Страшно и подумать, что они сделают, когда не досчитаются одной невесты.
* * *
После аудиенции с виконтессой, Уолтер вернулся в свою комнату, где и намеревался просидеть до рассвета. Но каждую секунду ждать подвоха от вампиров все же лучше, чем прозябать в конторе. Более того, прочитав «Божественную Комедию» Данте, Уолтер удивился, что в аду не оказалось круга, где грешники были бы прикованы к пыльным бюро, заваленным бумагами тридцатилетней давности. Счастливчики! Им не приходилось выслушивать показания о том, как соседская курица злокозненно пробралась в чужой огород, дабы нанести ущерб грядке с клубникой. Они не присутствовали на тяжбе, которая тянулась еще со времен Эдуарда Исповедника. Иными словами, ад был курортом по сравнению с жизнью помощника стряпчего.
И ничего нельзя поделать! Он был обречен с рождения. Уже тогда ему всучили сценарий, где были расписаны все его действия на годы вперед. Начать карьеру с простого клерка, а к тридцати самому стать адвокатом. Достигнув веса в обществе, озаботиться покупкой дома – с гостиной, и несколькими спальнями, и детской на третьем этаже, и кухней под лестницей – а когда гнездышко будет свито, отыскать достойную миссис. Уолтер уже представлял ее соломенные волосы с прямым пробором и ручки, благонравно сложенные на коленях. Указательный палец она всегда держит между страницами молитвенника. Уолтера она будет любовно называть «мистер С».
У них будет как минимум семеро детей, из которых хотя бы пятеро доживут до совершеннолетия. Летом вся семья будет выезжать на море, в тот же Рамсгейт или Брайтон. Иногда они будут давать званые обеды, приглашая коллег мистера Стивенса и дам, вместе с которыми миссис Стивенс занимается благотворительностью. А когда мистер Стивенс, уже белобородый патриарх, переживший свою жену, возляжет на смертном одре в окружении детей, внуков и правнуков, он оглянется на длинную, полную свершений жизнь и скажет:
– Тьфу ты черт, лучше бы меня вампиры загрызли, хоть какое-то разнообразие!
Еще с детства ему хотелось плеснуть чернил на страницу с убористым текстом и удрать под сурдинку. Вырваться туда, где серый цвет еще не вытеснил зеленый, в мир, преисполненный чудес. Подобно многим своим современникам, Уолтер подставлял ладони, ловя последние капли ускользающего волшебства. Для некоторых его соотечественников феи стали воплощением прекрасного далека. Ведь недаром же столько художников жаждали запечатлеть их хороводы, столько писателей твердили, что верят в них, верят, верят, верят!
Да, феи были популярны, но для Уолтера именно вампиры стали краеугольным камнем его мировоззрения. Он не сомневался в том, о чем с разницей в несколько веков твердили и Джеффри Чосер, и Шарлотта Бронте – что феи давным-давно сделали ноги из Англии, так что искать их бесполезно. Иное дело вампиры, которые водились на вполне определенной территории – в Карпатах. Если бы вампиров не было, их следовало бы выдумать. Но Уолтер надеялся, что они все же существуют. Слишком много поставлено на карту.
Блестяще окончив духовное училище, его старший брат Сесил служил викарием и активно подсиживал своего начальника, приходского ректора. Не оставалось сомнений, что вскорости он приберет к рукам весь приход. Эдмунд обретался в Индии, куда в прошлом году уехала и Эдна, выскочив замуж за его полкового товарища. Джордж, младший из сыновей, пока что учился в школе, но за образцовое поведение был назначен старостой. Его спальня ломилась от конфет и мраморных шариков, с помощью которых одноклассники надеялись снискать его расположение. Все братья были такими – ловкими, удачливыми, самоуверенными. Все, кроме Уолтера.
…Так что вампиры обязаны существовать! Он станет первым англичанином, который установит с ними контакт, напишет книгу о своих приключениях и вернется домой маститым литератором. И уж тогда-то родня его зауважает. Хотя черт с ним, с уважением, пусть хоть смеяться перестанут.
От вампиров умозрительных мысли Уолтера переметнулись к вампирам конкретным. К Гизеле фон Лютценземмерн. Как блестели черные локоны, в которых запутались лунные лучи, как горели ее глаза! Настоящая принцесса из сказки, не чета его блеклым соотечественницам. Он представил, как Гизела машет ему из высокой башни и сбрасывает вниз длинные черные волосы. Вскарабкайся Уолтер по ним, и тут же будет укушен… а что если нет? Может, она не такое злобное чудовище, как ее отец? Всего лишь пленница в замке? Что если пасть к ее ногам и уговорить ее бежать из этого узилища? И тогда… Юноша закрыл глаза и увидел, как прекрасная вампирша обнимает его на фоне огромной, в полнеба луны. Дальше этого образа мысли пока что не продвинулись. Быт с немертвой женой трудно себе представить. Вряд ли Гизела будет готовить ему рождественские пудинги. Если задуматься, вряд ли они вообще будут отмечать Рождество… Не лучше ли вернуться к лунным объятиям?
Чтобы снискать ее расположение, он должен найти мисс Штайнберг, думал Уолтер. Не то чтобы он хотел отдать бедняжку на растерзание вампирам. Отнюдь. План его был таков – найти Берту Штайнберг, но не возвращать ее в замок, а привести к ней Гизелу. Наверняка две девицы договорятся безболезненно или хотя бы без серьезных увечий. Он же видел Гизелу своими глазами! Она не может быть монстром! Наверняка отец сделал ее немертвой насильно! А когда он выполнит поручение виконтессы, та поймет, что ему можно доверять.
В том, что он сумеет найти Берту Штайнберг, Уолтер не сомневался. На самом деле не так уж сложно выяснить, куда сбежала молодая девушка. Достаточно просклонять местоимение «кто» – «от кого», «к кому», «с кем».
* * *
– … И тогда в синих, как топазы, глазах Этьена вспыхнула бешеная страсть!!!
– В зеленых, – поправила сиделка. На коленях она держала журнал, в который старательно конспектировала рассказ пациентки.
– Что?
– Зеленые, говорю, глаза у него были.
– А вот и синие!
– Нет, ну кому из нас лучше знать? – фройляйн Лайд раздраженно отлистала с полсотни страниц назад и прочла, – «Среди толпы мужчин, жаждавших пригласить меня на тур вальса, был и вампир по имени Этьен, с темно-зелеными, словно отполированный нефрит, глазами».
– У него были разные глаза, – нашлась Кармилла. – Один синий, другой зеленый. Так даже красивее.
– Гораздо.
– Не подскажете, на чем я остановилась?
– Вы рассказывали про очередную охоту на оборотней, – помогла сиделка. – На этот раз вы оставили дома любимый меч и отправились душить их голыми руками.
– У нас, вампиров, есть некоторые сверх способности, – скромно заметила девушка. – Итак, звезды в ужасе попрятались за облака, когда я вступила под полог зачарованного леса…
Медсестра вновь взялась за увесистый фолиант. Еще два журнала, уже исписанные, лежали под табуретом. Неудивительно, ведь она строчила 7 часов подряд, да еще столько же вчерашней ночью. Доктор Ратманн велел ей завести «Историю Болезни Пациентки К»., а после собирался отправить сей ценный документ какому-то коллеге, молодому врачу… Как его там… Кажется, фамилия на «Ф» начинается.
Пока Кармилла живописала свои приключения, сиделка монотонно кивала, продолжая записывать. Хотя голос у пациентки был тонкий, чтобы не сказать визгливый, он удивительным образом убаюкивал. Фройляйн Лайд чувствовала, как мысли ее уносятся прочь, далеко отсюда, и на пустой еще странице проступало знакомое лицо. Сиделка прикусила губу. Сколько раз давала себе зарок не думать об этом, хотя бы на службе не думать, но нет! И ведь никакие вампиры не сравнятся по коварству с ее собственным воображением, которое раз за разом выкидывает такие фортели. А потом и рука задвигалась не в такт словам пациентки, и карандаш вывел:
«Знаешь, мне никогда не удавались любовные письма. Хотя откуда тебе знать, если я так ни одного и не отправила? Что, в общем-то, и следовало доказать.
Сказать ли, что я люблю тебя? Но это чересчур банально, а в подобных обстоятельствах еще и лицемерно. Разве что я расскажу тебе про мой сон? Он посещает меня так часто, что в пору назвать его вещим. Только я не верю в вещие сны. Должны же быть хоть какие-то суеверия, в которые я не верю. Передо мною стоишь ты, я протягиваю руку и глажу твою грудь, чтобы почувствовать как – словно мотылек зажатый в ладони – бьется твое сердце. Но мои пальцы тщетно вслушиваются в тишину. В груди у тебя пусто и холодно. Человек, превратившийся в статую. И тогда мне хочется сложиться вдвое и закричать, потому что это моя вина, я не смогла защитить тебя от них. Хотя какая из меня защитница, когда я за себя-то постоять не умею? Да и примешь ли ты мое заступничество? Сомневаюсь.
Как-то раз я поклялась, что без тебя мне не жить. Я ведь не соврала, правда? Теперь я без тебя и я не живу».
– Фройляйн Лайд? Вы меня вообще слушаете?
Сиделка вымарала каждую строку, и как ни в чем не бывало, посмотрела на Кармиллу.
– И что это вы там зачеркиваете? – девочка вытянула шею, силясь заглянуть в журнал, но фройляйн Лайд вовремя его захлопнула.
– Так, отсебятина. Мои комментарии, довольно неудачные. Думаю, пора закончить наше интервью и начать лечение. Что скажете, сударыня? Приступим? – она недобро усмехнулась, и больная сникла под ее колючим взглядом.
Фройляйн Лайд уже пришла к выводу, что с Кармиллой нужно обращаться посредством кнута и пряника. В буквальном смысле. Ну, первый-то способ никуда не денется. Наверняка здесь найдется парочка крепких кнутов, применяемых в терапевтических целях. Так что фройляйн Лайд решила начать со второго.
– Хочу задать вам задачку. Представьте, будто вы обыкновенная современная барышня.
– Даже представлять такой кошмар не хочу!
– Понимаю, это сложно. Ведь вы королева проклятых, и в ваше окно регулярно залетают мужчины с ювелирными глазами. Хорошо. Но напрягите воображение и представьте себя на месте обычной барышни. Что бы вам хотелось съесть на ужин?
Кармилла захлопала глазами.
– Как – хотелось? Ела бы то, что в тарелку положат.
– Ну а любимая еда у вас была… бы?
– Нет. Еду нельзя любить. Настоящая леди не должна много есть, это против всех принципов.
Настоящая леди. Как же, черта с два. Губы Кармиллы шевелились, но фройляйн Лайд слышала чужой голос: «О какой добавке может быть речь? Ты и так съела слишком много! И не смотри на бифштекс, дорогуша, это не для тебя. От мяса зарождаются плотские желания, а отсюда недалеко и до сладострастных содроганий!». Что там доктор говорил про нормальный вес? Чушь какая. На девчонку дунешь, и с ног свалится.
– А как же сладости?
– Сладости? Ну… однажды кухарка посыпала немножко сахара на хлеб с маслом, но вышел скандал, и хлеб отослали на кухню… Точнее, это произошло бы, будь я обычной барышней. Хорошо, что я вампир.
Сиделка нахмурилась, словно боксер, который собирается ударить противника ниже пояса, да еще и перчатку свинцом утяжелил. Нечестно пользоваться тем, что Кармиллу лечили отдыхом, по методике американского доктора Митчелла, а значит, из еды она могла рассчитывать только на жирное молоко. Вздохнув, фройлян Лайд вытащила из кармана что-то квадратное, завернутое в вощеную бумагу. Медленно, наслаждаясь драматическим эффектом, она развернула обертку, и в комнате запахло корицей, мускатом и медом.
– Что это? – Кармилла воззрилась на подношение.
– Печенье, – проговорила сиделка с улыбкой Сатаны, предлагающего Господу нашему превратить камень в хлеб.
– Я не стану это есть! Я питаюсь одной кровью!
– Может, стоит разнообразить диету?
– Я выброшу его в окно.
– Зная, что я потратила на него свое – прошу заметить – более чем скромное жалование? Вы действительно сделаете это?
– Да! – кивнула Кармилла. – Потому что дети ночи – жестокие существа, и нам дела нет до чужих страданий. Мы над ними смеемся.
– Ваша взяла, – согласилась сиделка. – Но не могу же я смотреть, как вы будете выбрасывать ни в чем не повинное печенье! Давайте так – я совершу обход палат, а вы в это время от него избавитесь. Договорились?
Не дожидаясь ответа, она положила печенье на кровать и вышла за дверь, не забыв запереть ее на ключ. Прошлась коридору, для проформы заглянув в несколько палат, где большинство безумиц уже мирно посапывали. Когда минуло достаточно времени, чтобы Кармилла и донесла печенье до окна, и просунула его через решетку, и пронаблюдала, как оно падает, фройляйн Лайд вернулась. Девочка уже забралась в постель, ее светлые волосы разметались по подушке. Сиделка заметила, что она быстро провела языком по зубам и вытерла руки об одеяло. Но несколько крошек все же прилипли к ее щеке. Значит, ликвидация печенья прошла благополучно.
Тут бы ей и уличить негодницу во лжи, но сиделка заколебалась.
– Фройляйн Лайд?
– Да, Кармилла? – она подоткнула одеяло и присела на край койки.
– А ведь вы мне поверили! Я о том, что вы могли остаться до утра и поднять штору, чтобы посмотреть, вспыхну я или нет. Или принести святой воды. Но вы ничего такого не сделали. Значит, все-таки поверили?
В груди у нее вдруг сделалось как-то гнетуще-противно, точно желчи хлебнула. Она не сомневалась, что стоит ей переступить порог церкви, как вода вскипит в купели, а орган сам собой заиграет Dies Irae. Ну и что ответить этой дурехе?
– У меня на вампиров глаз наметан. Сразу опознаю упыря, если увижу.
