скачать книгу бесплатно
видишь того парня, который стоит через столик от нас? Он знает Б.Г. лично, подойди к нему.
– Спасибо за информацию, – поблагодарил я его.
Я подошел к парню, который пил кофе с длинноволосой девушкой в очках и «ксивой»
на груди.
– Извините, я бы хотел задать Вам пару вопросов.
– Каких вопросов? – недоверчиво спросил он меня.
– Мне нужно поговорить с Б.Г.
– Всем нужно почему-то поговорить с Б.Г., – ехидно промямлил он,
отхлебывая кофе.
– Но мне по делу с ним нужно поговорить.
– Пипл, по-моему, ты кофе перепил.
– Я концерт хочу его организовать. И я знаю, что ты можешь мне
помочь.
– Концерт? Где?
– В общаге института киноинженеров.
Парень перестал нервничать и ухмыляться:
– А ты по башке, потом, за это не боишься получить?
– От кого?
– Наивный! Б.Г. в опале, за ним всегда пасутся КГБ и фараоны. Ты что,
не знал, что ли?
– Нет. Ну, вообще-то, это уже мои проблемы, и я их постараюсь решить
сам.
– Ну ладно, если ты такой прыткий, подходи сегодня в семь на угол
Невского и Софьи Перовской. Я познакомлю тебя с Гребенщиковым.
В назначенное время я подошел к указанному месту. Никого не было. Я прождал тридцать минут и ужасно замерз. «Да, – думал я, – пипл ловко обманул, отделался от меня, хорошо, что хоть на Гражданке
встречу не назначил, оттуда фиг выберешься потом».
Я пошел по улице Софьи Перовской в надежде погреться в каком-нибудь закрытом параднике. Бродил недолго, увидел открытую дверь и зашел. Все стены в парадном были исписаны какими-то стихами. И, вдруг, я увидел надписи: «Борис, мы с тобой», «Б.Г. – ты наш кумир», «Боречка, я тебя люблю».
Эти надписи явно относились к Борису Гребенщикову. Неужели все парадные в Ленинграде такие, как здесь. Этого не может быть. Наверное, здесь живет Б.Г., иначе, зачем такие признания в любви? Я же не буду признаваться в любви, ну, например, Софии Ротару у себя в комнате на стене, это же глупо.
Моя интуиция сработала безошибочно. Я позвонил в первую попавшуюся дверь. Открыла бабушка лет семидесяти.
– Гребенщиков здесь живет? – твердо и решительно спросил я.
– Нет, что Вы, Боречка на последнем этаже, поднимайтесь выше, -
интеллигентно ответила она.
Я быстро поднялся на последний этаж и позвонил в дверь. Открыла молодая женщина.
– Я к Борису. Он дома?
– Нет, он будет через час. – Она закрыла дверь.
Я сел на корточки у его двери и стал читать надписи на стенах. Чего тут только не было: и стихи, и признания в любви – дифирамбы лились потоком. «Кому это нужно, – думал я, – разрисовывать все стены в пятиэтажке. Много у него фанов, однако же».
Время пролетело быстро. Послышались шаги по ступенькам. Сверху я увидел человека в тулупе и заячьей шапке, которая давно потеряла форму и распласталась, как блин, на голове у своего хозяина. Это был Гребенщиков Борис Борисович.
– Добрый вечер, Борис.
– Добрый. Вы меня ждете?
– Да, Вас. Я хотел бы с Вами поговорить.
– Я сейчас разденусь и поговорим. – Борис пригласил меня в коридор.
– Слушаю Вас внимательно, – мягко произнес он.
– Я бы хотел сделать Ваш сольный концерт у нас в общежитии.
– Когда?
– Когда Вам будет удобно.
– Я свободен в субботу. Стоимость моего выступления 30 рублей.
– Что будете пить?
Он призадумался и пошли рассуждения вслух:
– Вино расслабляет, водка слишком пьянит, а вот портвейн – хорошая
рабочая жидкость, особенно портвейн 72.
– Хорошо, договорились. Будет Вам портвейн и 30 рублей.
Я сказал ему адрес и, как быстрее добраться до места назначения общежитского «сейшна».
Я шел и думал: «Как все просто делается. По всей видимости, у Бориса очень плохо с деньгами. Если Андрей Миронов за полтора часа взял 500 рублей, а Борис Гребенщиков за четыре часа берет 30 рулей и портвейн».
Но все равно песни у Б.Г. хорошие. Мне было не жалко отдать ему эти деньги, тем более, что в свою комнату я могу набить человек пять, это уже будет дешевле. Ну, портвейн нам обойдется по 1 руб.70 коп. за пол-литра, зато у меня в комнате будет петь «святой» Б.Г. – иронизировал я.
По дороге домой я зашел в «Сайгон» выпить кофе и увидел того парня, который назначил мне встречу. Он подбежал ко мне и заискивающе пролепетал:
– Извини, братан, не получилось. Сегодня у меня тут куча проблем была.
– Да, не извиняйся, я уже передумал по башке получать.
– Ну, и правильно сделал. Ну, давай, не серчай на меня.
Я допил свой кофе и поехал в общагу. Шел по Невскому к метро «Маяковская», на моем пути появились два парня, коротко стриженные, и девица с подбитым глазом в плаще. Появились неожиданно, выскочив из двора колодца.
– Чело, ты хочешь «чебурашку» посмотреть? – спросил меня тот из
них, который был здоровее и выше ростом.
– Какого «чебурашку»?
– Значит заинтересовался. А значит хочешь, – язвительно процедил
сквозь зубы здоровяк.
Я не успел ничего сказать, как девица распахнула плащ, под которым ничего не было кроме отвисших сисек и сильно заросшего волосами лобка.
– Ну, как? Понравилось? – спросил у меня тот, что был поменьше
ростом.
– Нет, не понравилось, – возмущенно ответил я.
– Не понравилось, а платить-то надо.
Они схватили меня под руки и потащили под арку во двор. Я даже сказать ничего не успел, как оказался в колодце дома. Я понял, что, если не отдам деньги, мне хорошо набьют морду, причем ногами.
– Сколько я вам должен за вашу «чебурашку».
– А сколько у тебя есть? Витек, обыщи его, – ехидно улыбаясь беззубым
ртом спросила девица.
– Не надо меня обыскивать. У меня денег всего пять рублей, я вам дам
четыре пятьдесят, а пятьдесят копеек оставлю на транспорт, чтобы доехать до общаги.
– Ты что, студент?
– Да, студент.
– Ладно, давай, с тебя со студенческой скидкой, три пятьдесят.
Я отдал им деньги и ушел. «Благородные мудаки, – подумал я, – и почему мне так везет на это дерьмо?! Наверное, у меня на лице написано, что я «лох ушастый». Вечно ко мне цепляется какая-то мразь и тащат из моего кармана родительские деньги, которых мне и так еле-еле хватает, чтобы прожить до конца месяца. Просто на всем моем внешнем виде выцарапано: «Вот, смотрите, идет «Федя», из которого можно вытрясти денежки». Меня это ужасно злило. Может, морду лица делать посерьезнее надо или походку сменить. Ну, прямо не знаю, как быть с таким видом, как у меня. Вроде ростом вышел, а на лице было написано: «Этого можно развести».
Ленинград 80-х… Город приличий и морали, город огней, город важной суеты и видимого благополучия. Но в тайной душе Ленинграда жила вечная темная и непонятная для многих жизнь. Жизнь городских колодцев, дешевого портвейна, новой музыки, обкуренной, и вырванной из глубины Ленинграда, поэзии.
Жизнь людей, которые не хотели жить внешним Ленинградом и походить на благополучие города. Они пытались жить по-своему и знали, что это их настоящая, ничем и никем не затоптанная, хотя, подчас, искореженная, истрепанная жизнь. Они пытались что-то сделать, и время расставило все на свои места.
Кто-то выжил и добился того, о чем мечтал. Другие закапывали свой талант в груде шприцов или заливали дешевым портвейном и умерли, забытые городом и его жителями. Каждый получал от этого чудовища то, чего он хотел и желал.
Черный пес – Петербург. Город прозы Достоевского, город стихов Бродского и снов Гребенщикова…
Гребенщиков опоздал на тридцать минут. Он приехал в общагу с девушкой, интеллигентного вида, с длинными и гладко зачесанными волосами. За спиной Б.Г. висела двенадцати струнная гитара в тряпичном чехле.
– Привет! – улыбаясь, поприветствовал он меня. – Это Аня со
Снигиревки.
Я не знал Аню и, тем более, где находится Снегиревка.
– Добрый вечер, Борис, проходим через вахту. Я, думаю, у вас нет с
собой документов.
– Нет, я не ношу их.
– Тогда я представлю Вас моим родственником. А это Ваша сестра,
договорились?
– Договорились. Сестра, ах, елы-палы, – пропел Гребенщиков.
– Пошли! – скомандовал я.
На вахте не возникло вопросов с проходом в общежитие. Мы поднялись ко мне в комнату. Рабочая жидкость была уже куплена и готова к употреблению. У меня в комнате собрались пять человек, которые очень любили творчество Б.Г.
Борис разделся, снял тулуп и шапку.
– Ну что, для разрядки, откупорим бутылочку портвейна, – вежливо
предложил я.
– Да, надо делать анализ, – философствовал Б.Г.
Борис сел на пол, его подруга Аня – на кровать. Мы выпили, поговорили о музыке, о книгах. Борис увлеченно рассказывал о буддизме и сыпал цитаты из книг об этой религии. Потом взял фломастер и написал на стене: «Седина – в бороду, а бес – в ребро». К чему она была написана, я так и не понял. Ну, наверное, великому Б.Г. лучше знать, чем мне непосвященному студенту.
