скачать книгу бесплатно
– Будешь жарить селедку, мандавошка вьетнамская?
Вьетнамец продолжал орать, как резаный:
– Буду! Буду!
– Слышь, Дед, он просто забывает поставить предлог «не» и поэтому
орет «буду».
Дедов на минуту призадумался и спросил:
– Не будешь жарить?
Вьетнамец теперь закричал:
– Не буду, не буду!
Дедов перевел дыхание, сплюнул в сторону вьетнамца и отпустил его. Вьетнамец мокрый и весь в слезах побежал к себе в комнату, Мне кажется, что он так и не понял, за что его пытались утопить в унитазе. Что делать – языковый барьер. Мне стало приятно, что я спас жизнь вьетнамскому студенту.
Как-то на лекции по начертательной геометрии, где собирался весь поток, а это примерно сто двадцать человек, произошел инцидент опять же с вьетнамцем.
Доцент Каверкин ходил по аудитории, читая лекции. Он всегда любил интересоваться, как идут дела у иностранных друзей. Подойдя к тому же вьетнамцу, похлопал его по плечу и, так это снисходительно, по-дружески спросил:
– Ну, как дела, Вьетнам?
Вьетнамец незамедлительно, четко и громко, по-русски выпалил:
– Пиздато!
Доцент открыл рот и не мог ничего сказать. Только потом заорал на всю аудиторию:
– Кто тебя этому научил? С кем ты живешь?
Вьетнамец затараторил, улыбаясь, как японское солнце:
– Дедов, Дедов, Дедов!
Дед пошел «на ковер» в деканат. Ему объявили строгий выговор, а вьетнамца переселили в другую комнату, Так, вьетнамский друг, того не желая, отомстил за унитаз Дедову Сергею.
Вообще «Дед» был неплохой мужик. Он был родом из-под Тулы. Носил пышные усы, прямо, как у Чапаева. Усы добавляли ему какой-то шарм и интеллигентность. Он говорил: для того, чтобы отрастить такие усы, их надо смазывать куриным пометом. Они были у него рыже-русые и на концах закручены. Дед мог часами философствовать о жизни, причем с какой-то русской удалью. Он не мог не ругаться матом. Мат лился из него, как из рога изобилия. Говорил очень громко и важно. Его нельзя было не слушать. Хотя вся его философия сводилась к одному: «Весь мир – бардак, все бабы – бляди». Дед никогда не общался с женщинами. Он их как-то сторонился их и старался обходить, хотя внешне был, по-мужицки, привлекательным человеком. Говорили, что у него была первая неудачная любовь, но он никогда не рассказывал об этом, наверное, не хотел показаться сентиментальным перед нами.
У меня были неплохие отношения с лаборантом кафедры физики и оптики Сергеем. Мы болтали с ним о музыке, кино. Он был из Колпино. Бывший спортсмен, по состоянию здоровья, вынужден был оставить большой спорт и подрабатывать в институте киноинженеров. Иногда он подкидывал мне сделанные лабораторные работы и помогал с зачетами.
У нас на кафедре работал кандидат наук Мясников, он преподавал физику. Мясников занимался альпинизмом на профессиональном уровне и достиг высоких результатов. Но самое главное, что он дублировал Олега Даля в фильме «Земля Санникова», когда герой Крестовский поднимался на сторожевую башню. И теперь, когда я смотрю этот фильм и вижу спину Мясникова, то вспоминаю кафедру физики. Я отвлекся, просто очень хотелось об этом рассказать.
Так вот, лаборант Сергей пригласил меня на «сейшн» в одну из общаг, которая находилась на станции метро «Политехническая»
– Там будет что-то интересное.
– Кто там будет петь?
– Я не знаю, Григорий, но обещают классную тусовку. Пошли.
– Слушай, я хочу фотик взять.
– Ну, бери, я буду ждать у выхода из метро.
Я был заинтригован, меня ужасно интересовало, что я еще увижу и услышу в Ленинграде.
Мы приехали ровно к двадцати часам. Общага находилась почти на окраине города. Скорее всего это было рабочее общежитие. Мы прошли в небольшой зал. Я не увидел никакой сцены и, конечно, народу поместилось не больше пятнадцати человек.
– Серега, куда ты меня привез?
– Тихо, сейчас начнется концерт.
– Какой концерт, здесь ничего нет, кроме пятнадцати обдолбанных
наркоманов, – возмущался я.
– Сиди тихо и не возникай. Я слышал, что здесь будет петь Б.Г., Майкл и
кто-то еще.
На стене я увидел плакат, на нем была надпись: «Одинаковое одинаковому рознь».
И вот в комнате потушили свет и зажгли свечи. Стало как-то уютней. В центр комнаты вышел молодой человек восточного происхождения. Он был одет в узкие черные брючки, белую рубашку, но самое поразительное для меня было то, что на нем были лыжные ботинки. Он посмотрел на зрителей исподлобья взглядом Брюса Ли, немного на него смахивая. Взял гитару и начал петь какую-то смешную песню: «Электричка везет туда, куда я не хочу». Он пел эту песню, как «чукча в чуме». Растягивая гласные, совершенно без эмоций. Было такое ощущение, что его насильно притащили сюда и заставили петь. У него был отрешенный взгляд, он смотрел в потолок, как-то нелепо скрестив ноги, и смахивал на школьника на выпускном вечере.
Публика встретила его прохладно, всем казалось, что он заваливает концерт, и на помощь ему вышел Б.Г. Он начал подпевать, как вы уже успели догадаться Виктору Цою. Б.Г. пел с Цоем «алюминиевые огурцы». Он смотрел на Витю, как наставник, или школьный учитель на ученика. Мне показалось, что Б.Г. только что научил его играть на гитаре, показал пару-тройку аккордов и выпустил на сцену. Гребенщиков спас Цоя от завала. Вообще, у них неплохо получились оставшиеся песни. Они закончили, поклонились и ушли.
Потом был антракт. В зале было очень душно и накурено. В перерыве никто не бросился к артистам, не заигрывал с ними и не брал у них автографы. Складывалось впечатление, что все друг друга давно знают. Наверное, так оно и было, посторонними здесь были только я и Серега.
Серега пошел искать туалет. Мне стало скучно и захотелось с кем-то поговорить, но я никого не знал. Я подошел к Цою:
– Привет! – бодро сказал я ему.
Он неуверенно протянул мне руку и слегка вопросительно поздоровался:
– Привет.
– Ты сам эти песни пишешь?
– Да, сам.
– Как тебе приходит такое в голову: «алюминиевые огурцы на
брезентовом поле»?
– Я не знаю, я просто сажусь и пишу.
– А Бориса Гребенщикова давно знаешь?
– Порядком.
– Он что. Твой наставник?
– Нет просто приятель, он мне помогает, с ним интересно общаться.
– Да, Боря – это нечто, я был недавно на его концерте, было очень
прикольно.
– Где?
– В «Пышке» они выступали. Слушай, Витя, а у тебя группа есть?
– Да, есть.
– Как она называется?
– «Кино».
– «Кино»? Интересное название. Я учусь в институте киноинженеров. Ты
случайно не оттуда?
– Нет, я на художника учусь.
– Здорово, наверное, рисуешь?
– Да, нет, мне больше песни писать нравится.
К нам подошел Б.Г. Он посмотрел на меня. Улыбнулся и сказал:
– У тебя есть фотоаппарат?
– Да, есть.
– Как тебя зовут?
– Григорий.
– Борис, – он протянул мне руку, мы познакомились.
– Гриша, а ты не мог бы нас с Витькой сфотографировать?
– Конечно, нет проблем.
Они обнялись по-дружески. И я сделал пару снимков.
Перерыв заканчивался, все рассаживались на свои места. Я сидел и думал: «Интересные они люди, пишут сами песни, потом их поют нам и это нравится публике. Цой какой-то угрюмый, даже чем-то недовольный, а Б.Г. весь светиться, от него идет тепло. И не такой уж он клоун, как мне показалось в «Пышке». Да, вот Анечка мне будет завидовать, ведь я же познакомился с Б.Г.»
Вторым номером выступал Майкл. От соседки по месту я узнал, что он солист группы «Зоопарк». Майкл играл на гитаре рок н-роллы. Мне очень понравились его тексты, особенно песня про «город N» – прикольный текст. Мне захотелось послушать его группу «Зоопарк».
Пока пел Майкл, Б.Г. и Цой сидели на диване в двух метрах от меня. Я посмотрел на Гребенщикова, он улыбнулся мне и подмигнул глазом.
Майкл закончил. Вышел на сцену Б.Г. Я уже знал многие его песни, поэтому слушал с большим удовольствием. Были и те песни, которые я не слышал. Последней Б.Г. спел песню «Лети, мой ангел, лети». От этой песни у меня все сжалось внутри – очень клевое чувство было. Он пел ее очень эмоционально, отбивал ритм ногой. Большой чуб то и дело спадал ему на глаза, но это придавало ему еще больше артистизма.
Я первый раз был на таком домашнем концерте, и мне очень понравилось. После концерта я подошел к каждому выступающему, пожал им руки и поблагодарил за выступление.
Я рассказал Анечке про концерт и про то, как я познакомился с Б.Г.. Анечка широко раскрыла глаза, и первое, что она выпалила: «Врешь!»
– Милая Анечка, я еще не научился врать, мне всего шестнадцать лет.
Анечка разнесла эту новость, как сорока-балаболка по всему институту, и
подавала она эту новость, примерно, так: «У нас учится студент, который лично знает Б.Г.». После этого я стал приобретать популярность в институте. Меня начали уважать.
Как-то после лабораторных занятий мы стояли и курили в коридоре института. Ко мне подошел лаборант Серега и с восторгом объявил:
– Вышла новая крутая команда, и называется она «Трубный зов».
– Какой зов? – с недоумением спросил я
– Трубный.
– А мне сначала показалось, что трупный
– Ты зря смеешься, сначала послушай, а потом смеяться будешь. Это
запрещенная, религиозная группа, которая поет религиозные песни в стиле рок. А солиста этой группы Валерия Баринова уже упекли в психушку и колют транквилизаторами.
– Какой ужас! За то, что он спел буги-вуги о Христе, его посчитали
сумасшедшим?
– На, кассету, послушай, потом иронизировать будешь!
Он сунул мне кассету и убежал на занятия. Кто мог тогда знать, что эта группа изменит всю мою жизнь и все мое представление о жизни. Я ничего не слышал подобного, и религия для меня была не больше, чем сказки про Иванушку-дурачка. Но этот ужас, который навела на меня эта команда, был невообразимым. Солист группы из динамиков моего магнитофона кричал: «Покайся, приблизилось время!». Я не мог понять, что я такого сделал, чтобы мне бежать и каяться, и, самое главное, куда бежать. Страх, а не радость поселил у меня в сердце этот альбом. Он заставил меня думать о других вещах, о которых я и не имел ни малейшего представления и никогда не задумывался. Я не помню, понравилась тогда мне эта группа или нет, но в ней было что-то будоражащее душу.
Глава 3.
В общежитии я познакомился с Врониным Игорем, он был старше меня на пять лет. Он интересен был тем, что открыл для меня мир литературы. Он познакомил с Борисом Пастернаком, Анной Ахматовой, Михаилом Булгаковым и многими другими авторами. В наше студенческое время достать эти книги было практически невозможно. Они не стояли свободно в книжных магазинах, выходили очень маленькими тиражами. Мне казалось, что государство специально скрывало от нас такие замечательные книги.
Игорь был человеком тонкой души, очень чувственная личность. Он начинал свою учебу в МГУ на физмате, но от переутомления долго лежал в психиатрической больнице. Когда его выписали, он нашел в себе силы поступить в Ленинградский институт киноинженеров. Учился он
примерно, очень хорошо знал высшую математику, а я, в свою очередь, был с ней не в ладах. Я по пять раз сдавал «вышку». Преподаватель – доцент, женщина пятидесяти лет, умная и интеллигентная, считала меня бездарям, и, отчасти, в этом была права.
Она была фанатиком своего предмета, и никогда не нарушала своих принципов. «Если ты не знаешь моего предмета, хорошей оценки ты не получишь», – всегда говорила она. Мне же математика никак не давалась, с какого бы бока я к ней не подходил. Я обратился за помощью к Игорю:
