Принцесса Бугудонии. Во имя короля!

– Зачем тебе Катарина?

– Соскучилась.

Он все еще держал в своих сильных царских руках мою голову, но все же хватка ослабла, и, наконец, он совсем меня отпустил:

– Все будет, сестра, ступай к себе в комнату, я обо всем позабочусь.

Пока я шла к себе, мозг мой усиленно генерировал мысли. Ситуация складывалась весьма паскудная. Отец заколдован и никто не знает, что делать, включая меня. Аскольд не только не заинтересован в помощи отцу, но и напротив – настроен сильно против меня. Конечно, он-то уже король. Я догадываюсь, кто пустил слух среди жителей Вероны – из-за кого все напасти. Явно же не из-за Регнарарка, что за имена. Давид… мой мальчик… не могла я так ошибиться. Он был предан отцу, он помог мне познать себя, а не умчать тогда из Бугудонии, я все же немного разбираюсь в людях. Не мог Давид. Но если он сознался… Ладно, к черту пока Давида… в смысле, оставим пока Давида в покое. Сосредоточимся на самом главном – как помочь отцу?! Валенсия.

С такой вот кашей в голове я добрела до комнаты, как мне тут же принесли поесть. О, суп! Я наклонилась над тарелкой:

– Валенсия, – позвала я. Ничего.

– Валенсия, – уже более требовательно пригласила. Ноль реакции.

– Валенсия, твою мать! – тогда уже совсем рявкнула я. И, о, Боги, случилось чудо, появилось лицо.

– Ну и манеры, тоже мне, принцесса, – проворчала Валенсия. – Доброго дня, принцесса Стамина, – вернулось к своей торжественности зоркое око Бугудонии.

– Валенсия, у нас очень мало времени. Во-первых, потому, что суп остывает, а я еще на момент приготовления пельменей голодная была, во-вторых, ситуация действительно мутная – отец застывший, Аскольд оголтелый, Давид арестован, завтра меня, очевидно, турнут отсюда, а я не могу оставить отца умирать… поэтому у меня всего один простой вопрос – что делать, Валенсия? Как я могу спасти его?! Да еще и за такой короткий период времени. Просто скажи и ступай по своим делам, а я буду кушать.

– Не знаю, принцесса Стамина, – спокойно ответила Валенсия. – Я показываю и информирую об очевидных вещах, а поиск решений – это не моя прерогатива.

Я за малым не ударила кулачком по поверхности супа. Вот же дрянь такая и на кой ее придумали, если у нее такой слабый функционал. Но ладно, дышим ровно. Я постаралась придать своему голосу как можно больше елейного спокойствия:

– А кто знает, Валенсия?

– Ты, принцесса.

– Ты троллишь меня, что ли?

Валенсия задумалась:

– Превращаю ли я Вас в тролля? Вроде бы нет.

Ладно, пойдем по-другому:

– Валенсия, покажи мне момент, когда королю Бурденвилю возложили на голову проклятый венок.

Лицо в супе отрицательно помотало из стороны в сторону.

– С недавних пор запретили вести съемку во дворце. Высочайший запрет.

– Кто запретил?

– Принц Аскольд. Объяснил это тем, что к эфиру могут подключиться враги. Поэтому показать тот день я не могу.

Ох уж мне этот сердобольный принц Аскольд.

– Ладно, покажи мне колдуна Ренге… Ренгра…

– Регнарека?

– Вот именно, его проклятого.

– Пожалуйста.

И я тут же увидала в супе, как пожилой мужичок с рубанком обтесывает покосившиеся ворота у себя в саду. Объявился, гад! Наконец-то, зацепка. Сейчас только снарядить войско и за ним! И я тут же вспылила.

– Ты нашла его и молчала, Валенсия? Ты же знала, что его ищут.

Лицо посмотрело на меня изумленно:

– Никто его не искал, принцесса, да он и не прятался.

– В смысле?!!

Я тут же больно хлопнула себя ладонью по лбу. Аскольд! Аскольд обманул меня, но зачем… Может знал, что Давид дал ложные показания. А зачем ему тогда на себя наговаривать… И тут меня окатило догадкой – его пытали. Этого прекрасного, чуткого, отзывчивого мужчину пытали!!! Бедненький, бедный…

– Валенсия! Покажи Давида.

И в супе проступил человек, который с недавних пор каким-то непостижимым образом волновал мое сердце, мои мысли, желания, вопреки всем правилам и увещеваниям здравого смысла. Давид сидел на соломе, прислонившись к стене, в одной рубахе, но… никаких следов пыток я не заметила. Лицо хоть и было испачкано, но визуально абсолютно цело, те части рук и ног, что виднелись тоже были в полной сохранности… выходит, его не пытали? Зачем же тогда он себя оговорил?! Что, черт возьми, здесь происходит…

Как я могу помочь отцу, если не понимаю, что творится, что делать и с чего начать?! Голова гудела как пчелиный рой. От Валенсии толку ноль, конечно. Ее разработчик явно создавал ее впопыхах.

Но одно конкретное решение сейчас точно было:

– Валенсия, с этого момента ты можешь снова вести съемку во дворце.

– Но как же Аскольд, принц запретил…

– А я принцесса! Мы с ним на равных, на минуточку. К тому же, старшая сестра. И я своим высочайшим распоряжением дозволяю отныне снимать все, что здесь происходит.

Лицо поклонилось:

– Слушаюсь, принцесса Стамина.

– Ладно, Валенсия, ступай, мне нужно поесть и подумать. Спасибо за непомощь.

И я махнула рукой.

– Приятного аппетита, принцесса Стамина, – невозмутимо ответило лицо и исчезло.

И только я поднесла вожделенную ложку еще едва теплого супа ко рту, как в комнату вбежала заплаканная Катарина и бросилась мне в ноги:

– Стамина, Давид, мой Давид, его завтра казнят. Только ты можешь помочь, защити его. Я не смогу жить без него.

Ложка не дошла до пункта назначения. Покушала Наташа супчика…

– В смысле твой Давид? Почему это твой?

– Ах, Стамина, я люблю его много лет.

– Подожди, а Серго?

Катарина посмотрела на меня непонимающе:

– При чем тут Серго? Он мой друг. А Давид – это мужчина мечты… Я замуж за него хочу, я детей от него хочу.

Ну давай, Наташа, спроси главное… спроси-спроси, все равно ж не успокоишься, да и лучше сейчас разом все прояснить, чем потом терзаться бессонными ночами. Я набрала воздуха в грудь:

– А Давид что?

– Что?

– Отвечает тебе взаимностью?

Катарина отвела глаза:

– Он очень сдержанный, как настоящий мужчина, мы никогда не говорили с ним об этом, но я же вижу как он смотрит на меня, я чувствую, что он тоже любит меня…

Фууууухххх. Эх, девочка моя… еще дитя дитем. Суп, наконец, заструился живительной влагой по изнывающим стенкам пищевода. Ну это еще бабушка надвое сказала, кто там что думает и чувствует. Выходит, что любовь односторонняя, а значит я могу еще побороться… Да, черт возьми, Наташа, какой побороться?! Дура инфантильная! У тебя дома муж и двое детей, Давида завтра казнят, отец с таким подходом к спасению наверняка умрет и ты больше никогда не вернешься в Бугудонию. За кого ты бороться собралась, тупица?! Поборись лучше за скидочный купон к психотерапевту, чтобы мозги тебе вправил. Соберись, дрянь такая!

– Катарина, – сменила я тон с пытливого на участвующий, – завтра я поговорю с Аскольдом и докажу ему невиновность Давида. Против моих аргументов у брата просто не будет возражений… скорее всего. Давида выпустят…

– Скорее всего? – принялась вытирать слезы девушка.

– Ну ладно, почти наверняка.

– Почти?

– Господи, да отпустят его. Я сказала. У меня есть все доказательства. Не реви. Подумай лучше, как я могу спасти отца. Мне совершенно не с кем посоветоваться. Где дед Пахом?

– Ой, Стамина, он в запое уже вторую неделю. Ходить и говорить толком не может, там нужно обождать.

– Ждать некогда!

Катарина задумалась. И по ее прояснившемуся лицу я поняла, что кажется она нашла решение:

– Я сделаю такой отвар, что он вмиг протрезвеет, тогда и поговорим.

– Катюшкин! – я бросилась к ней с обниманиями. Появилась надежда.

Дед Пахом очень старый и мудрый. И хотя он частенько и валяет дурака, но я сразу поняла, что это всего лишь надежный щит для сложного и ранимого естества. Если он придет в себя, то наверняка придумает в каком направлении двигаться.

– Я пойду с тобой, – тут же заявила я. – Сейчас только суп доем.

– Нет-нет, принцесса, – наотрез отказалась Катарина, – Вы сейчас не в почете в городе, да и мне нужно время, чтобы приготовить снадобье, найти деда и напоить его. Это час-два в лучшем случае. Вам лучше оставаться во дворце – так безопаснее, да и не будете привлекать напрасного внимания.

Девушка была права.

– Только поскорее, прошу тебя, – зачем-то озвучила я очевидные вещи.

Катарина упорхнула, я употребила пищу и стала расхаживать по комнате. Вроде бы как дело налаживалось – с Аскольдом я поговорю по поводу Давида, Пахом подскажет, что делать и все вместе мы как-то поможем отцу. Вместе же проще, тем более, они тут сыздетства, все знают, а что могу я – городская девушка совершенно приземленного и понятного склада ума? Я могу оформить ипотеку, например. Но здесь совсем другие законы. Нужно еще раз повидать отца, может замечу какую-то зацепку, потому что днем с этим Аскольдом совершенно невозможно было спокойно и обстоятельно все осмотреть. Он словно ревниво караулил каждое мое движение.

На город окончательно спустилась ночь, и дворец утопал во мраке. Я незаметно выскользнула из комнаты и, словно мышь, пошуршала в сторону тронного зала, где в неизменной позе тщетно вглядывался в кромешную темноту мой бедный отец.

Как вдруг в районе одного из балконов я услыхала какие-то странные звуки. Я было испугалась, что действительно наткнулась на мышей – боюсь их до ужаса, но звуки были явно более массивные – человеческие. Грабитель вряд ли бы сюда пролез, тогда кто же? Жгучее любопытство взбудоражило мое сознание, я прокралась к стене и аккуратно заглянула.

Несмотря на то что ночь была относительно лунная, толком рассмотреть ничего не выходило. Я заметила как боролись два человека и уже готова была броситься за охраной, как эти двое, наконец, попали под бесстыдный и обличающий свет луны.

О, нет, они не боролись – это была самая настоящая страсть, эти двое жадно покрывали поцелуями друг друга, похотливо шаря руками везде где только можно. Шорох одежд, чавкающие звуки поцелуев, стоны… страсть это всегда хорошо. Я всегда была за здоровую и взаимную страсть двух счастливых людей. Но отнюдь не тогда, когда она касалась двух близких людей, почти родственников.

В свете луны жадно любили друг друга Карнелия и Аскольд.

Глава VI

Я буквально вросла в стену коридора, чтобы не дай бог, меня еще тут не застукали. Хорошенькая семейка, бедный отец. Так, надо бы потихоньку двигаться отсюда и желательно как можно дальше. Например, в свою комнату. Я уже почти сделал первый шаг, как до меня донеслись слова Карнелии:

– Ты уверен, что Бурденвиль не придет в себя?

– Побойся Бога, киса, венок смерти просто так не снять, а я возложил его прямо на макушку. Намертво! Броня!

У меня все похолодело внутри – Аскольд? Но как можно?! Ведь это его отец. Давид! Мамочка моя, Давид ничего не наговаривал на себя, его и не спрашивали. Просто по приказу брата арестовали и делов. Убрали подальше от короля верного рыцаря, чтобы не мешал и, чтобы было на кого свалить злодеяние… Ах, я как чувствовала, я верила, я знала, что Давид не мог. Честный, верный и достойный человек… которого, впрочем, завтра казнят, если ничего не предпринять.

Но оторваться от диалога не было никакой возможности:

– А сестрица твоя не помешает?

– Да что она может? Тупая как пробка…

А вот сейчас обидно было.

– Но ее сила…

– Что ее сила, если она не знает как ей пользоваться, так и до старости можно прожить, ни разу ее не употребив… эх, вот бы ее в мои руки, я бы ух!

– Ты бы, конечно, ух… ты бы еще как ух… – голос роковой Карнелии перешел на приторно-сладкий, – иди поцелую, мой король.

И, судя по звукам, обещание свое она с лихвой исполнила. Вот теперь точно надо спешить, все, что нужно было, я узнала.

– Как думаешь, она знает, что делать? – донесся шепот Карнелии.

А, нет, не все еще узнала.

– Да что она может знать? Ты же видела ее. Мнит из себя непонятно что, это все отец ее разбаловал. Завтра уже будет в своем привычном сером мире. А лотос жизни будет цвести на прежнем месте, как и цвел все эти столетия. Вопрос решен, – твердо сказал Аскольд. – Король умер, да здравствует король!

И оба засмеялись, как обычно смеются злодеи в сказках для детей – неприятно и как-то наигранно. Однако, я тут не кинокритик на фестивале, чтобы разбирать плохую актерскую игру – пора валить. И как можно скорее. Если меня сейчас поймают, то…

Я все-таки сделала шаг, второй, третий и наступила на мышь. Сука!!!! Наташа!!! Как могла, самыми невероятными усилиями воли, я еле сдержала свой непроизвольный крик ужаса, но вот мышь сдерживаться не стала. И, нисколько не считаясь с моим положением, она тут же неприятно и даже истерично заверещала.

– Кто там? – тревожно спросил Аскольд.

А никто, никто, никто. Я уже бежала по темным коридорам, петляя как могла, чтобы совершенно сбить с толку возможных преследователей, забежала в тронный зал, спряталась за отцом. Вот он-то защитит! Почти сразу в зал вбежали Аскольд и Карнелия, в руках брата был факел, которым он резко и хаотично пытался осветить дворцовое пространство.

– Да может тебе померещилось? – спросила Карнелия ледяным голосом, шаря своими жгучими и выразительными глазами по углам зала. Я бы нисколько не удивилась, если бы мне сказали, что она великолепно видит в темноте. – Всего лишь мышь пищала.

– Может и померещилось, – угрожающе процедил Аскольд. – Ладно, утро вечера мудренее. Завтра будет ясно, что за мышь это была.

Они медленно развернулись и пошли. Когда мерцание факела напрочь перестало обнаруживать себя в коридоре, я на всякий случай выждала еще минут десять-пятнадцать и только потом осторожно вылезла из-за трона. Посмотрела в открытые и немигающие глаза отца – вот же он, как близко… и как невероятно далеко. Я потрогала проклятый венок, попробовала его снять, но куда там… Венок врос в отца намертво. Тут без перфоратора не обойтись…

Так, что он там говорил?! Лотос жизни! Отлично! Наконец-то, появился ориентир и конкретная цель. Остались сущие пустяки – найти лотос, где бы он ни был и каким-то образом исцелить им отца. Ну да ладно, знающие люди наверняка подскажут. Давид! Мне нужна помощь – это раз, завтра его могут казнить – это два, и… и есть еще некая причина, о которой не стоит сейчас загоняться – это три. Вердикт очевиден – Давида нужно спасти, во что бы то ни стало. Сейчас же.

Тихо и незаметно, на цыпочках, я направилась в свою комнату, потому что мало ли, туда заглянет братец, пожелать спокойной ночи… в два часа ночи, да и Катарина придет туда же, расскажет про деда Пахома.

Добралась до комнаты без приключений. В комнате было пусто – ни Аскольда, ни Катарины. Я закрыла за собой дверь и направилась к окну, полюбоваться на стену, где впервые встретила Давида, заодно и сколько-нибудь пободрствовать, спать сейчас никак нельзя, время горячее – нужно действовать. Как только явится Катарина, надеюсь, с дедом Пахомом – надо будет решать как спасать Давида и тогда уже за лотосом жизни. Кстати, где его искать?

Я налила в чашку воды и тихо сказала:

– Валенс…, – но договорить не успела, чья-то ладонь грубо заткнула мне рот, другая же рука нежданного гостя жестко обхватила за талию.

В ухо угрожающе прошипели:

– Сейчас же рисуешь портал и валишь на хер из королевства. Еще раз появишься здесь – тебя найдут со вспоротой глоткой. Поняла?

Я послушно помахала головой – на хер, так на хер.

Видимо, смутившись столь легкой победой, голос вкрадчиво уточнил:

– Я тебя сейчас отпускаю, ты спокойно рисуешь и уходишь, правильно?

Я снова уверенно закивала – да, все так, таинственный незнакомец.

Однако, валить мне никак нельзя, потому что здесь все умрут без меня – и отец, и Давид. Но и со вспоротой глоткой тоже выходит не очень – потому что, опять же, все умрут, только на этот раз и я украшу их компанию. А у меня, вообще-то дети и, надеюсь, счастливая старость. Но и противиться в таком положении тоже бессмысленно, потому что тогда глотку могут вспороть прямо сейчас. Поэтому отчаянно требовалось всего лишь как-то усыпить бдительность неизвестного. Иллюзорная покорность, не более того.

Неприятный гость медленно разжал руки и немного отошел. Я, столь же неторопливо, попыталась повернуться к нему лицом.

– Не поворачиваться, – тут же распорядился он, – рисуй портал.

И для пущей убедительности упер мне в бок острие рифленого кинжала, рукоятку которого венчал очаровательный изумрудный шестигранник.

Я потерла кольцо Бу, и, как только оно засветилось, начала рисовать портал в намеренно неправильной последовательности, судорожно размышляя, как быть дальше. Но в голове царила беспомощная пустота… А время шло. Наташа, Наташа. Эх, была ни была! Ничего внятного не сообразив, я резко бросилась в сторону, схватила чашку с водой, предназначенную для Валенсии и, круто обернувшись, плеснула в лицо напавшего.

– Кипяток! – громко крикнула я.

Противник был сбит моим внезапным нападением, что позволило мне выиграть несколько секунд. Весь в черном, лицо прикрыто платком, только глаза, горящие ненавистью. Он тут же бросился за мной, я перекатилась через кровать, он за мной – бежать-то и некуда, тут же бросилась к двери, но он стремительно схватил меня за волосы и дернул на себя, я упала. Он с остервенением навалился на меня, завязалась борьба, предсказуемо не в мою пользу. Я отнюдь не по-королевски извивалась, отчаянно пытаясь его сбросить. А он замахнулся кинжалом и почти ударил им, если бы я не перехватила руку. Но что могла моя слабая рука? Кинжал уверенно и непреодолимо опускался все ниже и ниже.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – прорычал негодяй.

Сила! Где моя хваленая сила?! Сейчас кажется самый момент. Кинжал опускался все ниже и ниже. Я вся напряглась, извиваясь, сосредоточилась и… вяло, но сработало – его слегка отбросило в сторону. Почему так слабо? И тут же за ним я увидала Катарину с увесистым канделябром в руках.

– Это что еще за фрукт? – спросила она.

– Он не представился, – задыхаясь, начала я…

Но развить мысль не успела, потому как нападавший почти тут же пришел в себя и намерился закончить начатое.

– Валим-валим, – прокричала я, вскакивая.

Подбежала к нему и на всякий случай ударила ногой под живот. Он снова обмяк, мы бросились к двери и побежали по коридору, погони вроде не было.

– Где дед Пахом?

– Я не нашла его, пьянствует где-то.

– А Валенсия тебе на что?

– Ну здрасти. Она подчиняется только королевским особам.

Далее мы уже молча петляли мимо комнат, мимо тронного зала.

– На улицу, – скомандовала Катарина, – там охрана, нам помогут.

Резонно! Мы бросились к наружным дверям. Через минуту блужданий по извилистым коридорам замка нам удалось выбраться к главному входу. Выбежали на крыльцо, побежали к воротам. Заперто.

– Охрана, – скомандовала Катарина, – открой дверь.

На верхушке показался заспанный охранник, который силился понять – что происходит и что от него требуется.

– Да открывай дверь, разиня, – не выдержав, прокричала я.

– В чем дело, принцесса Стамина? – раздался сзади строгий и довольно властный голос.

Мы обернулись. Перед нами стоял мужчина, одетый столько же благородно как Давид, только это был, разумеется, не он. Виктор! Кажется так его звали. Первый зам и правая рука Давида.

– Виктор, на нас напали! – протараторила Катарина.

– Где? Когда? – настороженно спросил тот.

– В моей комнате, – подключилась я, силясь унять дыхание.

– Этого не может быть, принцесса, замок хорошо охраняется. Впрочем… – он задумался, – все может быть. Корней! – грозно крикнул он выбежавшему охраннику. – Возьми людей и проверьте комнату принцессы и территорию вокруг, вряд ли преступник мог так быстро скрыться.

– Он вооружен, – предупредительно добавила я.

Виктор едва усмехнулся:

– Ну а кто бы стал нападать безоружным… Чем я еще могу помочь Вам, принцесса?

Теперь, когда опасность вроде как миновала, можно было немного расслабиться. Мы с Катариной обессиленно опустились на лужайку.

Насколько я знала, Виктор был доверенным лицом Давида и даже другом, а значит, на него можно положиться. Я вдруг почувствовала небывалое расположение к этому человеку. Если они с Давидом были друзьями, то наверняка он и сам не безразличен к тревожному будущему своего собрата и бывшего начальника.

– Виктор, – обратилась я к нему испытывающе. – Ты же знаешь, что случилось с Давидом?

Он помрачнел:

– Да, принцесса, я знаю. И, между нами, я не верю, чтобы Давид мог совершить такое. Он был предан королю и относился к нему как к отцу. Уверен, его подставили.

– А я о чем. Ты знаешь где он?

– Да, в королевской темнице, там держат особо опасных преступников.

Я заколебалась, но все же решилась:

– Виктор, в честь вашей дружбы, в память о ваших сражениях, ты бы мог помочь нам спасти Давида.

Мужчина тут же предупреждающе поднес к губам указательный палец:

– Тише, принцесса. Вы говорите очень опасные слова. Давид сейчас главный подозреваемый в убийстве короля и спасти его, значит помочь предателю и убийце, а не нашему другу. Я, как исполняющий сейчас его обязанности, как начальник королевской дружины, не могу пойти на такое. Или вы хотите, чтобы мы все вчетвером болтались завтра на виселице?! Я сочувствую Давиду и крайне переживаю за него, но нужно понимать реальность происходящего.

Я была в полном оцепенении. Если не Виктор, то кто тогда сможет помочь? Воцарилось молчание. Тяжелое и томительное молчание. Виктор стоял и смотрел в сторону ворот, казалось, в нем шла какая-то борьба. Наконец, он заговорил:

– Как начальник королевской дружины, как человек, верный интересам короля, хоть бывшего, хоть настоящего, несомненно, я должен был бы вас немедленно арестовать за сами ваши стремления освободить преступника, но…

Он сел рядом с нами и продолжил уже шепотом:

– Но я ведь родился не бездушным охранником, я человек. И как человек, как друг Давида, как крестный его дочери, я очень хочу помочь ему. То, что я сейчас скажу может быть расценено как государственное преступление, но… я знаю тайный ход в королевскую темницу, который позволит Вам выйти напрямую к камерам… более того, я дам Вам отмычку… Сейчас ночь, охрана бодрствует только на выходе, обход самих камер сейчас не производится, а значит, при правильной осторожности вы сможете вывести Давида из темницы и тут же – поклянитесь мне – тут же вам нужно будет спешно покинуть город. Иначе, если вас поймают, я, как страж государственных интересов, первый на рассвете отдам приказ, чтобы палач вздернул вас на веревке. Вы понимаете весь риск?! Готовы ли вы на него?

Мы переглянулись с Катариной. Какое еще могло быть у нас решение – у двух влюбле… у бедной влюбленной Катарины и меня?

– Мы понимаем и готовы, – сказала я за нас двоих.

Виктор тяжело вздохнул. Помедлил. Потом решительно встал:

– Что ж, пойдем.

Мы беспрепятственно вышли за ворота, прошли безлюдными ночными переулками и остановились перед обычным, ничем не примечательным домом. Виктор предусмотрительно посмотрел по сторонам, достал ключ и отпер дверь. Прошмыгнули внутрь – дом как дом, с мебелью, только без людей. Прошли центральную комнату, зашли в спальню. Виктор отодвинул шкаф, за которым виднелась дверь. Еще один ключ – дверь отворена.

Куда-то вниз уходили старинные железные кованые ступеньки. Он зажег факел, и мы осторожно начали спускаться. Судя по обильно развешенной паутине, пользовались этим ходом нечасто.

– Обратно пойдете тем же путем, разумеется, – наставлял Виктор, – все будет открыто. Единственное – наружную дверь я закрою. Выставите окно и чтоб вас никто не видел. Ясно?

– Ясно, ясно, – согласилась я, зачем-то принюхиваясь к старинной плесени.

Мы спустились в самый низ, он надавил на один из кирпичиков и – о, чудо – отворился лаз. Мы вышли в комнату с каким-то хламом.

– Это склад, – прошептал Виктор. – Из него можно тихо и незаметно выйти в коридор с камерами.

Между тем, лаз за нами волшебным образом закрылся.

– Так, я все, вы дальше сами. Тихо и незаметно.

И он приоткрыл дверь в коридор – никого. Только едва мерцали на кирпичных стенах факела. Темница спала.

Я обернулась:

– Спасибо тебе, Виктор, ты настоящий друг. Можно я обниму тебя?

– Удачи, принцесса Стамина, я буду молиться, чтобы у вас все получилось. Сердечный привет Давиду, – прошептал он, разводя руки для обнимания.

Полы плаща разошлись, и в последний момент перед объятиями я увидала на его поясе рифленый кинжал. С изумрудным шестигранником.

Глава VII

Я рефлекторно отпрянула. Не может быть!

– В чем дело, принцесса? – не понял Виктор, но, проследив мой взгляд, осклабился. – Соскучилась по кинжалу?

Он тут же выхватил его и угрожающе направил в мою сторону: