СИНИЕ ЛЕБЕДИ

Комариха еще вечером приметила корзинку с ягодами и смекнула, что Тула будет благодарна такому подношению. И когда даров леса не оказалось на месте, сразу бросилась следом за Даной, при том имелась нужда проследить, куда шастает приблуда почти каждый день, за каким таким делом, тем более все нормальные ягоды из лесу несут, а только бестолковые – в лес. Правда, пришлось немного задержаться, вдвоем было бы несколько веселее, но Комар не одобрил жажды супруги срочно прогуляться по лесу, так как усмотрел в этом предложении некую странность, да и ноги отказывались повиноваться после нескольких кружек бражки с Кондратом. Суровая жена в грубой форме предсказала нерадивому вынужденную трезвую жизнь на неделю и подалась вдогонку сама. Супружник, поскребя недурно подбитый глаз, слегка поразмыслив, решил собственнолично сопровождать бабу и тихой сапой, путаясь ногами, подался следом. К беспробудному удовлетворению старика, идти пришлось недолго, жена остановилась, и Комар, присев на корточки, вздремнул под деревом около, упёршись носом в тощие колени.

Дана шла навстречу с пустыми руками, с кем-то неведомым переговариваясь. Женщина с удивлением притаилась поблизости в кустах, исподтишка наблюдая за неожиданной встречей, ибо Лука вышел из-за дерева, и явно заигривая, подошел к девушке, пытаясь поцеловать.

– Что за крики ночью были, всю округу всполошили.

Девушка смущенно и радостно прижалась к парню.

– Да ну их, привиделось с пьяных глаз.

Дана прикрыла глаза, ожидая следующего поцелуя, и совершенно забыла о своей верной вороне.

– Караул! Бандиты! Грабят! Кошмар-р-р! Не успеешь отвернуться, а на твою честь уже посягают!

– Кто здесь? – оглядывается встревоженный ухажер.– Что за бесовские игры!

Комариха вздрогнула от отчаянных воплей непонятного происхождения, но услышала шуршание рядом и заметила вожделенную корзинку.

Медвежонок оставил свою ношу, так как увидел спящего клубочком деда. Любознательность одолела малыша. Он приблизился, нахально пнул носом в бок, тот покатился кубарем, очнулся и увидел перед собой жуткую звериную морду, прикрытую папоротником. Тряхнул головой, протер зенки, но привидение не пропало. С тихим ужасом в теле, выпучивши подслеповатую рожу, cделав дрожащими пальцами козу, со словами у-тю-тю-тю-тю на карачках пополз назад и скукожился, задом упершись в преграду, втянул голову в шею, притаился, соображая, что вот он, конец его унылой беспробудной жизни.

– Сама я, одна. Тебе причудилось, – обнимает девушка парня, показывая вороне кулак.

Но птицу уже понесло. Изо всей силы клюнула в голову и отлетела, наблюдая за поверженным противником. От внезапности тот упал и ползком убрался в кусты, носом устремившись прямо в корзину, которую Комариха уже присмотрела себе и не собиралась ни с кем делиться, тем более чувствуя, что кто-то сзади на нее явно имеет виды и неизвестно еще с какой целью, это, конечно, натужило, но не на ту напали. Лука желая встать на ноги, схватился за край лукошка, старуха, с другой стороны, дернула нагло к себе, трава сдвинулась; и огромная рыбья пасть вздрогнула, – здр-р-р-расьте,– прошелестело над головой. Тут уже завыли все, кто только мог вопить и нестись в разные стороны со скоростью немыслимой для обыкновенных смертных.

Медвежонок от греха подальше мгновенно оказался возле своей мамки. Клава же с удовлетворением чистила перышки, сидя сверху на лукошке. Если воспитанные люди встречаются, они всегда здороваются, здесь нет ничего удивительного, но не могла же она рассчитывать на такой бурный ответ.

Дана укоризненно смотрела на птицу, ну и что это было и что ей делать с этой огромной рыбиной, не оставлять же в лесу.

– Кстати, на твою честь никто и не собирался покушаться.

– Да ладно, а я надеялась. – Довольная ворона села на плечо, прижавшись черной головкой к девичьей щеке.

– Разве, – оттаяла девушка. Она улыбнулась, вспомнив неловкое поведение Луки, что показал себя явно не с лучшей стороны.

В предкушении великолепного ужина Кондрат глубокомысленно дремал на завалинке под однообразное бормотание дрожайшей половины, что, как обычно, была крайне недовольна действиями супруга, ибо курица, которую он принес, была уже наполовину ощипана и не оправдала ее надежд, поскольку замешкалась на этом свете и до сего дня явно не старалась вести скромный и благородный образ жизни, и исключительно по этой причине была костлявой и синюшной. Хотя голодные глаза деда, порой смотревшие искоса на вожделенную добычу, видели совершенно иную картинку; желтенькая, упитанная сверх меры, потому и угодила под колеса, где благополучно скончалась на радость Кондрату и к немалой горечи хозяина телеги. В глубине души сознавая, что старуха не собирается удивлять кулинарными изысками, ну хоть по косточке поглодать в день и то приятно, размышляя о предстоящей трапезе, сразу и не заметил, вдруг наступила странная тишина. Лениво приоткрыл один глаз и поневоле открылся следующий, узрев, как прямо на них летела, разве не в ступе, в полном смысле этого действия Комариха, следом не отставал ейный супруг, подпрыгивая на бегу, дрыгая руками и головой мотая на все стороны, а там, торопливо осматриваясь, собственнолично объявился Лука. С тяжеленной корзиной в руках Дана замыкала необычную процессию.

Курица тут же была отправлена в печь целиком и, едва дождавшись вечера, старики отправились в гости к соседям, прихватив чугунок и туесок с наливкой.

Угрюмая Комариха сидела на завалинке, как неживая, ни на что не реагируя. Вчерашнее потрясение, сегодняшнее приключение добило бедную женщину. Комар, виновато оглядываясь на супругу, с удовольствием вынес посуду и рюмочки. Ощутив неотразимый аромат супчика, возжелала изведать бесплатного приношения, а выпив по маленькой, вконец раздобрела, приказала Комару доставить c погреба туесок с вином, что выменял на рыбину у Тулы, и грусть-тоску, как рукой сняло окончательно. Хмелея на глазах, беспрестанно заливаясь смехом, стала рассказывать, как Лука в лесу пытался соблазнить приблуду и как получил по заслугам. Это она с виду простушка, а тронь – отпор даст любому. Как рождаются дикие сплетни мгновенно и по всей деревне сразу, никому не известно, но Кондратиха ни на минуту не покидала застолье, разве сбегала глянуть, закрыла ли калитку от собак, как вот уже дорогие гости на пороге, будьте любезны встречайте.

Несколько решительно настроенных парней во главе с Лукой яростно набросились на Комариху со словами, что у нее язык длиннее, чем хвост у сороки, что у нее аж губа трясется, чтобы обгадить честного и порядочного парня, и сама она скоро от своей тени бегать будет.

– А, трясца вашим мамкам! Так это я брехливая! А где и кому, и что я говорила? Да онеметь бы мне на этом месте тут же и сразу, если я безмолствую уже давно, как та рыба бездыханная. А, если, кто вдруг хочет навести на бедную и беззащитную женщину напраслину, и слышал, что я кому что говорила, то, чтоб оглох, а кто видел – то, чтоб ему повылазило! Да чтобы ему до конца его никчемной жизни дыхать не стало!

А вы, значит, бесстрашные? Вишь, сбежались стаей на стариков наскакивать. Не робейте, давайте, обижайте, не стесняйтесь. Славу худую пустили по деревне, что мы от нечисти страдаем. Конечно, нам бы вашу силушку. Мы в ваших годах были, на спор запросто могли, – старуху задели за живое, и она как самовар стала распаляться от таких обидных слов сопливой ребятни, – могли, могли, – задумалась на мгновение, что же они могли, – на погосте запросто могли переночевать, и ничего нам там не виделось и не слышалось, а вы даже днем обходите его стороной. – выпалила вгорячах и осознала, что перебрала малость, но отступать было поздно.

Поспорили горячие молодецкие головы на ведро наливки, что попросту смогут завтра на кладбище ночь провести.

– Ага, прям всей толпой, – Комариха размахивала головой, пуская пузыри от напряжения, оскорбленная и взбудораженная. – Ладно, пусть идут все, кому захочется, можете гульки там устроить, мы посмотрим, кто из нас смелый.

– А что такое кладбище? Туда теперь может каждое дитя малое сходить. Мертвые живым не шкодят, – все время молчавший Комар под конец выдавил из себя.

– Да, соседка, глупость ты спорола, мягко говоря. Столько парней ночью все вместе, да скорее, они кого хочешь напугают. – добавила Кондратиха.

Комариха задумалась, где взять ведро наливки, чтобы отдать за проигранный спор, но тут интересная мысль посетила ее седую голову. Прижала палец к губам, и воровато оглянувшись, предложила придвинуться поближе.

– Чем их больше, тем нам лучше, свидетелей будет много. Надо проучить сопляков, отбить охоту обижать стариков оскорбительными словами.

Дана видела пришедших парней. Она надеялась, что Лука заметит ее и подаст весточку, но любимый так был поглощен спором, что не обращал на девушку ни малейшего внимания. Она была огорчена как нельзя сильно. Еще вчера целовал-миловал, сегодня в упор не замечает. Сердце обиженно заныло. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Тяжело без Норы, без Кирея, без материнского участия, их помощи. Опять заболело сердце, тоскуя по прежней, беззаботной жизни. Сейчас все на ней: и чем кормить всю, хоть и не большую семью, и убрать в избе, и как приготовить, и постирать. Комариха жила припеваючи, совершенно забыв о своих прямых обязанностях, и нимало не заботясь о будущем. Еще вчера она была против приблуды, называла ее голозадой, нищей, глупой. Хитрым своим умишком давно смекнула – придет время, Тула устроит грандиозный скандал, выгонит девушку из деревни, но не сегодня и даст бог не завтра, поэтому пока жила в свое удовольствие, наслаждаясь и упиваясь приятно проведенными днями.

На следующий день соседи о чем-то взбудоражено шептались, время от времени прыская от смеха. Они принесли в избу какие смогли, где достать тряпки, силясь соорудить из них чудные балахоны. Поздно вечером, снарядившись, ушли, веселые и возбужденные.

Дана, оставшись одна, решила поговорить с Клавой, которая сидела у печки, тщательно вычищая свои серые перышки. Та недовольно каркнула, но, уразумев, что ребенком надо заниматься, стала терпеливо слушать ее взволнованную речь о том, что она уже взрослая и не нуждается в ничьей опеке, особенно вороньей. Она влюблена и хотела бы ходить на свидания без Клавы, так что, если завтра решиться пойти гулять, то желательно, чтобы птица осталась дома.

VI

Ярушка сегодня была сердитой, как никогда, все валилось с рук, ничего не получалось. Тело старое не слушается; то разольет что-то, приходится вытирать, а нагибаться в старости ой как тяжело, то разобьет любимую миску, а другой такой нет, то неуклюже зацепиться локтем за край стола и удариться так, что боль долго будет сверлить ее хворое, немощное тело. Хотелось прилечь, полежать, но сегодня была единственная ночь в году, когда необходимо собирать траву, росшую на кладбище. Эти уникальные растения пригодятся ей в лечении людей от порчи, от злого завистливого взгляда, поэтому сегодня никак не придется отдохнуть ее старым измученным костям.

Еще сумерки были серые и размытые, а Ярушка, кряхтя и беспрестанно охая, ходила среди могил, как всегда опираясь на свою палочку-выручалочку. Вскоре должен выйти месяц. Он осветит кладбище и будет видна нужная ей трава.

Каково же было ее удивление, когда увидела за одной из старых заброшенных могил стариков, возбужденно перешептывающихся и время от времени покатывающихся от смеха. Они одевались во что-то широкое и странное. Бабка с интересом подсматривала за чудаковатой публикой.

Поодаль увидела шумную группу молодых людей, с шутками и прибаутками направлявшихся тоже к кладбищу. Что за странное массовое гуляние в явно неподходящем для этого месте?

Вот что-то странно завыло тоненьким голосочком. Один из старых могильных крестов на окраине пошатнулся и медленно пополз вверх, раскачиваясь из стороны в сторону, поддерживаемый некрепкими старческими руками. Молодцы остановились, кто-то хихикнул,

– Ой, страшно-то как!

– Ладно, прекращайте мороку, – послышались смеющие голоса парней. – Не тяните кота за хвост, ведро наливки и по рукам.

– А старикашки не спешат выходить, им тут по нутру.

– На этом месте где-то ведьма шастает, Ярушка, вот они с ней соединятся и выиграют наш спор.

– Ага, вместе со старой каргой костями трясти будут, по кладбищу рыскать привидениями.

Ярушку больно ударили слова глупых молодых людей. Она совсем недавно спасла одного из этих горластых, когда, сильно порезав ногу, не смог вовремя остановить кровотечение. Каждому помогла появиться на свет, принимая роды у их матерей.

– А, давай улюлюканьем погоним дедов в деревню, пусть все знают, что на сей раз они придумали.

Соседи притихли, поняв, что шутка не получилась, концерт отменяется. Выходить из засады не спешили, еще успеют наслушаться ядовитых шуток и издевок. Ползком – ползком, задом – задом и бегом в деревню, чтоб никто не заметил.

Деревянный крест, брошенный ими, беспомощно свалился в траву среди могил.

Половинка месяца, ясного, светлого, наконец, выглянула, осветив все вокруг ровным серебристым сиянием. Погост окружен высокими многолетними деревьями. Одной стороной смотрит на деревню, которая от него не очень далеко. По ночам можно видеть неясный мерцающий свет свечи в окнах крайней избы. Среди могил росло множество плодовых деревьев, заботливо посаженных деревенскими жителями, кустов жасмина, черемухи, сирени. Сейчас все купалось в лунном свете, растекаясь по земле причудливыми силуэтами. Стало сразу тихо и умиротворенно. Все кладбище было, как на ладони.

Домой идти по условиям спора рано. Осмелев не на шутку, устроили игрища. Сели в кружок, один с рукой за спиной в центре. Кто-то из играющих должен был ударить по ладони, а он или успеть схватить за руку, или угадать, кто саданул. Смех, веселые голоса разлетались кругом, гулко опадая среди могил.

Лука в свой удар вложил всю молодецкую силу. Дружок не успел схватить за руку, резко повернулся к товарищам, и оскалил свои страшные кривые зубы. Глаза его вспыхнули голубым огнем. Ребята с недоумением дружно вскочили.

Слава Богу, им пригрезилось. Перед ними, как ни в чем не, бывало, стоял их друг. Все равно все сразу присмирели, украдкой оглядываясь вокруг.

Тут поднялся вверх, и, свистя, и взвиваясь, медленно полетел прямо на парней брошенный стариками крест.

– Смотри, что удумали, – сказал кто-то, пытаясь хохотнуть.

– Надо же такое сочинить, – голоса уже звучали негромко и неуверенно.

Крест тяжело грохнулся в центре, так и не успев никого задеть. Ребята разом метнулись в стороны, стараясь все-таки держаться друг друга.

Откуда не возьмись, сильнейший порыв ветра яростно промчался над погостом, сгибая деревья и кусты, врезался в притихшую гурьбу, сбрасывая кепки, и, тяжело охнув, рассыпался у самых ног, потом внезапно завертелся, скрутился калачиком, заюлил волчком, и вернулся к могилам, вырастая юрким хвостатым чертиком.

Бесенок закривлялся, тоненько засмеялся… и нежданно захрюкал годовалым поросенком, и вот уже на многих могилах по такому поросенку. Их свинячие морды скалятся и вертят головами, будто они у них на шарнирах. Противные рожи хрюкающих поросят в лунном свете стали превращаться в бесовские рыла. Вот уже почти дюжина дьяволят перескакивали с могилы на могилу, насмешничая и кривляясь.

И куда они прыгали, могильная земля поднималась, раскрывалась, и оттуда выползали гробы, где еще совсем целые, а где полурастлевшие. Чертенята оседлали их, и летели на парней, да прямо над самыми головами, да с оглушительным свистом, да с бряцающим скрежетом. Из старых гробов выпадали чьи-то мощи, грозя задеть любого из парней. Кости падали на землю, рассыпаясь и тут же собираясь в светящийся костяк. Свирепо клацая зубами, скелеты шли на парней, собираясь в зловещий круг.

Парни окаменели, оцепенели, не в силах сдвинуться с места. Тут выпросталась одетая во все черное, длинное старуха. Стала расти, подниматься до самого неба, закрывая собою месяц, весь горизонт, шатаясь в вечерней спускающейся мгле, протягивая трясущие костлявые руки к парням

– Лука, я давно ждала тебя и твоих сотоварищей, – заревела она диким неистовым напевом. Холодный липкий страх охватил друзей.

Вначале еле слышимые рыдания и жалобные вопли покойников набирали силу. Они неслись над погостом, соединяясь с ужасным хохотом сатанят. И вот уже, и смех, и вой, и вопли, и рыдания слились в один разноголосый стон, накрыли кладбище зловещим звучанием. От леденящего кровь ужаса волосы на голове стали дыбом кто-то, самый слабый, не вынес такой муки и как заорет благим матом. Все, кто мог кричать, пищать, верещать, ругаться дружным многоголосым хором бросились в деревню, а за ними хохот старушечий, жуткий, трескучий, как старые корявые деревья в непогоду.

Ярушка долго тряслась от смеха. Ей самой очень понравилась шутка. Давно не было так весело. Отныне никому не вздумается на кладбище гульбы устраивать. Колечко помогло и на сей раз, затуманило головы, напустило пыли в глаза. Ишь, как драпанули, с собаками не догонишь. Надолго запомнят урок.

VII

Наутро вся деревня перешептывалась, осторожно кивая на парней, многие жители слышали непонятный вой ночью, но ребята, сговорившись между собой, не желая позориться, решили помалкивать о ночном происшествии. Как бы ни расспрашивали их, они отвечали всем, что это очередные шуточные игры.

Дана ходила за водой, надеясь встретить Луку. Парня нигде не было. Она догадывалась, что его можно увидеть вечером у березы, о которой ей когда-то рассказывала мама Нора. Днем там Дана бывала и не раз. У реки всегда крикливая ватага детей, рев коров, овец, и коз, пришедших на водопой.

Решила сегодня прогуляться. С нетерпением, дождавшись вечера, тщательно причесавшись, пошла на разухабистую игру гармони.

Несмело спряталась в густых зарослях прибрежного кустарника.

Некоторые девушки катались на высоких деревянных качелях, во весь голос визжа от страха и заливаясь смехом. На деревянном настиле пара хохотушек быстро кружилась, взявшись за руки, потом вдруг ладони их разнимались, и какая-то из них, не удержав равновесие, непременно спотыкалась или падала, далее следующая пара, потом другая.

Шустрая рыжеволосая заводила собрала всех в хоровод. Ей завязали глаза. Участники пошли по кругу, напевая лирическую мелодию, а красавица бродила в середине, наугад выбирая из движущей ленты хоровода кого-нибудь. Предпочтение пало на самого видного парня. Им оказался Лука, что развязал глаза подружке, и она, смеясь, и ни капельки не смущаясь, горячо поцеловала парня в губы. Затем уже он ходил по кругу с завязанными глазами, выбирая партнера для поцелуя, и так еще несколько пар. Они целовались скоро, одним духом, если не нравились друг другу, или не спеша, нежно, коль были по сердцу. Смеялись до упаду, когда попадали парень на парня, девушка на девушку.

Далее к гармонисту присоединились балалаечник в яркой красной рубахе и белокурый паренек с деревянными ложками. Веселье разгоралось. В центр подмостков вышла все-та же рыжая непоседа, взмахнула игриво платочком, приглашая в круг, и заиграла веселая озорная мелодия.

На две половины разделилась молодежь; с одной стороны парни, а с другой – девчата. Шелковые сарафаны, расшитые всеми красками радуги сорочки, в волосах яркая палитра атласных лент, цветами украшены светлые, темные волосы девушек. У некоторых на головах веночки. Первым запел Лука, обращаясь к рыжеволосой певунье:

Где ты, милка, вырастала.

Что такой красивой стала.

Лягу спать – глаза закрою.

Ох, не дает любовь покою.

Девушки в ответ, кокетливо наступая на шеренгу парней, ловкими ножками выбивая дроби:

Хороши ваши сапожки,

Только улица грязна.

Хороши ваши ребята,

Только славушка худа.

Те, задорно продолжили припевку, игриво выделывая танцевальные па, двинулись на девчат:

Отчего кусты густы –

Их никто не рубит.

Отчего девчата злы –

Их никто не любит.

Далеко за полночь закончилось веселье, и парами, парами разбрелась молодежь по деревне, разбрасывая вокруг себя осколки шуток и смеха.

Настя и Лука уселись под березой, и Дана стала невольной свидетельницей их свидания.

– Сегодня совсем ночью не спали, орали на всю деревню.

– Не-а, – целуя, шептал Лука, – а завтра с первыми лучами в поле.

– Так уходи, – игриво просила девушка, страстно отвечая на поцелуй.

– Не могу. От тебя оторваться не могу! Ты такая сладкая!

– А че ж на других девок глазищами зыришь? Гляди окосеешь, никто замуж не пойдет.

– Настенька, родная, выходи за меня, а не то cбегу.

– Мамка сказала не ранее осени, потерпи.

– После твоих поцелуев хмельной весь день хожу. Любить тебя хочу, целовать-миловать, никого не боясь, ни от кого не прячась. Давай скорее поженимся, чего тянуть.

– Пора домой, пора, – шепчет счастливая девушка, целуя друга милого в губы страстные.

Они ушли, обнявшись и целуясь беспрестанно, а Дана, незамеченная влюбленной парочкой, осталась совсем озадаченной. Избранник ее сердца, ее единственный и неповторимый Лука, имеет невесту и собирается женится.

Как страстно целовал ее, сколько хороших слов говорил! Ночи не спала, все о нем думала, об их встречах грезила и что теперь?

Не заметила, как прилетела ее встревоженная воспитательница. Ворона начала обиженно сетовать на недостойное поведение совсем юных и наивных девушек, которых на каждом шагу поджидают коварные искусители.

Дана нехотя пошла домой. Долго не могла уснуть и только под утро задремала, чтобы потом подняться больной, усталой и расстроенной.

Кое-как перекусив все той же картошкой, ушла к реке, на лавочку, под березу. Ее спокойный шелест листьев напоминал о маме Норе, по которой так тосковало сейчас сердечко девушки. Она чувствовала себя, как никогда одинокой и брошенной.

VIII

Дана сидела безмолвно и отрешенно. Рядом, на песчаном мелком берегу веселой визгливой стайкой резвились дети, похожие друг на друга цветом своего загара, светлыми взлохмаченными волосами. Они, то гурьбой неслись в воду, на бегу разбрасывая множество искрящихся брызг, то с громким смехом выскакивали из реки и, вывалявшись в раскаленном добела песке, ныряли снова в теплую речную волну.

Стояла невыносимая жара. Раскалённый воздух жалил лицо, впиваясь горячим знойным поцелуем. Ни вздрогнет ветерок, ни пробежит над речной рябью, ни шелохнет пугливый лист на белоствольной березе. В воздухе витало какое-то непонятное напряжение. Природа притихла в тревожном ожидании. Неслышно было даже собачьего лая, такого привычного для деревни, только коегде звонко перекрикивались петухи, зазывая дождь.

Где-то вдали стал слышен неясный шум то затихающий, то неожиданно появляющийся вновь. На горизонте показались мохнатые, с неряшливо оборванными краями, тучи. Выползли и застыли в тревожном раздумье, уставившись в пространство впереди себя, потом вдруг тяжело и зловеще двинулись на лес, на реку, на деревню. Ярко блеснула блуждающая, искривленная полоска пламени. Сразу что-то, собравшись в могучий клубок, загремело, набрало силы и покатилось на лес, угрожая раздавить его своей мощью, но, едва достигнув столетних вершин, развалилось, заглохнув в ветвях притихших деревьев.

Дети, с оглушительными криками собрав свои нехитрые пожитки, побежали в деревню, оставив Дану одну.

Вновь вспыхнул и тут же погас короткий и яркий свет молнии. И снова грянул гром, пока приглушенный, осторожный. Он опять-таки застрял в лесу, негромким эхом прокатившись по речной глади.

Внезапно налетел сильнейший порыв ветра, яростного и могучего. Зашумела, забурлила вода в реке, встревоженная такой напористостью. Затрещали, застонали деревья, зашелестела тревожно береза, как бы прося пожалеть ее, длинные косы не путать, бело тело не ломать. Тучи, гонимые своим бесшабашным пастухом, неслись уже с необыкновенной быстротой. Небо стало могучим и страшным.

По краям, сливаясь с землей, оно окуналось в непроглядную тьму, сверху нависая тяжеленной тревожной глыбою. Гром вовсю резвился уже над рекой, над деревней, над лесом. Яркими слепящими линиями, то ровными, то причудливо изогнутыми, молнии беспорядочно метались среди туч, пронизывая их своими острыми и зловещими стрелами, рождаясь где-то в самом центре скопления облаков.

Тогда начинался гром. Вначале лениво, но потом все более возбуждаясь, подступал все ближе и ближе, и тяжело, надсадно трескался, раскидывая вокруг множество грохочущих осколков. Только успевал отгреметь один, как тут же взрывался следующий. Гроза бушевала, все более распаляясь. Время от времени вспышки молний подгоняли раскаты грома. Ему не хватало простора. Он задыхался от переполнявшего его возбуждения. Казалось, вот-вот должно произойти что-то ужасное.

И случилось! Очередная молния вспыхнула тонким длинным росчерком, потом закружилась, завертелась, заплясала в диком танце, и разошлась широким концом, оголив зловещий голубой огонь. Страшенный, небывалой силы взрыв вскипел прямо над головой, встряхнув все небо, яростно раздирая его на части, оглушив на мгновение девушку. Небо разорвалось и обрушилось на землю первыми крупными горошинами. Растворилась серозеленая пелена, принесшая с собой спасительную влагу. Дождь весело забарабанил по воде, по земле. Еще гремело вверху, эхом разносясь над землей, глохнув в лесу, но молнии вспыхивали уже вдали, на краю неба, и гроза последовала вслед. Уставшая от нестерпимой жары, от томительного ожидания дождя, земля с наслаждением вбирала в себя целительную влагу. Он шел густой, крупный и торопливый.