Марта

Их недолюбливали и избегали лесные жители. Жалостливая Елка, как могла, пыталась обрадовать их чем-то, развеселить им жизнь.

Мавки хлопочут в лесу днем. Смех их заливистый разносится на всю округу. Они часто озорничают, подшучивая над грибниками и ягодниками, песнями своими и проказами заводя их в дремучую чащу. Хотя в таких шалостях всегда Блуд упражнялся. С немалым удовольствием устраивал так, чтобы люди не могли найти выход из лесу.

Он путал им сознание, отзываясь на их крики голосами разными, мутил им головы так, что они могли сутками бродить между трех сосен.

Особенно доставалось горе-охотникам, ежели те, без сговору с ним, в лесу шалили, зверье стреляли. Перед их жадным взором он мерцал огоньком, искушая затерянным кладом, маня за собой каждого по отдельности.

Не одного такого в глухом болоте погубил. Иногда, сжалившись, приводил к русалкам запутавшегося беднягу, когда те, купаясь в лунном сиянии, водили хороводы на берегу реки. А там уже, как судьба ляжет, если сможет заблудившийся договориться с ними, гляди, и жив останется, может, и отпустят домой душу его на покаяние.

Потом, когда зима укрывала реку ледовым слоем, водяные красавицы засыпали, в отличие от мавок, которые и зимой, хоронясь в пещерах глубоких, пряли, шили себе одежды. Елка нередко принимала участие в играх лесных и речных девушек. Чаще бывала одна. Задумчивая, бродила по лесу, разговаривая с птицами, с диким зверем. Иногда ее сопровождал Май.

Девушка знала, что за кромкою леса есть иной мир, населенный похожими на них существами, называемыми людьми. Лесной царь категорически запретил дочери показываться им на глаза, рассказывая, всякие недобрые, страшные истории. Еще и поэтому, когда среди деревьев разгуливали нетрезвые или зловредные представители этого нехорошего племени, лесная свита всячески старалась их сгубить, запутать им дорогу к дому.

Никогда одиночество не заботило ее. Она и не догадывалась, что та, другая жизнь, не менее интересна.

Совсем, случайно встретились однажды с Химой. Девушка заблудилась, когда пошла с товарками за грибами. Елка даже догадывается, что они умышленно сбежали, бросив подругу в лесу одну. Поначалу Май хотел напугать растерявшуюся девушку, но она решительно вступилась за нее.

Почему-то облик робкой незнакомки разбередил в сердце ее сочувствие, растравил в ее душе какие-то смутные воспоминания. С той поры, таясь от батюшки, она бегала на свидание к своей новой подружке. Их жадные беседы пробудили в ней желания, неведомые доселе.

Что-то постоянно стало беспокоить ее, будоражить путаные мысли. В последнее время чувствовала себя неуютно, все будто, как и раньше, но уже не так. Настоящая жизнь теперь казалась ей скучной, унылой, будто ты замкнута в каком-то небольшом пространстве, а за ним – целый, неизведанный мир, и так много событий, может, и не всегда интересных, но ты о них не знаешь, ты в них не участвуешь, не испытываешь на себе их влияние.

Иногда это и приятно. Порой не хочется никого видеть и знать, но иногда…так тянет туда, к ним, непознанным и почему-то родным, и так влечет к себе тот незнакомый, загадочный мир.

Она снова погрузилась в мечтания. С каких-то разрозненных, расплывчатых видений, что, угодливо прислуживаясь, всплывали из потаенных уголков девичьего сознания, из смутных, едва обозначившихся теней, пыталась соткать мыслью робкою таинственный, желанный образ. Стремилась оживить его, представить наяву. Путая грезы с явью, будто сквозь сон, лепила застывшим взором нечто. На миг ей показалось, что смогла, что получилось.

Пламенем пылким обдало девичьи щеки, жгучим огнем пронзило грудь девичью. Это сладкое наваждение стремительно растворилось, превращаясь в легкую, зыбкую дымку, став невидимой тенью. Улетучилось в обнимку с облачком.

Она сидела, притихшая, взволнованная, уже не предаваясь мечтам, ощущая в себе томительную боль, будто чье-то нежное, трогательное касание.

Это была грусть по неоцененной утрате или невыразительное предчувствие ее. Это была та кручина, что очаровывает робкой нежностью своего первого осязания, сочетая в себе радость и огорчение, веру в счастье и легкую дрожь в предчувствие его.

Это предощущение, далекое, едва ощутимое, созвучно с ударами девичьего сердечка. Оно бережно затягивает в свою волнительную глубину, чудным способом оборачивая смутное ожидание любовной тоски в мучительное наслаждение, что никнет и взмывает, утихает и разгорается. Едва слышное излучение его светлого угара оплетает девушку терпким дурманом призрачного счастья.

И снова в уже захмелевшем, безвольном воображении возникает сладостное видение, и даже какая-то, чересчур дерзкая мысль, приводит ее в смятение.

Елка вскочила. От этого глухого, непонятного, изнуряющего ее плоть любовного волнения, чувствовала себя усталой, даже изможденной. Так в девичьих смутных желаниях рождается эта непостижимая тяга к потребности любить и быть любимой.

Захотелось окунуться в воду, чтобы смыть с себя остатки томительного беспокойства. Хима рассказывала, что парни и девушки каждый вечер собираются у реки песни петь, хороводы водить. И, конечно, купаются, раздельно, на несколько шагов поодаль друг от друга.

Нередко жадные мужские глаза подсматривают за играми девушек на воде и если они, поймают такого, то крапивой отшлепают так, чтоб впредь не повадно было подглядывать.

Она же здесь совершенно одна и никому и в голову не взбредет такая сумасбродная мысль. Все же, быстро сбросила с себя одежду, стремительно кинулась в реку, как бы опасаясь чьего-то пытливого, острого во тьме взгляда.

С удовольствием погрузилась в теплую воду. Легла на спину, покачиваясь на волне. Распахнулась над нею неба бездна великая во всей своей могучей красе.

Млечный путь – дорога ясная, куда стремишься ты? Куда ведешь? куда зовешь? куда манишь сердце смятенное? Какая могучая сила рассеяла тебя на полнеба колеей размашистой? Какая загадка скрывается в фейерверке твоих блистающих звезд? Вечный вопрос без ответа, без имени!

Волнительно путались мысли. Закручиваясь беспорядочно между собой, тянулись без конца и краю, затягиваясь в глухие углы сознания. Лежала на воде тихо-тихо, будто боялась спугнуть этот тревожный рой, нарушить эти робкие попытки заглянуть в будущее.

Река в этом месте была неглубокой и имела твердое песчаное дно. Немного дальше она заворачивалась, выгибаясь ужом и, как бы, задумавшись, отступив в сторону, разливалась и становилась болотом. Там росла густая, жесткая трава, высокие, плотные камыши. Вода в том озерце была темной, мрачной, пугающей. Посередине небольшой островок, поросший крапивой, странными, верно, одичавшими цветами.

Там живут водяной и русалки. Раньше часто заглядывала к ним. Ей нравились их грустные песни, разговор о прошлой жизни. Каждой русалке было что рассказать любопытной девушке. Но в последнее время Елку перестали интересовать эти встречи. Ее стало тяготить их бесед непонятная недомолвка, не совершенность какая-то невольная. И деревья там были усыхающие, немолодые. Кажется, тронь, и они заскрипят, жалостливо сетуя на старость.

Колеблются тени низких ракит. Ей уже кажется, что все-таки кто-то прячется в густых зарослях, притаившись, наблюдает за ее купанием. Вышла из воды, оделась торопливо. Венок на голову одела и увидела за своей спиной молодого человека. Откуда вышел, даже не заметила. Тот с явной хитрецой наблюдал за нею. Поневоле растерялась.

Как много сказано во взгляде насмешливом! Восторг, и удивление, лукавство, алчность, упоение – переплелись, не разделить. Что-то неумолимо влекло к нему и в то же время отталкивало девушку своею непонятною тоской. Жадно впитывала в себя чужой, упрямый взгляд. Сердце замедлило биение, встреча эта неожиданная волнует ее кровь. На счастье, а, может, на беду?

― Ты кто? – скривились губы девичьи в улыбке.

― Случайный путник, заблудившийся в чаще глухой, и сраженный наповал видением прекрасным. Гляжу, глазам своим не доверяю, то ли лебедь белая плывет, то ли облачко легкое в сумраке ночном над водой скользит.

А вокруг такая ночь! Картина эта чей угодно очарует взор. Как завидовал реке, что заполучила в свои объятия девичье тело!

Елка, опустив глаза, пытается обойти речистого незнакомца. Путь ей преградил широкой грудью.

– Чуть встретились, а ты уж рвешься прочь! Что дрожишь, как листочек осиновый? отчего, стал смущенным твой взгляд?

Не страшись! Сокрушаться не стоит напрасно; посмотри, в небе звезды горят. Еще не скоро утренняя зорька луну загасит.

Девушка подняла недоуменный взгляд.

– Услышал сердца зов несмелый, и вот я здесь. Уединение укромное посмел нарушить, прошу заметить, следуя желанию самой красавицы.

Что дрожишь, как березка от холода? я обидеть тебя не спешу, лишь, любви паутинкой тонкою я сердечко твое оплету и назову своей милой возлюбленной, звездочкой ясной, нежным цветком.

Вот робким лучиком блеснули глазки! Вверься мне, не бойся. Будь покорной. Все, что нужно нам – эта ночь для двоих и любовь на двоих.

― Я дочь царя лесного, – пытается девушка разорвать объятия. – Мы с тобою не пара.

― Мне все равно, кто ты, откуда и зачем свела судьба порой ночною. Пойми, на небе все давно за нас с тобою решено. Мне безразлично, чья ты дочь, знаю одно, достойны мы друг друга!

Моя прекрасная лесная фея, я утоплю тебя в своей упрямой нежности, я утомлю тебя горячей ласкою! Ты вся дрожишь от счастья и испуга.

Ты падаешь со мной в любовь и шепчут губы девичьи, – не надо. Доверься сердцу, спрячь на его донышке напрасную тревогу, девичью гордость отдай свободным облакам, пусть разнесут по свету твою застенчивость…

О, этот пленительный трепет ресниц в движении стыдливом! Как чувство робкое мне мило, не ослепляет и не жжет. Поверь, я не обижу твоих надежд, твоих желаний словом заносчивым или поступком неумеренным, не оскорблю твою весну предательством, я лишь сорву с невинных уст стыдливый поцелуй.

Елке вдруг показался известным голос, и все слова были знакомы. Где приходилось слышать их?

– Отпусти! – С досадной горечью. – Какой отравой льстивой напоил свою речь! И этот высокомерный взгляд, и эти жестокие губы. Объятия твои не ласковы, они грубы.

Как скупа твоя правда и как ядовита нежность! Не верю, что бывает такою, надуманною, любовь!

О, горе, читаю в насмешливом взгляде такое притворство! Скажи, разве есть упоенье в чьем-то позоре? В моем унижении, что милого для тебя? Что льстит сердцу надменному? Не прошу, не умоляю, требую, отпусти! Я позову на помощь. Эй! Все сюда! Я здесь! Нужна подмога мне.

Была ли эта встреча явной или видением случайным, в ночи растаял призрак, остался только шлейфа приторный аромат.

Что лгать себе напрасно, его прикосновение так сильно душу обожгло! Раскаяние в ней кипит, была я слишком резкой, беспощадной, несправедливой. Он не такой, каким хотела его себе представить, добр он и нежен. Тянется за ним глупое сердце, томится грудь волнением щемящим.

― Ночь одна на двоих… Будь мне покорной… Как сладко быть любовью прирученной, подчиниться нежности друга милого. Себя я напрочь потеряла, не вернуть уже покой и радость тихую, былую, прошедших дней беспечность не возвратить. Где я? И что со мной?

Пролетела ночь одним мгновением и умчалась прочь, оставив Елку в плену каверзных мыслей.

***

Хима, оглядываясь беспрестанно, спешила на встречу с подругой. В последнее время девушка крайне изменилась. Стала увереннее, живее, беззаботнее. Поверила в себя. Раскрепостилась. Жизнь наполнилась беседами, которые в мыслях продолжались и в избе, возле печки.

Впервые нашла понимающее, отзывчивое сердце, верную подружку, с которой делилась всеми своими самыми сокровенными мыслями. И сейчас торопилась поведать Елке свой дивный сон.

«В странном лесу, куда она подступила с острой, щемящей болью в груди, настороженная и напряженная, было влажно и тихо. Ни шелеста деревьев, ни птичьих голосов. Пустынный, тяжелый, он угрожающим чудовищем обступил ее. Она не чуяла своих шагов, будто бы плыла по воздуху все вперед и вперед, все дальше в глубину. А вокруг такая тревожная глухомань, такая чащоба, что не смогла бы даже белка шустрая проникнуть сквозь сплетенные ветки, что, будто руки ужасные, сцепились между собой. Хотя при ее приближении, могучие деревья расступались нескончаемой аллеей, угодливо выстелив ей путь туда, куда стремилась она в своем необъяснимом странствии. Вскоре вышла на поляну. Невидимое за ее спиной солнце положило свой широкий луч на тропу, осветив купола церкви, будто парящей над лесом. Остановилась в недоумении, закипело сердце, предчувствиями недобрыми полное, каждым ударом своим пригвождая тело к земле. Ноги, словно окаменели.

От церкви исходил такой яркий, неземной свет, что больно было смотреть. Прищурившись, прикрыв глаза рукою, глядела перед собой. С холма, к ней навстречу, спускался незнакомый человек. Безбородое лицо было искажено злобою и хмурым недоверием. Глаза горели ожесточенным огнем.

С каждым шагом вырастал этот мрачный образ, закрывая собою горизонт и церковь. Она с опаской ждала приближения, испытывая тихий ужас, как бы предчувствуя неминуемую беду. Стебельком беззащитным жалобно дрожала на сквозном ветру душа девичья, безутешная в своем тягостном ожидании.

Он медленно протянул к ней руки и в тот же миг над ними раздался звон сотни стонущих колоколов. Вытягиваясь в бесконечный колючий звук, звон этот вонзился в ее сердце и наполнил его такою дикой болью, что она провалилась в бесчувствие.

Хима знала, не к добру привиделся сон этот, ждет ее напасть. Кому рассказать, кому пожаловаться? Как ее отвести? Батюшки уже несколько дней не было дома. Как-то в один момент молча собрался и, не попрощавшись, исчез. Что привезет с собой? Какие вести недобрые ждут девушку с его прибытием? Порою слезы набегали на глаза, она торопливо вытирала их рукавом.

Елки не было в их укромном месте. Присела под дерево. В первый раз ее никто не встречал. Оглянулась, томимая неопределенностью. Ей чудилось, что кто-то давно за ней наблюдает. Страх постепенно охватил Химу. Казалось, что этот неизвестный, все время находясь за девичьей спиной, незаметно копирует каждое ее движение, подсмеиваясь над бедной девушкой. Что он хочет, и кто он такой?

Сзади послышался осторожный треск ветки – она вздрогнула и подхватилась.

Огромный букет ромашек неожиданно возник перед нею, легкий, покорный и такой игривый. Казалось, белое облачко из нежных лепестков с золотыми сердечками вот-вот растает и ускользнет. В первое мгновение девушка стояла очарована. Сердечко тихонько встрепенулось, радостно защемило, и безмерная нежность окатила ее. Это нечаянное диво – щедрое вознаграждение за недавнюю грусть.

― Это мне, – прошептала чуть слышно, спрятав в букет зарумянившееся лицо.

Мая она увидела перед собою так близко впервые, хотя образ желанный его предательски тревожил девичьи сны, путал ее мысли, невольно думала о нем каждую минуту.

― Спасибо, – сказала тихо, улыбнувшись несмело. Ей было уже неловко за подарок нежданный. Она догадывалась, что встреча их, конечно, случайна. Сам по себе, Май бы никогда не поднес этот букет. Видно, Елка насобирала и попросила передать, так как сама не смогла этого сделать.

Пути их пересекались крайне редко. Лишь иногда, и то невзначай, они могли встретиться, но и в эти короткие минуты свидания язвительные шутки его не раз доводили Химу до слез. А ей так хотелось приглянуться парню, хоть с самого начала видела, он жених ее единственной подруги.

Девушка знала, она не достойна его внимания. Хима чуяла в нем человека совершенно другого, чуждого ей круга и, конечно, значительнее, умнее, выше по положению. Май был из того удивительного мира, где живут по неизвестным ей правилам и законам.

Собственная же ее жизнь сдавалась ей пустою, мелкою, не интересной. Вот и сейчас чувствовала себя крайне неловко. Девушке казалось, что он, как всегда, недоволен ее поведением и все ждала обычных упреков. Да и что скрывать, говорить им было совершенно не о чем. Растерянно оглянулась вокруг. Жутко захотелось провалиться сквозь землю.

Вдохнула терпкий аромат цветов, вспомнила свой кошмарный сон и ее пронзила такая жалость к себе, такая обида нахлынула вдруг, сразу, что сами по себе закапали слезы, крупные, частые. Подняла глаза заплаканные.

Его взгляд, на удивление тихий, задумчивый, как бы спрашивал,

― Что с тобой, моя девочка робкая? Чем обидел тебя мой подарок? Почему заблестели глаза?

Май, движимый какой-то непонятной мыслью, неожиданно для себя в один миг соорудил качели и бережно усадил на них дорогую гостью. Близко-близко почувствовал, как бьется в ней, пульсирует живая, незнакомая ему жизнь. Бесцеремонно забрал свой букет, попросил держаться покрепче и стал осторожно раскачивать.

Девушка понемногу успокоилась, утихли слезы, и постепенно маковым цветом зарделось налитое личико. Пышной косой ветерок играет. Мягкие завитки волос на шее и на лбу взлохматились. Губы влажные приоткрылись в улыбке задорной. Трепетных ресниц длинная тень на полщеки.

И вот она, забыв обо всем, вся отдалась блаженству полета, и сразу стала похожей на удивительную птицу, стремящуюся взмыть в небо. Ласково оглаживает ветер щеки девичьи, что полыхают, ровно жар, заботливо охлаждая их пыл.

Пламенеет и дробится в глазах восторженных блеск влажный. О, радость, неистощимая, непостижимая! Лучом стремительным ты рвешься ввысь, но, едва коснувшись высоты заветной, тут же летишь обратно. И вновь так жадно тянешься в синюю бездну, к солнцу!

Но судьбы немилосердный жребий, твой луч упорный преломляя, свергает с высоты безжалостно. И снова ты стремишься в небо, что плещется над облаками, дразня отрадой. О, счастье, может рядом ты?

Не подавляя уже себя, стал смотреть на нее изумленно, жадно, будто измученный жаждою лесной зверь, что, наконец, встречает на своем пути живой источник, припадает к ключевой воде и пьет, захлебываясь большими, ненасытными глотками.

Она – прекрасна! Она – обворожительна! Какие дивные глаза! Огромные, раскрытые, они светились сейчас неведомыми ему доселе волнительными искорками. Они блестели, переливаясь, полнились живою, неисчерпаемою радостью, оттеняя воодушевление зардевшегося лица.

В этой легкой улыбке, в мягких линиях не целованных губ сквозило такое обольстительное очарование! Каждое, едва заметное движение ее темных, вразлет бровей так больно и так сладко отзывалось в его груди.

Она пленила его, и он подчинился неотразимому обаянию, растворившись в чудном мгновении, не в силах отвести восхищенных глаз. Май уже ни о чем не думал. Он наслаждался девичьей красотой. Он пил ее, жарко, истово, ощущая, как по капле медленно стекается в его грудь что-то новое, волнующее, доселе неизведанное. Чувство это стало пробирать его все сильнее и сильнее, все глубже и глубже проникая в нутро мучительной болью, что сладко одолевала каждый завиток его жил, неумолимо опутывая все его тело влечением и безволием. – Что со мною? – Шептал подавленный, а томительная волна желания закипала в нем.

Хима, как бы почувствовав это нескромное стремление, неожиданно махнула головой. Качели остановились. Она осторожно соскочила, взяла бережно свой букет из его рук,подняла лучистые глаза. – Благодарю вас, – прошептала чуть слышно.

В своей простенькой манере держаться была так мила и так прелестна, что поневоле закрыл глаза. Он готов был прямо сейчас упасть перед нею, пылинкой распорошиться у ее ног.

― За все спасибо. Прощайте.

И ушла, вмиг погрустневшая.

А он вдруг понял, что не может так просто расстаться с нею. Хочет видеть ее, глядеть на нее долго-долго. Только смотреть, только любоваться, без слов, без мыслей, без движений. Какая-то нетерпимая, искалеченная биением его сердца, дрожь овладела им.

― Что будет теперь со мною и почему именно сегодня.

В один момент, вдруг, вот так нагло, без объяснений и без предупреждения, кто-то бесцеремонно захватывает всего тебя целиком и полностью, грызет необъяснимой тревогой твою грудь, заставляет думать о себе.

Истома и огорчающее беспокойство охватили его; видеть ее, видеть, хотя бы еще мгновение, хоть бы один короткий миг. Оглянулся, терзаемый мучительной, безрассудной надеждой.

Робкая, печальная улыбка ее промелькнула на прощание и угасла. Безмолвное, таинственное движение девичьих уст, что отозвалось в его груди такою щемящею тоскою, что сердце съежилось, словно от удара; так странно застыло оно онемелое, с плотью онемевшей слившись, и обида злая пленила его. Он понял, эта встреча, оборванная его внезапным наваждением, навеки отняла покой.

Как сладок трепет пленительных губ, что несмело так нежности просят!

Я ее не люблю, не люблю, в том уверен! Глупый бред моей мысли случайной, но зачем же с надеждою тайной ей сегодня вдогонку гляжу?

К чему мимолетные встречи! Что мне в них, простодушных речах робкой девушки?

Что в задумчиво – грустных глазах так пленит и тревожит меня? Отчего трепещу я невольно, если взгляд несмелый ловлю? Почему же на легкий румянец я смотрю с непонятною злостью и спешу наглядеться на гостью и не могу…

Ведь, не люблю же ее, не люблю!

К чему нынче встречи? Как дикий зверь, попавший в сети коварные, я мучаюсь напрасно. Даже, если любовь? Даже, если люблю, страсть безумную надо сдержать.

Как тяжело любить такой любовью! Знать, что она жена только другого, твоей не будет никогда! Надо смириться, я дал слово жениться на дочери царя лесного. Мы с Химой разные и жизни разные у нас. Я дух лесной в подобье человечьем. И пробудить во мне любовь простая женщина не может.

Увы! Она меня с ума свела, и как бы я ее не сторонился, любовь во мне бурлит, она жива. Разумные доводы здесь бесполезны, от встреч желанных не уйти. Грустные звездочки глаз ее тихих зовут и манят за собой.

Дай мне силы, царь лесной! Не осуди! Боюсь я впасть в твою немилость.

Как мы опасаемся того, чего не знаем! Всячески стараемся избегать ловушек, расставленных хитрою судьбою, и все же так легко попадаемся в них!

***

Елкой овладел страх за свое будущее. Неугомонные мысли тяготили сознание, не давая продыху ни днем, ни ночью. А временами ей казалось, что будущего уже не будет, счастливая жизнь ее закончена, она достигла той мучительной грани, когда уже дальше для нее пути нет. Рассудок бессилен был чем-то помочь. Отцу боялась признаться в своих запретных чувствах. Он так оберегал ее от этой доли и не смог.

Осознание своей беспомощности было для нее даже приятным, давало некое отрадное отдохновение терзавшим ее чувствам. Собственное бессилие и нежило девушку, усыпляя ее тоску, и укачивало в сладком и тихом кружении грез, ибо в своих раздумьях она растворялась, переставала существовать. Значит, высвобождалась из-под их гнета и печально смотрела на себя, будто издали. Седою, тонкой паутинкой тихая печаль опутала душу.

Ей было жаль, что встреча их с незнакомцем – это уже истекшее событие. И что случилась она не так, как представляла себе, как надеялась и как мечтала. Глаза ее, напоенные грустью и сожалением, лихорадочно блестели, менялись, излучая столько любви и надежды! Осознание того, что она несет в себе что-то необычное и несравненное, возбуждало ее, перенимало счастливым трепетом ее грудь, укачивая мысли нежной, монотонной мелодией. Она даже похудела, побледнела. Кожа на лице стала прозрачной.

В сладком и тихом бесчувствии пришла она на встречу с Химой. Сердцем почувствовала, что подруга очень хочет видеться, так как появились какие-то важные новости. К ее удивлению, Май тоже захотел встретиться с ней.

― Вот и хорошо, что вы вдвоем, вместе. – Хима густо покраснела от упрямого взгляда его. – Я пришла попрощаться.

― Что такое? – обеспокоено переспросила Елка, вмиг забыв о своих любовных переживаниях.

― Замуж… выхожу. – Выдохнула смутившись, опустив робкие глаза.

― Ты, – шумно обрадовалась, схватив вспыхнувшую подругу за руки.

― Я. – Еще больше покраснела, невольно оглянувшись на оцепеневшего Мая.

― А как же батюшка, он-то согласен?

Хима улыбнулась, – он и привез с собою жениха, поэтому и свадьба завтра.

― Я рада за тебя! Как я рада за тебя!!! – Смеялась Елка, тормоша подругу за руки. Та улыбалась, смущенно потупив взор.

― Май, порадуйся за нас! Новая, семейная жизнь начинается! Он молод? хорош? – кружила подругу.

― Не молодой, – запнулась, – но и не страшный. Нормальный. Такой, как все, не лучше, и не хуже. – Уже смеялась Хима.

― Да, ну тебя, не скромничай! Знаю, что хорош. Он тебе нравится?

― Ну…

― Стесняешься. Знаю, что понравится. Желаю тебе счастья!

Остановились, запыхавшиеся. Елка кричит, машет рукою облакам, подняв голову, – я хочу, чтобы моя подруга была счастлива!