Глициния

Блайт забилась в глубь кареты, упершись каблуками в дверцы с обеих сторон, и вцепилась в сиденье, впившись пальцами в кожу.

– Я не выйду из экипажа, пока ты не пообещаешь, что мы останемся.

Арис равнодушно встретил брошенный ему вызов, заложив руки за спину и изучая ее.

– В самом деле? Очень хорошо, посмотрим, насколько серьезно ты настроена. – Не теряя ни секунды, он захлопнул дверцу с такой силой, что Блайт едва успела отдернуть ноги в последний момент, чтобы их не зацепило. Она упала на пол кареты и вскарабкалась обратно как раз вовремя, чтобы увидеть в окно, как Арис шлепнул одну из лошадей по крупу. Кем бы ни был их кучер, он явно был околдован, потому что карета снова покатилась по склону вниз.

Блайт открыла рот, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить свой гнев, наблюдая, как фигура Ариса исчезает вдали. Он помахал ей вслед, и последнее, что она увидела, это раздражающе довольную улыбку на его губах.

Блайт не имела ни малейшего представления, куда направляется экипаж, да ее это и не волновало. Она провела последний час, проклиная своего мерзкого мужа всеми словами, которые когда-либо слышала, оставаясь при этом в свадебном платье с наполовину расшнурованным корсетом и с растрепанными волосами. Она слишком погрузилась в свои мысли, придумывая план, как бы ей перехватить управление экипажем и сбежать в Фоксглав, чтобы провести зиму с Сигной, поэтому не заметила, когда они остановились.

Девушка замерла, услышав усталое ржание лошади, и только тогда вернулась к реальности.

– Почему мы остановились? – Блайт окликнула кучера, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Ответа не последовало.

Разомкнув дрожащие руки, она наклонилась, чтобы выглянуть в окно.

Для кого-то окружавшие ее деревья ничем не отличались от других деревьев в любом лесу. Но Блайт провела все свое детство среди них и с первого взгляда поняла, куда ее привезла карета – в рощу за Торн-Гров.

В лес, где располагался сад ее матери.

Внезапно напряжение в теле спало. Блайт вышла из кареты, не обращая внимания на нити судьбы, которые вились вокруг нее, направляясь сквозь продуваемые ветром деревья, которые склонялись, словно приветствуя своего забытого повелителя. Их красота проявлялась в жадности, когда они поглощали каждую каплю тепла и солнечного света, не оставляя ничего, кроме темноты и пронизывающего холода, проникавшего сквозь ее тапочки. Блайт ежилась от холода, с каждым шагом все больше удивляясь, почему Арис отправил ее именно сюда. Прошло несколько минут, прежде чем она перестала высматривать его за каждым деревом, уверенная в душе, что он собирается выскочить и застать ее врасплох, только чтобы посмеяться над своей жестокой шуткой. Но чем дальше она углублялась в лес, тем больше убеждалась, что Ариса нигде нет.

Блайт не посещала сад своей матери с тех пор, как та заболела. Она тоже была слишком больна, чтобы спорить, когда отец принял решение изолировать ее, а оправившись от отравления, не чувствовала себя готовой к этому. Потом случился пожар, и Блайт было невыносимо видеть, как любимое место ее матери превращается в пепел.

Даже в суровую зиму сад производил впечатление. Лилиан надевала свое самое теплое пальто и отправлялась сюда на прогулку каждый день после обеда, чтобы проверить, как поживают морозник и анютины глазки в ожидании весны. Однажды Элайджа спросил, почему Лилиан не разрешает ему послать вместо себя кого-то из слуг. Но женщина не верила, что кто-то из них сможет должным образом ухаживать за садом. Не так, как она.

Большую часть юности Блайт проводила рядом с мамой, с удовольствием наблюдая, как из крошечных росточков вырастают великолепные цветы. Однако по мере того, как Блайт становилась старше, ее визиты становились все более редкими, поскольку она отвлекалась на чаепития, уроки или книги, которые, как оказалось, гораздо уютнее читать дома, у камина.

Мягко шагая, чтобы не нарушать тишину сада, девушка обошла его по краям, на цыпочках переступая через обуглившийся кустарник, и направилась туда, где на краю пруда находилась могила матери. Надгробие недавно почистили, но даже это не помогло скрыть следы пожара. Оно было хрупким, один угол треснул и осыпался, а другая часть выцвела, из-за чего надпись читалась с трудом. Земля тоже поглощала плиту, мох поднимался по камням. Но это была всего лишь природа, и Блайт подумала, что мама была бы не против. Ей, вероятно, понравилась бы мысль о том, что ее тело и надгробие принимает земля, которую она так любила.

Блайт прижала ладонь к камню, чувствуя, как глаза защипало от горячих слез, и провела пальцами по выгравированному имени Лилиан.

– Привет. – Блайт проговорила это едва слышно, опускаясь рядом с могилой. – Прости, что так долго не навещала, но держу пари, ты никогда не думала, что я выйду замуж, не так ли? – Улыбка Блайт была слабой, когда она прислонилась головой к камню, прислушиваясь к ответу, который никогда не получит.

Чего бы она только не отдала, чтобы вернуться в прошлое. Забыть обо всем, что когда-то казалось ей таким важным, и присоединиться к матери в ее прогулках по саду. Блайт перевернула бы весь мир, чтобы еще раз встретиться с Лилиан среди этих деревьев.

Она запечатлела поцелуй на камне, чувствуя боль в груди. Девушка знала, что, возможно, тоска притупится со временем, но навсегда не исчезнет. У Блайт словно украли частичку души и оставили мучиться.

Со стороны Ариса было жестоко отправить ее в это место. Каждый день без Лилиан ощущался как удар ножа между ребер, а в день свадьбы Блайт было особенно больно.

Но ее мать была не единственной, кто испустил свой последний вздох в этом саду.

Блайт встала, не потрудившись приподнять подол платья, который волочился по пеплу, хотя ей хотелось бы, чтобы он уже исчез. Было невыносимо гадать, принадлежал ли он цветам, которые когда-то наполняли этот сад, или телу ее брата.

Перси никогда не любил сад так, как они с матерью. И хотя он не раз сопровождал их, но в основном для того, чтобы они с Блайт могли гоняться друг за другом между деревьями. Девушка все еще слышала его смех в завывании ветра и нежное ворчание матери в птичьем пении, от которого по коже пробегали мурашки.

Перси изменился в последние годы, но она никогда не думала, что он способен причинить вред их семье. Боль от предательства была сильнее любого яда, и девушка понимала, почему Сигна так долго хранила этот секрет. По той же причине она хотела скрыть правду от Элайджи.

Никогда, даже за миллион лет, Блайт не причинила бы Перси такой боли, какую он причинил ей. Даже сейчас, узнав обо всем, что он сделал.

– Мне бы хотелось, чтобы все сложилось по-другому. – Стоя на голой земле – все, что теперь осталось от сада, Блайт опустилась на колени. – Чтобы ты мог рассказать мне обо всем, с чем тебе пришлось столкнуться. И мы бы разобрались в этом вместе. – Девушка поцеловала руку, затем прижала ее к земле. Обгоревшие ветки устилали землю там, где Блайт обычно вдыхала запах гиацинтов. Каждый год она ждала, когда весной зацветет аконит, а лягушки вылезут из укрытий и усядутся на листьях кувшинок.

Сейчас здесь стояла тишина. Не было лягушек. Не было ни волчьего аконита, ни гиацинтов, ни даже самых стойких сортов морозника. Пожар уничтожил сад, который Блайт так любила, и она сомневалась, что он когда-нибудь вновь обретет былое великолепие. Каждое обгоревшее дерево было напоминанием о том, что изменилось за последние два года, и о том, что она потеряла.

Но пути назад не было. Боль осознания и горечь утраты мешали сдерживать слезы, и, когда одна скатилась по щеке на землю, Блайт заставила себя подняться на ноги.

Именно тогда она увидела его – крошечный алый лепесток там, где только что сидела, скорчившись. Уверенная, что зрение ее обманывает, Блайт наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть находку. Но, прежде чем она успела сделать что-то еще, безымянный палец обожгло с такой силой, что Блайт вскрикнула, и перед глазами все поплыло. Мир накренился, горячая волна пронеслась по всему телу. Девушка споткнулась в поисках ближайшего дерева, но оно исчезло из виду прежде, чем она успела за него ухватиться. Блайт моргнула, и перед глазами потемнело.

Она моргнула еще раз и почувствовала, что все ее существо словно поглотили целиком. Как будто кто-то дышал через тростинку и втянул ее в себя. Девушка зажмурилась, борясь с тошнотой, а когда открыла глаза, то снова оказалась в Вистерия Гарденс, на коленях в пустом дворе, на том самом месте, где они с Арисом расстались несколько часов назад.

Глава 4

Блайт стояла у дверей Вистерия Гарденс, одетая только в испорченное свадебное платье. У нее не было пальто, чтобы укрыться от осеннего холода, когда небо потемнело, – она оставила его в карете вместе с остальными вещами. Когда-то, несколько месяцев назад, она стояла на этом самом месте по собственной воле, готовая сделать предложение мужчине, которого искренне считала принцем, способным помочь решить все ее проблемы.

Девушка размышляла о том, что это злая шутка судьбы, когда постучала в дверь – на этот раз с кольцом на пальце, – хотя уже с трудом различала ее.

Арису потребовалось много времени, чтобы распахнуть дверь, и его сверкающие глаза, словно лезвия, пронзили ее насквозь. После свадьбы он сменил наряд, воротничок белой рубашки и жилет исчезли.

– Я думал, что избавился от тебя.

О, как же она мечтала однажды ткнуть этого тугодума в снег, который скоро покроет всю вершину горы.

– Это было жестоко, Арис. – Блайт вздрогнула, от ее дыхания в воздухе появились облачка пара. – Почему ты отправил меня именно в сад?

– В какой сад? – Он усмехнулся. – Ты должна была поехать на вокзал, дурочка. Я надеялся хотя бы на месяц избавиться от твоего нытья.

– Я не была ни на каком вокзале. Если это не ты вернул меня обратно, то кто же тогда? Или я должна поверить, что кучер перенес меня сюда с помощью магии?

Блайт заметила, что Арис рассеянно потирает левую руку, то же самое место, которое горело и у нее. Мужчина вышел наружу, очевидно, оглядываясь в поисках экипажа. Он мог смотреть сколько угодно, но ни кареты, ни вещей Блайт поблизости не было. Казалось, что небо поглотило девушку и выплюнуло на порог его дома.

За спиной Ариса Блайт заметила пылающий камин и попыталась проскользнуть под его рукой и войти внутрь. Однако, как только ее нога переступила порог, что-то сильно сдавило грудь Блайт и ее отбросило назад на лужайку. Она зашипела от боли, но дело было не в падении, а в кольце света, которое вспыхнуло на ее пальце так же ярко, как звездный свет. Она прижала руку к груди, чувствуя, как кожа пылает.

Арис, черт бы его побрал, запрокинул свою золотистую голову и так весело расхохотался, что она пожалела, что у нее нет с собой ножниц. Она срежет эти красивые волосы с его головы, как только представится возможность.

– Принести тебе одеяло? – самодовольно предложил он. – Если дом отвергает тебя, тогда, возможно, ты могла бы найти себе место в конюшне. Маленькая крыса вроде тебя должна чувствовать себя там как дома.

Он повернулся, чтобы уйти. Однако, как и Блайт, его тут же отбросило назад, когда Арис попытался переступить порог. Его собственное кольцо сверкнуло золотом, и он схватился за палец, пытаясь сорвать символ их брачных уз.

– Черт возьми, ты, дьявольское…

– Арис. – Блайт едва дышала. Все ее внимание было сосредоточено на ярко сияющей золотой нити, соединяющей их ладони. Она протянула руку к Арису, и нить ослабла. Затем девушка отдернула руку, но вместо того, чтобы оборваться, нить туже стянула запястье мужчины.

– Осторожнее, – буркнул Арис, но Блайт его не слушала, поднявшись и шагнув к мужу. Жар на пальце уменьшился.

– Вместе, – прошептала она, поморщившись и глядя на нить. – Думаю, оно хочет, чтобы мы держались вместе.

– Чтобы войти в мой дом?

– В наш дом, – поправила Блайт, когда Арис встал, отряхивая грязь со штанов. – Я думаю, именно кольцо вернуло меня сюда. – Пусть это звучало нелепо, но как еще она могла объяснить ожог на пальце?

Арис провел рукой по волосам, слишком сильно потянув за пряди.

– Ты когда-нибудь думаешь, прежде чем что-то сказать? Если волшебное кольцо хотело, чтобы ты вернулся в Вистерия Гарденс, то почему оно не пускает тебя внутрь?

Блайт было неприятно это признавать, но Арис был прав. Должно быть что-то еще. Она что-то упустила. Она взяла Ариса под руку, пытаясь притянуть его к себе.

Он дернулся и отшатнулся, словно одно ее прикосновение могло запятнать его.

– Убери от меня свои руки, ты, неотесанная…

– Не знаю, заметил ли ты, но уже темнеет, – рявкнула Блайт. – Сейчас довольно свежо, но через пару часов станет еще холоднее. Так что, если у тебя нет желания разводить костер и спать под звездами, я предлагаю сотрудничество.

– Может, ты и достаточно дикая, чтобы спать на земле, но я не опущусь до такого. – Арис снова шагнул к двери, но только для того, чтобы бросить сердитый взгляд на поместье, которое остановило его на пороге. – У меня есть магия, глупая девчонка.

– Так используй ее, – бросила она вызов. – Примени свои дурацкие чары и проведи нас внутрь. – Если Блайт проведет еще хотя бы минуту в своем удушающем платье, то точно сойдет с ума.

– Чары? Ты прочитала слишком много сказок. – После очередной неудачной попытки пробиться в дом глаза Ариса вспыхнули золотом. Разъяренный мужчина закатал рукава, словно для того, чтобы собраться с силами. Однажды Блайт пришлось сосредоточить все свое внимание на том, чтобы увидеть золотые нити, обвивавшие его. Теперь ей стоило только прищуриться, чтобы увидеть, как Арис исчез из виду, чтобы появиться снова через несколько секунд с расплетающимися нитями у его ног. Судя по тяжелому дыханию, план Ариса провалился. Он ударил кулаком по двери только для того, чтобы его снова отшвырнуло назад. Лежа на земле, мужчина отчаянно растирал левую руку, причиняющую ему дискомфорт.

Блайт наблюдала за его нелепыми попытками, скрестив руки на груди и пытаясь согреться.

– Теперь мы можем попробовать мой способ? – поинтересовалась она, не дрогнув, когда Арис с растрепанными волосами шагнул вперед и встал перед ней.

– И в чем, собственно, заключается твой способ?

Блайт не удостоила Ариса взглядом, а вместо этого посмотрела на свою левую руку. Арис был прав, сказав, что Блайт прочла много сказок, и этого было достаточно, чтобы понять, что во всех историях есть доля правды, какими бы фантастическими они ни казались. И правда была в том, что их связь заключалась не только в обручальных кольцах.

Она тихо сказала ему:

– Я думаю, тебе следует попытаться перенести меня через порог. – И какими бы глупыми ни казались ей собственные слова, в глубине души Блайт чувствовала, что права. Кольца были напоминанием об их узах – о браке, и они оба должны были сыграть свою роль.

– Нести тебя? У тебя самые роскошные тапочки в мире. Используй их.

Блайт с трудом сохраняла самообладание, стараясь изо всех сил, и указала на нить, связывающую их кольца.

– Это традиция, Арис. Я твоя жена, и когда муж впервые приводит жену домой, он должен перенести ее через порог на руках.

– Брачная ночь тоже традиция, но ты выжила из ума, если думаешь…

– Боже милостивый, просто перенеси меня! – Возможно, дело было в ее уверенности, а может, в том, что Арис каким-то образом почувствовал, что она вот-вот сорвет с него одежду, чтобы согреться, но в любом случае он резко закрыл рот. Он был явно недоволен их близостью и буквально скривился – да, именно скривился, как будто трогал мусор голыми руками, – когда схватил ее за талию. Он был в шаге от того, чтобы перекинуть ее через плечо, как дикарь, пока Блайт не схватила его за запястье и не положила себе на поясницу.

– Держи меня как следует, грубиян! – выдохнула она. – А не так, словно я охотничий трофей!

– Ты уж точно не трофей. – Он нахмурился, вздохнул и наконец подхватил Блайт на руки. – Я презираю тебя.

– Я тоже тебя ненавижу, дорогой. А теперь иди. – Блайт задержала дыхание, когда он направился к двери, и зажмурилась, когда Арис шагнул через порог. А когда снова открыла глаза, они были уже во дворце.

Даже у Ариса хватило приличия выглядеть удивленным, прежде чем снова напустить на себя недовольный вид. Блайт, однако, буквально распирало от радости, потому что тепло от очага уже разливалось по ее коже.

– Замечательно, – сказала она. – А теперь, если бы ты отпустил меня…

Арис не дал ей закончить. И не пошел к креслу. Без малейшего раскаяния он уронил Блайт прямо на деревянный пол. Она ударилась спиной и перевернулась, бросив на мужа злобный взгляд и прижав руку к ноющей пояснице. Но Арис уже уходил, потирая безымянный палец, его светловолосая голова исчезла в глубине коридора.

Блайт не пошла за ним, вместо этого решив осмотреть свой новый дом.

Вистерия Гарденс совсем не походил на королевский дворец, который Блайт посещала раньше. Исчезли панели из слоновой кости и позолота, на стенах не осталось ничего, кроме голого камня. Статуи и предметы искусства, которые когда-то гордо выставлялись на всеобщее обозрение, покрылись пылью и паутиной. Блайт вспомнила истории о сказочных домах с их многочисленными проклятиями и тайнами. В Вистерия Гарденс чувствовалась именно такая атмосфера. Даже очаг, который всего несколько мгновений назад казался величайшей радостью, теперь выглядел печальным и изнуренным. Огонь в нем замерцал, съеживаясь, когда она бочком приблизилась к нему. Бедняжка застонал от напряжения, пытаясь сохранить в себе жизнь, и выпустил в комнату темно-серый дым, тихо потрескивая при этом, словно кашлял.

– Вижу, ты сделал ремонт, – прошептала Блайт, хотя знала, что рядом никого нет. – Если тебе интересно мое мнение, то прежняя обстановка мне нравилась больше.

Она скинула тапочки и поставила их сушиться у слабого огня. Хотя Блайт отдала бы руку за то, чтобы принять ванну и освободиться от свадебного платья, она не имела ни малейшего представления о том, прислали ли уже из Торн-Гров ее вещи. А учитывая, что все остальное осталось в карете…

Девушка потерла лицо руками. Если бы Арис был более сговорчив, она, возможно, одолжила бы что-нибудь у него. Как бы то ни было, прежде чем отправиться в глубину дома, Блайт расправила кружевную ткань там, где она сбивалась в комок, понимая, что, если ее багаж здесь, она не найдет его, продолжая сидеть в гостиной. Пришло время обустраиваться в новом доме.

Блайт отчетливо помнила, как впервые вошла в Вистерия Гарденс – или просто Вистерию, как называл дворец Арис, – и подумала тогда, что любой был бы счастлив жить среди такого великолепия. Она даже вспомнила, как верила, что сама была бы не против поселиться среди подобной красоты.

Какой же дурой она тогда была.

Блайт ожидала, что будет выбирать среди десятка покоев, но, поднявшись по одной из скрипучих лестниц и пройдя мимо стен, выложенных выщербленным камнем, готовым вот-вот обрушиться, она обнаружила в конце узкого, ничем не украшенного коридора всего одну дверь. Это настолько обескуражило Блайт, что она решила развернуться и поискать библиотеку на других этажах особняка. Или, возможно, столовую, которую следовало осмотреть.

Однако у Вистерии были другие планы.

В тот момент когда Блайт попыталась отвернуться от обшарпанной двери из красного дерева, странная тяга подтолкнула вперед, словно сам особняк хотел этого. Девушка еще раз попыталась повернуться к лестнице, не обращая внимания на то, что края ее сознания затуманивались всякий раз, когда она отводила взгляд от двери. Это, несомненно, было делом рук Ариса, и по этой причине Блайт продолжала сопротивляться. Но как только ей удалось отвернуться, она обнаружила, что коридор тянется бесконечно и впереди, насколько хватало глаз, виднелись только каменные стены. Это напомнило ей тюрьму отца, пустынную и разлагающуюся. Пространство было таким однообразным, что девушка совсем потеряла чувство направления.

Блайт сделала один шаг от двери, затем еще пять. Однако, сколько бы она ни пыталась, отдалиться ей не удавалось. Девушка с ужасом повернулась, чтобы посмотреть на коридор за спиной, и ее сердце замерло, когда она поняла, что все еще находится на расстоянии вытянутой руки от двери. Она мысленно прокляла Ариса. Но похоже, ей ничего не оставалось, кроме как взяться за ручку и распахнуть дверь. На нее налетел порыв холодного воздуха, посылая дрожь по телу.

Это была ее комната?

Все окна были открытыми, и благодаря холодной каменной кладке внутри было еще более невыносимо, чем во дворе. Блайт обхватила себя руками, снова пожалев, что на ней нет ничего, кроме кружев. К счастью, ее гостиная оказалась тесным убогим помещением, в котором едва можно было развернуться. К сожалению, камин не был разожжен, и Блайт не имела ни малейшего представления, как пользоваться огнивом, которое было небрежно брошено рядом. Она прижала его к груди, надеясь, что разжечь огонь было не так уж и сложно, и направилась в помещение, которое, очевидно, должно было стать ее спальней.

Гостиная была совершенно непригодна для жилья. Если не считать огнива, Арис не приложил ни малейших усилий, чтобы сделать дворец хоть немного уютным. Стены и полы не были отделаны деревом, оставшись в том же сером камне, что и остальная часть поместья, который к тому же был настолько холодным, что немели пальцы на ногах. В гостиной был только один предмет мебели – простой дубовый письменный стол. В выдвижном ящике лежали кривая ручка и старинная баночка с засохшими чернилами. Пергамент, однако, оказался хорошего качества. Блайт предположила, что Арис подслушал ее разговор с отцом и насмехался над их жалкими уловками.

Этот чудовищный мужчина был настолько нелеп, что девушка фыркнула и засунула письменные принадлежности обратно в ящик стола.

Войдя в спальню, Блайт оставила всякую надежду на то, что она окажется более гостеприимной, потому что внутри не было даже кровати, а вместо нее стояла плоская каменная плита, на которую можно было лечь. Блайт засмотрелась на форму камня, потому что тот скорее напоминал жертвенный алтарь какой-нибудь злой ведьмы.

Как и в гостиной, здесь не было ни ковра, ни даже вазы. Ни обоев, ни занавесок, чтобы прикрыть окна, которые Блайт сразу захлопнула. Но, по крайней мере, тут был ее багаж для свадебного путешествия, который каким-то образом вернулся в Вистерию. Какое счастье, что всемогущий Арис счел ее достойной получить свои вещи обратно, потому что полоска ткани на «кровати» была скорее тряпкой, чем одеялом, и вряд ли служила надежной защитой в этой ужасно холодной лачуге. Нужно было согреться, если она хотела, чтобы в этом месте у нее был хоть какой-то шанс. Однако одежду некуда было повесить, да и прислуги тоже не было видно, чтобы помочь со стиркой.

Получается, у Блайт был только дорожный сундук, и она сразу разгадала план Ариса выжить ее отсюда. Чтобы девушка расторгла их брак и положила конец клятве, которую дала, защищая Сигну. Он практически выставлял ее за дверь, и, будь она менее упрямой, у нее, возможно, хватило бы ума уйти.

– Ты бы определенно обрадовался, правда? – негодовала Блайт, глядя на комнату, стены которой устало застонали в ответ.

Арису придется приложить больше усилий, потому что немного холода и неустроенности не смогут ее сломить.

Блайт распахнула крышку сундука и порылась в нем, чтобы достать самые теплые вещи – разнообразные шерстяные платья и пальто, которых она подготовила несколько штук. Они были в тысячу раз практичнее и бесконечно теплее свадебного наряда, который еще нужно было снять.

Девушка перевела дыхание, а затем наклонилась над столом, прижавшись щекой к дереву, и потянула за шнурки корсета кончиками пальцев в отчаянной попытке освободиться. Потребовалось по меньшей мере двадцать минут усилий с разных сторон, прежде чем ей удалось ослабить оставшиеся завязки, и Блайт вздохнула с облегчением, выпутавшись из тафты, отбросив ее в сторону и поспешно натянув шерстяную накидку, пальто тяжелее ее самой, варежки и новую пару сухих домашних тапочек. Только тогда она смогла подавить нарастающее напряжение и обратить внимание на тот факт, что ее комната, по крайней мере, находилась не рядом с покоями мужа.

У Ариса, вероятно, была самая теплая комната во дворце, украшенная позолоченными обоями, такими плюшевыми коврами, что в них утопали стопы, и дюжиной зеркал и собственных портретов. Вероятно, там были прекрасные шторы, защищающие от солнца, и кровать, мягкая, как облако. Вот ублюдок.

Блайт подошла к очагу и целых полчаса возилась с огнивом, снимая перчатки и снова натягивая их, когда пальцы слишком немели, чтобы как следует держать инструмент. Девушка попыталась вспомнить, как ее прежняя горничная, Элейн, разводила огонь. Блайт ударила сталью по кремню, но, даже испугавшись высекаемых искр, заставила себя повторить попытку. Однако, поняв, что она понятия не имеет, что делать с этими искрами дальше, Блайт в конце концов оставила это бесполезное занятие и решила, что пришло время попытать счастья в другом месте, потому что она не только замерзла, но и проголодалась.