Злая. Сказка о ведьме Запада

– Может, отнести её к цирюльнику, чтобы вырвал ей зубы? – спросила няня. – Заодно подрастёт пока, соображать будет лучше.

– Да ты с ума сошла! – возмутилась Мелена. – Чтобы вся долина болтала, что она зелёная, как кабачок? Будем завязывать ей рот, пока не разберёмся с кожей, ничего.

– Да как её угораздило-то так позеленеть? – удивилась вслух няня.

И зря, поскольку Мелена мигом побледнела, Фрекс покраснел, а девочка задержала дыхание, словно пыталась посинеть от удушья, чтобы угодить им всем. Пришлось шлёпнуть её, чтобы она снова задышала.

Няня отдельно поймала Фрекса во дворе. Он пока не вполне оправился от двойного удара в виде рождения такого ребёнка и публичного унижения с Часами и пока не возвращался к службе – сидел, выстругивая из дуба бусины для чёток и украшая их резными символами Безымянности Бога. Няня оставила Эльфабу в доме – она глупо опасалась, что младенец может её услышать и, хуже того, понять её слова, – а сама села во дворе скоблить тыкву на ужин.

– Вряд ли, конечно, у вас кто зелёный был в роду… – начала она, прекрасно понимая, что знатный дед Мелены точно проверил бы это, прежде чем позволить брак со священником-унионистом – из всех возможных партий для своей внучки!

– Деньгами или земной властью наша семья никогда не обладала, – спокойно ответил Фрекс, на этот раз даже не обидевшись. – Шесть поколений моих предков по отцовской линии были священнослужителями. В духовных кругах мы не менее известны, чем семья Мелены – в светских салонах и при дворе Озмы. И нет, никого зелёного среди нас никогда не водилось. Я вообще не слышал, чтобы такое было возможно.

– Ну, ладно, – кивнула няня, – я просто спросила. Я и так знаю, что ты праведнее мучеников-гоблинов.

– Но, – виновато продолжил Фрекс, – няня, я и вправду опасаюсь, что это произошло из-за меня. В день родов я не уследил за языком и провозгласил скорый приход дьявола. Я имел в виду Часы Дракона Времени. Но что, если своими неосторожными словами я действительно призвал дьявола?..

– Ребёнок – не дьявол! – резко оборвала его няня. «И не ангел, конечно», – подумала она, но оставила эти слова при себе.

– С другой стороны, – развивал мысль Фрекс, звуча уже более уверенно, – и сама Мелена могла нечаянно проклясть дитя, когда неверно истолковала мои слова и заплакала. Возможно, от этого внутри неё открылась лазейка, которой воспользовался нечистый дух, чтобы окрасить ребёнка.

– Это в день родов-то? – недоверчиво переспросила няня. – Ловкий дух. Неужели добродетель твоя столь велика, что из всех этих извращённых духов на тебя обрушиваются лишь самые могущественные?

Фрекс пожал плечами. Прежде он бы кивнул, ничтоже сумняшеся, но теперь, после ужасного провала в Раш-Маргинс, несколько утратил уверенность в себе. Он так и не осмелился облечь в слова свой главный страх: что уродливая дочь была послана ему в наказание за неспособность уберечь свою паству от культа наслаждения.

– Ну хорошо, – задумалась практичная няня, – даже если ребёнок пострадал от проклятия, то как обратить зло вспять?

– Провести сеанс изгнания духа, – предложил Фрекс.

– А у тебя получится?

– Если кожа ребёнка вправду изменит цвет, мы поймём, что у меня получилось, – сказал Фрекс.

Поставив перед собой цель, он заметно приободрился. Следующие несколько дней он постился, твердил молитвы и собирал всё необходимое для ритуального таинства.

Когда он ушёл в лес, – а Эльфаба как раз спала, – няня подсела на край жёсткого брачного ложа Мелены.

– Фрекс гадает, не открылась ли внутри тебя из-за его предсказания о скором пришествии дьявола некая лазейка для беса, который и навредил ребёнку, – сказала няня. Она неуклюже вязала крючком край кружевной дорожки. Рукоделие ей сроду не давалось, зато нравилось держать в руках Меленин полированный крючок с рукояткой из слоновой кости. – А я вот думаю, не открыла ли ты иной лазейки?

Мелена, как обычно сонная от пьянолиста, в замешательстве подняла брови.

– Ты спала с кем-нибудь, кроме Фрекса? – спросила няня напрямик.

– Ты с ума сошла! – оскорбилась Мелена.

– Я же знаю тебя, дорогая, – возразила няня. – Я не утверждаю, будто ты плохая жена. Но когда в родительском саду вокруг тебя увивались мальчишки, ты меняла надушенное бельё по несколько раз на дню. И похоти, и хитрости тебе хватало, и всё тебе удавалось. Я не пытаюсь тебя унизить. Но не притворяйся, что у тебя нет аппетита к этому делу.

Мелена зарылась лицом в подушку.

– Ох, те деньки! – плаксиво посетовала она. – Я же люблю Фрекса, правда! Но разве я виновата, что я лучше, чем все эти крестьянские клуши!

– Ну, теперь зелёный ребёнок опускает тебя на их уровень. Чем не повод для радости, – язвительно заметила няня.

– Няня, я искренне люблю Фрекса. Но он так часто оставляет меня одну! Иногда кажется, я убить готова, лишь бы какой-нибудь прохожий лудильщик предложил мне кое-что получше жестяного кофейника! А кому-нибудь менее набожному и с фантазией я бы ещё сама приплатила!

– Не о будущем речь, – прервала её няня. – Я-то спрашиваю тебя о прошлом. О недавнем прошлом. О времени после твоего замужества.

Но на лице Мелены сохранялось выражение задумчивой рассеянности. Она покивала, пожала плечами, покачала головой.

– Самая очевидная версия – что это был эльф, – сказала няня.

– Я бы в жизни не стала спать с эльфом! – взвизгнула Мелена.

– Я бы тоже не стала, но зелёная кожа наводит на определённые мысли. Здесь в округе живут эльфы?

– Да их целая стая, древесных эльфов, где-то на холме, но они ещё большие тупицы, чем простые жители Раш-Маргинс, если такое вообще возможно. Честно говоря, няня, я эльфов-то никогда не видела, разве что издалека. Что за гадкая идея? Эльфы вечно хихикают надо всем, ты же знаешь? Вот если один из них свалится с ветки дуба и череп у него треснет, как гнилая репка, так они соберутся, захихикают и вовсе забудут о нём. С твоей стороны даже предполагать такое оскорбительно.

– Привыкай такое слушать, если мы не найдём выход из этой передряги.

– Ну, в любом случае ответ – нет.

– Ну или кто-то ещё. На вид красавчик, но с какой-то болячкой, которую ты могла подхватить.

Мелена пришла в ужас. Она не задумывалась о собственном здоровье с самого рождения Эльфабы. А что, если ей самой грозит опасность?

– Расскажи правду, – настаивала няня. – Нам нужно это знать.

– Правду… – повторила Мелена отстранённо. – Ну, правды уже не узнаешь.

– О чём это ты?

– Я не знаю, как ответить на твой вопрос.

И Мелена объяснила.

Да, их домик стоял на отшибе, и, конечно, со здешними крестьянами, рыбаками и прочими болванами она лишь изредка кратко здоровалась. Но в горы и леса направлялось куда больше случайных путников, чем представляется. Часто, когда Фрекс отправлялся читать проповеди, она сидела без дела в одиночестве, и ей приносило некоторое утешение угощать прохожих простой едой и живым разговором.

– И ещё кое-чем?

Но в те скучные дни, призналась Мелена, она приохотилась жевать пьянолист. Когда она просыпалась от того, что солнце клонилось к закату, либо возвращался домой хмурый или, напротив, улыбчивый Фрекс, она мало что помнила.

– Ты хочешь сказать, что с кем-то покувыркалась, и у тебя даже хорошенького воспоминания не осталось? – возмутилась няня.

– Я не знаю, что я тогда делала! – жалобно воскликнула Мелена. – Я бы не стала наверняка, если бы мыслила ясно. Но я помню, как однажды лудильщик со смешным акцентом дал мне глоток какого-то пьянящего варева из зелёной стеклянной бутылочки. И мне виделись такие дивные, странные сны, няня, о Другом Мире… о городах, полных дыма и стекла… там были разные цвета, звуки… я пыталась потом вспомнить…

– Так что тебя легко могли изнасиловать эльфы. Вот порадуется дедушка, когда узнает, как следит за тобой твой муж.

– Замолчи! – взмолилась Мелена.

– Ну я не знаю, что делать! – наконец вышла из себя няня. – Раз все такие безголовые! Если ты сама не можешь вспомнить, была ли верна мужу, то нет смысла строить из себя оскорблённую святость.

– Мы всегда можем утопить ребёнка и начать всё сначала.

– Поди такую утопи, – пробормотала няня. – Тут впору будет пожалеть бедное озеро.

Позже няня просмотрела небогатый набор лекарств в доме Мелены: травы, капли, корни, настойки, листья. Она размышляла без особой надежды, сможет ли собрать из этого сырья некое средство, которое заставило бы кожу девочки побелеть. В глубине сундука няня отыскала зелёную стеклянную бутылочку, о которой говорила Мелена. Даже при плохом свете своими слабыми глазами она смогла разобрать слова «ЧУДО-ЭЛИКСИР» на бумажной этикетке спереди.

Даже обладая врождённым даром к целительству, няня не смогла придумать снадобье, способное полностью изменить цвет кожи. Купание в коровьем молоке девочку не отбелило. А в ведро с озёрной водой Эльфаба не желала опускаться наотрез; она извивалась и билась, как перепуганная кошка. Няня продолжила мыть её коровьим молоком, пусть даже от него оставался противный кислый запах, если она недостаточно тщательно вытирала подопечную тряпкой.

Фрекс устроил ритуал изгнания нечистой силы – со свечами и молитвенными песнопениями. Няня наблюдала за ним на расстоянии. Глаза у Фрекса блестели, он вспотел от усилий, невзирая на холодное утро. Запелёнатая Эльфаба спала посреди ковра, не обращая внимания на развернувшееся вокруг таинство.

Ничего не произошло. Измученный, обессиленный Фрекс упал на колени и впервые обнял зелёную дочь, поднял на руки, будто наконец полностью принял доказательство своего тайного греха. Мелена сделалась ещё мрачнее.

Осталось испытать только одно средство. Няня набралась смелости заговорить об этом только в тот день, когда ей предстояло вернуться в Кольвен-Граундс.

– Как мы видели, народные средства не помогли, – сказала она, – и от молитв тоже никакого толку. Может, дерзнёте обратиться к колдовству? Кто-нибудь из местных сможет магией изгнать из ребёнка зелёную пакость?

В тот же миг Фрекс вскочил и набросился на няню с кулаками. От неожиданности та упала с табурета, и Мелена засуетилась над ней с причитаниями.

– Да как ты посмела! – кричал Фрекс. – В этом доме! Мало мне унижений и зелёной дочери! Колдовство – удел людей безнравственных, откровенное шарлатанство либо опасное зло! Сделка с дьяволом!

– Ох, упаси боже! – ворчала испуганная няня. – Сам-то не понимаешь, весь такой безгрешный, что клин клином вышибают?

– Нянюшка, перестань, – попросила Мелена.

– Ишь чего, бить немощную старуху, – обиделась няня. – Которая только хотела помочь.

На следующее утро няня собрала вещи. Больше она ничего не могла тут поделать и не собиралась проводить остаток жизни с фанатиком-отшельником и ущербным ребёнком – даже ради Мелены.

Фрекс отвёз няню обратно на постоялый двор в Стоунспар-Энд, чтобы оттуда её забрала домой карета, запряжённая четвёркой лошадей. Няня знала, что Мелена всё ещё подумывает об убийстве ребёнка, – но сомневалась, что та вправду на это решится. Боясь разбойников, няня прижимала к пышной груди саквояж. В саквояже была спрятана золотая подвязка (она всегда могла заявить, будто эту вещицу туда подбросили без её ведома, что звучало бы менее правдоподобно, будь подвязка у неё на ноге). Заодно няня прихватила с собой вязальный крючок с рукояткой из слоновой кости, три бусины Фрекса, потому что ей понравился узор, и красивую зелёную бутылочку, оставленную странствующим торговцем страстями и видениями.

В остальном она не знала, что и думать. Кто на самом деле Эльфаба – дьявольское отродье или полуэльфёнок? Наказание для отца, неудачливого проповедника, или распущенной беспамятной матери? Или девочка – просто врождённый уродец, как кривое яблоко или пятиногий теленок? Няня и сама понимала, что видит мир необъяснимым, полным загадок, и в голове её вперемежку роятся демоны, молитвы и народные предания. Однако от её внимания не ускользнуло, что и Мелена, и Фрекс истово верили, что у них родится мальчик. Сам Фрекс был седьмым сыном седьмого сына и, вдобавок к этой мощной предрасположенности, священником в седьмом поколении. Любой ребёнок любого пола с трудом осмелился бы нарушить столь благоприятную линию.

Возможно, подумала няня, зелёная крошка Эльфаба сама выбрала себе пол и цвет кожи – а родителей побоку.

Квадлинг-стеклодув

На один короткий, дождливый месяц в начале следующего года засуха отступила. Весна хлынула в долину, как зеленоватая колодезная вода: бурлила у изгородей, пузырилась на обочине дороги, выплёскивалась с крыши домика потоком вьющихся плетей плюща и тянь-цвета. Мелена разгуливала по двору полураздетой, чтобы всей бледной кожей чувствовать солнечные лучи, впитывая тепло, которого ей так не хватало всю зиму.

Полуторагодовалая Эльфаба, пристёгнутая к стулу в дверном проёме, шлёпала ложкой пескарика, предназначенного ей на завтрак.

– Давай, ешь, а не вози по тарелке, – сказала Мелена, но без особой строгости.

После того, как девочке перестали завязывать рот, мать и дочь стали уделять друг другу больше внимания. К своему удивлению, Мелена обнаружила, что иногда Эльфаба пробуждает в ней нежность и умиление, как обычный ребёнок.

С тех пор, как Мелена покинула элегантный особняк своей семьи, её глазам каждодневно открывался один и тот же пейзаж, и вряд ли этому суждено было измениться. Рябь ветра на воде Гиблого озера, тёмные каменные домишки и трубы Раш-Маргинс на противоположном берегу, недвижные холмы за ними. Она так с ума сойдёт в этом мире, где нет ничего, кроме воды и одиночества. Если бы по двору вдруг проскакала стайка резвящихся эльфов, Мелена была бы рада даже им – пусть хоть поговорят с ней, хоть пристанут, хоть убьют.

– Твой отец – жулик, – сказала она Эльфабе. – Смылся на всю зиму, а меня бросил с тобой вдвоём. Ешь свой завтрак, а то, если скинешь еду на пол, больше ничего не получишь.

Эльфаба приподняла рыбку и сбросила на землю.

– И лицемер, – продолжила Мелена. – Для святоши он был слишком уж хорош в постели, вот так я и догадалась. Священники должны быть выше земных радостей, но твой отец любил наши ночные развлечения, о, ещё как любил. Давным-давно! Но мы не станем говорить ему, что знаем, какой он обманщик, иначе это разобьёт ему сердце. Мы же не хотим разбить ему сердце, правда? – И Мелена разразилась громким немелодичным смехом.

Лицо Эльфабы никак не изменилось, она молча без улыбки указала на рыбу.

– Завтрак, да. Завтрак в грязи. Теперь завтрак для муравьёв, – подтвердила Мелена. Она опустила ниже воротник лёгкого платья и повела розовыми оголёнными плечами. – Пойдём сегодня прогуляемся вдоль озера? Может, ты там утонешь?

Но нет, Эльфаба никогда не утонет – потому что к озеру и близко не подойдёт.

– Возьмём лодку, поплывём на ней да и опрокинемся! – визгливо захихикала Мелена.

Эльфаба задумчиво склонила голову набок, словно искала в словах матери какой-то тайный смысл, не внушённый ей дремотными листьями и вином.

Солнце вынырнуло из-за облаков. Эльфаба нахмурилась. Платье Мелены сползло ниже, и над грязными оборками воротника показались груди.

«Что творится-то, – думала Мелена, – показываю грудь ребёнку, которого и кормить своим молоком боялась, чтобы она мне ничего не откусила. А ведь я была розой Нест-Хардингс, первой красавицей среди сверстниц! А теперь рядом со мной и не осталось никого, кроме этой моей маленькой колючки. Да она же больше кузнечик, чем девочка: ноги-палки, бровки домиком, пальцами вечно тыкает. Она всему учится, как любой ребёнок, но не радуется: толкает, ломает и грызёт вещи без всякого удовольствия. Как будто нарочно родилась на свет испытать все разочарования жизни. А их в Раш-Маргинс полно. Боже милостивый, ну какая же она уродина».

– Или пойдём в лес, поищем зимние ягоды? – Мелена вдруг остро ощутила вину за равнодушие к дочери. – Испечём ягодный пирог. Хочешь, испечём пирог, детка?

Эльфаба ещё не умела говорить, но кивнула и начала дёргаться, пытаясь слезть со стула. Мелена попыталась поиграть с ней в ладушки, но дочь не обратила на неё внимания. Девочка закряхтела, указала на землю и выгнула длинные худые ноги, подтверждая желание спуститься. А потом махнула на калитку, ближнюю к огороду и курятнику.

У бокового столба, нерешительно заглядывая во двор, стоял мужчина. Вид у него был тощий и потрёпанный; цвет его кожи, ало-смуглый, розоватый, напоминал лепестки роз в сумерках. На плечах у незнакомца висела пара кожаных сумок, в руке он держал дорожный посох. Лицо у него было красивое, но измождённое.

От неожиданности Мелена вскрикнула, но спохватилась и быстро заговорила тише. Уже очень давно она не беседовала ни с кем, кроме хнычущего младенца.

– Боже мой, как вы нас напугали! – воскликнула она. – Что вам нужно? Вы голодны?

Она совершенно разучилась вести себя в обществе. Например, явно не стоило выставлять груди напоказ перед незнакомцем. Но она не торопилась застёгивать платье.

– Прошу простить внезапный чужеземец у ворот госпожи, – сказал мужчина на ломаном языке.

– Я вас прощаю, разумеется, – нетерпеливо ответила она. – Входите же, я хочу на вас посмотреть – входите, входите!

Эльфаба видела так мало чужих людей в жизни, что закрыла один глаз ложкой, одновременно подглядывая другим глазом.

Мужчина зашёл, поступь его отяжелела от усталости. У него были мощные лодыжки и широкие ступни, узкие талия и плечи и крепкая шея – словно его обточили на токарном станке, но поленились доделать конечности. Его великолепные огромные руки, снимавшие со спины мешки, казались юркими зверьками, обладающими собственным разумом.

– Путешественник не знать, где он, – сказал мужчина. – Две ночи идти через холмы от Даунхилл-Корнингс. Искать постоялый двор Три Мёртвых Дерева. Хотеть отдохнуть.

– Вы заблудились, вы не туда свернули, – поспешно проговорила Мелена, решив не обращать внимания на его странный говор. – Неважно. Давайте я вас накормлю, и вы расскажете мне свою историю.

Она вскинула руки проверить, как лежат волосы – некогда сверкающие, как медные нити. Ну, хотя бы голова у неё была чистая.

Незнакомец был стройным и подтянутым. Под шапкой его волосы, слипшиеся от грязи, оказались тёмно-рыжими, почти красными. Он разделся по пояс, чтобы умыться у колодца, и Мелена отметила, как приятно снова видеть мужскую талию (Фрекс, благослови его бог, располнел за год с небольшим после рождения Эльфабы). Интересно, у всех квадлингов кожа такого восхитительного пыльно-розового цвета? Незнакомца звали Черепашье Сердце, и он был стеклодувом из Оввельса в далёком Краю Квадлингов.

Мелена нехотя спрятала грудь под платье. Эльфаба пискнула, просясь слезть со стула, и гость запросто отстегнул её, подбросил вверх и поймал. Девочка завопила от удивления и восторга, и Черепашье Сердце подбросил её снова. Мелена воспользовалась тем, что он отвлёкся, подняла с земли несъеденную рыбёшку, ополоснула и бросила на тарелку к яичнице и варёной сладкой картошке. Лишь бы Эльфаба внезапно не начала говорить и не осрамила её перед гостем. С этой девчонки станется.

Но Эльфаба была слишком очарована гостем, чтобы возиться или жаловаться. Она не захныкала, даже когда Черепашье Сердце наконец уселся на скамью и принялся за еду. Она заползла между его гладких безволосых икр (длинные штаны он снял) и с довольной улыбкой замурлыкала какой-то негромкий мотив. Мелена поймала себя на спонтанной ревности к девочке, которой не исполнилось и двух лет. Она бы и сама не отказалась посидеть на земле между ног Черепашьего Сердца.

– Я никогда не встречала квадлингов, – сказала она с наигранной громкой весёлостью. Долгие месяцы одиночества заставили её напрочь забыть о хороших манерах. – Моя семья никогда не приглашала их в гости – хотя, насколько я знаю, не то чтобы их было много на фермах вокруг нашей усадьбы. Может, и вовсе не было. Ходят слухи, что квадлинги очень хитры и попросту не способны говорить правду.

– Как квадлинг ответить на такое обвинение, если квадлинг всегда лгать? – улыбнулся Черепашье Сердце.

От его улыбки Мелена растаяла, как масло на горячем хлебе.

– Я поверю всему, что вы скажете.

Он рассказал ей о своей жизни в глуши Оввельса: о гниющих домах в болоте, о выращивании улиток и сорных грибов, об обычаях общины и поклонении предкам.

– То есть вы верите, что ваши предки всегда с вами? – уточнила она. – Не хочу показаться любопытной, но поневоле интересуюсь вопросами религии.

– А госпожа верить, что её предки с ней?

Она с трудом поняла вопрос – так блестели его глаза и так чудесно было слышать, как он называет её «госпожой». Мелена аж расправила плечи.

– С ближайшими предками мы друг от друга далеки, они точно не со мной, – призналась она. – Я говорю о родителях. Они ещё живы, но у нас с ними настолько мало общего, что для меня они как будто мертвы.

– Когда они мертвы, то смогут часто навещать госпожу.

– Нет уж, здесь им не рады. Пусть уходят. – Она рассмеялась и взмахнула рукой, точно прогоняла нечто невидимое. – Вы же имели в виду призраков? Их я точно не жду. Такое я бы назвала худшим из обоих миров – если и вправду есть Мир Иной.

– Есть иной мир, – уверенно заявил он.

Мелену вдруг пробрал озноб. Она подхватила Эльфабу и крепко обняла её. Дочь обмякла в её руках, словно бескостная, не вырываясь, но и не пытаясь ответить на объятие: просто замерла от непривычного прикосновения.

– Вы провидец? – спросила Мелена.

– Черепашье Сердце выдувать стекло, – сказал квадлинг. Видимо, это и был его ответ.

Мелена вдруг вспомнила свои сны под влиянием зелья: о местах настолько экзотических, что ей не хватило бы фантазии их выдумать.

– Вроде замужем за священником, а всё равно не знаю, верю ли я в потусторонний мир, – призналась она. Она не хотела сообщать, что замужем, хотя сознавала: наличие дочери довольно очевидно указывает на её статус.

Однако Черепашье Сердце закончил говорить. Он отодвинул тарелку (оставив нетронутым пескаря) и достал из своих заплечных сумок небольшой плавильный горшок, трубку и несколько мешочков с песком, содой, известью и другими порошками.

– Мочь ли Черепашье Сердце отблагодарить госпожу? – спросил он.

Мелена кивнула.

Гость разжёг огонь в кухонном очаге, отобрал нужные порошки и смешал их. Он разложил инструменты и протёр чашу трубки особой тряпочкой, лежавшей в отдельном мешочке. Эльфаба сидела без движения, обхватив зелёными руками такие же зелёные пальцы ног. Её острое личико выражало живое любопытство.

Мелена никогда не видела, как выдувают стекло, прессуют бумагу, ткут полотно, обтёсывают брёвна. Этот процесс казался ей не меньшим чудом, чем местные истории о передвижных часах, которые прокляли её мужа и отняли у него способность исполнять долг священника – и он до сих пор не мог одолеть злые чары, невзирая на упорные попытки.

Черепашье Сердце глухо, в нос, промычал какую-то долгую ноту и выдул из трубки неровный зеленоватый пузырь, похожий на шарик льда. Тот дымился и шипел на воздухе, но квадлинг легко с ним управлялся. Со стеклом он мог творить настоящие чудеса. Мелена едва успела удержать Эльфабу, когда та потянулась к стеклянному пузырю, – чтобы малышка не обожгла руки.

В краткий миг, как по волшебству, полужидкая форма затвердела, претворилась в мир. Получился гладкий, не вполне ровный круг, похожий на продолговатое блюдо.

Пока стеклодув работал над своим творением, Мелена думала о собственной душе, которая из юного сгустка эфира обратилась прозрачной и пустой твёрдой оболочкой. Но не успела она полностью погрузиться в жалость к себе, как Черепашье Сердце взял обе её руки в свои и поднёс их к кругу, не касаясь поверхности стекла.

– Госпожа поговорить с предками, – предложил он.

Но Мелена не желала связываться с какими-то скучными мертвецами из Мира Иного, особенно теперь, когда большие ладони Черепашьего Сердца накрывали её руки. Она старалась дышать через нос, чтобы гость не почувствовал её несвежее дыхание (с утра она успела поесть фруктов и выпить бокал вина – или пару?). Казалось, ещё немного – и она лишится чувств.

– Посмотреть в стекло, – призвал Черепашье Сердце. Но Мелена видела перед собой лишь его шею и медово-малиновый подбородок.

Он посмотрел сам. Подошла Эльфаба и, опёршись кулачком о его колено, тоже заглянула в стеклянный круг.

– Муж близко, – сказал Черепашье Сердце. Что это – предсказание из стекла или вопрос? Но он продолжил: – Муж едет на осле, чтобы привезти к вам пожилая женщина. Родня хочет навестить?

– Это наша старая нянька есть, наверное, – ответила Мелена, сочувственно подстраиваясь под его ломаную речь. – Вы правда всё это увидеть в стекле?

Он кивнул, и Эльфаба следом за ним – но чему?

– Сколько у нас времени до его прибытия?

– До вечера.

Они не произнесли ни слова до заката. Они притушили огонь, снова пристегнули Эльфабу к стулу и усадили перед остывающим стеклом, подвесив его на верёвке, как линзу или зеркальце. Зачарованная блеском Эльфаба успокоилась настолько, что даже не пыталась грызть собственные пальцы. Дверь в дом оставили открытой, чтобы время от времени выглядывать из кровати и проверять девочку, которая и сама не оборачивалась посмотреть, что происходит в тёмном доме, но и не смогла бы ничего различить после яркого солнечного света дня. Черепашье Сердце был невыносимо прекрасен. Мелена обвивалась вокруг него, ласкала его губами и руками, бесконечно касалась его сияющей кожи. Он заполнил собой её пустую жизнь.