Безлунные странники, Североград и еще несколько вещиц

скачать книгу бесплатно

Хозяин же этой усадьбы, генерал Б*, был богатейший помещик, но из таких (правда и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных. Такие тогда бывали. Ну вот живет генерал в своем поместье в две тысячи душ, чванится, третирует мелких соседей как приживальщиков и шутов своих. Псарня с сотнями собак и чуть не сотня псарей, все в мундирах, все на конях. И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то, играя, камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. «Почему собака моя любимая охромела?» Докладывают ему, что вот, дескать, этот самый мальчик камнем в нее пустил и ногу ей зашиб. «А, это ты, – оглядел его генерал, – взять его!» Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, на утро чем свет выезжает генерал во всём параде на охоту, сел на коня, кругом его приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди всех мать виновного мальчика. Выводят мальчика из кутузки. Мрачный, холодный, туманный осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть… «Гони его!» командует генерал, «беги, беги!» кричат ему псари, мальчик бежит… «Ату его!» вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!..

– Лет через пять и генерал покинул сей мир апоплексическим ударом. Куда его отправили из приемника-распределителя? Не спрашивай об этом, Грахов, – быть человеком – позорно.

Монах закончил свой ответ и перевел взгляд на снежные вершины гималайских отрогов.

9

Самоубийство Владимира

Владимир выпил яд, и спазма начала душить ему горло.

Для находящихся вне Владимира сознание его стало затуманиваться, фразы его становились несвязными, ниточка пульса билась слабо и неровно. Владимир отходил, и ничто не смогло бы помочь ему, даже если бы эта помощь была ему нужна.

Сам Владимир видел ранее не виданные виды. До самого горизонта перед ним раскинулось кочковатое поле, земля там была сухая, пятна пожухлой травы чередовались с глинистыми извивами, изредка росли невысокие сосны, – на половине пути от взгляда Владимира до горизонта стояли развалины серого каменного замка. Под затянутыми тучами небом летели три или четыре птицы. Вслед за ними из-за правого края серого небосвода вылетел самолет и полетел справа налево параллельно арьеру видимого пространства. Около замка самолет сбросил ядерную бомбу, произошел взрыв, и внутри замка возникло яркое атомное свечение, потоки радиоактивного излучения заливали поле, – невидимые, но явственно ощущаемые Владимиром. – Я облучен, – подумал Владимир, – я обречен, – подумал он. Семь черных коров паслись на этом поле на вечереющем фоне. Он вернулся в комнату, – у кровати, в которой он лежал почти обездвиженный, стояла рыжая женщина. – Прогони ее, – попросил Владимир, но он был один, и никто не исполнил его просьбу осенний ветер менял белых, черных и красных женщин, играя огнями, тенями и туманами. Рыжая женщина ушла, он немного приподнялся на кровати, речь уже оставила его, он только договорил последнее слово – «незабываемо» и последнее пожелание – «галстук». Сторонний наблюдатель не мог себе представить, что в то же время в том, что осталось от Владимира, вслух читались строки:

Последний час последних сновидений,
смывает яд затверженную дурь,
поля пусты, свободны от рождений,
в развалинах дома, нет более сомнений,
нет более игры – я жажду откровений,
я жажду ветра из залива бурь.

Пульс бился, срываясь и еле прощупываясь, Владимир прижал к себе небольшую острую лопатку и стал хрипеть, дыхание потеряло ритм.

Из замка вышли два человека и пошли по направлению к нему. Один из них учил: – Всё, что ты когда-либо видел, было только бессовестным рассказом твоих знакомых, это – выдумка, которую раньше рассказали им их знакомые, а тем – … В сё, что есть – того нет. Что есть – знаем только мы двое, – но или мы дойдем до тебя по кочкам этого поля, или растаем при смене жизни.

Владимир конвульсивно дернулся, захрипел с клокотом, несколько капель слюны вытекло из уголка его рта, и больше он не дышал. Он умер, прижал к себе острую лопатку и стал ждать дальнейшего. Привыкший терпеть, он выждал несколько дней, пока его похоронили в дубовом гробу в еще непротаявшей ранней весной земле. Он был мертв, и он был готов к сопротивлению. Он переждал еще несколько недель, затем шестью ударами штыка лопаты по железным гвоздям отбил крышку уже набухшего влагой гроба и стал прокапывать сквозь глину тоннель, проход, лаз – он лежал на глубине всего около полутора метров, и такая работа была ему вполне по силам. Лаз вышел наружу за углом могильной ограды, не задев ни холм, ни брошенные на него цветы. – Восстанут мертвые из гробов, – пробормотал Владимир и вылез наружу. Перед ним лежала неизведанная земля.