
Полная версия:
Без кожи
– Да-а, дела-а, – протянул Гурнов и махом осушил свой бокал.
Мономах последовал его примеру. На душе у него было скверно. С одной стороны, Иван прав: Маша не требовала его участия в расследовании, а лишь хотела, чтобы оно просто началось. С другой – он ведь почти не знает Валерию Медведь… Вот если бы дело вела Суркова, он бы не переживал, но эта молодая, борзая девица не вызывала у него доверия.
– Ну, еще по одной? – предложил Иван, между тем успевший вновь наполнить бокалы. – За упокой, как говорится, невинно убиенной души!
Что ж, придется вызывать такси.
* * *Лера была немало удивлена, застав мать покойного Теплова за генеральной уборкой. Она не представляла, что сама стала бы делать, лишившись кого-то из близких, однако ей казалось, что после такой трагедии ее меньше всего интересовали бы наличие пыли на мебели и чистота окон. Однако, поразмыслив, Лера пришла к выводу, что, возможно, таким образом женщина пытается отвлечься от своих переживаний, переключиться на что-то не связанное с размышлениями и самокопанием, когда каждую минуту пытаешься понять, могла ли ты что-то сделать, чтобы предотвратить беду. Лера, к счастью, не теряла никого из близких, ну если не считать папаши, который сбежал и ни разу не дал о себе знать, но то – дело другое, ведь он не умер. Возможно, поэтому ей нелегко понять, что должен делать человек, оказавшись в ситуации, когда ничего нельзя исправить? Но ведь для того, чтобы сопереживать, вовсе не обязательно самому пережить горе!
– Значит, я была права! – воскликнула мать Теплова, когда Лера объяснила ей причину своего визита. – Костика убили… Но кто же мог это сделать, ведь у него нет… не было врагов!
– Вы уверены?
– Ну разумеется, ведь Костик много работал, у него не было времени заводить врагов!
Лера тихо хмыкнула: проблема в том, что это друзей приходится «заводить», а вот враги, как показывает практика, «заводятся» сами, как клопы.
– Он так радовался, что удалось устроиться ординатором в такую хорошую больницу, – продолжала Калганова, не замечая выражения лица следователя. – Там же все-все новое, представляете? Я сама врач, хоть и другого профиля, и понимаю, что означает хорошее оборудование и отсутствие недостатка в препаратах!
– Разве клиника частная?
– Да нет, что вы, самая что ни на есть государственная, просто ее курирует сам президент! Кроме того, по этой самой причине у нее есть богатые спонсоры.
– Что вы говорите?
– Для нашей страны это не так характерно, но постепенно состоятельные люди начинают вкладывать деньги в здравоохранение – особенно те, кто сам нездоров или имеет больных родственников. Недавно один из таких «доноров» обновил все койки в палатах, купил гамма-нож, несколько новых аппаратов УЗИ и компьютерный томограф… Я сама там не была, но Костик показывал видео, снятое на телефон, – там просто космос!
– А как фамилия спонсора? – поинтересовалась Лера. Она не предполагала, что это имеет отношение к делу, однако спросила – просто на всякий случай.
– Этого я не знаю, – вздохнула женщина. – Костик тоже был не в курсе: этот человек пожелал остаться неизвестным широкой публике.
– Большая редкость, – заметила Лера. – Обычно состоятельные люди, наоборот, стараются афишировать свои благие дела, даже если они мизерные!
Она вспомнила, как по телевизору промелькнул репортаж о мэре небольшого городка, который с помпой «открыл» автобусную остановку, даже оркестр пригласил и народу нагнал столько, что можно было подумать, что запустили как минимум новую станцию метро или парк аттракционов! А потом этого мэра посадили: оказывается, остановку он оборудовал на остатки «освоенных» государственных денег, большая часть которых ушла на строительство его личного особняка и покупку дорогих лошадей – дядька обожал конный спорт.
– У вас есть хоть какие-то предположения о проблемах сына? – спросила Лера, так как Калганова не отреагировала на ее реплику.
– Он со мной не делился… Господи, это же я во всем виновата!
– Как так?
– Костик… он боялся меня волновать… после развода, понимаете? Я изменилась, а кто не меняется после такого? Вот он и молчал… А ведь наверняка ему было что мне рассказать!
– Хорошо, а кто из его окружения может что-то знать? – задала следующий вопрос Лера. – Друзья, подруги?
– Я не знаю, успел ли Костик с кем-то подружиться на новом месте, – вздохнула Калганова. – А вот девушка у него была, только…
– Только что?
– Ну…
– Она вам не нравилась?
Женщина опустила глаза на свои руки. Лера обратила внимание на то, что пальцы у нее длинные и ухоженные, хоть ногти и без лака.
– Почему она была вам не по душе? – повторила свой вопрос Лера.
– Не пара она Костику, – выдавила та наконец.
– В каком смысле?
– Ушлая слишком девица, все хотела чего-то – а чего, спрашивается? Она ведь простая медсестра!
– Вы считаете, что врачу с медсестрой не по пути, что ли?
– Да не в том дело! Эта Юля, она такая… прагматичная, что ли, такая амбициозная, что мне всегда хотелось ее спросить: что же ты с такими запросами не попытаешься добиться чего-то большего, чем утки за больными выносить да капельницы ставить? Она из тех, кто хочет всего и сразу, понимаете?
– А ваш сын?
– Он отлично понимал, что на построение карьеры в медицине требуется время! У него ведь все родичи по моей линии врачи, он с детства видел, как тяжел этот труд, как много сил и времени он отнимает, и все же решил продолжить династию, да еще и выбрал такое сложное направление – онкологию!
– А почему Костя так сделал?
– Может, потому, что он был идеалистом?
– То есть?
– Ну он хотел приносить пользу, помогать людям, которые тяжело больны. Его мечтой было сделать так, чтобы рак перестал казаться приговором и стал обычным диагнозом, от которого можно полностью излечиться. Одно время, знаете, он хотел стать эпидемиологом, чтобы лечить людей в Африке и Южной Азии!
– Благородное намерение, – пробормотала Лера. – Это очень трудная работа!
– И опасная, – вздохнула Калганова. – Вы бы только знали, сколько сил я положила на то, чтобы его отговорить!
– Похоже, у вас получилось?
– Да, но Костик не искал легких путей… Во что же он на этот раз вляпался?!
– Вы знаете, где живет его девушка? – спросила Лера. – Может, номер телефона хотя бы?
– Не знаю… Но они работали вместе, так что вы ее без труда отыщете!
Покинув квартиру Калгановой, Лера почувствовала, что ей стало легче дышать: очень тяжело находиться рядом с человеком, поглощенным своим горем. Интересно, как Роман Вагнер справляется? Тот, кто впитывает чужие эмоции словно губка, должен сторониться людей, находящихся в крайних эмоциональных состояниях…[4] Почему она вдруг о нем вспомнила? Черт, такое впечатление, что Вагнер постоянно присутствует в ее мыслях, и, хоть она и старается задвигать его подальше, он то и дело выскакивает на первый план!
Лере не давал покоя способ убийства Константина Теплова – уж больно все сложно. С другой стороны, все указывает на то, что это дело рук медицинского работника… Что, если они что-то не поделили с этой Юлей и она?.. Маловероятно, конечно, но чем, как говорится, черт не шутит? Лера набрала Севаду.
– Слушаю, – почти сразу же отозвался он.
– Ты сейчас очень занят?
– Да не то чтобы… А в чем дело?
– Надо опросить соседей покойного. Я еду на адрес сама, но хотелось бы, чтобы ты мне подсобил. Сможешь?
– Конечно! Встречу тебя там.
* * *Антон с грустью смотрел на портрет молодой женщины в траурной рамке, стоящий на кухонном столе: видимо, здесь небольшая семья проводила большую часть времени. Полная дама лет шестидесяти суетилась у плиты, одновременно отвечая на вопросы.
– Вы уж простите меня, – сказала она, обернувшись к сидящему за столом оперативнику, – но скоро дети из школы придут, а обед не готов!
– Ничего-ничего, я понимаю, – пробормотал он.
Антон уже выяснил, что Евгения Павловна Барышникова приходится теткой Веронике Иващенко – первой зарегистрированной жертве маньяка. У убитой было двое детей, и кому-то следовало позаботиться о них – вот она и приехала, хотя сама проживала на другом конце города, в Девяткино.
– А что теперь будет с детьми? – спросил Шеин. – В детский дом?
– Да бог с вами, какой детдом при живых-то родственниках! – возмутилась Барышникова. – Если мне их отдадут, возьму.
– А могут не отдать?
– Кто их знает, эти органы опеки? Формально возражений я не предвижу: возраст мой вполне позволяет выполнять обязанности опекуна. Я замужем, мы с мужем оба работаем, так что… Хотя, конечно, заменить ребятам мать не так-то легко. Отца-то у них отродясь не было!
– Вы в курсе, кто он хотя бы?
– А как же! Петька, бывший одноклассник Вероники.
– Где он, знаете?
– В колонии. Если не ошибаюсь, это уже его третья или четвертая, как это говорят… ходка, да?
Шеин молча кивнул.
– То есть у него нет шансов получить опеку, – констатировал он.
– Ни единого! – подтвердила женщина. – Господи, как же так, почему это случилось с Никой?! Она ведь старалась как могла, как та лягушка из известной притчи, взбившая молоко в масло!
– Вы были с ней в близких отношениях?
– Ближе меня у нее никого не было. Ника рано потеряла мать, в семнадцать лет, и с тех пор я постоянно старалась помогать. С мужиками ей не везло – попадались одни отморозки! Вот и с Петькой они то сходились, то расходились – отсюда и двое детей… Но Ника не сдавалась, работала как проклятая, и вот какой-то гад решил, что она не заслуживает того, чтобы жить! Как думаете, вы его найдете, этого выродка?
– Сделаем все, что в наших силах, – пообещал Антон. – И вы могли бы в этом помочь, ведь вы утверждаете, что постоянно общались с племянницей.
– Спрашивайте, – решительно сказала Барышникова. – Я расскажу все, что знаю, но только ведь, если Нику маньяк убил, это значит, что он мог и не знать ее лично, верно? Может, просто увидел где-то…
– Возможно, – согласился Антон. – И все же, как следует из практики, жертвы подобных преступников не случайны: сперва они встречаются в каком-то определенном месте – в магазине, в спортивном клубе…
– На спортклубы у Ники денег не было, – покачала головой тетка убитой. – А магазины – вы же сами понимаете, что их много, а народу – еще больше! Господи, ну почему хорошим людям так не везет, скажите мне?! Ника много и тяжело работала, хоть она и числилась кассиром, но ей ведь и товар приходилось принимать, а это, знаете ли, означало тяжеленные ящики тягать, а в моей племяннице весу-то было килограммов пятьдесят пять! Из-за этого она и спину потянула, да так, что встать с кровати не могла – спасибо массажу, поднял ее на ноги… И вот на тебе!
– Как насчет знакомых вашей племянницы, соседей: нет ли среди них кого-то, кто кажется вам подозрительным? – вернул женщину в настоящее оперативник.
– Да нет… Хотя постойте: был один парень, Сергей, кажется?
– Что за парень?
– Ника жаловалась, что он прохода ей не дает.
– В каком смысле?
– Хотел с ней встречаться, даже предлагал вместе жить.
– А в чем проблема: он ей не нравился?
– Так этот Сергей ничего хорошего собой не представляет: работает от случая к случаю, живет у приятеля, а своего жилья не имеет. Зачем Нике такой иждивенец-то?
– Ну да, без надобности, – согласился Антон.
– А ведь у нее дети! – продолжала Барышникова. – Ей нужен был надежный мужчина!
– Как считаете, этот Сергей мог причинить ей зло?
– А бог его знает… Один раз они чуть не подрались!
– Из-за чего?
– Кажется, Сергей увидел Нику с мужчиной.
– Что за кавалер?
– Да какой кавалер – так, коллега с работы. Но скандал знатный вышел!
– А насколько серьезно пострадала ваша племянница?
– Ну он, насколько я помню, глаз ей подбил, но и она в долгу не осталась… Думаете, это он Нику, да?
– Как мне найти этого Сергея? А еще, пожалуйста, назовите самых близких подруг Вероники и дайте их координаты, если есть.
* * *– Ну, Аллочка, скажу я тебе, ты просто великолепна!
Этими словами Кириенко встретил Аллу, когда она переступила порог его кабинета.
– Спасибо, Андрон Петрович, – растеряно ответила Алла, – но с чего такие дифирамбы, позвольте поинтересоваться?
– Позволю, позволю, – усмехнулся генерал-майор. – Присаживайся! Я имел в виду то, как ты разобралась с Лосевым, узнаю руку мастера! Честно говоря, не ожидал…
– Да я ничего такого не сделала, – скромно потупилась она. – Просто попыталась войти в положение отца, потерявшего ребенка.
– Не прибедняйся, мы же здесь одни, зрителей нет! – усмехнулся генерал-майор. – Вот не предполагал я в тебе задатков дипломата, теперь буду обращаться в кризисных ситуациях!
– Ох, не надо, Андрон Петрович! – взмолилась Алла. – Давайте каждый будет заниматься своим делом!
– Да, но зарывать в землю такой талант…
Алла занервничала бы, если б за годы работы не изучила шефа вдоль и поперек, поэтому она понимала, что он просто-напросто развлекается, на самом деле не имея в виду того, о чем говорит.
– Есть что-то по маньяку? – спросил он, решив, что достаточно пощекотал ей нервы.
– Пока ничего конкретного, – вздохнула она. – Я ищу похожие случаи по городу и области, рассчитываю в ближайшее время получить результаты… Вернее, надеюсь, что их не будет!
– Тьфу-тьфу-тьфу! Так что, пока подозреваемых – ноль?
– Не совсем. Опера нарыли одного гражданина, у которого были, гм… разногласия с первой жертвой.
– Разногласия какого рода?
– Вроде бы он пытался за ней ухаживать и регулярно получал от ворот поворот. Кажется, они даже подрались, тетка жертвы готова подтвердить, и, думаю, другие свидетели тоже отыщутся.
– А данный гражданин имеет склонность к садизму? – поинтересовался Дед. – Насколько я понимаю, кожу с тел погибших вырезали еще при жизни?
– Шеин поехал за ним, как только этого Полетаева доставят в СК, я с ним поговорю.
– Отлично! И пусть на допросе поприсутствует Бахметьев, лады? Может, он своим опытным глазом заметит то, чего не увидишь ты?
– Я так и собиралась сделать, Андрон Петрович.
– Вот и ладушки… Иди, дорогуша, служи!
* * *На кладбище было холодно. Мономаху нередко приходилось бывать в таких местах: умирали старые учителя, профессора из университета, родители друзей и даже сами друзья, несмотря на то что возраст для ухода, кажется, еще не подошел, и каждый раз, на каком бы кладбище он ни оказался, ощущал холод – в любое время года. Даже если светило солнце и термометр показывал тридцать градусов.
Мономах не верил в сверхъестественные силы, но с годами убедился, что там, то ли наверху, то ли внизу, все-таки что-то есть, и именно оно, это нечто, ведает погостами и создает на них определенную атмосферу, не позволяющую думать ни о чем, кроме того, что происходит возле ямы глубиной в два метра, и деревянного ящика рядом. Ну или урны.
Мономаха охватывала депрессия всякий раз, когда приходилось хоронить близких знакомых, но сегодня он не находил себе места ни физически, ни душевно: таких молодых, как Костя Теплов, он никак не рассчитывал провожать в последний путь!
На прощание в морг он не успел из-за срочной операции, но на кладбище поспел вовремя, хоть и явился последним. При его появлении лицо Маши, еще более бледное и осунувшееся, чем в их последнюю встречу, слегка просветлело. Ее бывший стоял рядом – слава богу, все-таки пришел проститься со старшим сыном! Мужчины лишь молча обменялись кивками, показывая, что заметили и узнали друг друга. Мономах видел все как в тумане: в фокусе его зрения постоянно была Маша – он как будто опасался, что, если хоть на миг потеряет ее из виду, она исчезнет, растворится в воздухе, как только гроб опустят в яму. Разумеется, этого не произошло, и через сорок минут на этом месте вырос небольшой холмик, на который водрузили портрет покойного, словно перечеркнутый траурной лентой, и цветы, которые предварительно вытащили из гроба работники кладбища. С фотографии на Мономаха смотрел серьезный молодой человек – да нет, еще совсем мальчишка. Он казался сосредоточенным и не улыбался в объектив – интересно, почему Маша выбрала именно этот снимок?
Все закончилось довольно быстро. Мономах предпочел бы поскорее исчезнуть, но не был уверен, что подруга его поймет, – возможно, она рассчитывала на разговор. Он взглянул на часы: время еще есть.
– Владимир Всеволодович, а вы-то как здесь?!
Возглас за спиной заставил его обернуться.
– Могу задать тебе тот же вопрос! – пробормотал он, увидев перед собой Михаила Пака, молодого хирурга из его отделения. Он находился в отпуске, но Мономах спал и видел, как бы вернуть его к работе, чтобы «освоить» побольше квот, да и дать талантливому парню подзаработать, чего уж греха таить.
– Я знал Костю… Вернее, наши матери общаются, ну и мы через них.
– Ясно.
– А вы?..
– Мы с Машей… ну, с его мамой то есть, учились вместе. В меде.
– Правда?
Мономаху нравился Миша: у него отличные руки, что является главным достоинством хирурга, и, что определенно указывает на высокие душевные качества, он сострадателен к больным. Последнее – достоинство крайне редкое, особенно в медицинской среде! А еще Михаил отличался неизменной вежливостью: Мономах ни разу не слышал, чтобы он употребил не то что ругательное, но даже просто грубое слово в общении с коллегами или пациентами, и готов был поклониться его родителям в пояс за такое потрясающее воспитание сына! Пак был одним из немногих в отделении ТОН[5], к кому Мономах обращался на «ты», и все знали о его особом отношении к Михаилу. Ну и плевать, в конце концов, он его ученик, и именно Мономах перетащил Пака к себе, как только стал заведующим отделением.
Тактаров, его вечный враг и соперник, не уставал бухтеть, что коллега, дескать, набирает врачей не по их профессиональным качествам, а по принципу модельной внешности и что пациенты по этой причине рвутся именно в ТОН, а не к Тактарову. Что ж, Севан Мейроян и Михаил Пак, несомненно, парни привлекательные, но, помимо внешности, обладают всем тем, что необходимо больным, – образованием, опытом и умением. Так что не важно, что там себе думает Тактаров!
– Я удивился, увидев тебя, – пробормотал Мономах задумчиво. – Вы с Костей не могли учиться вместе…
– Верно, – кивнул Миша. – Я старше почти на шесть лет.
– Значит, друзьями вы не были?
Парень покачал головой.
– Владимир Всеволодович… – начал было он, но тут к ним приблизились Маша и невысокая, очень стройная женщина неопределенного возраста в элегантном черном пальто и шляпе с небольшими полями.
Не оставалось ни малейших сомнений в том, что она приходится Мише матерью: раскосые глаза, смуглый цвет лица и тонкие восточные черты выдавали в ней представительницу монголоидной расы. Мономаха всегда удивляла невозможность определить возраст кореянок и китаянок: кажется, достигнув тридцатилетия, они перестают стареть, и пятидесятилетнюю или даже шестидесятилетнюю даму не слишком опытный человек, скорее всего, примет за тридцатипятилетнюю. Такой была и мама Михаила Пака.
– Вова, познакомься, – тихо сказала Маша, кивая в ее сторону. – Это Галя, мама Миши.
– Очень приятно, – кивнул Мономах, с интересом разглядывая необычное лицо новой знакомой.
Интересно, она делала блефаропластику – откуда «двойные» веки у кореянки? А еще он не смог обнаружить ни единой морщины на лице Галины Пак, как бы пристально ни вглядывался, а ведь ей, должно быть, за шестьдесят: Мономах знал, что у Миши есть еще старший брат… Может, родила первенца в восемнадцать? Черт, но она все равно выглядит на сорок пять!
– Спасибо, что пришел, – добавила Мария. – Никто из Костиных коллег не пришел, даже его девушка.
– Как странно!
– Только заведующая прислала красивый букет и венок, спасибо ей!
– Говоришь, никто из коллег… – задумчиво пробормотал Мономах. – И даже его подружка?
– Наверняка они поверили отчету патологоанатома и считают моего сына записным наркоманом, да еще и самоубийцей!
– Это не объяснение!
– В смысле?
– Даже если так, что, необязательно приходить на похороны? Костя никого не ограбил и не убил, верно? Тогда почему его коллеги ведут себя подобным образом?
– Сдается мне, твой друг прав, – неожиданно подала голос Галина Пак. – Удивительно, что никто не счел нужным проводить коллегу в последний путь, а ведь Костя проработал в той больнице почти год!
– Ну да… А ты что думаешь? – Маша вопросительно взглянула на Мономаха.
– Ну тут могут быть варианты.
– Какие, например?
– Допустим, они боятся гнева начальства.
– Но она…
– Да, знаю, прислала венок и так далее, но это всего лишь красивый жест, и ничего более! Вдруг она ощущает вину?
– За что?
– За то, что довела Костика до самоубийства.
– Это не было самоубийством!
– Но завотделением может так считать, как и ее подчиненные. Когда человек, работавший с тобой бок о бок, о котором ты думал, что знал его вдоль и поперек, вдруг решает свести счеты с жизнью, невольно начинаешь прикидывать: а нет ли в этом твоей вины? Мы понятия не имеем, какие отношения были у Кости с коллегами!
– Хорошо, а какие еще причины могут быть? – поинтересовалась Галина.
Мономах видел, что она действительно хочет знать, а не просто интересуется из вежливости.
– Они вам не понравятся, – честно ответил он.
– Не надо, Вова, – покачала головой Мария. – Галин старший сын – зампрокурора города, так что ее трудно чем-то удивить!
– Правда? – пробормотал Мономах. – Что ж… возможно, совершено преступление и виновный находится в больнице, где работал Костя. И может статься, кое-кто из коллег это подозревает… или даже знает наверняка.
Какое-то движение привлекло его внимание, и он повернул голову: неподалеку стояла молодая женщина в теплом синем пуховике и неотрывно смотрела на их небольшую группу. Мономах сразу ее узнал.
– Извините, – сказал он, обращаясь к женщинам и Михаилу. – Мне нужно кое с кем поговорить!
– Ты приедешь? – спросила Мария. – Костю помянуть…
– Да, но не сегодня: у меня еще две операции. Я позвоню, хорошо? И тебе, Миша: есть разговор!
И, простившись, он быстро зашагал прочь. Медведь не спеша двинулась ему навстречу, поняв, что он ее заметил. Вот же повезло заполучить такую фамилию: высокая, стройная и привлекательная блондинка нисколько не напоминает неуклюжего обитателя российских лесов! Ну разве что своим напором и бескомпромиссностью? Они с Сурковой так не похожи, и все же Алла определенно питает к этой девице теплые чувства, сродни тем, что сам Мономах испытывает в отношении Миши Пака.
– Добрый день, Владимир Всеволодович, – вежливо поздоровалась молодая следователь, когда они поравнялись.
– Не слишком-то он и добрый, – пробурчал тот, окидывая девушку оценивающим взглядом.
Одевается как пацанка, заключил он: если бы она обладала вкусом своей начальницы и носила подобающую ее возрасту и телосложению одежду, то ее принимали бы за модель… Черт, почему он постоянно вспоминает о Сурковой и всех женщин сравнивает с ней?!
– Верно, – не стала спорить Медведь. – Алла Гурьевна говорила, что вы знакомы с покойным?
– Как осторожно вы сказали: «с покойным»! Это значит, что дело еще не возбуждено?
– Будет, в ближайшее время: ваш приятель Гурнов уверен, что кто-то поспособствовал Теплову отправиться на тот свет.
Мономаха покоробили ее слова: будучи врачом, да еще и хирургом, он и сам порой бывал циничен, но, оказывается, когда цинизм распространяется на тех, кого ты знаешь, он граничит с грубостью. Медведь и сама, похоже, сообразила, что допустила бестактность, – это было заметно по ее внезапно заалевшим щекам, – но извиняться не стала: в конце концов, Мономах ведь не отец Кости, а значит, ей нет смысла проявлять чуткость!
– Зачем вы здесь? – поинтересовался он. – Почему не стали беседовать с родственниками?
– С матерью Теплова я уже говорила, – пояснила она. – Его папаша, похоже, мало общался с сыном в последнее время, но я все равно встречусь с ним позднее: вдруг ему что-то все же известно… Честно признаться, я надеялась застать здесь друзей и коллег Теплова, вас не удивило, что никто не пришел? Только этот парень с узкими глазами…
– Он не Костин коллега, а мой, – поспешил вставить Мономах.
– А женщина…
– Его мать. Галина Пак – близкая подруга Марии, поэтому ее сын Михаил тоже общался с Костей.
– Пак? – с неожиданным интересом переспросила Валерия.
– А в чем дело? – пожал плечами Мономах. – Пак, Ким и Цой – самые распространенные имена у русских корейцев.
– Ну да… Как думаете, этим Пакам может быть что-то известно о гибели Теплова?
– Вряд ли. Если бы они что-то знали, то уже рассказали бы Маше, а она непременно поделилась бы со мной.