
Полная версия:
Без кожи
– Всего несколько ампул?
– Этот… сульфат, кажется, в таблетках.
– И сколько у парня нашли таблеток?
– Один блистер.
– Так мало?
– Ну да, по мнению дознавателя, это доказывает, что парень крал наркоту для собственного употребления, а не на продажу.
– Похоже на то, иначе он брал бы более крупными партиями!
– С другой стороны, если бы пропадало больше, это заметили бы скорее… Не суть. А суть, моя милая, в том, что вот эта самая Калганова угрожает отправиться по всем телеканалам страны, рассказывая, что ее сына убили и оболгали, а правоохранительные органы отказываются расследовать преступление!
– Предполагаемое преступление. Какие у матери основания предполагать убийство? Парню кто-то угрожал?
– Нет, но она заявила, что сын в последнее время стал нервным и раздражительным, а если при ней ему звонили по телефону, он выходил из комнаты.
– Что, как мы знаем, часто является следствием наркомании, – пожала плечами Алла. – Скрытность, нервозность…
– Но Калганова уверяет, что ее сын не принимал наркотиков – более того, терпеть не мог тех, кто это делает!
– Ординаторы работают на износ, платят им копейки, а гоняют как сидоровых коз: может, психика не выдерживала и мальчик пытался хоть как-то выжить?
– Аллочка, все твои доводы я привел и Калгановой, но она стоит на своем!
– Думаете, она выполнит угрозу?
– Мне показалось, она полна решимости. Я хотел поручить это дело тебе, но теперь вижу, что ты не потянешь – с маньяком-то…
– А как насчет Валерии? – предложила Алла.
– Медведицы?
Она едва заметно поморщилась: ей не нравилось, что молодой, привлекательной девушке дали столь неженственное прозвище, но Алла знала по опыту, что такие вещи прицепляются к людям раз и навсегда и бороться с этим бесполезно. В чем-то, конечно, кличка соответствовала характеру Леры: она порой прямолинейна и бескомпромиссна – ну сущая медведица! Однако внешне совершенно не напоминает неуклюжую, огромную зверину. Валерия Медведь – высокая, стройная блондинка с короткими кудрями, возможно, чуть угловатая, но и в этом есть своя прелесть: Алла многое отдала бы за такую тонкую талию и длинные ноги! Сама она высоким ростом не отличалась, а потому завидовала девицам с «модельными» параметрами, как у Леры Медведь.
– А что, она может справиться! – пробормотал Кириенко. – В прошлый раз у нее вполне успешно вышло… Ну, если не считать того, что бесценный бриллиант в итоге пропал![3]
– Вины Медведь в этом нет! – поспешила вступиться за молодую коллегу Алла.
– Разумеется, разумеется, – согласился генерал-майор. – Что ж, если ты считаешь, что Медведица подходит для такого щекотливого дела, – валяйте! Ну а по маньяку ты поняла: каждый новый факт, каждая улика – и ты мне докладываешь, да?
– Конечно, Андрон Петрович, – кивнула Алла, поднимаясь. – Как только, так сразу!
* * *Антон испытывал чувство гордости: он и не думал, что еще способен вызывать восхищение у юных нимфеток. Он отлично осознавал собственную привлекательность, однако его внешность обычно сбивала с ног женщин за тридцать: он перешел в «среднюю лигу» и полагал, что с девочками покончено. С тех пор как Шеин встретил Карину, красивую разведенку без материальных проблем и с шикарной квартирой на улице Рубинштейна, он и вовсе перестал поглядывать по сторонам, ведь любовница его вполне устраивала. Он даже задумался бы о новом браке, если бы Карина не была бессовестно богата: участь стареющего альфонса ему совсем не улыбалась! А эта симпатичная девица глядела на него во все глаза и улыбалась так, что это могло бы заставить вспотеть человека с менее крепкими нервами и не таким обширным опытом.
– Так вы говорите, что Катя ушла из клуба одна? – уточнил опер, продолжая прерванную беседу, во время паузы официант принес кофе и апельсиновый сок для него и алкогольный коктейль для его собеседницы.
Пить спиртное в половине первого дня, возможно, и считалось экзотикой в кругу общения Антона, но в среде золотой молодежи, кажется, это в порядке вещей! Он вдруг подумал, что эта самая Ира, сидящая напротив и строящая ему глазки, возраста его детей и отпрысков Карины. На лице официанта, когда он расставлял напитки на столе, мелькнула понимающая улыбка, и опер ощутил неловкость: они с девчонкой не походили на отца и дочь, и ему было не все равно, что о нем подумают окружающие. С другой стороны, не прятаться же по углам со свидетелями, которые в дети ему годятся!
– Мне кажется, да, – ответила на его вопрос девушка.
Несмотря на очевидную юность, она делала все, чтобы казаться старше: леопардовые сапоги на шпильке, дорогое кашемировое пальто нежно-голубого цвета (наверняка стоит как отечественный автомобиль!), массивные золотые серьги и кольца на тонких пальцах ухоженных рук, которые скорее подошли бы женщине лет сорока.
– Честно говоря, я не видела, как она уходила.
Ну чем, черт подери, они все занимались: ни одна из пяти подружек, пришедших тем вечером в клуб, не обратила внимания на отсутствие Кати Лосевой!
– Мы здорово перебрали, – добавила Ира, и при этом ее лицо не выразило ни сожаления, ни стыда: видимо, и напиваться вдрызг в ночных клубах также не считается в этой среде зазорным. – Катька тоже нализалась. Когда я поняла, что ее нет, то подумала, что она отправилась в туалет припудрить носик.
– Припудрить? – нахмурился Шеин.
– Да что вы, мы коксом не балуемся! – быстро среагировала девушка. – Ну, может, в школе еще было дело, но сейчас – ни-ни!
Господи, ну чего же им не хватает, мажорам этим?! Они родились с золотой ложечкой во рту, получали любые игрушки и гаджеты, каждая их прихоть тут же выполнялась! В то время как обычные дети проводили лето в деревне у бабушки или в лагере, этих родители возили на Мальдивы или горнолыжные курорты – так почему же они не могут быть счастливы тем, что имеют? Принимают наркотики, шляются по ночам и заводят беспорядочные связи, а мама с папой потом удивляются, почему дочка куда-то пропала!
– А вы, случайно, не заметили, – снова заговорил Антон, ободряюще улыбнувшись, – может, Катя говорила с кем-то в клубе, ну с незнакомыми?
– Да нет… Мы все общались с барменами, а еще парней из универа встретили…
Интересно, какую букву в слове «незнакомые» эта Ира не расслышала? Антон почувствовал, что начинает злиться: он уже полчаса занимался бесполезной болтовней с девчонкой, узнал кучу ненужной информации о жизни Кати Лосевой и ее окружения, но во всем этом обилии сведений отсутствовало хоть сколько-нибудь рациональное зерно, способное помочь в поисках пропавшей. Шеин не понимал, какого лешего он должен этим заниматься, – в конце концов, они расследуют особо тяжкие преступления, а Лосева, судя по всему, жива и здравствует! Скорее всего, она просто-напросто зависает где-нибудь с парнем и в ус не дует, а ее папаша не постеснялся напрячь аж Следственный комитет. Раньше надо было дочурку воспитывать!
– Скажите, Ирина, а не случалось ли в тот вечер чего-нибудь странного, необычного?
– А как же, случилось! – обрадовалась собеседница. – Где-то часов в одиннадцать прискакала Машка Прохоренко, и, можете себе представить, на ней было точно такое же платье в блестках, которое я надевала на выпускной! Она что, думала, что никто не в курсе, что этой коллекции уже два с половиной года?!
Антон тяжело вздохнул и подал знак официанту подойти: хоть он и на работе да и время раннее, но пора, похоже, заказать что-нибудь покрепче сока!
* * *Мономах предвкушал чашку горячего кофе и десять-пятнадцать минут тишины перед тем, как отправиться домой: этот бесконечный день, слава тебе господи, завершился, и можно расслабиться и вытянуть ноги. Однако в тот день его мечтам не суждено было сбыться. На подходе к кабинету он увидел женщину, сидящую в кресле у его двери – там, где обычно ожидали приема потенциальные пациенты или их родственники. День был не приемный, и Мономах ощутил раздражение: ну неужели обязательно приходить чуть ли не в ночи, когда его и вовсе могло не оказаться на месте, не дожидаясь законной возможности встретиться с заведующим отделением?! Женщина поднялась ему навстречу, и гневные слова, готовые сорваться с его губ, застряли в горле.
– М-маша? – пробормотал он, с трудом узнав старую подружку.
Как же она изменилась с их последней встречи! Обычно прямая, как у балерины, спина сгорбилась, лицо осунулось, волосы в беспорядке, а ведь она еще молодая женщина!
– Вовка! – выдохнула она и, сделав шаг вперед, повисла у него на шее.
По тому, как вздрагивали ее плечи, Мономах понял, что она плачет.
– Что-то с мужем? – испугался он. – Не молчи же, Мария, говори скорее!
Вместо ответа она помотала головой.
– С Егором все в порядке, – пробормотала она, вытирая глаза рукавом пальто. – Во всяком случае, я так думаю – мы давно не общаемся…
– Что значит не общаетесь? – изумленно захлопал глазами Мономах.
– Да это не важно, Вовка, это совершенно не важно! Ты не понимаешь: Костик… Костика больше нет!
– Как… нет?
В мозгу Мономаха вспыхнула и тут же перегорела воображаемая лампочка: он вспомнил о звонке Машиного сына и о том, что, замотавшись, благополучно о нем забыл и даже не перезвонил позднее, чтобы спросить, почему парень не зашел, как договаривались! Ну почему он не перезвонил?!
– Его убили, а полиция ничего не хочет делать! – причитала между тем Мария, ломая руки. – Ты говорил, что у тебя есть приятельница в СК, я правильно помню? Может, ты мог бы…
– Давай-ка войдем в кабинет, – предложил Мономах.
Проходящие по коридору пациенты и медсестры с интересом поворачивали головы в их сторону, вероятно расслышав слова «убили» и «полиция».
Когда они оказались внутри, Мономах запер дверь и полез в сейф, где вместе с важными документами была припрятана бутылка коньяка – для таких вот случаев. Налив полстакана, он протянул его подруге. Она выпила залпом и снова зарыдала. Мономах плеснул бы и себе, но тогда придется оставлять машину на стоянке и вызывать такси, а ехать в пригород в это время найдется не так много желающих. Поэтому он достал термос и налил себе кофе, который хоть и оказался чуть теплым, однако все же немного его взбодрил и вернул способность соображать.
– Маша, что случилось, ты можешь толком объяснить? – попросил он, видя, что подруга уже немного пришла в себя.
– Костика нашли на крыше клиники, где он работал, а при нем обнаружены сильнодействующие препараты…
– У него были проблемы с наркотиками?!
Мономах был ошарашен: они давно не виделись с парнем, и он понятия не имел, чем жил Костя все эти годы, но то, что он о нем знал, противоречило этому предположению.
– Да не было ничего подобного! Они говорят, у него передозировка, а он никогда не принимал запрещенных препаратов, слышишь?! – закричала Маша, подавшись вперед. Костяшки пальцев ее рук, лежавших на коленях, побелели от напряжения и едва сдерживаемой злости. – Он даже снотворного не пил, да и зачем, ведь он такой молодой и отлично спал, если выпадала такая возможность, потому что он много работал и не высыпался!
– А что говорит… Прости, что говорит патологоанатом?
– То же, что и они все: передозировка… Вовка, это все вранье голимое, понимаешь? Там что-то произошло, и они пытаются прикрыть свою задницу!
– У тебя есть предположения, что случилось?
Мария снова замотала головой:
– Он же ничего мне не рассказывал! Мы отдельно жили… Я хотела с девушкой его поговорить, она не может ничего не знать!
– Поговорила?
– Она от меня бегает как черт от ладана, я не понимаю, что происходит! Мне кажется, они разругались, но точно я не в курсе… Господи, Вовка, что мне делать?!
– А почему Егор ничего не предпринимает? У него же есть связи…
– Мы с Егором уже год как в разводе, и я теперь не Теплова, а снова Калганова: вернула девичью фамилию.
– Ты ничего не говорила!
– А зачем? Он завел себе молодую пассию, и я его выставила. Костик, думаю, с отцом общался, но мне не говорил – не хотел обидеть.
– Хорошо, вы больше не вместе, но ведь Костя ваш общий сын!
– По-моему, Егор смирился с тем, что произошло: конечно, его мадам беременна, как я слышала, а сын побоку! В полиции меня убеждали, что развод мог повлиять на Костика и он начал баловаться наркотой…
– Глупости, ему же не пятнадцать лет, он взрослый мужик!
– Вот и я так сказала, но кто меня слушал?! И тогда я вспомнила, что у тебя есть приятельница в Следственном комитете – может, она поможет?
– Поможет в чем?
– Выяснить правду!
– Ты не веришь официальному заключению только потому, что Костик не рассказывал тебе о…
– Он не был наркоманом! – сердито перебила Мономаха Мария. – Я чем угодно готова поклясться: мой сын никогда бы к наркотикам не прикоснулся! Они говорят о тяжелой доле ординатора, долгих часах работы, непомерных нагрузках и легком доступе к медикаментам в больнице, где работал Костик, но все это лажа, Вовка! Я мать и знаю своего сына лучше всех!
Повисла долгая пауза, во время которой Мономах размышлял, как бы поаккуратнее задать мучивший его вопрос.
– Маша, – начал он наконец, – а когда умер Костя, в какой день?
– Два дня назад, во вторник.
– А время смерти?
– Почему ты спрашиваешь? – удивилась она.
– Просто ответь, ладно?
– Патологоанатом сказал, что это случилось утром, около одиннадцати часов.
Мономах буквально ощутил, как тиски, сжимающие его сердце с того самого момента, как он узнал о смерти Константина, вдруг разжались: парень умер до того, как они должны были встретиться! Означает ли это, что его совесть может спать спокойно? Он не так уж хорошо был знаком с сыном однокурсницы, ведь они встречались в последний раз, когда тот еще учился в университете, но Маша, похоже, уверена в своих словах. Опыт подсказывал Мономаху, что родители часто плохо знают о жизни даже детей-подростков, не говоря уже о тех, кто вылетел из гнезда и зажил самостоятельной жизнью… Может ли он положиться на мнение убитой горем матери и дернуть Суркову без достаточных оснований? Как бы хорошо он ни относился к Марии, Мономах понимал, что этих самых оснований маловато… Черт, да их вообще нет!
– Ты мне поможешь? – с надеждой спросила Мария, и он понял, что стал ее последним шансом, больше ей обратиться не к кому. – Я уже была на приеме у самого большого начальника в комитете, но что-то мне подсказывает, что он не впечатлился, хоть я и пригрозила обратиться в СМИ!
– Не знаю, смогу ли помочь, но я поговорю со своей знакомой из СК, – осторожно пообещал Мономах.
– Так я и не прошу о большем! – воскликнула однокурсница. – Я только хочу, чтобы в деле разобрались объективно, а не возводили напраслину на Костика и не трепали зря его имя!
Но Мономах понимал, что «объективность» для его подруги означает одно: репутация ее сына должна остаться незапятнанной, а для этого требуется доказать, что имело место преступление! Мономаху хотелось бы больше знать парня, ведь в данных обстоятельствах ему придется довериться старой подруге и не сомневаться в ее словах. Беда в том, что он привык доверять лишь тому, в чем убедился лично!
* * *– А вот и наша девочка… – едва слышно пробормотал Дамир, печально разглядывая то, что осталось от тела.
Он всегда расстраивался, видя трупы совсем молодых людей: это казалось ему неправильным. Любая смерть – трагедия, однако видеть человека, который и пожить-то толком не успел, особенно тяжело. Может, он напрасно коптил бы землю, не принося пользы, а то и вредя окружающим, но ведь возможен и другой вариант: он или она смогли бы стать полезными членами общества, открыть какой-нибудь закон, внести вклад в развитие искусства… Теперь ничего этого не случится!
– Теперь волна поднимется! – вздохнул Белкин, разглядывая тело через плечо коллеги и избегая приближаться. В самом деле, зрелище-то не из приятных: даже без эксперта понятно, что труп пролежал в воде около недели. Судя по всему, девушка умерла примерно в то время, как отец заявил о ее исчезновении.
– И не говори, – согласился с молодым опером Дамир. – Нас и так постоянно дергали с требованиями что-то сделать… Хотя не совсем понятно, что мы могли сделать, ведь наше подразделение не занимается розыском пропавших!
– Точно, – кивнул подошедший Антон. – Этим у нас вообще никто не занимается, кроме волонтерских организаций, – вот в чем проблема!
– Вряд ли нас обвинят в бездействии, – заметил Дамир. – Если жертва погибла почти сразу же после того, как ее отсутствие заметили родственники, с нас взятки гладки!
– Почему-то мне кажется, что ее папаша не поддержит твою точку зрения! – скривился Шеин. – Я видел его у Деда: самоуверенный, наглый тип, считающий, что ему подчиняется в городе все и вся и даже высшие чины СК должны находиться у него на посылках, как у приснопамятной старухи из «Сказки о рыбаке и рыбке»…
– Суркова – баба-кремень, – возразил коллеге Дамир. – Она нас в обиду не даст!
– Фи, прятаться за спину женщины!
– Жизнь – трудная штука. Нельзя требовать, чтобы женщина прикрыла тебя от пули, но иногда только женщина способна отстоять тебя перед сильными мира сего!
– Да ты, брат, философ!
– О чем побрехушки? – поинтересовался судмедэксперт Павел Фомичев.
– О тяжелой жизни оперов и их беззащитности перед начальством, – резюмировал вышеупомянутую беседу Белкин.
– Ой, а кто замолвит слово за нас, галерных рабов СК? – разобиделся Фомичев. – Мы вкалываем с утра до вечера за скромную зарплату и постоянно получаем тычки и пинки – как снизу, когда от нас требуют скорейших отчетов, так и сверху, если их не устраивают результаты!
– Мы бы тебя пожалели, если бы «жалко» не отвалилось уже давным-давно, – ухмыльнулся Антон. – Ну, что скажешь по трупу?
– Пока только предварительно!
– Само собой. Ну?
– Дней пять-шесть назад она умерла, судя по степени разложения.
– Это и без твоей экспертной оценки понятно, скажи мне то, чего мы не знаем!
– Что ж, изволь: судя по всему, эта девочка – из вашей серии, у нее вырезан приличный кусок кожи на шее, под волосами. Вырезан аккуратно и симметрично – видимо, скальпелем или очень острым ножом с тонким лезвием. Рассчитывать на отпечатки не приходится: тело слишком долго пробыло в воде.
– Причина смерти?
– Утопление, как и в предыдущих случаях, но точно скажу после вскрытия.
– Она изнасилована?
– На первый взгляд нет. В любом случае идентифицировать сперму не удастся – по той же причине. Удачи вам, парни, этот папаша Лосев – заноза в заднице! – И эксперт отбыл, оставив оперов переваривать скудные сведения, которые он им сообщил.
– Мы в полной заднице! – констатировал Шеин, почесывая гладко выбритый подбородок; он и раньше тщательно следил за внешностью, но с появлением в его жизни Карины, все свободное время посвящавшей уходу за собой, стал еще более требователен к себе.
– Да уж! – согласился с ним Ахметов. – «Серийник» и сам по себе проблема, а уж с дочкой депутата…
– Он не депутат, а заместитель председателя Законодательного собрания! – поправил старшего товарища Белкин, за что был награжден грозным взглядом исподлобья.
– Ладно, к черту заместителя! – рявкнул Антон. – Мы в любом случае должны найти ублюдка, который это вытворяет, так? Значит, и будем этим заниматься, а всякие там депутаты и председатели пусть занимаются своими делами и не лезут в наши!
– Твои б слова да этим самым депутатам в уши… – едва слышно пробормотал Дамир, предчувствуя кучу препятствий на пути поиска злодея. – Главное, чтобы об этом не пронюхали СМИ, иначе нас сожрут!
* * *Алла приятно удивилась, когда неожиданно позвонил Мономах и пригласил ее выпить вместе кофе: раньше они встречались только на тренировках в альпинистском клубе или в больнице. Интересно, что у него на уме? Алла была далека от того, чтобы заподозрить в его приглашении романтическую подоплеку, однако то, ради чего он на самом деле попросил о встрече, стало для нее неожиданностью.
– Надо же, как тесен мир! – пробормотала она, когда доктор вкратце изложил причину, по которой они оказались в маленьком кафе на Конюшенной.
– Вы о чем? – удивился он.
– Фамилия вашей подруги – Калганова?
– Откуда…
– Моя подчиненная занимается ее делом. Вы с ней знакомы: Валерия Медведь.
– Значит, дело все-таки есть?
– Пока непонятно.
– Это как?
– Есть вопросы к экспертизе. Я порекомендовала Медведь обратиться к Ивану Гурнову с целью проведения повторного вскрытия: если его выводы будут отличаться от заключения патолога больницы, в которой умер сын вашей подруги, тогда и станет ясно, есть уголовное дело или нет. Надеюсь, Гурнову вы поверите?
Иван Гурнов, заведующий патологическим отделением в больнице Мономаха, одновременно работал и в СК: именно Суркова в свое время предложила ему сотрудничество. Если Мономах и мог положиться на чьи-то слова, то, пожалуй, только на слова Ивана!
– Ему – да, – ответил он на вопрос собеседницы.
– Вот и ладненько… Владимир Всеволодович, насколько хорошо вы знали покойного?
– Честно признаюсь, хотел бы знать лучше, – вздохнул он. – Не стану лукавить, Алла Гурьевна, я не знаю, принимал ли Костя наркотики, и понятия не имею, что могло его заставить это сделать! Единственное, на что я могу опереться, – это слова Маши Калгановой и идиотские доводы следователя о том, что, дескать, развод родителей мог заставить великовозрастного парня стать наркоманом!
– Согласна, – кивнула Суркова, – это ни в какие ворота не лезет! Скорее можно поверить в то, что он не выдержал напряженного графика рабо…
– Ерунда, Алла Гурьевна! – перебил Мономах. – Ординаторам и впрямь приходится вкалывать, но у нас не потогонная система, как в Штатах или в Южной Корее, да и в эту профессию не идут слабаки, уж можете мне поверить, – особенно если речь идет о потомственных врачах! Мать Кости – врач, дедушки и бабушки – тоже, поэтому он отлично представлял себе, что это за работа, и не сломался бы так легко!
– Вы не можете с уверенностью это утверждать, – возразила Суркова. – Сами же сказали, что недостаточно близко знали парня!
– Я в общем говорил.
– В нашем деле необходима конкретика. Попробуем ее добыть, а я прослежу, чтобы все было сделано добросовестно. Вы не смотрите, что Валерия Медведь молода, она весьма неплохой специалист, а станет еще лучше, когда приобретет побольше опыта. Она справилась с несколькими сложными делами, и я научилась ей доверять. Лера умна, въедлива и изобретательна. Если вы верите мне, то должны поверить и в нее!
* * *Пациентка Градская, которую навязала Мономаху Анна Нелидова, явно ощущала себя не в своей тарелке, лежа в одиночестве в одноместной ВИП-палате. Когда он вошел, она смотрела телевизор, пульт от которого находился у нее в руке. При его появлении Градская отключила звук и напряглась: заведующий отделением не был ее лечащим врачом, и его приход, по ее мнению, не сулил ничего хорошего. Однако Мономах принес отличные новости.
– Добрый день, – поздоровался он, усаживаясь на стул рядом с койкой больной. – Завтра прооперируем вас.
– Правда? – обрадовалась Градская. – Вы будете оперировать?
Он кивнул.
– Ой, как хорошо! Говорят, вы лучший хирург этой больницы?
– Не врут, – усмехнулся Мономах, ложная скромность, на его взгляд, могла украсить только барышень, да и то не всегда. – Как ваше самочувствие… вообще?
– Ой, да все нормально, честно!
– У вас есть все препараты?
– Да, слава богу… С тех пор как я выписалась из онкологического института, мне стало значительно легче!
– Ну, так и должно быть, – пожал он плечами. – Я видел в вашей карте, что вам удалили молочную железу и провели химиотерапию.
– Да-да, а всего, говорят, надо как минимум три – для полной уверенности, что болезнь не вернется. Но знаете, доктор, я в больнице чувствовала себя очень плохо, и химиотерапия не помогала как будто бы…
– Так бывает в начале лечения, – не дослушав, объяснил Мономах. – Потом организм начинает принимать препараты – во всяком случае, при положительной динамике лечения.
– А я все-таки благодарна тому мальчику, который посоветовал мне перейти на амбулаторное лечение!
– Какому еще мальчику?
– Ну там, в больнице, мой лечащий врач… вернее, ординатор, наверное? Вот он и убедил меня, что лучше выписаться и продолжать лечение амбулаторно, и даже подсказал, где удобнее это сделать. И с тех пор мне стало намного лучше!
– А вам препарат, случайно, не меняли?
– Да нет, препарат тот же.
Ответить на это Мономаху было нечего. Странно, что работник больницы порекомендовал пациентке уйти. Обычно, если есть возможность проходить лечение в стационаре, больные довольны, ведь каждый день мотаться через весь город – не самое приятное испытание для нездорового, ослабленного человека! С другой стороны, этому есть вполне рациональное, хоть и циничное объяснение: если лечащий врач видит, что терапия не помогает, ему легче по-быстрому выпихнуть больную домой, нежели отчитываться о негативных результатах. Однако ординатор вряд ли мог самостоятельно принять такое решение: либо такова политика онкоцентра, либо его кто-то надоумил!