Дар цмина

Замечаю, что Кэммирас как-то уж слишком помрачнел. Смотрит, не моргая, пока вездеходы скрываются в розоватой утренней дымке. Сжимает кулаки.

– Знаю, это не мое дело, – все же решаюсь я прервать гнетущее молчание. Кэммирас вздрагивает, будто на несколько мгновений успел позабыть, что не один на балконе. Моя решимость крепнет, так что продолжаю: – Что-то происходит, и ты знаешь, что именно?

– Всегда что-то происходит, – бросает он. – Но ты права, это не твое дело.

Внутри закипает злость, однако мне удается сохранить равнодушный вид.

– Как скажешь. Все равно завтра… вернее, уже сегодня обо всем напишут газеты.

Кэммирас нервно усмехается:

– Ты так уверена? Ну-ну. – Он снова поправляет порванный рукав, хотя вряд ли это замечает. Продолжает вглядываться вдаль, пока шум вездеходов совсем не стихает. Лишь после этого вновь оборачивается ко мне.

– Голодна?

Такая резкая смена темы еще недавно могла бы поставить в тупик, но теперь я перестала чему-то удивляться. Пожимаю плечами.

– Ты такой заботливый. А в домике пугали, что хозяева бывают злые и жизнь у кукол не сахар.

Почти не вру: действительно пугали. Но лишь тех, кто не умеет подчиняться приказам. Вернее, тех, кто не научился достаточно хорошо притворяться, потому что все мы хоть раз нарушали правила. Попадались лишь самые глупые.

– А с чего ты решила, что я добрый? – интересуется Кэммирас. – Но вот о том, что мне принадлежит, забочусь, да. И совсем не хочу, чтобы моя кукла упала в голодный обморок.

Очень хочется ответить, что сейчас именно он выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание. Но хорошие куклы не дерзят, если им этого не позволяют, потому спрашиваю:

– Нас учили, что кукла не должна приниматься за еду раньше хозяина.

Кэммирас вздыхает:

– Так и сломать недолго.

«Может, этого и добиваются? – спрашиваю я мысленно, скорее саму себя. – Может, чаще всего им это и удается».

Пытаюсь вспомнить тех, кого видела уже после выпуска, но их оказывается пугающе мало. Да и те, кого видела, редко выглядели счастливыми.

Так странно, что осознаю я это лишь сейчас. Словно Кукольный домик наводил морок, не позволяя по-настоящему задуматься о том, что ждет впереди. Или дело вовсе не в этом? Просто будущее казалось слишком пугающим. Оно и сейчас пугает, сильнее прежнего, но я к этому уже готова.

Я не успеваю ничего ответить, а Кэммирас уже заглядывает с балкона в комнату и командным тоном произносит:

– Тутти, закажи завтрак для двоих.

Только собираюсь удивиться, что еще минуту назад в доме никого кроме нас не было, как слышу в ответ чуть искаженный, но все же детский голос:

– Ранний завтрак будет через пятнадцать минут. Приятного пробуждения.

– Угу, только я еще не ложился, – бурчит в ответ Кэммирас. Бросает на меня быстрый взгляд. – Все никак не сменю на модель поновее, чтобы так не ошибалась.

Но меня больше интересуют не слова, сказанные детским голосом. Любопытнее другое.

– Тутти, значит? – протягиваю я.

Кэммирас выглядит смущенным. Отмахивается с чересчур нарочитым легкомыслием:

– Дядюшки меня так называли в детстве. – Его взгляд в одно мгновение ожесточается настолько, что мне невольно хочется попятиться. Только вот некуда, за спиной по-прежнему ограждение балкона. И пять этажей до земли. А Кэммирас словно этого не замечает, продолжая: – Очень подходящее имя, только тогда я не знал…

– Означает «Игрушка» на старом языке, – киваю я.

– Знаешь его?

Я пожимаю плечами.

– Чуть-чуть. Нас в домике многому учили. Значит, зовешь голосового помощника своим детским прозвищем? И… он ведь твоим голосом говорит?

– Допустим. Что, тоже скажешь, что я ненормальный?

«Тоже», значит. Интересно, многие ли решаются назвать его ненормальным в лицо? Однако я оставляю эту мысль при себе и отвечаю:

– Вовсе нет. Но, знаешь… – мне не удается сдержать улыбки, – это многое о тебе говорит.

– Даже знать не хочу, что именно, – бросает он.

А в следующее мгновение мы оба чуть не подскакиваем от задорной трели дверного звонка. Со словами: «Вот и завтрак», Кэммирас спешит уйти с балкона в комнату с таким видом, будто за ним кто-то гонится. Я иду следом, но гораздо медленнее, и потому успеваю увидеть лишь, как он ставит на стол коробку.

Аромат моря чувствуется из-под закрытой крышки. Точнее, аромат тех деликатесов, что подавали на вечеринке в честь выпуска. Какие они на вкус – этого я так и не узнала, потому что не смогла заставить себя попробовать хоть немного.

– Мидии на завтрак? – удивляюсь я. Изо всех сил стараюсь не поморщиться.

Кэммирас кивает.

– Под сырным соусом. А что не так?

– Да нет, все замечательно. – Я с беззаботной улыбкой беру себе кусочек манго. – Я просто безумно рада попасть в такой дом… только не заставляй меня это есть, ладно?

Произношу эту просьбу совсем тихо. Жутко боюсь, что Кэммирас может обидеться на мою брезгливость. Еще больше боюсь, что все же потребует разделить с ним этот странный завтрак.

Но он вместо этого лишь пожимает плечами.

– Как хочешь.

С этими словами он берет тарелку с мидиями и уходит на диван. Мысленно выдыхаю, доедаю манго. От сладкого сводит зубы, потому, заметив в коробке маленькую упаковку с надписью «Горький шоколад 90%», беру ее, не раздумывая.

– Очень не советую, – говорит Кэммирас с набитым ртом.

– Почему?

Он проглатывает, и лишь после этого объясняет:

– Я этого не заказывал. Похоже, у Тутти опять сбилась программа, так что кто знает, чего можно ждать.

Опять сбилась программа? При том, что он мог бы вызвать починку в любой момент. Мог, но не стал. Капелька своеволия там, где, казалось бы, все должно идти упорядоченно.

Вдруг ловлю себя на том, что мне становится его чуточку жалко. Приходится мысленно напомнить: «Кэммирас – твое задание. Твоя работа, а жалость лишь мешает».

Это звучит в голове голосом Тиллена, и оттого особенно убедительно. Набираю в грудь побольше воздуха, отвечаю с прежним легкомыслием:

– Я все же рискну.

А в следующие несколько минут я вдруг понимаю, что ничего вкуснее в жизни не ела. Горечь шоколада, пикантность апельсиновой цедры, кислинка ананаса… так обещает надпись на упаковке, которую я читаю, разжевывая очередную дольку. И все оказывается правдой.

Я так увлеклась, что не сразу замечаю, как пристально смотрит на меня Кэммирас, отставив уже пустую тарелку на подлокотник дивана. Скорее чувствую кожей его прожигающий насквозь взгляд. Оборачиваюсь, переспрашиваю, скопировав его интонации:

– Что-то не так?

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты смешная?

Вот, значит, какой я ему кажусь. Так даже лучше. Будет проще добиться симпатии. А пока… пока можно позволить себе немного удовольствия.

– Смешно ем? – интересуюсь я, прожевав очередной кусочек. – Видела бы это нумани Цара, пришла бы в ужас. Столько лет учила нас этикету, и вот, пожалуйста…

Изобразить высокомерие одной из наших наставниц мне удается так правдоподобно, что Кэммирас хохочет, уже не скрываясь.

Вот только в глазах его вовсе нет веселья.

Прогоняю эту совсем ненужную мысль прочь. Сворачиваю бумажную обертку от доеденной шоколадки. Нарочито аккуратно, разглаживая каждую складку.

А когда вновь поднимаю взгляд, то вижу, что Кэммирас устроился на диване полулежа, закрыв глаза. Похоже, задремал. Так и не переодевшись.

Скептически хмыкаю, осторожно поднимаюсь из-за стола, стараясь не шуметь. Прекрасно слышу, что мне это удается, но Кэммирас все равно сонно потягивается, поворачивается лицом к стене.

Выпавшую на пол из его кармана смятую бумажку я замечаю сразу. И так же сразу, не раздумывая, поднимаю, собираясь выбросить вместе с оберткой от шоколада. Вбитая за годы жизни в «Кукольном домике» привычка к аккуратности оказывается сильнее здравого смысла, потому лишь спустя несколько мгновений приходит понимание: не стоило этого делать. Но яркая цветная бумажка с чуть надорванным углом уже у меня в руках, потому я решаю: если посмотрю, что это, хуже не будет.

Цветок цмина на бумаге выглядит совсем как настоящий. Я даже провожу по нему пальцем, чтобы убедиться: это всего лишь рисунок. И бросающаяся в глаза надпись крупным шрифтом:

«Каждый из нас достоин жизни».

Похоже на рекламный плакат корпорации «Ц-мин». Но лишь похоже. Они не используют такие громкие лозунги. Им это ни к чему. А чуть ниже, шрифтом помельче добавлено:

«Вы ведь тоже с этим согласны?»

Внутри что-то неприятно екает. Смутное предчувствие, а предчувствиям я не слишком доверяю. Себе – тоже. Потому кладу листок на стол, попутно, всего на мгновение, поднеся к нему свой связник. Вряд ли с моей старенькой моделью удалось сделать хороший снимок, но достаточно будет и размытого.

Достаточно, чтобы посоветоваться с тем, чье мнение для меня по-настоящему важно.

На цыпочках иду к двери. Ноги в носках лишь едва шелестят по паркету. У порога оборачиваюсь на Кэммираса, но он по-прежнему спит. Даже представлять не хочу, где и как он провел остаток ночи, что настолько утомился.

Спускаюсь на первый этаж по широкой лестнице с мраморными перилами в холл. Просторный, украшенный мозаичными орнаментами на стенах. Больше подходящий для дворца в какой-нибудь из дальних стран.

Но я стараюсь не слишком всматриваться в великолепие, которое со мной ненадолго. Так проще – не привыкать. Лишь сделать свое дело и двигаться дальше. Куда? А уж это решать не мне. Тому, кто уже через несколько мгновений получит мое сообщение:

«Я в порядке, начинаю обустраиваться. И можешь не волноваться, я отлично помню все, чему ты меня научил».

На первый взгляд – обычное послание от благодарной ученицы. Лишь Тиллен поймет, что я собиралась сказать на самом деле. «Наладила с хозяином контакт, все идет по плану». Вот только, стоит мне об этом плане подумать, как мороз пробегает по коже. Отвлекает лишь пришедшее в ответ:

«Рад за тебя. Если появится повод для беспокойства – сообщай сразу же».

Скептически хмыкаю, выхожу из дома на крыльцо. Тихо, безлюдно. Только ветер поднимает вверх клубы пыли. Улица залита голубовато-розовым маревом утреннего тумана. Оттого все вокруг кажется миражом.

«Ты мне сам скажи, стоит ли беспокоиться?» – набираю я. Ужасно хочется услышать его голос, посмотреть в глаза, но пока ограничиваюсь лишь сухим текстом в надежде, что Тиллен уловит мое настроение. Отправляю снимок позаимствованного у Кэммираса листка и облокачиваюсь о перила, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Ответа нет слишком долго, и я невольно начинаю каждую секунду бросать взгляд на экран связника. Расстраиваться или пугаться – еще не решила. Зависит от причины молчания: он выбирает слова, чтобы ответить помягче, или просто решил махнуть на меня рукой и не обращать внимание на глупые просьбы куклы? С досады стучу ладонью о перила, а в следующий момент браслет вибрирует от пришедшего сообщения:

«Обсудим это позже. Все намного серьезнее, чем кажется. А пока ни во что не ввязывайся. Обещаешь?»

До чего же хочется ответить: «Я и не собиралась, пока ты не сказал». Только это было бы ложью, потому пишу максимально честное:

«Постараюсь».

Приближающиеся шаги я замечаю не сразу. Когда поднимаю взгляд, вижу стоящего у крыльца мужчину. Невысокого, подтянутого, лет тридцати на вид. Хотя, у элиты возраст еще попробуй угадай. А в том, что он именно из элиты, у меня никаких сомнений. Щегольской костюм из широких бежевых брюк и такой же бежевой, но клетчатой жилетки поверх белоснежной рубашки с коротким рукавом. Ботинки из змеиной кожи. Стрижка до плеч по последней моде. Он вообще сам будто спустился с обложки модного журнала.

Или… с рекламного плаката. Да, точно. Вживую один из владельцев «Ц-мин» выглядит немного иначе. Не кажется таким искусственным.

В последний момент удерживаюсь от того, чтобы поежиться под его пристальным, изучающим взглядом. Спрашиваю с улыбкой:

– Вы ведь пришли навестить племянника? Простите, не слышала, как подъехали.

Мужчина хмыкает, подходит на несколько шагов ближе.

– Приятно, что ты знаешь в лицо того, кто тебя выкупил.

«Знал бы ты правду, – проносится в голове. – Хотя нет, тебе это совсем ни к чему». Вслух же произношу совсем другое:

– Трудно не узнать того, кто управляет городом.

– Верно. – Кажется, он доволен моим ответом. – Только я не к племяннику пришел. Да, именно пришел: до башни недалеко, а пешие прогулки полезны для здоровья. Между прочим, очень советую. И племяннику моему тоже, но меня он не станет слушать. Так что лучше ты ему об этом напомни.

– Обязательно, – обещаю я, не раздумывая. – Вы ведь меня для того и купили. Чтобы помогла наставить его на верный путь.

Мужчина кивает. Продолжает разглядывать меня с головы до ног, отчего становится совсем не по себе. Хочется укутаться, завернуться в кокон с головой, но кого волнуют желания куклы?

– Рад, что мы друг друга поняли. И еще больше буду рад, если будешь держать нас с братом в курсе его жизни. Что бы он там ни думал, но мы переживаем о нем.

Вежливая просьба звучит больше похоже на приказ, о котором Тиллен меня сразу предупредил. Приказ, которого нельзя ослушаться.

Собираюсь ответить, что стану их глазами и ушами, однако мужчина с рекламного плаката уже исчез в тумане. Снова поеживаюсь и возвращаюсь в дом.

Кэммирас уже не спит. Я обнаруживаю его, стоящим у окна.

– Что дяде Бену было от тебя нужно? – спрашивает он, не оборачиваясь.

Понимаю, что если совру – шанс сблизиться может быть упущен, потому отвечаю предельно честно:

– Попросил рассказывать обо всем, что у тебя происходит.

– Очень в его духе, – фыркает он и оборачивается ко мне. До чего же сильно они с дядей похожи. И тот же взгляд. Я бы выбежала из гостиной, но он словно пригвоздил меня к месту. А Кэммирас продолжает тихо, с нескрываемой горечью. – Я чего-то подобного и ждал.

Вдруг замечаю в его руке ту самую цветную листовку, что прочитала без дозволения. Сердце начинает бешено колотиться, едва не выпрыгивая из груди.

– Поэтому не стал рассказывать про свои ночные приключения? – К счастью, мой голос нисколько не дрожит.

– Если они узнают, то запрут меня до восемнадцатилетия, а потом приставят охрану ходить хвостом. Хотя, они и так это пытаются сделать.

Это могло бы звучать, как шутка, но Кэммирас выглядит абсолютно серьезным. Я нервно сглатываю.

– Они ничего не узнают. Не от меня.

Глава 6

Ненависть убивает. Очень быстро и совсем не заметно. Думаешь, что все еще жив, но это опасное заблуждение. Опасное для тебя и для всех, кто окажется рядом.

Ненависть – худшее оружие из всех, которые можно придумать.

Тиллен много раз напоминал об этом и своим ученицам, и самому себе. Себе, пожалуй, даже чаще. В прошлом году особенно.

Потому теперь он мог разглядеть ненависть за самыми, казалось бы, простыми вещами. Рисунок цмина. Вопрос, который на первый взгляд мог бы показаться безобидным. Одним из тех, какие задают друг другу во время дружеских посиделок после пары выпитых бутылок.

«Вы ведь тоже с этим согласны?»

Тиллен еще раз взглянул на полученный от Сьюми снимок. Хотел лишний раз убедиться, что не ошибся.

Или, наоборот, понять, что ошибся.

Грохот проехавшего по соседней улице вездехода был слышен даже здесь, в идеально чистом и ухоженном дворе Кукольного домика, отделенном от остального мира высоким забором. Запах сырости от покрытых росой цветных камней вдоль дорожек, мешал сосредоточиться. Назойливо напоминал о том, что давно пора выбросить из головы:

«Здесь мы виделись в последний раз».

Словно немой укор. Как и шум постепенно оживающего Кукольного домика. Девчоночьи голоса из открываемых окон.

«Ты сама вызвалась», – мысленно крикнул Тиллен, пусть и знал, что его не услышат. Обернулся, услышав приближающиеся шаги.

Пальмеро выглядел непривычно взвинченным. Суетливая походка, взъерошенные волосы. Это лишь подтвердило опасения.

– Надеюсь, у тебя был веский повод позвать именно сейчас. – Он присел на скамейку рядом с Тилленом. – Я бы с удовольствием сначала стаканчик айи пропустил, взбодрился… Что стряслось?

Он прав. Было бы лучше встретиться за обедом, как они делали всегда. Обсудить все вопросы за закрытыми дверями кабинета. Лучше в любом другом случае, но не сегодня.

– Это ты мне скажи. – Тиллен поднял один из камешков под ногами, гладких, холодный, скользкий, и бросил его подальше от себя. – Кажется, тебе известно побольше моего.

В одном из окон послышался разговор на повышенных тонах, но о чем спорили куклы, разобрать не удалось. Пальмеро покачал головой:

– Нам ведь не придется устраивать им показательный «разбор полетов»?

– Девочки сами сумеют выяснить отношения, – ответил Тиллен. – Должны научиться обходиться без нашей помощи. И не пытайся переключить меня на другую тему. Выкладывай. Что-то мне подсказывает, повод поболтать у нас один и тот же.

Пальмеро быстро огляделся. Поднял воротник и плотнее запахнул куртку, укрываясь от утренней прохлады.

– Предложил бы пройти в кабинет, но…

– Но лучше обойтись без лишних любопытных ушей, – кивнул Тиллен.

– Именно. От одной ты удачно избавился… – из-за этих слов кольнуло в груди, но Пальмеро, не дожидаясь возражений, безжалостно продолжал: – кто знает, не придет ли ей на смену другая.

– Ближе к делу, – прервал его Тиллен.

– Кто-то начал мутить воду… – Пальмеро помедлил, словно подбирал слова. – Уже почти все привели в порядок, но кое-что я успел увидеть.

С этими словами он протянул Тиллену свернутую трубочкой газету – одну из тех, какие покупают на окраинах. В каких полно глупых слухов. И правды.

Почти во всю первую страницу красовалось фото. Кусочек главной городской площади выглядел, как после праздничных гуляний. Это если не приглядываться. Однако то, что на первый взгляд могло показаться обычным мусором, было клочками чьей-то одежды. Темные пятна на мостовой, так похожие на кровь. Охранник «Ц-мин» волоком тащил прочь что-то, подозрительно похожее на человеческое тело.

Внутри у Тиллена похолодело.

– Кто-то нас опережает, и действует очень грубо, – произнес он совсем тихо. – Или…

Внезапная догадка похожа на удар камнем в висок. Настолько сильный, что Тиллен на миг потерял дар речи.

– Или что? – переспросил Пальмеро.

Выглядит озадаченным, но Тиллен уже давно перестал верить чужим маскам. Потому открыл снимок, который и собирался показать.

– Можешь что-нибудь сказать об этом?

Пальмеро, задумчиво почесывая подбородок, некоторое время вглядывался в снимок, потом протянул:

– И почему ты решил спросить именно меня?

– Передо мной можешь не притворяться. Знали только двое.

В памяти всплыл тот вечер полтора года назад. Не так уж давно, но словно в другой жизни. Более беззаботной. Тиллен тогда в шутку предложил сделать цветок цмина символом новой власти. Как насмешку над корпорацией, которую они собирались свергнуть.

Вот только даже тогда он понимал, насколько плохой идеей было бы дать всем желающим доступ к источнику жизни. Полнейшим безумием, которое, впрочем, продлилось бы не так долго. Лишь до тех пор, пока источник не опустошили бы до последней капли.

– Двое? – скептически хмыкнул Пальмеро. – Вот уж не ожидал, что ты сумеешь вычеркнуть ее из памяти.

Тиллен поморщился.

– Поправка: из тех, кто все еще жив – двое. Поэтому повторю вопрос: тебе есть что мне рассказать?

Прежде, чем ответить, Пальмеро поднял отброшенный Тилленом камень и вернул на место, восстановив рисунок. Словно давал безмолвный совет: «Нельзя терять головы из-за прошлого».

Непрошенный совет.

– Тебе не кажется, что все это нам только на руку? – сказал он, наконец. – Гораздо надежнее, чем передать все в руки одной девочки и надеяться, что она не оступится.

– Ну конечно, – с презрением выплюнул Тиллен. – Предоставить все неуправляемой толпе гораздо лучше. Ничего не сможет пойти не так, разумеется. И… – Он помедлил, прежде чем спросить то, от чего все может бесповоротно измениться навсегда: – Ты ведь поэтому был против ее отправки? Знал, что начнется, и не хотел подвергать ее лишнему риску?

– Догадывался, – не стал отрицать Пальмеро. – Но не мог тебе сказать: знал, как отреагируешь.

Тиллен почувствовал нестерпимую горечь во рту.

– Зачем? Наш план, он ведь был совсем в другом.

Сделать все тихо и без ненужных жертв. Избавиться от семейства Гофе. Сделать Схеф независимым городом. Взять источник жизни под контроль и начать распоряжаться доставшимся сокровищем не на благо корпорации, а для каждого горожанина. Перестать расплачиваться магией за подачки с «большой земли», а наладить справедливую торговлю. С тем же Маеламом, например. Они только рады будут мирно получить то, что не удалось завоевать насильно.

Пусть это не сделало бы жизни схефцев дольше, зато они смогли бы стать счастливее.

Так они задумывали. И Тиллену казалось, что Пальмеро с ним полностью согласен. Похоже, ошибся.

– Кто сказал, что это устроил я? – поинтересовался Пальмеро, склонив голову набок и став похожим на филина.

– Если сможешь оправдаться – давай, я тебя внимательно слушаю.

До чего же хотелось, чтобы сейчас Пальмеро начал сыпать аргументами. Доказал бы, насколько эти обвинения смехотворны. Тогда Тиллен почувствовал бы себя полным идиотом, надумавшим себе невесть что. Это принесло бы облегчение, он точно знал. Но Пальмеро лишь грустно усмехнулся:

– Зачем? Ты ведь для себя уже все решил. Возненавидишь меня за это – так тому и быть.

– Возненавижу? – Тиллен нервно хохотнул. – Это было бы слишком. Я бы назвал это иначе. Например, презрением.

– Пусть, если так тебе проще, – пожал плечами Пальмеро. Порой Тиллен завидовал хладнокровию своего начальника. Учил запирать эмоции в себе, а вот Пальмеро, похоже, удалось с ними по-настоящему подружиться. С легкостью принять обвинения, как если бы они вовсе его не касались. Впрочем, как стало ясно в следующее мгновение, мстить он тоже умел. Сказал совершенно спокойно: – А теперь идем. Нам пора встречать пополнение.

Ведь понимает прекрасно, что сейчас смотреть на новых привезенных в домик кукол Тиллену будет невыносимо.

– Я так понимаю, сказаться больным не вариант? – на всякий случай поинтересовался Тиллен, не надеясь на снисхождение.

Пальмеро лишь улыбнулся на его слова:

– Вариант, если это что-то заразное. Но тогда нам пришлось бы закрыть домик на неопределенное время. Вряд ли нам это нужно, правда?

И не поспоришь. Впрочем, Тиллен не был сейчас настроен на споры. Потому просто молча поплелся вслед за Пальмеро в просторный прогулочный двор, способный вместить всех обитателей домика разом.

Девочки выстроились по периметру двора. В ожидании новичков, переглядывались, шушукались группками. Тиллен лишь бросил равнодушный взгляд поверх их голов и встал около трибуны рядом с остальными наставниками.

– Как думаете, на этот раз к нам приедут сложные девочки? – полушепотом поинтересовалась как всегда элегантная, прямая, как тростник Цара, продолжая натянуто улыбаться.

– А с этим какие-то проблемы? – тут же отозвался Пальмеро, на что Цара едва заметно мотнула головой.

– Как раз наоборот. Разве это не здорово: превращать маленьких диковатых зверушек в настоящих кукол, которыми можно гордиться?

Тиллен на этих словах невольно поморщился, и это не ускользнуло от внимательной Цары.

– Вы разве с этим не согласны?

– Рад, что гордитесь своими «созданиями», Цара, – вступился за него Пальмеро. – Но вы когда-нибудь задумывались, что с ними происходит после, когда они выпорхнули из гнезда?

Пусть он и обращался к Царе, взглядом показал Тиллену, что эти слова предназначались ему. Оставалось лишь сжать кулаки покрепче и промолчать. Сейчас не время и не место для правды.

Воздух вдруг стал соленым. Шум разговоров – громче. Напомнил звуки морского прибоя, как Тиллен помнил его по поездке в детстве. Это показалось настолько странным, что привлекло его внимание. Очень вовремя: как раз в этот момент входные ворота отворились, и во двор вошли растерянные, испуганно озирающиеся девочки в сопровождении немолодой, но бойкой нумани Эженны, которая будет их наставницей в первый год.

Тиллен отвел взгляд. Не смотреть на них. Не запоминать их лиц. Так проще… проще терять их навсегда.

Игнорировать неизбежное удалось всего несколько минут. До тех пор, пока не подошла его очередь говорить приветственные слова. Тиллен прокашлялся, но голос звучал все равно чуть хрипловато:

– Знаю, сейчас вам трудно поверить, что это место сможет стать вам родным домом. Мне когда-то тоже не верилось, но теперь я живу здесь и другого места для себя не представляю…

Он заставил себя улыбнуться и поднять взгляд. Всего десять девочек в этом году. Сжавшиеся в комочек, но две из них с любопытством смотрели на наставников.