Дар цмина

Если бы она знала, куда водил меня Тиллен, не сочилась бы сейчас ядом. Но… в ее словах звучит такая уверенность, будто на самом деле ей известна правда. И потому я не могу не спросить:

– Выбрал для чего?

– То есть, даже не рассказал? – Кажется, Огонек искренне удивлена. И я ее отлично понимаю, хотя менее обидно от этого не становится.

Изо всех сил пытаюсь не показать своего разочарования, начинаю расстилать кровать со словами:

– Давай спать. Мы же не хотим выглядеть помятыми на церемонии.

В комнате душно, несмотря на распахнутое настежь окно, за которым открывается вид на город. Почти такой же, как с крыши недостроенного «Маяка».

Стоит об этом подумать, как меня тут же пробирает озноб. Спасет только теплое шерстяное одеяло. Надеюсь. Пытаюсь вдеть его в пододеяльник, но руки отказываются слушаться.

– Помочь? – интересуется Огонек.

Редкое для кукол проявление заботы. Обычно мы стараемся не привязываться друг к другу, зная, что после выпуска уже не будем принадлежать себе и вряд ли сможем видеться.

Я неуверенно пожимаю плечами и краем глаза вижу, что Огонек уже в двух шагах от меня. Киваю:

– Возьмись за тот край.

Но она почему-то не спешит выполнить просьбу. Сминает край пододеяльника в ладони, заводит другую руку за спину…

Будто невидимая сила толкает меня, заставляя отпрянуть в последний момент. Огонек выбрасывает вперед руку, и я успеваю заметить, как что-то блеснуло у нее между пальцами. Всего в паре миллиметров от моего лица.

– Что ты?..

Я ошарашено смотрю, как Огонек делает шаг назад, задевая стул. Тот с глухим стуком падает на пушистый ковер, и на ее лице отражается неподдельный ужас. Маникюрные ножницы выпадают у нее из рук и тут же теряются в персиковом ворсе ковра.

К собственному удивлению, чувствую досаду и злость. Не самое лучшее сочетание, приходится его подавить в себе до поры. Почему Огонек? Нам и делить-то нечего, слишком разные. Потому, наверное, легко было терпеть друг друга все эти годы.

Нечего делить. Разве что кроме одного.

– Зря ты это, – цежу я сквозь зубы. – Мы с Тилленом всего лишь…

Замолкаю, понятия не имея, что сказать. Друзья? Сомнительно: он при каждом удобном случае показывает, что на голову меня выше. Лишь изредка позволяет дотянуться до себя, но и это просто снисхождение. Награда за то, что хорошо усвоила очередной странный урок.

Всего лишь учитель и ученица? Тогда почему среди всех кукол он выделил меня одну. Или не одну?

Додумать мешает внезапная острая боль. Хватаюсь за ухо и обнаруживаю, что Огонек все же умудрилась меня поранить: на ладони остается багровый след. Словно в тумане подхожу к оклеенному засушенными листьями и цветами шкафу – причуда Огонька, из-за которой ковер постоянно оказывается усыпан мусором и нам обеим достается за неаккуратность. Достаю из ящика полотенце. Полотенце Огонька, но так даже лучше. Правильнее. Прижимаю его к уху, и оттого ее слова слышатся глухо:

– «Мы с Тилленом»? Серьезно? – Она бросает на меня полный сочувствия взгляд, и это совершенно сбивает с толку. – Я тебя, дура, спасти пытаюсь. Он просто хочет тебя использовать. Как… как…

Она вдруг плотно сжимает губы, понимая, что сболтнула лишнего. Но мне и этого достаточно, чтобы понять:

– Как Мотылька? Ты что-то знаешь, да?

Но Огонек мотает головой, крепко вцепляется в край стола.

– Не спрашивай. Не скажу. Не хочу, как она… лучше ты… да, лучше ты…

– Ясно. – Продолжая прижимать полотенце к уху, другой рукой поднимаю ножницы с пола. Замечаю, как Огонек испуганно дергается, и холодно усмехаюсь: – Не бойся, мстить не стану.

Бросаю ножницы на трюмо, показывая, что нового нападения не жду. А она лишь снова вздрагивает, но продолжает смотреть на меня. Наконец произносит сдавленным полушепотом:

– Не соглашайся. Что бы он ни предложил, не соглашайся.

Я скептически хмыкаю. Стоит ли прислушиваться к совету той, кто только что пытался тебя порезать? Плюхаюсь на кровать, которая приветствует почти родным скрипом. Хочется завернуться в одеяло, отключиться и позабыть обо всем, но я точно знаю: не выйдет. Остаток ночи буду ворочаться, подхваченная вихрем мыслей. Вскакивать от малейшего звука. Потому даже попыток не делаю, просто притягиваю к себе колени и остаюсь сидеть.

– Думала, будешь умолять ничего никому не рассказывать. – Собственный голос кажется мне чужим.

– Ты… ты не станешь, – выдыхает Огонек. По-прежнему вцепилась в трюмо, будто если отпустит – упадет. Может, так и есть. – Если скажешь, я буду отрицать. Ты сама поранилась. Случайно. Твое слово против моего, об этой вашей ночной прогулке.

Теперь понятно. Не поймали за руку – ничего не докажешь. Зато мне она бы надолго испортила жизнь своей выходкой. Может даже навсегда. Кому нужна кукла со шрамом на лице?

Я убираю от уха испачканное полотенце, смотрюсь в зеркало. Пусть оно и далеко от меня, но это не мешает заметить уродливую полосу оставшейся царапины. Морщусь от досады, прикрываю ухо волосами. Что ж, от коротких стрижек придется пока воздержаться.

– Успокойся, я буду молчать, – ворчу я в ответ, положив подбородок на колени.

Только молчать и остается, ведь иначе придется слишком многое объяснять. А подставлять Тиллена мне хочется меньше всего. Я еще слишком многое должна у него узнать за оставшийся день.

Глава 2

Резкий противный писк выдернул из туманного забытья. Кэммирас издал сдавленный стон и плотнее вжался лицом в подушку. Голова раскалывалась, так, что даже думать было больно.

Опять предупреждение о песчаной буре за городом. С утра пораньше. Забрала бы эта буря всех метеорологов, чтобы дурью не маялись и спать не мешали.

Кэммирас поморщился, попытался снова нырнуть в спасительную дремоту. Ему ведь что-то снилось. Что-то очень хорошее. Наконец-то, хоть раз, хорошее. Настолько, что возвращаться к реальности было сущим наказанием.

«Потому что за весельем всегда бывает расплата», – прозвучал в голове голос дядюшки. Которого из трех? Да какая, собственно, разница?

Раздражающий писк повторился. Нет, значит, не предупреждение. А, впрочем, катись оно все…

Кэммирас размахнулся, наугад ударил по воздуху. Рука едва слушалась. Надежда вот так слету избавиться от помехи оказалась напрасной. И подушка не помогла. Швырнуть ее со всей силы – лучшее, что удалось придумать.

Глухой стук – словно удар по голове. К счастью, писк прекратился, и Кэммирас постепенно начал возвращаться к реальности. Немного мешал напоминающий шелест ветра монотонный шум, но это ничего. Кэммирас перевернулся на спину, пробормотав нечто, похожее на ругательство. Даже слова вспоминать сейчас было выше его сил. Открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.

«Надо было задернуть шторы», – мелькнула в голове единственная осознанная и совершенно бесполезная сейчас мысль.

Шум – не ветер, скорее журчание воды – затих. Вот и чудненько. Однако сегодня покоя ему, похоже, не видать.

– Кэм, милый, ты проснулся!

Издевательски радостный и бодрый женский голос заставил поморщиться. Кэммирас попытался вспомнить, кому этот смутно знакомый голос принадлежит, но не смог.

Кажется, начать праздновать свой восемнадцатый день рождения за месяц до этого самого дня рождения было очень плохой идеей. С этой мыслью Кэммирас заставил себя открыть глаза и осмотреться.

Комната знакомая. Просторная, залитая солнечным светом через панорамное окно. Выкрашенные в градиент от янтарного к бежевому рифленые стены увешаны квадратами картин, прячущихся под затемненными стеклами. Мебели минимум: лишь широкая, но низкая кровать из последней коллекции Мидони. Чуть поодаль небольшой журнальный столик из варнского небьющегося стекла. На столике два бокала, в одном еще осталось немного сверкающего золотом вина. Под столиком на паркете – две пустые бутылки. А по всему паркету – недоеденные закуски, осколки тарелок, что-то пролитое и уже засохшее темно-синим пятном.

Его спальня. Мансарда в пятиэтажном особняке, скрывающемся в тени башни «Ц-мин».

В этом было что-то утешительное, пусть Кэммирас и не мог вспомнить, как тут оказался. Начал вечер в баре «Загулявший кот» – несмотря на название, самом дорогом заведении города – в компании с никчемными прилипалами, что надеются через «дружбу» с ним попасть в «Ц-Мин». Совсем за идиота его считают, видимо. Думают, он ничего не понимает.

Но с ними по крайней мере весело.

Продолжили уже за сценой с выступавшими в тот день в баре музыкантами. Плевать, что их музыка больше напоминала орудие пыток, эти парни знают толк в развлечениях. Кэммирас представления не имел, что именно тогда попробовал на спор, однако ничуть об это не пожалел.

А потом… что было потом, напрочь вылетело из памяти.

Как и девчонка, что сейчас выглядывала из-за двери в ванную, вытирая мокрые волосы. Милое круглое личико. Идеально очерченные пухлые губы. Фигура – как с картинки свежего модного журнала. Смотрела огромными, неестественно синими глазищами и явно ждала от него ответа. Но вместо этого Кэммирас ляпнул лишь:

– Я тебя знаю?

Она вовсе не выглядела расстроенной его вопросом. Пожала плечами.

– Смотря что ты имеешь в виду. – Ее улыбка была из тех, которыми обольщают красотки, и за которыми не кроется ни капли жизни. Искусственная, как и все в ней. – Пожалуй, в каком-то роде знаешь.

Кэммирас бросил взгляд на помятое легкое платьице, зацепившееся на спинку кровати. Кивнул. Там же, рядом, увидел свои брюки и потянулся за ними. Голова закружилась, так что пришлось сжать виски пальцами.

Кажется, тут поможет лишь одно средство. Решив пока не одеваться, он кое-как добрался до остатков вина на столике, осушил бокал залпом. Горло обожгло, но зато в голове прояснилось. Пока девушка грациозной походкой подошла к кровати и забрала свое платье, он смог задать интересующий вопрос:

– Почему ты до сих пор здесь? К утру обычно уходят.

– Вот как? – Девушка осмотрелась в поисках, видимо, зеркала, но не обнаружила его и чуть заметно нахмурилась. С до забавного деловым видом поправила подол уже надетого платья. Не глядя на Кэммираса, вытянула руку и изобразила пальцами хорошо знакомый и понятный в его кругах жест.

– А, я не заплатил? Уж надеялся, все дело в том, что я такой красавчик и сумел тебя очаровать.

Девушка с отточенным изяществом прижала к губам тонкий длинный палец с ярким маникюром. В глазах мелькнул лукавый блеск.

– Красавчик, да. И очень милый, когда веселый особенно. Но для мужчины важнее не это, а…

– …Количество нулей на его счете, – закончил за нее Кэммирас и мысленно добавил:

«Иначе он и сам – полный ноль».

Девушка покачала головой.

– Вообще-то, не только. Но власти и влияния у тебя пока маловато, так что да, дело в количестве нулей на счете.

Кэммирас удивленно приподнял брови. Девушки, подобные этой, не дерзят настолько открыто. Да и вообще не дерзят. Очень уж дорожат репутацией.

Если только им уже хорошо не заплатили за это.

– Возьми остаток оплаты с моего дяди, – бросил Кэммирас, натягивая брюки.

На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Значит, не ошибся. От возмущения в голове загудело. Вопрос только, кого из двоих дядюшек считать «благодетелем». Дядя Рей, третий, не в счет, он уже давно ведет дела компании за границей и в семейные разбирательства не вмешивается.

Дядя Сэл или дядя Бен? Любой из них способен на такое, чтобы проучить нерадивого племянника. Который, к слову, не представляет, что ему пытаются доказать.

Можно спросить у этой девчонки, которую он видит в первый и, скорее всего, в последний раз. Но это было бы слишком просто. Намного интереснее догадаться самому.

А девушка тем временем не сдвинулась с места. Обиженно надула губки.

– Он заплатил, только чтобы я пошла с тобой. Сказал, остальное будет зависеть от меня. Но… – она вздохнула, – никто не предупреждал, что ты отключишься и ничего не будешь помнить.

Казалось, вот-вот заплачет. Кто-нибудь другой, может, поверил бы и проникся, но Кэммирас лишь пожал плечами.

– В другой раз будь внимательнее, когда заключаешь сделку.

Он помедлил несколько мгновений, но решил, что девчонка не виновата в дуростях его семейства. Нажал ногтем на печатку, которую уже несколько лет не снимал с безымянного пальца. Выгравированный черным по платине круг сверкнул и тут же погас. На этот раз Кэммирас выругался вполне разборчиво. Процедил сквозь зубы:

– Мой счет заблокировали.

Первым порывом было наплевать на все и отправить девушку восвояси, пусть решает проблему с тем, кто ее нанял. Но совсем некстати проснувшаяся гордость семьи Гофе не позволила этого сделать.

Снова раздавшийся писк – дребезжащий, откуда-то из-под собранных в кучу остатков вчерашнего веселья – показался издевательством. Как и слова девушки:

– Кому-то ты с утра очень нужен.

– Знаю, – бросил он с раздражением. Дождался, когда писк стихнет, и добавил уже спокойнее, указав на стену: – Можешь взять себе какую-нибудь из картин. Любую, какая приглянется.

– Но я же не вижу, что там. – Девушка казалась разочарованной, но лишь до того момента, как Кэммирас ответил:

– Прикоснись к стеклу.

Она с написанным на лице любопытством подошла к ближайшей стене, прикоснулась к самой маленькой из картин, изящная рама которой была самой дорогой. Ну что ж, ценность вещей она определять явно умеет.

Еще мгновение, и темная пелена на стекле рассеялась, открыв взгляду карандашный, не слишком умело выполненный портрет девочки лет десяти. Колючий взгляд, два мышиных хвостика своевольно торчат в стороны.

– Кто это? – обернувшись, спросила девушка.

Но Кэммирас на это мог лишь пожать плечами. Что сказать? Воспоминание? Сон? Плод его воображения, что взрослел вместе с ним? Он и сам не был уверен, действительно ли мельком заметил на улице тогда, много лет назад, эту девочку, больше похожую на нахохлившегося воробушка, или память играет с ним в очень жестокую игру.

На следующем рисунке кажущаяся почти живой незнакомка была уже взрослой девушкой. Черты лица заострились, вытянулись, добавив аристократичности. Круглые детские щечки исчезли, зато появились высокие скулы. Губы изогнулись в скептической ухмылке, будто спрашивая: «Ты уверен, что тебе хватит мастерства изобразить меня, как должно?»

Следом – еще одна: девочка-подросток… Изображениями незнакомки, скрытыми от посторонних глаз, была увешена вся комната.

– Ну как, выбрала? – наконец спросил Кэммирас, когда молчание его гостьи слишком затянулось.

– Выходит, собираешься расплатиться чужим портретом, – протянула она. Нахмурилась недовольно. – Ты в курсе, что все это не очень нормально?

Кэммирас едва сдержался, чтобы не выставить дуреху за дверь. Любой из этих рисунков стоит гораздо больше, чем она. Ведь на них то, что существует лишь в мечтах, а это по-настоящему бесценно.

Она не способна этого понять.

– Есть другие предложения? – Кэммирас уставился на девушку в ожидании ответа.

Как и предполагал, она отвела взгляд, пожала плечами.

– Нарисуй меня. Небольшая компенсация, но хотя бы приятная.

Это заставило Кэммираса по-настоящему растеряться. Он попытался выдумать причину, почему не станет этого делать. Как назло, в голову не приходило ничего, кроме правды:

– Не смогу. Не умею… – Он проигнорировал недоверчивое хмыканье девушки, повторил: – Да, не умею, других не рисую.

Она укоризненно покачала головой. Конечно же, не поверила. Но это уже ее проблемы. Кэммирас плотно сжал губы, процедил:

– Так что лучше бери, что предлагаю. Пока предлагаю. Сможешь продать на аукционе, – сухо бросил он. – На каждой подпись наследника «Ц-Мин», за такое будут драться лучшие галереи страны.

– А ты высокого о себе мнения, – хмыкнула девушка. – Не без причины, да. Но… – Остановив выбор на портрете в перламутровой рамке, где незнакомка прижимала к губам цветок цмина, девушка аккуратно сняла его со стены. – Завернешь во что-нибудь? Или мне везти его прямо так?

– Стекло небьющееся, – отмахнулся Кэммирас. – Проведи ладонью, чтобы затемнить.

Девушка недовольно фыркнула. Уже на пороге указала на графин с переливающимся изумрудным соком айи – редкого растения из гор далекого Маелама:

– Ничего, что я отпила немного? Надо было взбодриться.

Кэммирас отмахнулся.

– А будь я против, что бы изменилось? Вот именно, ничего.

Он отхлебнул глоток. И еще. Холодная горечь разлилась внутри. Гораздо приятней той бурды из прокисшего молока, которой обычно взбадриваются горожане. Проводил взглядом портрет, который девушка зажала подмышкой.

Настроение окончательно испортилось. Мало того, что его выставили полным идиотом, так еще и пришлось распрощаться с тем, что по-настоящему ценно лишь для него самого.

– Довольна теперь? – выдохнул он, устало. – А теперь будь лапочкой и свали отсюда, а?

Он отвел взгляд от стены, не желая видеть пустующее место среди картин. Оно слишком напоминало свежую рану.

Нужно будет исправить это как можно быстрее.

Кэммирас уже готов был кинуться к мольберту в соседнюю комнату, едва дверь за девушкой захлопнулась. Однако в последний момент, совсем некстати, вспомнились ее слова: «Кому-то ты с утра очень нужен». Видимо, очень нужен, раз не оставляли в покое.

– Тутти, запись последнего вызова.

Незачем искать, куда завалился связник – браслет в виде позолоченной цепи с круглым экраном для связи – умный домашний помощник сам отыщет и включит по требованию хозяина.

Связник послушно пискнул – на этот раз совсем тихо и не настолько раздражающе, как раньше. Или все дело в том, что голова уже почти перестала болеть?

Заполнивший комнату голос заставил поморщиться от досады. Кэммирас, конечно, ожидал его, но это не мешало надеяться до последнего, что услышит кого-то другого. Может, кто-то из тех, с кем вчера так весело провел вечер, решил поинтересоваться, все ли в порядке. Ну, для разнообразия.

Но нет, это оказался всего лишь дядя Сэл.

– Имей в виду, никакие ночные гуляния не освобождают тебя от необходимости участвовать в утренних совещаниях. Поэтому будь так любезен на этот раз появиться вовремя.

Вовремя?

– Тутти, сколько сейчас времени?

– Одиннадцать часов двадцать четыре минуты, первая половина, – услужливо ответил чуть искаженный детский голос. Его собственный голос, записанный почти десять лет назад. С тех пор он так и не посчитал нужным перезаписать программу, хотя от этого непрошенного напоминания о детстве каждый раз внутри что-то сжималось. И этот голос с заметной издевкой добавил: – Дядюшки будут ругаться.

Еще как будут, ведь совещание уже почти полчаса как идет. Тем лучше. Может, даже уже закончилось, если особых проблем не возникло и обсуждать нечего.

– Обойдетесь уж как-нибудь без меня, – бросил Кэммирас в пустоту. – Всегда обходились.

Он, если честно, вообще не понимал, что ему там делать. Сидеть и слушать? Притворяться, будто верит, что его мнение тут хоть что-то значит? Они ведь никогда его даже не слышат. Никто из них, дяди тоже.

Зато Тутти его услышал и сразу же откликнулся:

– Вызываю дядюшку зануду.

Стоило представить выражение лица этого самого «дядюшки зануды», как губы сами собой расплылись в ухмылке. Хотелось позлить его лишний раз, пусть Кэммирас и понимал прекрасно, насколько детским было это желание.

Ждать ответа пришлось недолго. Всего пару секунд, а значит совещание и правда уже закончилось. Кэммирас испытал облегчение от этой мысли и плюхнулся на кровать.

– Неужели наш наследник соизволил проснуться? – Голос дяди Сэла был полон разочарования. – Так тяжко трудился всю ночь, что потребовался отдых?

Кэммирас не сдержал смешок, чем, кажется, еще сильнее разозлил дядю. Тот прочистил горло и добавил стальным тоном:

– И будь любезен глядеть в лицо тому, кто с тобой разговаривает.

Пришлось нехотя приподняться на локтях так, чтобы видеть голограмму дяди, грозно сдвинувшего брови. Точнее, Кэммирасу это представилось, потому что перед глазами все еще немного мутилось, и рассмотреть лицо как следует он не мог. Спросил лишь:

– А так сойдет?

– Уу, все хуже, чем я думал, – протянул дядя. – Хотел спросить, почему ты не соизволил явиться, но теперь не вижу смысла.

– Увы, твой «подарочек» меня немного задержала. – Кэммирас легкомысленно махнул рукой. – Она неплоха, знаешь? Спасибо.

– Подарочек?

Дядя Сэл не смог скрыть удивления, и тем самым ответил на вопрос, который уже не понадобилось задавать. Выходит, девчонку подослал дядя Бен. Кэммирас демонстративно зевнул, изо всех сил подавляя желание разбить что-нибудь о стену. Все с той же беззаботной леностью пожал плечами.

– Ясно, значит, «спасибо» не тебе. Надеюсь, я ничего важного не пропустил?

– О, ничего особенного, – дядя Сэл, кажется, начинал злиться сильнее обычного, – всего лишь обсуждали план развития компании на ближайший год. Но тебе, похоже, такие тривиальные вещи кажутся скучными?

Хотелось ответить что-нибудь язвительное, но думалось этим утром очень уж медленно. Настолько, что Кэммирас не сразу обратил внимание на странный шум по ту сторону разговора. Голограмма на пару мгновений исчезла, а после сменилась на лицо дяди Бена.

– Считай, благодарность принята, племянничек. – Вот уж кто отлично умел маскировать недовольство за шуточками и язвительностью. – Но ты такой довольный. Неужто девица не устроила скандал?

«Надеялся этим меня унизить? – подумалось с безбашенной веселостью. – Жаль, что разочаровал».

Вслух же Кэммирас высказал удивленное:

– А должна была?

Дядя Бен развел руками:

– Я на это рассчитывал. Может, хоть так удалось бы тебя вразумить. Не хочу, чтобы ты впустую растрачивал то, чего мы так долго добивались.

После этих слов Кэммирасу совершенно расхотелось продолжать паясничать, так что он сел нормально и спросил уже совершенно серьезно:

– Чего ты пытался добиться?

– Надеялся, поймешь, что без нас пока ничего не стоишь. Научишься ценить семью, наконец.

– Увы. Видимо, я не настолько никчемный, как тебе бы хотелось, так что твой план провалился с треском.

Дядя Бен покачал головой с укоризной.

– Поверю, если прекратишь жить нашими подачками и начнешь вникать в свои будущие обязанности. Не заставляй жалеть, что так рано позволили тебе жить отдельно. А теперь, раз уж проснулся, мы с дядей Сэлом ждем тебя в кабинете.

В очередной раз издав писк, голограмма погасла. Кэммирас вздохнул, пробурчал:

– Можно подумать, вы сами не справитесь.

Однако плюнуть на все и проигнорировать требование дядюшек, которые обеспечивают ему беззаботную жизнь, он не мог. Потому отыскал самую дурацкую на вид цветную рубашку и направился к выходу. У порога едва не запнулся о стопку утренних газет. Единственный способ получать новости из «большого мира», лежащего за границами Схефа. Мощности связников не хватало для связи с другими городами, слишком ревностно пустыня охраняла свой оазис.

Мимолетная надежда, что в стопке отыщется письмо от дяди Рея тут же потухла. Уже почти полгода от него не было ни весточки. Волноваться или обижаться – этого Кэммирас для себя пока не решил. Отпнул газеты прочь от порога и зашагал к авто.

Наверное, к лучшему, что его не было на совещании. Он бы сбивал всех своими постоянными зевками. Даже сейчас сосредоточиться на том, что объяснял дядя Сэл, никак не удавалось. Что-то о том, как изменить рекламную компанию, чтобы у конкурентов не осталось шансов. И еще о том, как усилить охрану.

– Думаешь, это смешно? – прервал монолог своего брата дядя Бен, глядя на Кэммираса уничтожающим взглядом. – В прошлом году нас уже пытались обокрасть. Даже успели обойти нашу систему безопасности. Понимаешь, что это может значить?

Кэммирас пожал плечами и нехотя проговорил:

– Что мы не сможем диктовать свои условия, если перестанем быть единственными владельцами секрета эликсира вечной жизни?

– Ты, оказывается, не такой глупый, как хочешь казаться, – одобрительно кивнул дядя Бен. – А раз так, то советую начать приносить семье пользу.

«Зря ты это сказал, – пронеслось в голове. – Очень зря». Рука так крепко сжалась в кулак, что ногти до крови процарапали кожу.

– Пользу, значит? – произнес Кэммирас с таким ледяным спокойствием, что это испугало его самого. – А иначе что? Выкинете на улицу и лишите всего, как моего отца?

Дядя Сэл отшатнулся, словно от пощечины, вызвав у Кэммираса злую усмешку. Еще бы: об этом «недоразумении» старались не распространяться. Предпочли бы, наверное, вовсе позабыть, что существовал когда-то такой Партон Бейли. Тот, кто лишь по счастливой – или не очень счастливой – случайности попал в «Ц-мин» и сумел так высоко взлететь благодаря женитьбе на сестре владельцев компании. Но само существование Кэммираса было живым напоминанием об этом.

Дядя Бен остался невозмутим и смог ответить: