Роман с продолжением

Ты живешь здесь не один? – поинтересовалась девушка, с любопытством оглядываясь.

Я снимаю с двумя приятелями. Одному очень тяжело потянуть аренду с коммунальными.

Скромная четырехкомнатная квартира с общими залом и маленькой кухней. Из мебели только самое необходимое. Грязная посуда в раковине, пустые бутылки из-под пива в мусорном ведре и обилие полуфабрикатов на кухонных полках свидетельствовали о том, что здесь живут холостяки. Занятые по горло холостяки.

Видя, что Галь зависла, Итай мягко взял ее за руку и провел к себе в комнату.

У него была очень просторная, светлая комната с окном, выходящим во двор. Но и в ней было только все самое необходимое. Трехстворчатый шкаф, широкий письменный стол под окном, стул, несколько полок с книгами и двуспальная кровать с тумбочкой. На обратной стороне двери висело большое зеркало. Люстры не было. На прикроватной тумбочке – полный «джентельменский» набор: презервативы, увлажняющий гель, салфетки, бутылка белого вина с двумя бокалами и конфеты.

Галь стало немного не по себе. Ей вспомнились апартаменты Шахара и их занятия любовью. Так же ей вспомнился Наор. Тот брал ее, как настоящую потаскуху, как правило в дискотеках, где они отрывались. Но Шахар – это Шахар, а от Наора она зависела. С Итаем же не происходило ничего подобного. Здесь никто и ничто не держали ее. Она могла немедленно извиниться и уйти. Но то, как ее принимали, препятствовало ей прекратить их еще даже не начавшееся толком общение. Так ли он принимает всех женщин, проходящих через его постель?

Где здесь туалет? – спросила она, пытаясь оттянуть время.

В коридоре, – ответил Итай. – Чувствуй себя, как дома.

Сидя на унитазе в тесной кабинке, Галь пыталась овладеть своими эмоциями. Приход сюда был ее продуманным решением. Ей нужно было дать себе шанс. Расслабиться и получить удовольствие.

Когда она вернулась в комнату, Итай уже держал в руках наполненные бокалы, один из которых протянул ей.

За наше знакомство! – произнес он, сближая свой бокал с ее бокалом.

Надеюсь, твои сожители не застанут нас врасплох? – с опаской проронила девушка.

Все на занятиях. В любом случае, тебе нечего беспокоиться: в эту комнату никто не войдет. Мы уважаем личное пространство друг друга.

А можно ли мне взглянуть на твои работы? Все-таки, мы учимся на одном факультете.

Конечно!

Итай распахнул перед ней дверцу шкафа. Оказалось, одежду молодого человека занимала только одна створка. Две остальные были складом его проектов.

Галь, потягивая вино, рассмотрела их с интересом, задала профессиональные вопросы, и отдала должное таланту, вкусу, стилю и творческой плодовитости Итая. Без сомнения, он был хорошим дизайнером. Очень хорошим. У них могло быть много общего. И ей вновь стало жаль того, что, в силу обстоятельств, их отношения ограничатся только сексом.

Приступим? – предложил Итай, чувствуя, что их прелюдия затягивается.

Галь поставила недопитый бокал на тумбочку и положила в рот одну конфету. Для храбрости. Конечно, ей не пристало строить из себя девственницу. Никаким стеснениям не должно было быть места. Тяжело только в первый раз. В первый? Или… в первый и единственный?

Ничего больше не произнося, она стянула с себя платье и трусы и предстала перед своим новым, неожиданным любовником нагая, ослепительно прекрасная. Тот тоже разделся догола. Галь, не без легкой усмешки, подумала, какой же у него небольшой член по сравнению с мощным торсом, покрытым рыжеватыми волосами!

Они постояли друг напротив друга, почти соприкасаясь телами и глядя друг другу в глаза. Потом подошли к кровати. Итай протянул руку, чтобы привлечь девушку к себе. При этом он машинально коснулся ее подбородка.

Я не целуюсь, – предупредила она его.

Хорошо, – уважил ее желание Итай.

Они занимались сексом весь последующий час в разных позах, исключая оральный контакт. Было использовано много геля, несколько презервативов, и почти ни одной салфетки. Видимо, Итай, хоть и был инициатором их связи, волновался больше, чем его партнерша, и поэтому несколько раз терял эрекцию. Но он не рисковал проникать в нее без защиты, что, конечно, прибавило бы ему приятных ощущений. И, все же, после долгих поисков той позы, которая устроила их обоих, они кончили одновременно.

Потом, когда они лежали рядом и отдыхали, Галь пыталась собрать вместе и понять всю гамму своих ощущений. Получила ли она то, что искала? Увы, нет. Ничего, кроме физической встряски, принесшей ей кое-какое облегчение, она не нашла в объятиях Итая. Невзирая на то, что Итай был с ней нежен и обходителен, их сексуальный акт не доставил ей удовольствия. И, если еще за час до настоящего момента она полагала, что у них есть много общего, и что при развитии их отношений они смогли бы создать пару, то сейчас эти мысли сошли на нет. Ни о каких дальнейших встречах с ним и речи не было. Более того: если их связь продолжится, то непременно превратится во что-то техническое и само собой разумеющееся.

С глубоким сожалением девушка признавалась себе, что не может отдаться другому без страсти. Или, хотя бы, без подлинного влечения. Нечто подобное она уже прошла с Одедом. Но Одеду она так и не позволила прикоснуться к себе. А этот посторонний парень подвернулся ей именно для того, чтоб она получила опыт, который больше никогда не повторит. Больше она никогда не пойдет на сделку со своей эмоциональной сущностью ради секса! Даже если ей придется ждать любви и страсти еще долго. Очень долго.

Я пойду, – произнесла она, вставая и одеваясь. – Мне скоро на занятия.

Итай, накрытый легким одеялом по пояс, вопросительно посмотрел на нее и прочел ответ по ее глазам. Как мужчина, он был немного оконфужен. Как человек, он был верен своему изначальному предложению.

Мне было хорошо с тобой, – сказал он, не задерживая ее.

Удачи тебе в дипломном проекте! – пожелала ему Галь и покинула квартиру.

Больше они не пересекались.

Документы, которые Галь подала на стипендию, рассматривались несколько месяцев. Наконец, после второй сессии, пройденной ею с отличием, как и первая, девушке пришел ответ. Поскольку по своим результатам она считалась одной из лучших на факультете, а ее потенциал был замечен и оценен многими преподавателями, и поскольку социально-экономическое положение ее семьи определялось как слабое, ей разрешили полную стипендию до получения диплома. Так, к своему двадцатилетию, Галь получила бесценный подарок: бесплатное обучение.

На втором году теоретических занятий стало меньше, а практики – гораздо больше. Благодаря бесконечным мастер-классам, Галь не только поняла, но и почувствовала то, о чем сказал ей Итай. Личная жизнь теперь не значила ничего по сравнению с отдачей творчеству. Творчество стало для студентки не просто образом жизни, но и ее смыслом. Причем, не только для нее одной, а для всех учащихся на курсе. Выражалось это прежде всего в обилии домашних заданий в ограниченные сроки. Например, могло статься, что в течение одной недели нужно было сдать десять разных работ, оформленных по всем правилам. Или же, накануне выходных или праздников внезапно поступало новое, дополнительное задание. Успешная сдача всех этих заданий без исключения составляла годовую оценку по курсу.

«Это мне не глянцевые журналы потрошить в свое удовольствие», – часто думала Галь, работая допоздна в помещениях мастер-классов, где имелось все необходимое ей оборудование. Всякий раз, когда она вспоминала о своих наивных коллажах на доске объявлений в школе, ее губы кривились в

циничной усмешке. Те ее коллажи выглядели по сравнению с ее теперешними профессиональными проектами как рисунки первоклассницы рядом с полотнами великих художников. И все-таки, она скучала по тем своим коллажам. Может быть, потому, что скучала по себе прежней.

Этот сумасшедший ритм учебы, которую она, впрочем, очень любила, утомлял ее, но, отчасти, был ей выгоден, ибо помогал заглушать одиночество. Творить, творить до бессознания, чтобы не хотеть ни с кем спать! И чтобы с ней никто не хотел спать. Переспать.

Летом, между ее вторым и третьим курсами, демобилизовали Шели. Возвращение испытанной школьной подруги к гражданской жизни стало еще одним подарком для Галь. Но Шели готовилась к свадьбе с Хеном, и была очень занята. Тем не менее, обе нашли время для встречи, на которой обо всем обстоятельно поговорили – об учебе Галь, о службе Шели, о своих планах на будущее. В числе прочего, Галь поинтересовалась, кто еще из их школьной компании будет на свадьбе.

Мы пригласили почти всех, кроме Лиат, – чистосердечно ответила подтянутая, загоревшая, с натруженными руками Шели, когда они сидели в тени в городском парке. – Но кто из наших одноклассников придет – я не знаю. Ведь многие еще служат. Знаю, что Хен позвал всю свою роту, включая командиров. Для него их присутствие очень важно.

Он все еще собирается делать военную карьеру? – уточнила Галь.

Да, конечно, – с улыбкой сказала Шели. – Он видит в ней свое призвание.

А что будешь делать ты?

Пока не знаю, – пожала плечами та. – Но ни в какие институты не пойду! Лучше начну зарабатывать деньги.

Ты права. Молодой семье деньги не помешают, – согласилась с ней Галь.

Она немного помолчала и спросила:

Ты счастлива, что выходишь замуж?

Очень! – улыбнулась Шели. – Хен – это любовь всей моей жизни. Армия лишь укрепила во мне… то есть, в нас… понимание этого. Ну, а ты, Галь, нашла себе кого-нибудь в твоей творческой среде? – в свою очередь выразила она любопытство.

Секс ради секса не считается, – засмеялась Галь Лахав.

Уж теперь она точно знала, о чем говорила!

Причем здесь секс? Разве ты ни с кем не дружишь, не общаешься?

Объективно говоря, на общение не остается сил. Я ведь рассказала тебе, как мы учимся. А положа руку на сердце… – девушка немного помолчала и, со вздохом, продолжила: – Я не хочу душевных бурь. Я не пытаюсь ни с кем сблизиться потому, что знаю, что такой особой связи, какая у нас с тобой, и какая была у меня с некоторыми ребятами из нашего класса, не возникнет больше ни с одним мужчиной и ни с одной женщиной. Общение ради общения – это как секс ради секса, моя дорогая. Это – не то, что способно утолить мою жажду.

Просто ты еще не встретилась с подходящими тебе людьми, – сделала вывод Шели.

Может быть. Но я и не напрягаюсь, чтоб найти их.

Шели Ядид только почесала в затылке. Она хорошо знала свою чувствительную подругу и не настаивала на своем мнении. Но ей показалось, что Галь снова впадает в крайности.

В день долгожданной свадьбы Шели и Хена Галь была подружкой невесты. Невеста была мила и естественна, подружка ее – роскошна. Но, к ее большому изумлению, а, отчасти, разочарованию, она оказалась среди всех веселых гостей единственной представительницей их школьной компании. Шахара, как уже было упомянуто, задержали на офицерских курсах, а Одед и Офира уехали в путешествие. Другие их общие товарищи так же не сумели вырваться. Зато, как и ожидалось, рота Хена явилась вся. Пришли так же подруги Шели, с которыми Галь когда-то была знакома, но очень поверхностно.

Еще до торжества она волнительно гадала, хочет ли она встречи с бывшими соучениками, и что эта встреча даст ей. Она ждала ее и побаивалась ее. Но, сидя за одним столом с почти незнакомыми ей молодыми людьми и ведя с ними разговоры на разные общие темы, Галь с досадой убеждалась в том, что у всех теперь своя жизнь. Иллюзия девушки о том, что все, что она недополучила в школе, вернется на круги своя, оказалась неосуществимой.

Через неделю новобрачные отправились в долгое свадебное путешествие, а вернувшись из него принялись обустраивать быт и, как говорится, «строгать детей». К двадцати двум годам Шели уже была беременна. По иронии судьбы, именно эта в прошлом вертихвостка остепенилась раньше всех

ее приятельниц. А Галь, когда-то всеми силами стремившаяся к постоянству, вела свободный образ жизни, подобающий творческой личности. Поэтому, в силу обстоятельств, эти две стали видеться редко, но их встречи, как всегда, были теплыми и искренними.

Молодая женщина по-прежнему жила вместе с мамой в их трехкомнатной квартире. Шимрит все еще работала на своей старой, незавидной, должности, а дочка ее начинала поиски своего места в мире. По окончании учебы, она стала дизайнером и фотохудожником очень широкого профиля. На ее работы появился спрос, а с ним и небольшая клиентура. Но к сожалению, продажи ее работ пока не могли прокормить ее. Поэтому, параллельно, Галь пыталась устроиться на наемную работу в своей области.

Как оказалось, сделать это, несмотря на весь ее талант, было совсем не просто! Прежде всего, вакансий дизайнеров было довольно мало. К тому же, многие дизайнерские фирмы и рекламные агентства отвергали ее из-за ее сверхквалификации. Сказывалось так же и отсутствие рабочего опыта, о чем ей часто сообщали еще по телефону. Молодая женщина, с усмешкой, задавала на это вполне логичный вопрос: а откуда ей набраться опыта, если речь идет об ее первой работе? Единственный опыт, который у нее есть, это учеба и частные заказы, и она всегда готова приложить рекомендации от своих преподавателей и заказчиков. Увы, это не помогало.

В некоторых местах просили представить портфель работ. Работы Галь вызывали восхищение, но в них всегда было что-то неуловимое, необъяснимое простым языком, а потому – не нужное. Бывало и так, что объявлялся конкурс на какую-то вакансию, или на какой-то проект, для участия в котором было необходимо заполнить десятки форм и приложить одну-две показательные работы с описанием. Галь тщательно готовилась к этим конкурсам, а потом обнаруживалось, что у нее не хватало документов, либо ее резюме не соответствовало требованиям, либо конкурс этот – вообще липа.

Галь Лахав кипела глухим возмущением. Ей казалось, что с ее профессиональными и внешними данными она с легкостью возьмет любой барьер. Однако конкуренция, бюрократия и зацикленность работодателей на своих требованиях к претендентам на вакансии были сильнее. К пониманию этого прибавилось еще одно, нелегкое ощущение, что это не столько ее резюме или ее работы являются проблематичными, сколько она сама. Она никому ничего не сделала плохого и готова вкалывать, как проклятая, но работодатели, почему-то, не желают с нею связываться. Что же такого есть в ее личности, что производит такое впечатление на окружающих?

И все же, у нее не было выбора. Галь прекрасно помнила свой разговор с матерью, когда стоял ребром вопрос об ее армейской службе. Шимрит закляла ее тогда встать на ноги как можно раньше, и расчитывать только на себя. По ряду объективных экономических причин, она была абсолютно права. И непокорной принцессе Галь Лахав пришлось согласиться с тем, что, несмотря на все ее прежние знаки отличия, а также личные и творческие успехи, мир не должен ей ничего. Ничего! Поэтому она нагнула голову и искала любые варианты трудоустройства.

Она усиленно собирала информацию от своих однокурсников, как и где устроен каждый, и есть ли там еще вакансии. И убедилась, что в их профессии нет общей дороги, что каждый крутится, как умеет. Одним везло больше, другим меньше. И каждый советовал ей то, что сделал бы сам.

Почему бы тебе не стать преподавателем искусств? – спросил ее во время посиделки в баре Йорам, один из бывших одногруппников по мастер-классу, с которым они время от времени пропускали по стаканчику.

Где? – уточнила Галь, уминая гамбургер с салатом.

В школах, в студиях, в домах культуры…

Галь подавила смешок. Для нее это, конечно, была бы сделка с самой собой. Еще одна не самая выгодная сделка.

А использовать то, что ты еще и фотографируешь? – продолжал тот. – Ты могла бы быть фотографом на свадьбах, именинах, других мероприятиях… Это неплохие деньги!

Я посылала свои фотографии в кое-какие журналы, – сказала Галь. – Журналы по искусству.

Ну, и?

Сказали, что у них перебор, но они придержат мои снимки до лучших времен. Банальнейшая отмазка, – с презрением бросила Галь.

Слушай, а чем бы ты хотела заниматься на самом деле? – поинтересовался Йорам, потягивая пивко. – Ты никогда раньше не говорила об этом.

О, у меня очень большие амбиции! – расхохоталась Галь.

Валяй, какие?

Если честно, – произнесла Галь более серьезно, – мне бы хотелось открыть свою студию. Проводить выставки. Участвовать в конкурсах. Творить для души и от души. Выполнять заказы. Но на все это у меня пока нет средств.

Ты не единственная, кто видит для себя только этот путь, – ответил Йорам. – Помнишь Рону и Либи?

Эту сладкую парочку? Помню.

Они открыли свою студию.

Не знала, что у них есть стартовый капитал! – ревниво воскликнула Галь.

Никакого капитала у них нет, дорогуша! – осадил ее Йорам. – Они взяли ссуду в банке.

Ссуда в банке… Галь тоже подумывала о том, чтобы взять ссуду для открытия своего дела, но побаивалась. Да и Шимрит была бы не в восторге от столь рискового шага дочери.

Может, им нужны компаньоны? – выдвинула она предположение.

Спроси их самих. Но, насколько я знаю, они работают в убыток. За их проектами пока не выстроилось очереди. Не уверен, что они потянут третью компаньонку в их материальном положении.

Зато они добились того, о чем мечтали! – оживилась Галь. – Они – свободные художницы.

Быть свободным художником – это отлично, – резонно возразил ей ее собеседник. – Но в нашем мире есть больше художников, чем любителей искусства. Искусство – это не хлеб. Это – вишенка на торте.

Так что же делать? – развела руками отчаявшаяся Галь. – Ладно я, – я получала стипендию, – но вы все, учившиеся со мной… Вы вложили громадные суммы денег в получение этой профессии. Так было ли во что эти деньги вкладывать?…

Мы выбрали эту профессию потому, что любим ее, дышим ею. Но… Не знаю, как ты, но я понимал, что это – профессия для мечтателей, – чистосердечно ответил ей Йорам. – Мы – мечтатели. Мы – либо одни из тех счастливчиков, которым крупно везет, либо перебиваемся с заработка на зароботок.

Я выбрала эту профессию потому, что она – моя сущность, – заявила Галь в сердцах. – Не отрекаться же мне теперь от моей сущности только потому, что на то, чем я… то есть, мы занимаемся есть маленький спрос!

Не отрекайся, но и не разочаровывайся, – убедительно произнес Йорам. – Продолжай верить в себя и стучись во все двери. Когда-нибудь какая-то откроется. В любом случае, удачи!

Не разочаровываться!… В моменты острого разочарования у Галь часто всплывало в памяти их последнее объяснение с Шахаром. В числе прочего, он сказал тогда, что у его семьи есть связи, и что они с радостью займутся ее карьерой, если только она вернется к нему. В тот день предложение его прозвучало как пафосный бред. На сегодняшний день оно выглядело актуальным, как никогда. Однако, молодая женщина прекрасно отдавала себе отчет, что, если попытается сейчас вернуться к школьному возлюбленному ради карьеры, то потеряет уважение к себе. Навсегда. Этот путь для нее был заказан.

После очень долгих поисков работы она, все же, устроилась в одну фирмочку, где требовался оформитель рекламных щитов. Работа была, в основном, техническая, а не творческая, и, конечно, не являлась пределом ее мечтаний. К тому же, платили за нее немного. Но и в этой ситуации Галь выпала счастливая карта: между ней и владельцем фирмы, сорокалетним разведенным мужчиной, неожиданно завязался роман. Двадцатитрехлетняя красавица, снова почувствовавшая себя во власти пола, потянулась всем телом к этому высокому, статному, сильному человеку, влюбившемуся в нее по уши.

На их совместной работе это никак не отражалось. Для интимных встреч отводились вечера, под видом сверхурочных, и иногда выходные. Оба знали, что, увы, не смогут соединить свои судьбы, и встречались тайно, исключительно во имя удовольствия.

В числе прочего, Галь поделилась со своим начальником и любовником своими перипетиями, исключая самые позорные, и своими истинными планами на творческую жизнь. Тот, так же охотно делившийся с ней своим опытом, оказался на удивление оптимистичным насчет желания молодой женщины открыть свое дело. Более того: он всячески склонял ее к реализации этой идеи.

Чем раньше ты начнешь, моя дорогая, тем больше у тебя времени на раскрутку, и больше шансов на успех, – сказал он ей, когда они лежали в обнимку под одеялом в его маленькой съемной квартире. – Возьми пример с меня. Я был такой же, как и ты. Пахал на дядю. Этот дядя меня кинул. Тогда я, проиграв суд, решил рискнуть и открыл эту фирму. Сперва на дому. Потом – в маленьком офисе, настолько маленьком, что мы вдвоем не поместились бы там. Лишь спустя годы – в нашем помещении. Клиенты, заказы – все приходило постепенно, в результате упорной работы. Но я-то начал поздно. Мне было уже тридцать шесть, и я был в процессе развода. Беготня, алименты… Сама понимаешь. Начни я в твоем возрасте, то уже построил бы империю.

Так почему бы нам не построить эту империю сейчас, вдвоем? – спросила воодушевленная его поддержкой Галь.

Потому, что у меня – свой путь, а у тебя – свой. Рекламные щиты – это ведь не то, к чему ты стремишься. Не так ли, девочка? – ласково подмигнул ей мужчина и погладил ее по лицу. – Я ведь не только твой начальник, но и твой друг. Я знаю, кто ты. И я тебя не ограничиваю. В один прекрасный день тебе опостылеет эта работа, и ты уйдешь. Когда-нибудь я тоже тебе надоем. Поэтому, лучше создавай свое, пока у тебя есть время и силы.

Что будет с тобой и твоим офисом, если я уйду? – обеспокоилась молодая женщина, которая была искренне расположена к этому «одинокому лису», как он сам себя называл.

За меня не переживай! Я силен и хитер. Я выкручусь почти из любой ситуации. Только ты не обязана барахтаться вместе со мной.

В том, о чем они говорили, была правда, и Галь это знала. Фирма, в которой они работали, держалась на плаву за счет спроса на щиты, которые она оформляла. После ее дизайна эти щиты шли в производство на завод, и только потом – к клиентам. Иногда речь шла о крупных поставках, иногда – о маленьких заказах.

Молодая женщина видела, как ее начальник и сексуальный партнер вел торговлю. Он, буквально, висел на телефоне, с утра до позднего вечера. Уезжал, возвращался, опять уезжал. Если когда-то раньше он и занимался оформлением своих товаров сам, то теперь его на это реально не хватило бы. Поэтому ему и понадобился дизайнер.

Вскоре слова его оказались пророческими. Фирма прогорела на одном большом проекте и была вынуждена не только сократить расходы, но и пересмотреть свои бизнес-цели. Галь пришлось уйти в отставку. Тем не менее, она уже имела строку в резюме и соответствующую рекомендацию, и довольно быстро перешла в другую дизайнерскую компанию. Со своим любовником она сохранила отношения, однако видеться им приходилось все реже и реже.

Работа, на которую она перешла, была более стабильной и высокооплачиваемой. Не частное маленькое предприятие, а большой офис с собственной фабрикой и бухгалтерией. Казалось, жизнь налаживается. Но там Галь столкнулась с другим испытанием. Теперешний ее начальник, длинный, носатый и лысеющий юбочник лет пятидесяти стал проявлять к ней недвусмысленные знаки внимания, и делал вид, что не слышит ее просьб прекратить приставать к ней. Если с владельцем предыдущей фирмы, в которой она работала, возникла пусть не любовь, но страсть, то сама мысль о том, чтоб отдаться этому типу вызывала у молодой женщины отторжение и протест. Масла в огонь подливали сотрудницы Галь, невзлюбившие ее. На их фоне она сияла ярче во всех отношениях, даже ведя себя тихо и скромно. Эта ее вынужденная деланная скромность, видимо, и вызывала такую реакцию.

Повторялась знакомая ситуация, при которой Галь пользовалась расположением более старших и авторитетных личностей, но вызывала неприязнь у ровесников. Роковая девчонка! Эх, почему же она не шлюха? Почему не использует свою красоту в личных целях?

Долгое время она молча терпела интриги сотрудниц и мерзкое поведение своего ненавистного босса. Терпела ради зарплаты и должности. Старалась сглаживать углы и всеми силами скрывала свое раздражение, при этом отлично понимая, что никакие соблюдения приличий, в том числе в одежде и в макияже, не изменят отношение к ней похотливого старого кобеля и доносящих ему на нее сучек. Пока не настал поворотный момент.

Однажды летом, Галь, явившись на работу в приталенном легком платье, наливала себе на кухне кофе. Вдруг за ее спиной возникла долговязая фигура ее босса. Молодая женщина поздоровалась и,

держа в руках чашку кофе, хотела пройти мимо него к своему рабочему столу. Но тот, заслонив ей проход, громко сказал:

Галь, ты день ото дня все смелее и смелее. Я начинаю терять голову.

У Галь хватило хладнокровия совершенно спокойно посмотреть ему в глаза и ответить со всею дерзостью, на какую она сейчас была способна:

Это ваша проблема.

Почему это моя проблема? – так же невозмутимо спросил ее тот.