Целуя демона

– Здравствуй, брат Манаф, – поприветствовал араба Ян Ван, чуть склонив голову.

– Мир твоему дому, – ответил тот, хлопнув друга по крепкому плечу. – Извини, я задержался.

– Не страшно. Я сам только прибыл, – мягко улыбнулся Ян Ван. – Как твои дела?

– Видит Небо, тружусь, не поднимая головы, – Манаф возвёл глаза в темнеющую высь, подняв руки. На его запястье мелькнула перевязь субхи из девяносто девяти зёрен. – А как твои?

Повернувшись лицом на восток, Ян Ван сложил руки и поклонился. Расплывшись в улыбке, он ответил:

– Стараюсь как могу. Может, чаю?

– Разумеется, – согласился Манаф. – К тому же переговоры всё равно не начать, пока в Атру не прибудут Мара-Марена и Хель.

Глава 4

Чжи Маолун не подозревал, что где-то в Атре, устроившись за одним столом, четыре Смерти обсуждают будущее:

– Сколь энтот ваш ещё плавать будет? – сложив руки на груди, спросила Марена.

– Дней семь, – ответил Небесный Чиновник, отводя взгляд от черноволосой красавицы. (Манаф и Ян Ван давно оценили изумительную внешность Марены, но ни один из них даже не пытался привлечь её внимание – не хорошо чужих жён в свой гарем забирать. Впрочем, других дев это не касалось.)

Хель, с первого собрания прознавшая о симпатии богов к славянке, снисходительно поглядывала на Марену.

– Неделю, значит, – закусив пухлую губу, кивнула та.

– Неделю или месяц… Какая разница?! – хлопнула по столу скандинавка, и её белокурые волосы упали на покатые плечи.

(Хель была своеобразной красавицей – высокой, немного грузной, в чёрном длинном плаще свободного кроя. Формами даму Железный Лес не обделил. Ведь к её могучей груди прижимались неприкаянные души, находя в объятиях богини покой и смирение.)

– Большая, – парировала Марена.

– Как-то температура понизилась, – тут же вмешался Ян Ван, разливая чай.

Опасения ханьского бога Смерти напрасными не были. Хель источала тонкий запах тлена. Рядом с ней тепло быстро улетучивалось. Но особенность скандинавки сложно было спутать с обычным понижением градуса. Этот холод был могильным, похожим на объятия остывшего трупа.

Марена же пахла опавшими листьями и грибами. Большие тёмные глаза сияли, напоминая агаты. Её наряд состоял из белой пожневной рубахи, расшитой нежно-голубыми нитями, и сарафана лазоревого цвета. Бисером и самоцветами были украшены не только одежды, но и высокий кокошник. Тёмная густая коса лежала на узеньком плечике. Среди других богов Смерти Марена выглядела юной девицей. Вот только её миловидная внешность была обманчивой – Ян Ван и Манаф знали об этом. (Они ни раз видели, как в одно мгновение из очаровательной красавицы, та превращается в злобную сварливую старуху.)

– Действительно, – кивнул на замечание друга араб, изящными пальцами перебирая субхи. – Не хорошо демонстрировать силы в мире людей. Да и собрались мы не за этим.

В следующее мгновение Ян Ван взмахнул широким рукавом, и на столе появилась книга, похожая на стопку бамбуковых дощечек, скреплённых бронзовой скобой.

– Я слышала, что вы на шёлке пишите, – заметила Хель, делая глоток пенного.

– Шёлк не так долговечен, как бамбук или дерево, – мягко улыбнувшись, ответил Ян Ван. – Согласно жребию, я собрал подписи, удостоверяющие Жатву на территории других стран.

– Манор опоясывает все земли и миры, – остудив пыл, согласилась Марена. (Однако её колючий взгляд по прежнему задевал горделивую Хель.)

– Именно поэтому и нужно Согласие, – продолжил Небесный Чиновник, откинув первую дощечку. – Данное Соглашение разрешает нам – богам Смерти – вести Жатву, по установленному графику, и пересекать территорию без уведомления друг друга.

– Да, было бы проще, если б люди сидели на гузне ровно, а не скакали по миру, – фыркнула Хель, вызвав у Марены изжогу.

– Они не обязаны басить в одном лишь месте, – парировала славянка.

– Ну, тише-тише, – поднял руки Ян Ван. – Всё ж у нас перемирие. Кстати, Инпут и Анубис так и не прибыли.

– Конечно, сами лаются, как собаки, а на других потом зло сгоняют, – пробурчала Марена. (Хель на это лишь улыбнулась.)

– А, что с Мритью? – как ни в чём не бывало спросил Манаф.

– Вместе с Нирритой и Гекатой составляют новые законы, чтоб верно измерять вес человеческой души, – махнул рукой Ян Ван.

– Да, – вздохнул Манаф. – Богов Несчастья много, а в заседании участвуют всего четыре.

– Может оно и к лучшему, учитывая наш нрав, – улыбнулся Ян Ван. (Дамы на это закатили глаза.) – В любом, случае деятельность одобрена, можем продолжать работу.

– Прекрасно, – сложил руки в молитвенном жесте араб. Но его перебила Марена:

– Покуда брезг не осветил Навь, скажите, что с Драконом?

– Одним глазом спит, одной ноздриной дышит, – ответил Ян Ван. – Ещё немного и проснётся.

– Это как-то отразиться на нашем мире? – поинтересовалась Хель.

– На вашем точно нет, – с улыбкой заверил её Небесный Чиновник. – Но вот с братом Манафом и прекрасной Мареной нужно будет договориться.

– Если ваш народ под стягом Небесного Дракона пойдёт на нас войной – я в стороне стоять не буду, – вздёрнув подбородок, ответила девушка.

– Что вы?! В этот раз никаких стен и пролитий. Нам нужен тот, кто принесёт империи мир и процветание, – пояснил Ян Ван.

Марена и Манаф задумались.

От гнетущей тишины Хель почувствовала себя нехорошо. Однако, богиня была наслышана о Великих Драконах – белом, зелёном, чёрном, красном, синем. И каждое такое пробуждение оканчивалось появлением необычного юноши: один считался Владыкой Востока и звали его Фу Си, другой – Шень-нун – стал покровителем земледелия и медицины, третий добился всеобщего признания, став легендарным императором Хуан-ди, четвёртому – Чжуань-сюю – досталась слава бога Полярной Звезды, а пятый – император Шунь оказался одним из Трёх Великих, явив немало милосердия.

Марене история каждого такого пробуждения также была знакома, а потому она просто кивнула, давая ещё одно своё согласие. Манаф на это возвёл руки к небесам и поблагодарив Всевышнего, одобрил новое рождение.

– Теперь можно разойтись, – широко улыбнувшись, дал вольную Ян Ван, и боги Смерти поднялись с насиженных мест. Их прощание долгим не было – всего мгновение, и на столике остались лежать лишь золотые монеты – оплаченный счёт.

***

Чжи Маолун неспешно вошёл в питейную.

Помещение, в которое он попал, было освещено множеством ламп. Капитан увидел вдоль стен стоящие диваны – низкие и широкие, обитые недорогой тканью, и пол, покрытый коврами. Здесь находилось много разношёрстных людей: трое одетых в чалмы, шаровары, короткие куртки и остроконечные туфли; пятеро – в европейские платья, похожие на доверху застёгнутые сюртуки и панталоны; двое были в длиннополых сюртуках, фуражках и широких штанах, заправленных в сапоги с высоким голенищем. И он один – в белоснежном ханьфу с широкими рукавами и серебряной шпилькой в собранной гулькой волосах. Однако, никто не удивился присутствию ханьца, ведь все эти люди повидали немало стран и людей.

– Что будете заказывать? – любезно спросили его.

– Обед на вынос, – просто ответил Чжи Маолун, решив побаловать свою «гостью» местными блюдами.

***

Солнце снова опускалось за горизонт. В тёплый бежевый цвет оно окрасило воду, и молодая госпожа Фу вздохнула. Она вспомнила свои родные берега – неглубокую речку, полную радужной форели и жёлтых кубышек, чайный домик в бамбуковом лесу. Это место она любила особенно, потому что там можно было отведать пастилу из боярышника и конфеты из личи.

«Вот бы домой», – подумала девушка и тут же помотала головой.

(Домой ей было нельзя. Она из знатного рода. Но отсутствовала в поместье вот уже много дней. Её возвращение позором бы легло на плечи отца и голову матери.)

Невольно на глаза навернулись слёзы. Однако, сколь бы сильно не пекло уголки, влага так и не коснулась её бледных щёк.

– Что такое? – не поняла девушка, кулачками растирая веки.

– Почему я не могу плакать? – удивилась она.

– Потому что внутри у вас нет раскаяния, – ответил Чжи Маолун, вошедший в каюту без стука. – Вам обидно и досадно, но этого недостаточно, чтоб омыть душу слезами. В конце концов такова ваша сущность.

– О чём вы говорите? – вздрогнув, спросила девица. – И, что вы здесь делаете?

– Стою, – по-простецки ответил капитан. – Принёс вам изыски местной кухни. Это, конечно, не морской окунь с тамариндом, но тоже очень вкусно.

Улыбка, скользнувшая по губам бессмертного, смутила Фу Биюй. Пытаясь скрыть это, она пошла в наступление:

– С чего вы такой любезный сегодня?

– А вам палец в рот не клади, – усмехнулся тот и кивнул на водную гладь, недвижно замершую в иллюминаторе. – Завтра мы отправляемся в путь. Не хотелось бы, чтоб этот круиз вам запомнился лишь блюдами от нашего кока. Что же касается слёз…

Чжи Маолун невольно осёкся. Он не знал, как сказать девушке правду.

«Гуль – это призрак утопленника, воплощённый в собственном теле», – размышлял мужчина. (В задумчивости он пальцами тёр свой подбородок. И это действие сосредоточило на себе всё внимание молодой госпожи.)

– Я думаю, что вы всё поймёте сами, если рискнёте пустить себе кровь, – спустя какое-то время ответил бессмертный.

– Что? Вы предлагаете мне наложить на себя руки?! – возмутилась особа.

– Вам это уже не в первой, – не подумав, бросил капитан и тут же прикусил язык.

«Дурак!», – бессмертный мысленно дал сам себе пощёчину и кротко глянул на девушку. Та, побледнев лицом, сверлила его недоверчивым взглядом.

– О чём вы говорите? – чуть подавшись вперёд, спросила утопленница.

– Возьмите, – понимая, что отпираться бессмысленно, Чжи Маолун положил рядом с подносом булавку. – Уколите палец.

– Зачем это надо? – не понимала девица. (Она не осознавала себя мёртвой. Напротив, была способной проявлять чувства и эмоции.) – А, я поняла! Вы изволите шутить!

Вот только Чжи Маолуну не было дел до чёрного юмора. Пытаясь объяснить суть, он нашёл самый лёгкий способ. Однако молодая госпожа не спешила колоть пальцы булавкой. Поджав свои пухлые губки, она презрительно щурилась.

В результате, так и не дождавшись должной реакции и капли крови от Фу Биюй, капитан тихо вышел из каюты. Этот день для него оказался насыщенным. Усталость тяжёлым грузом легла на плечи.

– Нужен отдых, – пробормотал он, хлопнув дверью.

Глава 5

Утро для молодой госпожи Фу началось с удивления: еду, которую принёс Чжи Маолун, оказалась вкусной; отплытие началось до восхода солнца.

«Странно…», – подумала девица, глянув на светлые воды реки. – «Мы так быстро отправились в путь».

Фу Биюй полагала, что они простоят на якоре ещё дня три. За это время она хотела сойти на берег и осмотреться. Ей было интересно, что происходит там – за бортом. Однако будь утопленница чуть сообразительнее, то осознала б: выпускать из каюты её не намеренны.

Чжи Маолун, видя печальное лицо молодой госпожи, скорбел и сам. Он знал, отчего её душе тяжко: гули всегда селились там, где принимали смерть. Но вышло так, что Даляохэ осталась позади Цинъяна.

С каждым часом провинция Ляонин отдалялась всё дальше и дальше, скрывая в себе не только чайные домики и пастилу, но ещё и горы Цяньшань. И этот разрыв девушка ощущала каждой клеточкой своего тела.

Но Чжи Маолуна тревожило не только расстояние. Он не имел гарантии того, что утопленница является призраком, воплощённом в человеческом теле. Капитан видел некую очаровательность в молодой госпоже, неприсущую нежити.

Впрочем, опровергнуть обратное он тоже не мог – не было доказательств. А применять какое-либо воздействие не смел – это пагубно бы сказалось на хрупкой душевной организации девушки, окажись та цельной.

Из-за всей этой неопределённости Чжи Маолун чувствовал себя слабым. Он не мог помочь Фу Биюй проявить сущность и не мог вернуть её домой. Ведь Призрачным Невестам и речным гулям не было места среди живых.

***

Старый матрос, не видя трудностей, курил трубку. Его взгляд был устремлён в спину капитана. Старик чувствовал его напряжение и хотел проявить участие.

– Что-то не так? – спросил Чжи Маолун, устав от немой сцены.

– Вы так быстро разрешили проблему с отплытием, – ответил старик, не зная, как спросить капитана о личном.

– Всего лишь пара лишних монет, – улыбнулся тот.

Крыть старому матросу было нечем. Мачты, гики, и сегарсы у плотников нередко бывали в наличии. А в новом степсе Цинъян не нуждался – гнездо для мачты осталось нетронутым.

– Я видел, что к вам подходила гадалка, – вспомнил старик, стоило капитану посмотреть в сизую даль.

– Да, было такое, – улыбнулся тот, припоминая шамканье старухи.

– Вы бы были поосторожнее с такими людьми. Они, может, и не небожители, однако силой не обделены. Могут благословить, а могут проклясть, – дал наставление матрос, выпустив едкий дымок.

– Она сказала, чтоб я от судьбы не бежал, – признался капитан, закинув в рот леденец.

– И в чём же ваша судьба? – уточнил старик, едва скрыв удивление.

– В любви и служении, – приподнял уголки губ капитан.

Вот только от этой улыбки старику стало не по себе. Почувствовав тошноту и холод, тот замолчал.

На самом деле старик давно приметил некие странности. И невесёлые мысли поселились в его голове. Поэтому тот всегда держал ухо востро и в оба глаза следил за Чжи Маолуном.

«Ни каждый отчаянный смертный найдёт врата в загробный мир, не утонув при этом», – думал он.

Но мысли старика господина Чжи не тревожили. Его голова была полна иных забот. Например, глядя в лицо молодой госпожи Фу, он понять не мог, что сподвигло её на самоубийство?

«И самоубийство ли это?», – тут же всплывал очередной вопрос.

От всего этого Чжи Маолуну было тоскливо. Радости не приносило даже солнце, бликами играющее на воде.

***

На самом деле госпожа Фу удивила капитана не только сохранившимся человеческим обликом, но ещё и сдержанностью. Тёмная Ци, которой был пронизан каждый метр корабля, не сводила с ума девицу. Она не бросалась на команду, не грызла древесину, не пыталась сбежать через иллюминатор и даже не использовала заколку, чтоб убить его. Вместо этого девушка смиренно ждала своей участи, скромно принимая пищу.

«Обычно эти твари пытаются забрать с собой каждого, кто не растратил живой Ян», – размышлял капитан. – «Они цепляются к днищу, чтоб утопить лодку, утягивают на дно рыбаков и купальщиков, переворачивают суда. А эта тиха, как щучка в пруду».

И действительно, по сравнению с прошлыми девицами молодая госпожа Фу была смирённой и прилежной. Но и информацией она не делилась.

– Я не знаю ничего важного. Я не помню каких-то значимых моментов. Словно мою память почистили, убрав из головы все печали, – говорила она.

И это тоже было странным, ведь призраки, воплощённые в теле, были наполнены затаённой злобой. Их прибывание в мире людей несло смерть и разрушение. Но от молодой госпожи проблем не было – только человеческие потребности, которые приходилось время от времени исполнять.

Такая база данных не устраивала Чжи Маолуна. Пользуясь своим положением, он решил копать глубже.

***

Фу Биюй так и не поняла, когда капитан переселился в её каюту. Нет, они не спали вместе, но очень много времени проводили друг с другом. Инициатором этого стал Чжи Маолун, разместив в шкафу девицы половину своего гардероба. Вечерами капитан заполнял корабельный журнал и что-то отмерял на картах, сидя за её столом. Ночью она слышала Чжи Маолуна с палубы, а днём тот заскакивал с подносом в руках. Но эти визиты не были типичной кормёжкой – капитан любезничал с ней, интересовался о самочувствии и проверял пульс. И каждый раз поджимал губы, словно что-то шло не так. Впрочем, удивительным это не было, ведь булавка, оставленная на столе, так и не была использована.

Переменчивость настроения Фу Биюй чувствовала хорошо.

«Но зачем господину Чжи нужна моя кровь?» – не понимала она, видя хмурое лицо капитана.

По факту сама кровь действительно была не нужна. Чжи Маолун хотел, чтоб молодая госпожа Фу увидела результат своих действий. Ведь у речных гулей кровь не течёт. Но принуждать особу к насилию он не хотел. Поэтому смиренно ждал, когда над Фу Биюй верх возьмёт любопытство.

Но чем дольше Чжи Маолун находился рядом с утопленницей, тем более разбитым себя чувствовал. Девица ни в какую не хотела причинять себе боль. Обижено, поджимая губы, она изящным движением указывала капитану на дверь. По итогу, привыкнув к скверному нраву особы, Чжи Маолун не заметил, как сам стал нуждаться в шумной компании.

Кривым гвоздём в самообладании капитана стало видение – странный сон, который напомнил Чжи Маолуну, что он всё ещё является человеком.

***

Ночью капитану спалось плохо. Его бросало то в жар, то в холод, и казалось, будто он тонет. А под толщей иллюзорной воды мерещился образ: маленькое светлое личико, каскад тёмных волос, раскосые глаза, цветом напоминающие чёрный жемчуг, тени, лежащие на румяных щеках, и пухлые губки, покрытые алой помадой.

– Госпожа Фу, – прошептал Чжи Маолун, в руках скомкав одеяло.

Её нежное лицо, тонкая фигурка, затянутая в алые одежды, изящные движения ухоженных рук не отпускали мужчину. Ему казалось, что вот-вот, и он увидит в складках белых простыней обнажённое тело. Но стоило капитану приблизиться, уместить на узких бёдрах свои ладони, как перед глазами разливалась темнота, и девушка расстворялась. Но тут же появлялась в нескольких цунях от постели.

– Что ты такое? – спрашивал капитан, пытаясь поймать в объятия почти обнажённый образ.

Ответом служил тихий смех, разгоняющий по сильному телу тысячи колючих мурашек.

Под утро, устав от бесплотных мороков ночи, Чжи Маолун встал с постели. Солнце уже поднималось, окрашивая небо в цвет зари. Но бессмертный не видел лучей, скользящих по стенам. Он судорожно вдыхал пропитанный илом воздух, пытаясь прийти в себя. Но его мужское естество, смотрящее точно в потолок, требовало особого внимания. Не привыкший к подобному и ранее не проявляющий к себе ласки, Чжи Маолун чувствовал разочарование.

Он не пытался сойти на берег, чтоб найти шлюху, и сам не тянулся к горячей плоти. Вместо этого бессмертный лежал на кровати и прислушивался. Он ждал, когда огонь потухнет в его чреслах.

Даже наедине с собой, капитан не издавал ни единого звука. Он слышал, что близ Цинъяна скользят лодки местных рыбаков, а юнги спешно драят верхнюю палубу.

«Скоро мы увидим стены Атры – города тысячи дорог», – думал Чжи Маолун, смаргивая с ресниц остатки сна.

***

Атра, к которой вела река Пенра, славилась жизнью. Даже не видя берегов, можно было почувствовать запах сотен блюд. Киоски, павильоны, сады, полные спелых фруктов и ягод, рыбные лавки, купола мечетей и высокие шпили минаретов смешивались в один большой оазис, принимающий разномастных купцов. И, сколь помнил Чжи Маолун, так было всегда. (А ещё он не забывал заросшие мхом камни, не раз приводящие особ к падению вовремя быстрого спуска на берег. Но зато, наученный горьким опытом, капитан научился резво подавать руку.)

«Интересно, нужна ли будет помощь молодой госпоже?» – подумал он, снова встав у руля. – «До прибытия осталось совсем немного».

В это время Фу Биюй металась по каюте. Она не понимала, что с ней происходит, но чем ближе подплывали к Атре, тем тревожней становилось на душе. Это чувство не походило на обычное расстройство, скорее – на паническую атаку. Её горло будто сжимали чьи-то пальцы, не позволяя дышать. Данный эффект сопровождался не только отдышкой, но и потом. Он выступал на лопатках, стекая по узкой спине. Бисером блестел на висках, скатываясь вниз по обнажённой шее. Сердце всё быстрее и быстрее качало кровь.

– К… Ка…п… – попыталась позвать она Чжи Маолуна, злясь на то, что его нет в каюте.

…Её маленькие кулачки стукнули в крепкую дверь.

Удар получился слабым, глухим… Однако этого было достаточно, чтоб бессмертный всё понял. Ведь Цинъян был необычным кораблём. Каждый гвоздь, вбитый в судно, имел свойство считывать энергию присутствующих здесь людей и прочих существ.

Получив тревожный сигнал снизу, капитан напрягся. В следующее мгновение его зрачки расширились. И когда по борту сгустками тумана поползла Тёмная Ци, подозрения нашли подтверждение. Но верить происходящему Чжи Маолун не хотел.

– Это сон… Всего лишь сон, – шептал капитан, пока энергия мёртвых забивала собой каждую щель. Тёмная Ци не казалась опасной, но Чжи Маолун знал – это лишь начало.

***

Как только Тёмной Ци заволокло весь корабль, тело капитана свело судорогой. Внутри него, там, где сформировалось Золотое Ядро, разлился огонь. Лицо накрыла прохладная тень от нефритовой маски. В одно мгновение полы светлых одежд взметнулись, и в прочные швы тонкой паутинкой вплелась ниточка холодной, гадкой энергии.

– Что происходит? – вырвалось у старого матроса, выбравшегося на палубу.

Наблюдая за происходящим, старик глазам своим не верил: в дорогой покрой одежд чёрными прочными волосками вползала некая субстанция. Жгутиками она крепилась к бокам, груди, плечам. И где б ни коснулась, окрашивала белоснежный наряд в кроваво-красный цвет.

Чжи Маолун на оклик матроса даже головы не повернул. Чувствуя, как волосы в тугой узел стягивает лента, и как тяжелеет пучок от серебряной шпильки, он закреплял наручи. На его бедре виднелись ножны, и как только в них появился меч, капитан рыкнул:

– С дороги!

…Но метнувшись в сторону кают, Чжи Маолун замер. Сжимая губы и тяжело дыша, он собирался с силами. Нет, капитан не был слабее гуля. Он не желал видеть возлюбленную в преобразованном виде.

Глава 6

Дверь каюты молодой госпожи Фу была крепкой – без зазоров и щелей. Но Чжи Маолун отчётливо слышал, как девушка скребётся и бьётся внутри. От её глухого рычания его сердце обливалось кровью, руки била мелкая дрожь. (За все годы дрейфа по Манору капитан Чжи ни разу не чувствовал себя так погано. Его трусило подобно зайцу. Ему хотелось сбежать. Но трусостью это было назвать сложно – скорее малодушием.)

«Что же делать?» – думал он, сжимая кулаки.

На самом деле ответ был прост: он должен был развернуть судно и вернуться в Элюр; пришвартовавшись в ближайшем порту, сопроводить расколотую душу девицы в город мёртвых и сообщить грозному Ян Вану о преобразовании.

Вот только ноги не слушались хозяина, а костяшки пальцев побелели от напряжения. (В эту минуту Чжи Маолун сознал, что у него недостаточно сил для отказа от молодой госпожи.)

– Я должен что-то придумать, – шептал он, лбом прижимаясь к двери.

Внезапно ему в голову пришла мысль: он плывёт в Атру – город полный света и цветов. Ведь именно там его ждал бог Смерти со своей свитой. (Вот только в этот раз Чжи Маолуну предложить было нечего – душа, которая казалась целой, оказалась разбитой на части.)

«Но вдруг, что-то выгорит? Однако есть ли смысл заходить в порт?» – размышлял он, кусая губы.

***

В это время госпожа Фу пыталась выдавить руками иллюминатор. Но ей не хватало сил, чтоб повредить Цинъян. Из-за этого девушка злилась. Она с рычанием смотрела в сторону горы Цяньшань, чувствуя внутри тоскливую пустоту.

Чжи Маолун ни раз видел терзания юных девиц – он многих собрал для Небесного Гарема. Однако, ни одна душа не смогла пробудить в его сердце столь сильное, пронзающее чувство.

Капитан и сам не понял, когда вынул из-за пазухи талисман призыва. Но придя в себя, назад его не убрал. Вдохнув глубже, он прикрыл глаза и сконцентрировал свой Светлый Ци в пальцах. Тонким искрящимся потоком потекла она в лист бумаги. Символы, начертанные киноварью, тут же засветились мягким светом. И госпожа Фу, почувствовав присутствие живой мужской энергии, вновь метнулась к проёму. Она с силой ударила в дверь и заскулила – петли скрипнули, но не подались.

– Я достану тебя, – нечеловеческим низким голосом пообещала девица. – Вскрою! Выпотрошу, как рыбу… Чуешь? Чуешь запах? Это страх… Твой страх.

Со стороны всё это походило на одержимость. Эманации неконтролиркемой ярости и жажда убйства прорывались наружу, вызывая у бессмертного не самые приятные чувства. И хотя он слышал каждое слово – сам таил молчание. (Чжи Маолуг знал: это говорит не сама госпожа Фу – это скрежетчет та тёмная хмарь, живущая в сердце любого человека.)

«Душа – это сосуд. Что в него положишь при жизни, то получишь во время смерти. Не просто ж так молодая госпожа в реку бросилась», – думал он, пытаясь связаться с Небесным Чиновником по духовной связи. – «Что произошло? Каким был момент, сподвигший на столь отчаянный шаг и преобразовавший светлый лик в одутловатую рожу?»