скачать книгу бесплатно
мир распался для него на маленькое, слабое "я" и на большое, цельное – "они". В Елкино
каждый человек воспринимался объемно, сразу с именем, с фамилией и с прозвищем, с
представлением о его родителях и о его детях, с видом дома, в котором он живет. А здесь все
эти "они" были словно контурами, вырезанными из бумаги, и назывались "вы", "будьте
добры" и "простите", "пожалуйста". И всем, всему городу, всему миру было безразлично,
живет или не живет на белом свете такой человек – Николай Бояркин. Часто, случайно
увидев свое лицо, отраженное какой-нибудь витриной, или специально, но как бы отвлеченно
вглядываясь в зеркало, Николай подавленно отмечал, что и лицо его – это лишь один рядовой
экземпляр из бесчисленной разновидности лиц в толпе. Не было и друзей. Почему-то таких
ребят, как Игорек Крышин, больше не находилось. А до Игорька теперь было расстояние в
два часовых пояса. Игорек учился в музыкальном училище. В том же городе на биофаке
училась Наташа Красильникова и уже как будто собиралась замуж.
Николаю теперь особенно сильно хотелось иметь девушку. Не за горами была служба
в армии, и страшно было остаться совсем одиноким, без поддержки.
В училище была группа девчонок, будущих радиомонтажниц, Николай
перезнакомился почти со всеми, и несколько раз ему даже удавалось влюбиться дня на два-
три. Поначалу он не заметил полноватую, круглощекую Женю, самую неразговорчивую и
тихую. Разговорились они случайно, на демонстрации седьмого ноября, когда после трибуны
все группы перемещались. День выдался солнечным, и Женя была в легком осеннем пальто,
в желтой вязаной шапочке, которая над ее овальным личиком казалась грибной шляпкой. Эта
шапочка Бояркину не понравилась, зато Женя умела так спокойно, но остроумно шутить, что
рядом с ней становилось легко и просто. А глаза ее, зеленые и ласковые, как лето,
завораживали и тревожили.
Колонна демонстрантов рассыпалась у сквера на набережной. Машины и автокары с
плакатами, портретами и заводскими эмблемами разъезжались в разные стороны.
Маршрутные автобусы еще не пошли, и на остановках празднично шумели толпы. Николай и
Женя свернули в сквер. Женя рассказала, что в этом году она не прошла по конкурсу на
факультет психологии и теперь занимается самостоятельно. Увлекалась даже хиромантией, и
в доказательство тут же прочла на ладони Бояркина, что жить он будет долго, счастливо и
будет дважды женат, чем очень его рассмешила. С психологической стороны увлеклась она
театром. А как раз теперь штудировала книгу известного психолога Владимира Леви
"Искусство быть собой" и практически испытывала его рекомендации. Кое-что пересказала
Бояркину, который, слушая ее с интересом, радовался, что наконец-то в его жизни появляется
что настоящее.
– А ведь мне скучно, мне тоскливо с тобой, – сказала ему Женя при третьей встрече, –
ты не живешь, а существуешь. Почему твои дни исчезают бесследно? Надо искать себя,
испытывать в разных делах, экспериментировать. Иначе из обывательщины не выпутаешься.
– У меня есть дело, – неуверенно сказал Бояркин.
– Ну, зачем ты обмываешь себя? Ты же хороший парень, Человек дела горит, а не
тлеет. Ты обыкновенный, серенький – "хороший лишь за то, что не плохой…", как это у
Асадова. Таких на улице тысячи". Ты и внешне-то какой-то неопределенный. Надо выбрать
себе стиль, видеть себя каким-то конкретным, Вот я вижу себя, ну такой серьезной,
вдумчивой и даже чуть мрачноватой. Ну, может быть, подобной Печорину. Помнишь? А ты
какой? Ну вот, молчишь… Раньше я была совсем глупая и страдала из-за внешности. Но
теперь я знаю, что я дурнушка, ну и что? Истинная красота – это одухотворенность. Ну, вот
как у Ольги Михайловны. А значит, надо что-то иметь внутри.
Возможно, на Женином лице и присутствовала уже какая-то одухотворенность, но
трудно было увидеть то, чего нет в тебе самом. Больше всего Женя поразила Бояркина
признанием "я дурнушка". Сказав это, она в его глазах перестала быть дурнушкой, она
случайно устранила единственное препятствие для его накопившихся чувств. Но куда теперь
деваться этим чувствам?
– Нет, ты все это серьезно? – спросил Николай. – Значит, нам не надо больше
встречаться?
– На прощание я хочу обидеть тебя еще раз: запомни, что ты действительно
серенький. Ты не имеешь своего. Ты не личность.
Женя повернулась и убежала в подъезд. Бояркин, ни о чем не думая, пришел на
остановку и долго стоял, пропустив много своих автобусов. Наконец, сунулся в один
переполненный и разозлился от толкотни и давки. "Ну ладно, вы еще услышите обо мне, –
мысленно грозил он всем, кого видел в салоне и на улице. – И ты, Женечка, еще ахнешь".
Николаю захотелось тут же, в пику Жене, стать таким серьезным и мрачным, чтобы этот
Печорин и в подметки ему не годился. И служить он будет обязательно в десанте. Не
слишком уверенно он знал об этом давно, еще с тех пор, как однажды вечером его
остановили четверо парней, требуя денег. Николай не дал, и его несколько раз пнули. Не
больно, а так, мимоходом, для смеха. Вечером Николай рассказал об этом Никите
Артемьевичу.
– И ты стерпел? – возмутился тот. – Да что за характер у тебя!
Николай тогда только вздохнул – а что еще оставалось делать? Но теперь уж все –
пойдет в десант, в эти самые мужские войска, и после него станет таким человеком, что
всякая там шелупонь будет просто расступаться перед ним на улице. А чтобы все это
исполнилось, надо нажать сейчас на спорт: бег, перекладина, плавание. Не личность!
Подумаешь…
******************
У Бояркина мечта. Он знает, что пойдет в армию (их из училища возили однажды в
воинскую часть, давали стрелять из автоматов, показали казарму). Казарма была громадная,
от нее веяло какой-то дикой необжитостью и неуютом. Как можно было нормально жить в
этом громадном, похожем на большой спортзал, но низком помещении, заставленном
двухярусными кроватями. И тогда Бояркин вдруг с особой отчетливостью понял, как трудно
будет ему жить той жизнью, которая проходит в той казарме, если его ничего не будет
связывать с внешним миром. И конечно, этой связью должна быть девушка, которая будет его
ждать. Понятно, что все это звучало на очень высокой душевной волне и вдруг он встречает
Косицина с его рассказами и его фотографиями. Вот откуда ему кажется, что все начинает
крушиться вокруг него.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В гулком военкоматовском дворе кипела толпа провожающих и призывников, которые
сразу выделялись старой одеждой. Людское многоголосое брожение сопровождалось
переборами гармошек и баянов, дребезжанием гитар и ревом полчища равнодушных
магнитофонов.
В военкомате у призывников забрали паспорта и выдали военные билеты. Началом
службы в билетах значилось сегодняшнее число, но никто не знал, где и в каких частях
придется служить. На медкомиссиях Бояркина испытывали на вращающемся кресле, и он
теперь не сомневался, что попадет в десант.
Подошли автобусы. Толпа зашевелилась сильнее. Николая никто не провожал – дядя
был на работе, а его дети в школе. И домой в Елкино Бояркину перед службой съездить не
удалось. Он первым влез в автобус и занял удобное место. Через минуту проход был завален
чемоданами и сумками, которые безжалостно топтали взбудораженные призывники. По
салону поплыли волны сигаретного дыма, завоняло водочным перегаром. В этой обстановке
Бояркину вполне удавалось быть серьезным, вдумчивым и мрачноватым. Подсказка Жени
пригодилась – ему понравилась глухая замкнутость, он даже думал, что наконец-то нашел
свое внутреннее лицо и, пожалуй, всю жизнь будет таким. Это приносило даже какое-то
душевное удовольствие.
