скачать книгу бесплатно
– Секундочку, – остановил ее доктор. – Я не закончил.
– Болит ведь, – оправдывалась мать, усаживаясь рядом с Жекой и глядя на сына так, словно у нее самой разрывалась почка.
– Здесь у всех болит, – сказал врач. – Вот один ночью даже повесился. Милиция только ушла.
– От боли? – испугалась мать.
– Кто его знает? – уклончиво ответил доктор. – Простыни, наволочки и пододеяльники тоже свои.
– Все есть, – закивала мать и незаметно подсунула еще десяточку под журнал.
– Имеется средство, – подобрел доктор. – Немецкое. Последняя ампула осталась.
– Спасибо, – обрадовалась мать.
– Снимай штаны, – велел доктор Жеке.
Джек мотнул головой, сбрасывая навязчивое воспоминание. Он не хотел думать о палате на десять человек с черным заплесневевшим углом около выбитого и заложенного матрасом окна. Не желал вспоминать отставного майора после операции с трубками в теле, из которых сочилась в банку моча, перемешанная с кровью.
Майор лежал на голом матрасе, перебинтованный простыней. Жена не принесла вовремя белье, и поэтому под голову ему воткнули больничную подушку в колючем напернике. Майор отходил от наркоза и тихонько стонал. Трубки подтекали, и на простыне расплывались кругами мокрые пятна.
– Зассанец! – ругалась нянька, вытирая зловонную лужу, растекшуюся из опрокинутой банки. – Чтоб тебе пусто было!
– Вот же напасть, – сердился Джек и зажмуривался, точно хотел выдавить видения прошлого.
– Надо ambulance[5 - Англ. – неотложка.] вызвать, – предложил кто-то из игроков, когда Джек выгнулся в очередной раз и застонал.
При слове «неотложка» сердце у него захолонуло, и воспоминания стали еще живее.
Простыня, которой перепеленали майора, промокла насквозь, и больные орали, чтобы сестра сменила повязку.
– Чем? – огрызалась молодая девчонка, только-только выскочившая из медучилища, – халатом своим? Принесет жена, перевяжем. Лишних простыней нет.
Она уже собралась уходить, когда Жека, которого боль отпустила после укола, поднялся со скрипучей кровати и стянул с матраса простынь.
– Возьми мою, – сказал он, протягивая смятый комок сестре.
– Добренький, да!? – взвилась она. – Все тут уроды, а ты один добренький нашелся, да?!
– Не ори! – оборвал ее Жекин сосед по палате. – Мою тоже возьми.
– И мою. И мою. И мою, – стали подниматься другие больные.
– Дураки! – вдруг заплакала медсестра, прижимая простыни к груди. – Все дураки!
Кряхтя, Джек поднялся и прижался спиной к стене.
– Может, обойдется, – простонал он по-английски и, охнув, длинно выругался по-русски.
– Я отвезу, – вызвался Рэнди, – только переоденусь.
– А душ? – сквозь боль усмехнулся Джек. – Скунс меньше воняет, чем ты после игры.
– Потерпишь, – потрепал его по мокрым волосам Рэнди и вместе с другими парнями уложил обратно на скамью.
– Я по-быстрому, – сказал он, расстегивая крепления щитков, стаскивая массивный нагрудник и расшнуровывая ботинки с коньками. – Пять минут.
Джек лежал, закрыв глаза и сосредоточившись в точке своей боли. Его начало тошнить. Осторожно, чтобы не свалиться, он повернулся на бок и поджал ноги к подбородку.
Рот наполнялся кислой слюной, словно внутри открыли кран, живот дергался в конвульсиях, и рвота подкатывала к горлу.
Джек сполз со скамьи, остановил бросившихся на помощь ребят и, держась одной рукой за поясницу, а другой зажимая рот, поплелся на полусогнутых ногах в туалет.
Когда он вернулся, Рэнди был готов к поездке.
– Помоги коньки снять, – попросил Джек. – Жаль, что продули сегодня.
– Фигня, – отмахнулся Рэнди. – У тебя блевотина на подбородке. Вытрись.
Он протянул свитер, валявшийся на полу, а сам присел, чтобы развязать шнурки на ботинках Джека.
– Спасибо, старина.
– Фигня, – опять отмахнулся Рэнди. – Через пятнадцать минут будем в госпитале.
По пути Джека опять скрутила боль. Он отстегнул ремень безопасности и улегся на широкое заднее сидение «Крайслера» Рэнди. Мягкая кожа холодила щеку.
– Потерпи чуток, – уговаривал Рэнди, то и дело поворачиваясь к нему с водительского места. – Почти приехали.
Терпеть, однако, пришлось долго. Приемный покой госпиталя Св. Павла жил обычной жизнью. Здесь болело у каждого, а процедура оставалась процедурой. Рэнди психовал, пытался растолковать регистраторше, что у Джека сильные боли, но она, внимательно выслушав и записав жалобы, попросила карточку медицинского страхования, дотошно проверила правописание имени и фамилии, уточнила место жительства и поинтересовалась, откуда у Джека такой милый акцент. Рэнди развел руками и отошел в сторону, чтобы не взорваться.
– Ваш канадский социализм доведет до… – он приставил указательный палец к виску.
Джек слабо улыбнулся. Рэнди, настоящий американец, всегда находил, за что критиковать Канаду. Ему не нравилось, что в общественных туалетах не было обязательных, по его мнению, бумажных подкладок на унитазные круги. Он возмущался, что спиртное не продавалось в обыкновенных супермаркетах, а только через специализированные магазины, которые закрывались в шесть вечера и не работали по выходным и праздникам. Его вымораживала канадская неторопливость во всем, кроме хоккея.
– Когда врач примет? – спросил он у Джека.
– Когда освободится, – ответил тот.
Боль внезапно ушла, и Джек откинулся на спинку кресла.
– Что это? – Рэнди показал на пластмассовую баночку в прозрачном пакете.
– Мочу собрать, – ответил Джек, – для анализа.
– Так что же ты сидишь?
– Не сижу.
Джек, кряхтя, поднялся и заковылял по направлению к туалету.
Когда он вернулся, Рэнди листал один из журналов, лежавших на низком столике перед креслами.
– Видал? – показал он развернутую страницу. – Лодки какие!
– Моя мечта, – кивнул Джек, разглядывая белые яхты, выставленные на продажу.
– Такая? – Рэнди ткнул в изображение моторной яхты.
– «Корвет 444», – определил Джек, – длина сорок шесть с половиной футов, V-образный корпус с изменяемой геометрией, два двигателя в 1550 лошадей, крейсерская скорость 28 узлов, кокпит полностью скрыт флайбриджем, две каюты, камбуз и динетт.
– Вау! – воскликнул Рэнди.
– Как раз то, что надо, – усмехнулся Джек. – Остается лишь выложить полмиллиона и отправиться вокруг света.
– За чем дело стало? – поднял брови Рэнди.
– За многим, – ответил Джек и поморщился. Ноющая боль возвращалась.
– Например? – не отставал Рэнди.
– У меня невыплаченный моргейдж[6 - От англ. mortgage – банковский кредит на недвижимость.], – вздохнул Джек. – Все отложенное бухнул в даунпеймент[7 - От англ. downpayment – первый взнос.].
– Зато «локейшн»[8 - От англ. location – месторасположения.] и вид на миллион, – сказал Рэнди.
– Ага, – согласился Джек, вжавшись в спинку кресла. – Но каждый месяц надо отстегивать кругленькую сумму. А еще страта[9 - От англ. strata – зд. выплаты владельцев квартир за хозяйственное обеспечение нежилых помещений здания.] и крыша потекла.
– Понятно, – вздохнул Рэнди. – Работу не бросишь.
– И потом, я бы хотел путешествовать не один.
– Кто мешает? – удивился Рэнди. – Бери Бо-Ми и вперед!
Молоденькая кореянка Бо-Ми училась днем в университете, подрабатывала в эскорт-агентстве по выходным и числилась подругой Джека.
– Она не семья, – ответил он. – Я о другом.
Опять набежали воспоминания.
Один раз в больницу пришла Марина. Легкая, смешливая, коротко стриженная, в кожаных брюках и свитере со швами наружу. После бегства из колхоза и трех дней в пустом общежитии, где на целом этаже не было никого, кроме них, Жека ее не видел. Говорили, что она вернулась к Гере, и ее кровать в общаге опять пустовала. Жека этому не верил, не хотел, не мог, даже зная, что все обстояло именно так.
От прежней Марины не осталось и следа. Вместо нее к нему пришло дерзкое существо с черной помадой на губах.
Жека попытался обнять ее и поцеловать, но она отстранилась.
– Не надо, – резко сказала Марина, и Жека подумал: «А было ли между ними что-нибудь? Видел ли он родинку у нее на груди, целовал ли вздрагивающий живот, глядел ли во влюбленные глаза?»
Марина разговаривала с ним отстраненно, гордо вскидывая безумную челку-занавеску.
– Ты изменилась, – сказал он.
– Нельзя жить одинаково, – ответила она.
– Мне нравились длинные волосы, – Жека протянул руку, коснулся вздернутой гребнем челки и заметил пузырьки лака на волосах.
Когда они прятались в университетской общаге, у нее волосы струились по худым плечам, сбегали на голую спину между лопатками. Жека целовал их, прижимаясь к Марине пылающим телом.
Это были безумные три дня и три ночи, слившиеся в горячечность сплетенных тел, запах любви и не очень свежих простыней, обжигающие струи воды и нежные прикосновения в пустой душевой. Прислушивание к шагам вахтерши в коридоре и короткое забытье на груди любимой, а затем вновь вихрящийся водоворот, терпкий пот, смешивающийся со слезами восторга и липкой спермы.
– Почему ты ушла? – спросил Жека.
– Давай о другом, – сказала Марина. – Как ты себя чувствуешь? Я принесла апельсины. Говорят, помогают.
В общаге они о еде не вспоминали. Или почти не вспоминали. Жека пару раз бегал за бычками в томатном соусе, хлебом и пивом в гастроном по соседству. Чтобы не проходить мимо вахтерши, вылезал через окно в конце коридора и точно так же возвращался. В последний раз, когда он вернулся, окно оказалось закрытым. Ему ничего не оставалось, как отправиться к центральному входу. Около вахты толпились студенты, прибывшие из колхоза. На полу стояли чемоданчики и дорожные сумки, лежали рюкзаки и баулы. Студенты гомонили, брали ключи от своих комнат и расписывались в журнале расселения.
Жека прошел на этаж, пристроившись к парням-биологам. Добравшись до Марининой комнаты, он услышал чужие голоса за дверью.
– Ее нет, – ответили Жеке, когда он постучал. – За ней приехал Гера и увез.
– Не может быть.
Девчонки, разговаривавшие с ним, многозначительно переглянулись. С Марининой кровати было снято белье, и теперь оно валялось кучкой в углу комнаты. Девчонки застилали кровати свежими простынями.
Остатки еды со стола были выброшены, а сам стол застелен чистой клеенкой в цветочек. Окна открыты и греховный дух последних дней и ночей начисто выветрен.
– Она ничего не оставила? – спросил Жека. – Записку или?..
– Ничего, – ответили девчонки. Потом переглянулись и, захихикав, томно закатили глаза. Жека подарил им купленные консервы и пиво, отказался поужинать вместе и переночевать, если надо.
Он хотел ненавидеть Марину, ту легкость, с которой она разрушила его жизнь, но понимал, что снова простит и снова будет довольствоваться статусом друга, который всегда придет на помощь. В общаге он тоже был только другом, верным, понимающим, ласковым, готовым на все.
– Слушай, – Рэнди вернул Джека в реальность, – у меня есть предложение.
– Какое? – спросил Джек. На табло высветился номер больного, сидевшего перед ним. Тот встал и пошел вслед за медсестрой в зал врачебного приема.
– Есть один знакомый, – сказал Рэнди, – русский, между прочим, которому требуется помощь.
– Компьютеры, обеспечение, программы?
– Нет, – покачал головой Рэнди, – совсем другой бизнес. Но быстрый и прибыльный.
Джек удивленно вскинул брови.
– Русский, быстрый бизнес, хорошие деньги, – повторил он за Рэнди, – мафия, что ли?
– Ты хуже американцев, – рассердился Рэнди, – если русский бизнесмен, значит обязательно мафия. Отбрось стереотипы.
– Окей, – кивнул Джек, – что за бизнес?
