Это было в Веморке

Если высокие стены кабинета в здании парламента, где ночевал Лотар, заставляли ощущать себя маленьким, то плато и раскрывшийся вид для тех, кто впервые ступил сюда, давали это непередаваемое чувство полета. Теперь всё вокруг было крохотным, а центром этой маленькой вселенной был только ты. Это завораживало. Он вспомнил, как когда-то в детстве летал во сне, а теперь было наяву. И пусть это нельзя было назвать полетом, но высота просто сама приравнивала тебя к птицам. Он хотел поделиться своими мыслями с Михаэлем и, повернувшись к нему, увидел, что он смотрит на небо, где в восходящих потоках теплого воздуха во всей своей красе парил беркут, гордо показывая, что у него всё под контролем.

– Какой красавец, не правда ли? – спросил Михаэль, и с этим трудно было не согласиться. – Ты знаешь, Лотар, что он видит зайца за два километра? На моей службе такое зрение не помешало бы.

– На твоей службе и летать не помешало бы, – улыбнулся Логдэ. Смех заставил обратить на них внимание беркута, который, издав звонкий клёкот, приблизился и начал парить непосредственно над ними.

– Охраняет свою территорию и не догадывается, что я здесь делаю то же самое, – философски сказал Штенц и предложил зайти к нему в гости, согреться чашечкой кофе, потому что, несмотря на июнь и солнечный день, холод этой северной земли заставлял не забывать о нём.

Лотар с интересом смотрел, что он делает и, не выдержав, спросил:

– А что это будет?

– Этот рецепт мне показал один норвежец пару дней назад. Они так заваривают кофе, и, ты знаешь, в этом что-то есть. Мне понравилось.

Если кофе с медом для Лотара не был новостью, то добавление в напиток куриного яйца стало открытием. Вспомнив прекрасный вкус сливочного форелевого супа, который он запомнил навсегда, теперь с нетерпением хотел попробовать и кофе по-норвежски. Михаэль разлил через ситечко этот бодрящий напиток, и Логдэ пригубив, ещё раз был приятно удивлен норвежской кухней.

– Всегда хотел у тебя спросить по поводу твоего берлинского акцента.

– Да, ты прав. Я родился в Берлине и до двенадцати лет жил в районе Кёпеник недалеко от озера Мюггельзе. Это восточный Берлин. Мой отец был кадровый военный, и его перевели служить в Эссен, где он руководил охраной оружейных заводов Круппа. Там он познакомился с Йозефом Тербовеном, который уже стал гауляйтером. Он часто бывал у нас дома в гостях. Как сам понимаешь, я пошел по стопам отца и тоже посвятил себя охранному делу. А в конце апреля Йозеф Тербовен уже знал, что его назначат рейхскомиссаром Норвегии, и предложил мне руководить гарнизоном здесь, в Веморке. Для меня это была честь, и, конечно же, я с радостью согласился. Семья осталась в Эссене, моя Анна и сын Константин. Честно сказать, уже очень сильно скучаю по ним. Ну а ты, Лотар, уже соскучился по кому-нибудь?

Он не хотел говорить о своей личной жизни, и дело было не в Михаэле. Он считал, что это должно жить только внутри него и делиться ни с кем не собирался. Просто тогда это перестанет быть тем тайным огнем, который не дает превратиться в кусок льда и заставляет верить в лучшее, несмотря на тоску, которая приходит к тебе, как всегда, без стука.

Михаэль внимательно посмотрел на него и сказал:

– Не отвечай, не надо. Я всё прекрасно понимаю, это только твоё. Молчание иногда говорит больше, чем слова.

***

Затем Лотар провел немного времени на заводе и вернулся домой. Теперь дорога шла вниз, и он снова вспомнил о велосипеде, представив, как, не крутя педали, он будет возвращаться в Рьюкан, следя только за тем, чтобы не разогнаться. Подходя к дому, он услышал сигнал клаксона и обернулся. К нему подъехал старенький грузовичок Volvo LV 63 с номерным знаком АН 19 30, из деревянной кабины которого, широко улыбаясь, выглядывал Хельг Бьернсон.

– Здравствуй, мой немецкий друг. Я как раз вспомнил о тебе. Ты вчера так быстро ушел, что я забыл предложить съездить покупаться на озеро Тинншё. Сейчас я направляюсь именно туда. Составишь компанию? – весело спросил Хельг.

– Почему бы и нет. Кстати, я сегодня тоже вспоминал тебя. У меня есть пара вопросов.

– Вот и хорошо. Сколько можно стоять? Садись в машину.

Лотар узнал, что этому грузовичку одиннадцать лет, и надо отдать должное Хельгу, выглядел его Volvo гораздо моложе. Уход за машиной чувствовался во всём. Четкая работа двигателя, никаких стуков, скрипов, ухоженный салон, где всё было на своём месте, и ничего лишнего.

Когда Логдэ вышел на каменистый берег озера Тинншё, присев на корточки, он попробовал рукой воду и сразу отдёрнул.

– Она очень холодная, – посмотрев на Хельга, проговорил он.

– Ну, извините, другой не бывает. Градусов пятнадцать, не выше, – с видом знатока ответил новый знакомый. Затем, быстро сняв с себя одежду, он с криком, который Лотар не смог перевести, бросился в воду. От этого вида его передёрнуло. Спустя несколько секунд Хельг уже спокойно плавал, явно не испытывая дискомфорта.

– Эй, смелее! Не позорь германцев в моих глазах, – кричал из воды Бьернсон, и Логдэ ничего не оставалось, как последовать за ним.

Тело в прямом смысле вначале обожгло холодом так, что на какое-то мгновение оно перестало его слушаться. Затем сердце погнало кровь по организму с такой скоростью, что стало даже жарко, и, перейдя на кроль, он поплыл вдаль от берега. Метров через пятьдесят он оглянулся и увидел, что Хельг уже стоит на берегу, махая ему рукой. В спокойном темпе он доплыл назад и, только выйдя на берег, понял, насколько он замерз. Бьернсон протянул ему теплое полотенце, и Лотар начал интенсивно растираться.

– Ты знаешь, не ожидал. Ты хорошо плаваешь, – сказал Хельг и протянул руку в знак уважения.

– Скажу тебе честно, мне понравилось. Как часто ты здесь бываешь?

– В основном, когда возвращаюсь из Осло, делаю остановку и обязательно немного поплаваю. Только всё это удовольствие до начала августа, потом действительно уже очень холодно.

Озеро Тинншё по своей форме очень отличалось от представлений Лотара об этих водоёмах. Оно больше напоминало вырезанный огромный кусок фьорда. Продолговатое, над водами которого склонялись горы одна за одной, как строй солдат по обе стороны. Он был потрясен, узнав, что там, куда заплыл, глубина метров восемьдесят, а в середине озера достигает четырехсот. Эти цифры для него были огромными.

Расположившись на одном из прибрежных камней, он задумчиво вглядывался в холодные и глубокие воды озера, пока его не окликнул Хельг.

– Хватит молчать. Дома помолчишь. Что ты хотел у меня узнать?

– Кстати, да. Ты сможешь мне достать велосипед?

– Вообще не проблема. Но, поверь мне, здесь лучше иметь лыжи, – улыбнувшись, ответил Хельг.

– Не спорю, но одна загвоздка. На велосипеде я умею ездить, а на лыжах нет, – и он рассказал, как в детстве в первый раз встал на лыжи и начал спускаться с небольшого холма. Прямо на его пути оказалось дерево. Как он ни пытался свернуть в сторону, лихорадочно отталкиваясь палками, всё было бесполезно. В итоге маленький Лотар просто врезался в это дерево и сломал одну лыжу, но сам остался целый. После этого он понял – лыжи не для него.

– Так оно и понятно, – сказал Хельг, – лыжи не велосипед, где с горки спустился один раз и уже можешь кататься. На них стоять вначале надо научиться.

– А ещё хотел узнать у тебя вот что. Мне сказали, что с сентября по март в Рьюкан не попадает солнечный свет. Как вы к этому привыкаете?

– Вот здесь вопрос не ко мне. Я два или три раза в неделю езжу в Осло и столько же раз возвращаюсь назад, поэтому свет от меня никуда не прячется. Вообще стоит только выехать из ущелья Вестфьорддален, – Хельг развернулся и показал рукой, – и снова здравствуй, солнечный день.

Они стали собираться и Лотар ещё раз напоследок посмотрел на озеро. Какое разительное отличие между Нойер, которое было само миролюбие, и Тинншё, где скрывалась огромная природная сила, мощь и непонятная тайна.

– В понедельник я еду в Осло, а на следующий день вернусь. Так что во вторник вечером у тебя будет новенький велосипед. Желательно купить и пару камер, не ехать же за ними опять в Осло, если ты их пробьешь. Всё остальное можно будет отремонтировать у меня в гараже. Я думаю, 120 норвежских крон хватит с головой.

– Заедем ко мне домой, я отдам деньги.

Когда Лотар возвращался к кабине, держа в руке 12 банкнот, на водительской двери он увидел надпись небольшим шрифтом по-норвежски.

– Хельг, переведи, что у тебя написано? – спросил он, внимательно всматриваясь в слова.

– Нет ничего лучше, чем взять в дорогу, мудрость житейскую. Нет ничего хуже, чем пивом опиться, – ответил Бьернсон и, улыбнувшись, с гордостью продолжил, – это речи Высокого. Ты его знаешь как Одина. Он всегда всё видит, даже одним глазом.

Хельг, как и три часа назад, ударил по клаксону, и его табун из пятидесяти шведских тяжеловозов, слегка подпрыгнув, тронулся дальше.

День оказался очень насыщенным и Лотар, перекусив, взял книгу, но, не прочитав даже пяти страниц, уснул прямо в кресле, уронив её на пол. Как уже в далёком детстве, он снова летал во сне, но теперь был не один. Рядом с ним парил золотой беркут, а насыщенная тёмно-синим цветом вода озера Тинншё поглощала их отражения в своих глубинах.

Воскресенье он провел дома, занимаясь хозяйством и сделав небольшую перестановку мебели под себя. А уже во вторник вечером прокатился на новеньком велосипеде DBS. Хельг не взял денег за доставку, и Лотар решил, что в пятницу пиво будет за его счёт. Бьернсон абсолютно не возражал.

Преодоление подъёма на велосипеде в Веморк, окруженный утренней прохладой, давало очень хороший бодрящий заряд на целый день, а спуск домой приносил отдых организму. Если физическая усталость приходит постепенно, то от умственного труда она появляется незаметно резко, только стоит снизить скорость и объём мыслительных процессов, питающихся от груза ответственности, где ты не замечаешь, как она уже закрывает тебе глаза, переводя работу нервной системы в щадящий режим.

Неделя пролетела незаметно, и в пятницу Лотар к пяти часам вечера зашел в бар Kornsnok. Хельг уже сидел за тем же столиком и, судя по полному бокалу пива, пришел совсем недавно. Льот улыбнулась и кивнула в знак приветствия, указав на бокал.

– Как велосипед? – спросил Бьернсон.

– Честно сказать, не нарадуюсь, ещё раз огромное спасибо!

– Спасибо это слишком много, три бокала пива будет в самый раз, – рассмеялся Хельг и, подняв своё, добавил, – первый пошёл.

– Ты знаешь, а твой немецкий становится всё лучше. Кстати, а где ты его выучил?

– В сорока километрах на северо-восток от Осло есть небольшой городок Йессхейм, в котором я окончил народную школу Ромерике. Там и изучал немецкий язык, как видишь, неплохо. Вообще, Лотар, я родился в Осло, и мои родственники все там. Как ты думаешь, где я ночую в столице? У своего двоюродного брата. Его зовут Лангместур Карлсен. Он чуть старше меня и тоже окончил школу Ромерике. Конечно, не буду врать, иногда ночую у одной своей хорошей подруги. Ты меня понимаешь.

– Почему тогда школа не в Осло?

– Если честно, мы из пригорода Осло, это Фрогнер, и поэтому Йессхейм был как-то ближе. Та же провинция, что и мы.

– А как ты попал в Рьюкан? – спросил Лотар.

– Тут всё просто. Я очень люблю водить машину и научился это делать ещё в четырнадцать лет. Две подушки под зад, еле дотягиваясь до педалей, но, главное, уже едешь сам. А в 34-м году мне уже было девятнадцать, здесь началось строительство завода. Очень многим людям требовалось попасть сюда и перевезти личные вещи. Двоюродный брат Лангместур помог арендовать грузовичок, который я выкупил уже через год. Буду честным, это был тяжелый год. Пришлось много работать. Каждый день из Осло сюда и обратно, несмотря на все пакости погоды. И, в конце концов, я остался в Рьюкане. Пока меня всё устраивает. Самое главное, я чувствую себя здесь нужным. А что ещё надо?

Логдэ поймал себя на мысли, что он тоже чувствует себя здесь нужным, но только не для них, а для Германии.

Посетители уже начали расходиться, и Хельг предложил выпить по последнему бокалу. Льот принесла пиво и, повернувшись к Лотару, сказала:

– Никогда не видела, чтобы она на кого-нибудь так смотрела.

Он ничего сначала не понял, а Хельг, рассмеявшись, всё объяснил.

– Оглянись назад. Её зовут Ада. Это кошка, которая гуляет сама по себе и иногда заходит сюда что-нибудь выпросить.

На полу в двух метрах от Лотара сидела дикая кошка (эту породу потом назовут лесной норвежской) и, не отводя взгляда, смотрела на него. Кошка была очень красива. Шерсть с серебряным переливом и темные большие карие глаза.

– Привет, Ада! – сказал Лотар, а она в ответ издала звук, слабо похожий на «мяу».

– Это она с вами поздоровалась, – перевела с кошачьего языка Льот.

Когда он, попрощавшись, отправился домой, Льот сказала Хельгу:

– Он хороший человек. Ада пошла его провожать, а она никогда такого не делала. Кошки в людях разбираются.

– Только маленькие, а большие различают людей по вкусу, – сострил Бьернсон и, увидев её осуждающий взгляд, извиняющимся тоном добавил, – это была шутка, шутка неудачная. Я к вечеру всегда так шучу.

Укладываясь спать, Лотар даже не подозревал, что в какой-то сотне метров в доме, похожем на его, только с зашторенными окнами, через которые свету требовалось много сил, чтобы пробиться, сейчас шёл разговор о нём. Он также не знал, что Ада впервые уснула на крыльце его жилища.

Глава 11. Подполье

– Какие новости из Британии? Что говорит наш король? – спросил Йомар Брун.

За столом сидело ещё двое мужчин, один из которых сегодня тайком приехал в Рьюкан из Осло. Его звали Якоб. Будучи работником столичного порта, в мирное время он являлся одним из лидеров профсоюзного движения, а сейчас собирал всю информацию, которая касалась любой деятельности немецких оккупантов. Имея обширные связи, и зная порт, как свои пять пальцев, он без проблем мог собрать любые сведения, правда, не всегда понимая, какие на данный момент важнее. Но чутьё подсказывало, в Веморке происходит что-то особенное. Целый месяц через своего человека на заводе, это был третий участник разговора, он присматривался к главному инженеру Йомару Бруну. И вот эта встреча состоялась.

– Я слушал по радио выступление короля. Хокон VII сказал, что они теперь будут называться «правительство в изгнании» и призывают весь норвежский народ продолжать борьбу и не сдаваться. В свою очередь, там, в Британии, он будет делать всё возможное, чтобы как можно скорее на норвежской земле снова задул ветер свободы. Честно скажу, речь была очень вдохновенная. Но собрались мы здесь не гимны петь. Йомар Брун, нас очень интересует, что происходит на заводе. Не могу сказать, что англичане проявили к этому большой интерес, но задача мне поставлена. Максимум информации. Вы, как никто, владеете этим.

– Я с гордостью готов служить Норвегии и королю, но мне нужны гарантии, что, если тучи надо мной сойдутся, вы поможете покинуть страну и перебраться в Швецию или Англию.

– Конечно, это даже не обсуждается. Я вас внимательно слушаю, Йомар Брун. Постарайтесь поподробнее. Сами понимаете, важна любая мелочь. Заранее извиняюсь, если буду перебивать вас своими вопросами, – и, положив руки на стол, подавшись чуть вперед, Якоб всем видом показал, что он готов внимательно слушать.

– Ещё до войны, осенью прошлого года немцы хотели заключить с нами контракт на поставку тяжелой воды и предложили хорошую цену. Мы не согласились. Работать на нацистов значит нарушить нейтралитет. Тяжелая вода в нашем производстве аммиака была побочным продуктом, и мы её использовали только для лабораторных работ. Никаких особенных свойств оксид дейтерия не показал, поэтому вывод здесь только один, немцы знают то, чего не знаем мы. Я много думал об этом, но так и не нашел ответа. Во время оккупации Норвегии, сразу после вторжения, они снова прибыли на завод. Здесь мы уже ничего не решали. Через неделю в Веморк прибыл гарнизон охраны, человек 250–300. Везде были выставлены посты, так что на завод без разрешения не пробежала бы и мышь.

– Кто руководит охраной, и что вы можете рассказать о нём? – спросил Якоб.

– Некто Михаэль Штенц. Честно, ничего о нём не знаю. Единственное, он близко знаком с Йозефом Тербовеном.

– Хорошо, продолжайте дальше, – сказал Якоб.

– Затем в Веморк приехали инженеры химического концерна «ИГ Фарбениндустри», и нашему коллективу была поставлена задача: все установки и мощности завода должны перейти на производство только тяжелой воды. Я общался с ними, это обычные лаборанты-химики, которые сами не знают, по крайней мере, мне так показалось, для чего всё это надо. А вот около месяца назад в Веморк, кстати, привезли его на машине Йозефа Тербовена, прибыл молодой ученый Лотар Логдэ. Вот на него, я думаю, вам стоит обратить внимание.

– Слушаю внимательно, – с металлом в голосе произнес Якоб.

– Ему дали безграничные полномочия для всего, что касается производства тяжелой воды. И с самого начала он уже разработал методику, как увеличить эффективность наших электролизных установок.

– Какое количество этой воды, по-вашему, завод сделает до конца года, и известно ли вам, сколько её надо нацистам? – озадаченно спросил Якоб.

– Я думаю, что до конца года это будет около одной тысячи литров без усовершенствования оборудования. А требуемое количество мне неизвестно.

– Как вы думаете, это имеет отношение к химическому оружию?

– Сильно сомневаюсь, – уверенно ответил Йомар Брун. – Это что-то абсолютно новое.

– Давайте вернемся к этому Лотару Логдэ.

– Мне кажется, он единственный здесь, кто знает, для чего всё это. Или догадывается. Я заходил в его кабинет и такое количество справочников по физике и химии видел только в библиотеке. Для него это не просто книжки, он знает, что с ними делать. Скажу честно, в другой обстановке мне было бы приятно с ним поработать.

– Вы говорите, он молодой ученый, – начал подготавливать свой вопрос Якоб, – заранее извиняюсь за бестактность, но я не могу понять одного. Почему, по вашим словам, он, по крайней мере, догадывается, что происходит, а вы с вашим опытом не можете сделать ни одного предположения?

– Если вы намекаете, что у меня слабое образование, то в какой-то мере вы правы. Я окончил Норвежский технологический институт в 1926 году. За эти четырнадцать лет вы не представляете, куда шагнула наука. То, что мне рассказывали в последний год учебы, сейчас уже знает любой первокурсник. Все эти годы я занимался химической промышленностью, а не научной деятельностью, и, соответственно, отстал от последних открытий в химии и физике. У меня не слабое образование, оно устаревшее. Я ответил на ваш вопрос? – язвительно спросил Йомар Брун.

– Пожалуйста, не злитесь. Просто мне было это непонятно. Теперь всё встало на свои места. Ещё раз прошу, не злитесь, – насколько можно миролюбивым тоном, который явно не подходил к волевому обветренному лицу, сказал Якоб и, выдержав паузу, продолжил, – я думаю, нашу первую встречу на этом можно закончить. Очень приятно было познакомиться. Собирайте информацию. Вы понимаете, сейчас нас интересует абсолютно всё касаемо завода, но, главное, не переусердствуйте. Будьте предельно аккуратны. Поверьте, у нас очень опасный враг, и недооценка будет роковой ошибкой. Желаю вам удачи.

Йомар Брун встал из-за стола, и они крепко пожали руки друг другу, а через час в Британии уже знали о существовании Лотара Логдэ.

Ранним утром, отправляясь в Осло, Якоб уже знал поставленные перед ним задачи. В радиосообщении выразили благодарность за выход на контакт с Йомаром Бруном и дали указание не распыляться, направив всё внимание на Веморк. Каждый шаг немцев относительно завода должен быть передан в кратчайшие сроки. Он в хорошем настроении прибыл в столицу, где его люди в порту и на железной дороге получили установку полностью просматривать и докладывать обо всех грузопотоках, осуществляемых в сторону Рьюкана. Двумя часами ранее точно такое же задание было поставлено на причале города Драммен. Теперь на завод, помимо беркута, за которым наблюдал Лотар, пристально взирали не только немцы, но и способные остудить кровь одним взглядом холодных глаз, норвежские подпольщики. Если разговор в Драммене для Якоба прошёл спокойно, то в Осло был повышенный тон. Некоторые не понимали, почему они должны сидеть и бездействовать.

– Якоб, я не хочу переписывать эти чертовы поезда и корабли. Я хочу их пускать на дно и под откос. Можно будет и парочку казарм подорвать. Наша земля должна гореть под их ногами. Что толку от всех этих бумажек?

– Питер, послушай меня внимательно. Я тоже горю желанием отправить на тот свет хоть пару десятков гитлеровцев. Но у нас есть руководство, которое решает, что на данный момент делать. Поверь, им виднее. Если они хотят, чтобы мы сейчас были их глазами и ушами здесь, значит, так надо. Нам категорически запрещают какие-либо диверсии. Сейчас они ни к чему не приведут, а только ухудшат обстановку, – и, положив руку ему на плечо, Якоб добавил, – придет время и, я уверен, мы потопим какое-нибудь их, как ты сказал, чертово судно.

Спустя десять дней в Веморк прибыли рассчитанные Логдэ пластины, и целую неделю он не появлялся в Рьюкане, контролируя полностью их установку. Не только в Берлине, но и здесь уже тоже скучали по нему. Ада несколько раз в день обходила его дом и неизменно ночевала на крыльце. Спрятав нос в сложенные лапы, она не теряла внимание, вслушиваясь в каждый шорох вокруг и вглядываясь в темноту.

После окончания работ по установке он должен был встретиться с Йозефом Тербовеном. Озадаченность рейхскомиссара сразу передалась Логдэ, в Берлине требовали увеличить производство тяжелой воды.

– Я вижу только один способ, – ответил Лотар, – это удвоить количество электролизных установок с девяти до восемнадцати. На большее мощностей не хватит. В прошлый раз в моём докладе были все требуемые чертежи для их производства.

– Хорошо, я сообщу о твоем предложении в Берлин.

– Герр Тербовен, разрешите один вопрос, – с опаской спросил он и после молчаливого согласия продолжил. – А сколько её требуется?

Рейхскомиссар внимательно посмотрел и тихо ответил:

– Десять тонн в год.

– Это невозможно. Извините меня за дерзость. Я понимаю, что для фюрера нет такого слова, но не могу обещать того, чего не выполню. При восемнадцати установках максимально, на что мы будем способны, это четыре с половиной тонны в год.

Йозеф Тербовен со скрытыми нотками понимания в голосе ответил:

– Логдэ, я ни грамма не сомневаюсь в вашей компетенции, но цифру вы услышали. Возвращайтесь на завод. Желаю удачи.

Выходя из здания парламента, Лотар отчётливо понимал только одно, Веморк станет его домом на несколько лет. Та серьезность, которая была на его лице, прибавила ему годы и не скрылась от зоркого взгляда человека в легкой куртке, который всем своим видом показывал полное безразличие ко всему происходящему, спокойно затягиваясь сигаретой. Машина с Лотаром проехала всего в двух метрах от него, и, повернувшись ей вслед, Якоб подумал: «Много бы я сейчас отдал, чтобы узнать, о чём вы там говорили».

Весь обратный путь в Рьюкан он смотрел в окно, не замечая ничего и думая только о Лионе. Как же ей сообщить? Затем, придя к выводу, что времени предостаточно, как-никак, а прошло только полтора месяца, он решил не спешить. Что-нибудь да подвернётся. Надо будет поговорить с Михаэлем Штенцем, и, успокоившись на этой мысли, он уснул.

– Где вы живете? – слова водителя разбудили его, и, указав, где остановиться, вышел из машины, направившись к дому. Уже у двери он опять услышал звук, слабо похожий на «мяу». «Это она с вами здоровается», – вспомнил Лотар слова Льот и оглянулся. Из травы на него смотрели большие красивые кошачьи глаза.

– Привет, Ада! Пришла в гости? Ну, заходи.

Грациозно, по-кошачьи, она прыгнула через траву и побежала в открытую дверь с гордо поднятым хвостом рысцой, а потом, как подобает настоящему криминалисту, не спеша, с расстановкой начала изучать комнаты. Он с улыбкой наблюдал за этим процессом. Тумбочка около окна, накрытая сверху куском мягкой материи, привлекла её внимание, и, запрыгнув туда, она несколько раз покрутилась на одном месте и улеглась.

– Нашла себе место. Теперь оно твоё, – сказал Лотар, рассматривая огромные карие глаза этой маленькой рыси.

***

Вчера в Осло он отправился прямо с завода, и поэтому велосипед остался там, так что утром пришлось идти пешком. Ада, как преданный страж, шла рядом до самой окраины Рьюкана, а затем исчезла в лесистом склоне ущелья. Хищник вышел на охоту.

То же самое можно было сказать о Якобе. Для него началась своё сафари. Второй день перед ним стояла дилемма, с одной стороны, он нужен здесь в Осло, с другой, Веморк очень далеко, и это затрудняет выполнение задания по заводу. Нет, однозначно он должен быть там, а в столице вместо себя можно оставить Питера. Пусть парень горячий, но зато надёжный и не глупец, а хладнокровие и осторожность в такое время приходят быстро. Это он знал по себе. Естественно, этот вопрос мог решить только Йомар Брун, и на следующий день он уже разговаривал с ним на эту тему.