скачать книгу бесплатно
Вряд ли стоит удивляться,
Друг, когда за шестьдесят,
Что не вызовут стреляться,
А святым провозгласят.
Этот жаркий вечер летний..
Ты ещё не знаешь, друг.
Он – фактически, последний,
Уплывающий из рук.
А когда очнёшься вчуже,
После главного суда,
Никакой летейской стужи –
свет и райская вода.
«Застыли деревья сухие…»
Застыли деревья сухие,
Их тень, как огонь, горяча.
Свирепого солнца стихия
Ломает и рубит сплеча.
Здесь скоро загнёшься без фляги
С какой-нибудь мутной водой.
И плавно колышутся флаги
С таинственной синей звездой.
Старинная блажь мозговая
Искать и молиться велит.
И длится судьба роковая,
А сердце болит и болит.
«Хотелось бы верить…»
Хотелось бы верить
– ещё пишу,
Но чувствую –
мне не хватает слов.
Ведь я –
стареющий человек,
Идущий, сгорбившись,
в никуда.
По выжженой
и слепой стране,
Где пальмы растут,
завернувшись в мох.
И полувысохший
эвкалипт
Бормочет мне –
ничего не жди.
«Мы знаем издавна друг друга…»
Мы знаем издавна друг друга,
Навеки, наповал, вразнос.
Упрямо кружимся по кругу,
Устали от своих угроз.
Стрельба в упор – такое дело,
И вся страна уже тюрьма.
От взрывов небо помертвело,
И сотрясаются дома.
Пока мы их не переколем
До позвоночника, до дна,
Придётся красться чёрным полем,
Где за войной – ещё война.
«Мы ходим по лезвию бритвы…»
Мы ходим по лезвию бритвы,
О глупостях мелких грустим.
Свинцовым асфальтом молитвы
Свой путь в неизвестность мостим.
Так кто ж этот дикий, бездомный,
Мир выручит – техника, Бог?
Иль знания вихрь многотомный,
Взрывающий душу поток?
«Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело…»
Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело.
Слушаю,как слепая полночь стучит в стекло.
Бьётся листва о ветки,стёршаяся до дыр.
Брезжит в оконной сетке хмурый,застывший мир.
Что же ты ,день вчерашний,всё не уйдёшь никак?
Кто-то над телебашней красный зажёг маяк.
Резким и воспалённым,виден издалека,
Кажется всем бессонным красный огонь маяка.
Шаг к себе. 1970-1989
Осень
Осень словно ремнем опоясывает,
Ничего не вернуть, не убрать.
Август тени на сердце отбрасывает,
Продолжает сентябрь догорать.
Лишь закат утонул, как безжизненно
В мутной дымке белеет рассвет.
Что ты можешь? Смотреть укоризненно
Уходящему прошлому вслед.
Виновата ли в том, что, как палые,
Листья вяну, что бьет меня дрожь?
Ты сама, бесконечно усталая,
По садовой тропинке идешь.
Поле
Бескрайнее поле, светло и бездомно
и холодно как-то вокруг.
Вот сердце удары рассыпало дробно,
чуть слышный, единственный звук.
Эй кто-нибудь, может быть скажешь,
в каком я краю, и куда я попал?
Но нет никого, только мёрзлые комья,
да облака мутный опал.
А впрочем зачем всё, ведь это же ясно:
я просто забрёл далеко.
Поэтому здесь так светло и безгласно,
безжизненно, немо, легко.
И нет ни единой травинки обычной,
а также – сомнений и мук.
Куда ни посмотришь, повсюду безличный
простор молчаливый вокруг.
Ступени
Не знают пения и стона
ступени каменного дома.
И свет втекает монотонно
в квадрат оконного проёма.
Здесь мысль, лишённая полёта,
орудовала – всё теснится.
И в прорезь чёрного пролёта
не втиснется самоубийца.
И всё же смерть неоднократно
сюда входила в платье строгом,
и этот камень, вероятно,
нам мог бы рассказать о многом.
Но для чего мне чьё-то имя,
чужое выцветшее знанье?
Воспоминаньями своими
наполнено, кренится зданье.
Где спят без пения и стона
рассказ о смерти и рожденье
в глуши цемента и бетона
похоронившие ступени.
Холод
Травы розоватые пряди
и комья, промёрзшие сплошь.
Дорога, как каменный нож, –
вдали, подо мною и сзади.
Столбов у дороги разброд,
и месяц ущербно белеет,
и красный закат тяжелеет,
и за руку холод берёт.
Нежданный ноябрьский мороз,
безлюдное злое величье.
Природа сменила обличье,
и ветер к деревьям прирос.
Всего лишь один огонёк
горит и горит, не мигая.
Земля ли, планета ль другая
летит у меня из – под ног?
«Как на последнем краю…»
Как на последнем краю
голых ветвей паутина.
В тёмную гущу свою
Манит, как блудного сына.
Кажется, всё наконец
стало яснее и проще –
через неё, как слепец,
я пробираюсь наощупь.
Веки туман облепил
плотно крылами своими.
Вот я уже и забыл
всё про себя, даже имя.
