Ювенилия Дюбуа

– Принеси немного смородины с едальни.

Не задавая лишних вопросов, послушница помчалась во всю прыть и уже через пару минут протягивала небольшую веточку ягод. Монах немного разомкнул ладони, чтобы Клара могла просунуть угощение умирающему. Ещё через пять минут Всеслав разомкнул капкан, и девочка с изумлением увидела здорового воробушка, который, распрямив свои лапки, взмыл в небо как ни в чём не бывало.

Для Клары случилось настоящее чудо, которое заставило её смеяться и радоваться жизни так, как она ещё никогда и ничему не радовалась. Девочка кружила вокруг монаха, вознаграждая доброту его истинными лучами счастья. Но Всеслав, не изменяя себе и в этот раз, дождавшись конца представления, просто пошел дальше, словно ничего не произошло.

Где-то в середине лета (точного дня не упомнить) к главному монаху ни с того ни с сего подкрался хитро улыбающийся монах Есений. Складывалось ощущение, словно в мужчину вселился лукавый, до того эта улыбка была противоестественна для человека, который обычно старался во всём подражать Всеславу.

Есений зашел издалека, сначала восхитившись погодой:

– А всё-таки чудесно сегодня, а? Согласитесь.

– Угу, – только и промычал в ответ Всеслав.

– Хорошо, что у людей есть общие иллюзии, которые они ждут с нетерпением каждый оборот Земли вокруг Солнца.

– Угу.

– А знаете, – тут Есений убавил громкость, воровато оглядевшись по сторонам, хотя и так было понятно, что никого рядом нету. – Мне тут послушник один по секрету такую шутку рассказал… Я, право, отчитал его. Юный ум думает не о том, но вы знаете, дети… Но шутка эта, хоть мне и стыдно признаться, действительно презабавная.

– Угу.

– Мне вот, знаете, и с вами захотелось поделиться.

Ахахах ничего не ответил на предложение, только вкопался в землю, да так и стоял, ожидая, когда соратник сделает следующий шаг. Молодой монах почти было стушевался, но высокая цель заставила его остаться и сквозь чуть ли не слёзы, без лишних прелюдий начать пересказывать остроту, услышанную и не от послушника вовсе, а вычитанную из газеты, которую забыл один из недавних гостей. Голос Есения дрожал, а саму скабрезность он говорил чуть ли не шёпотом. Пересказать шутку мы, к сожалению, не можем, но пусть читатель поверит на слово, что оная смогла бы рассмешить и мёртвого, коль тот умел бы слушать.

По окончанию молодого монаха скрутило безудержным, даже припадочным весельем. А вот Всеслав остался при своём. Не сказав ни слова, он продолжил заниматься насущными делами.

Есению ещё долго было стыдно за свою попытку рассмешить своего начальника, да и шутка была сшита вульгарными нитками, от чего на душе сделалось крайне тошно. Но инцидент был исчерпан, и лучшее, что монах мог сделать, – просто забыть об оплошности, продолжив свою службу.

Последний и роковой для нашего героя инцидент произошел сравнительно недавно, недели две назад, когда один обеспокоенный послушник-подросток нарушил покой Ахахаха, застав того уже в вечернем туалете. Всеслав не успел соприкоснуться с поролоновой подушкой, как взволнованный Будимир напал:

– Прошу простить меня! Прошу простить!

Всеслав, обладая бесконечным терпением, никак не отчитал мальчишку за нарушение хоть и негласного, но всё же правила. К тому же могло случиться действительно нечто, выходящее за повседневные рамки. Монах только махнул головой, тем самым разрешив послушнику продолжить говорить.

– Я, как обычно, засыпал, занимаясь медитацией. Сегодня вторник, поэтому, – тут Будимир сделал небольшую паузу, дабы окончательно восстановить дыхание, – я формировал духовную связь.

– Угу.

– И в какой-то момент контроль был полностью потерян.

– Угу.

– И со мной случилось, не знаю, как вам точно объяснить, не провидение, конечно, хотя, может, и оно, в общем, некое озарение. Понимаете? Озарение! Такое яркое прям!

– И что же к вам пришло?

– Что в лесу, неподалёку от нас, есть кто-то, кто нуждается в нас.

– …

– И нам просто необходимо вместе пойти, понимаете?

Без лишних слов Всеслав поднялся на ноги, накинул кашаю поверх вечернего туалета, и взял с тумбочки фонарик. Остальным послушникам было велено оставаться в своих спальнях. С собой монах захватил только обеспокоенного мальчика, дабы тот вёл их к цели.

Единственное, что не учёл предводитель, было первое число апреля. В этот день отмечался второсортный европейский праздник «дурака». И так как большинство послушников являлись ещё юными шалопаями, то и праздник встречался ими со всей ответственностью, где главной мишенью в этом году был выбран их духовный наставник.

Всё было продумано до мелочей. Пока Будимир отвлекал Ахахаха, уводя его всё дальше в лес, целая орда послушников прокралась в покои жертвы, в которых начала передвигать имеющуюся мебель. По центру, где стояла тяжелая кровать, теперь красовался комод. А вместо комода у левой стены можно было увидеть гардероб. Главной вишенкой на торте стало увесистое зеркало, которое подцепили к люстре под углом в сто семьдесят градусов, чтобы, подняв голову, можно было увидеть сплющенного себя с большой головой и крайне маленькими ножками.

К моменту возвращения послушника и монаха с безрезультатной вылазки шалость была готова. Комната Всеслава превратилась в настоящее кривое зеркало. Мальчики же, под безмолвным одобрением других монахов, затаились, ожидая наконец-таки хоть какой-то реакции.

Монах Ахахах шел в сторону своих покоев, поддерживая отлично отыгравшего свою роль Будимира:

– Не переживайте, вам могло вовсе показаться. Завтра мы попробуем разобраться с трактовкой ваших ощущений более подробно.

Оставалось не более десяти шагов до комнаты старшего, когда послушник остановился, провожая одним взглядом вот-вот разыгранного наставника. Ничего не подозревая, Всеслав распахнул дверь, и… неужели?! Он остолбенел. Впервые за все три года этот непробиваемый поезд вдруг оказался безоружен. К каким только вещам не был готов монах, но беспорядок оказался его единственной слабостью, которую чисто случайно раскусили маленькие шалопаи.

За то не самое короткое время, пока мужчина находился в остолбенении, подтянулись все послушники и другие монахи. Куча голов заглядывала в проём с нескрываемыми улыбками, ожидая от шалости долгожданных результатов. Когда же Ахахах медленно обернулся, собравшаяся толпа с ужасом увидела пунцовое от гнева лицо, что, к слову, тоже являлось прорывом, но не совсем желательным. Впервые трясущийся от злости за много лет, с красными глазами, наполненными гнева, монах грозно зарычал:

– Кто? Кто, чёрт вас побери, это сделал?!

Ошарашенные такой реакцией послушники умолкли, не зная, куда себя деть. Другие же монахи опустили глаза, испытав стыд, который, пожалуй, и никогда в жизни не испытывали. Только сейчас до них дошло, что всё это время они предпринимали попытки не рассмешить своего гуру, а сломать, и, о ужас, походу, им удалось.

Не в силах хоть как-то ещё выплеснуть свою злобу, Всеслав бросился раскидывать свои вещи с полок, переворачивать шкаф и даже кровать, несмотря на то, что весила она ого-го. Приступ агрессии так бы и продолжался, если бы монах случайно не взглянул наверх, где висело его большое зеркало в барочном багете. Ахахах вдруг замер, увидев своё лицо, в прямом смысле изуродованное злобой. От ужаса толпа не могла не то что уйти, а даже лишний раз вдохнуть.

Плечи Всеслава затряслись. Сначала не сильно, но с каждой секундой темп нарастал. И вот, всегда молчаливый, безэмоциональный наставник залился самым ярким, самым заразительным, самым искренним смехом, словно все эти годы только и копил сил, чтобы отсмеяться до полуобморока. Ахахах заливался счастьем минут двадцать, стараясь худо-бедно дышать, а после, когда силы окончательно покинули его, он развернулся ко всё ещё стоявшей изумлённой толпе, только и сказав:

– Спасибо.

Никто так и не понял, за что мужчина поблагодарил в ту ночь своих соратников, которые совершили если и не пакость, то хулиганский проступок. Но с той поры Ахахах перестал быть деревом, начав проявлять человеческие эмоции. Разумеется, его мудрость и кроткость остались при нём, однако теперь Всеслав мог от души посмеяться остроумной шутке или улыбнуться до самых ушей от хороших новостей.

Прозвище ему так и оставили, но теперь в нём заключался не сарказм, а самая настоящая суть с глубоким смыслом. А на утренних медитациях монах заливался особенно красноречивым смехом.

Ярость

История, которую я хочу рассказать, случилась совсем недавно с моим лучшим другом. Ещё каких-то десять месяцев назад мы весело проводили время в общей компании школьных товарищей, и никто не мог подумать, что такой интеллигентный человек, как М., выкинет столь дикий номер, разрушив не только собственную жизнь, но и бедолаги, который имел неосторожность оказаться в известном смысле занозой. Но обо всём по порядку.

Школа – не самое комфортное пространство, где можно оставаться собой, особенно если личные качества более расположены к чести, созиданию, творческому уму, да и просто к здоровым отношениям. Такому замечательному в кавычках учреждению больше подходят следующие существительные: борьба, адаптация, несправедливость, добывание. К списку можно было добавить и ряд словосочетаний, но к моей истории они имеют лишь косвенное отношение, чей смысл лучше перенести в папку памяти «по умолчанию».

В начальных классах М., ввиду полного отсутствия подобающих для жестокого мира характеристик, стал мальчиком для битья. К его общей манерности «богатенького сосунка» также добавлялся и образ «ботаника». Худоба, малокровие, от чего М. был бледен как мел, и очки в толстой оправе сыграли свою злую шутку среди диковатой толпы маленьких аборигенов, которых мёдом не корми, а только дай жертву для собственного самоутверждения.

Будет справедливым сразу подчеркнуть такой неприятный факт, что и я, будучи дворовым пацаном, поначалу усмотрел в М. жертву, напрашивающуюся на хороший пинок. Также я не хочу скрывать и позорных своих действий, которые совершались в сговоре с другими примитивными умами.

Каждый будний день мальчишки издевались над товарищем, стараясь найти оригинальные способы, дабы выделиться среди толпы. Однажды я догадался украсть у отца суперклей, затем выдавив почти весь флакон на стул жертвы. В тот раз на уроке литературы М. был особенно артистичным, вопя от жгучей боли. И пока весь класс смеялся, несчастный корчился в муках, снимая брюки ввиду отсутствия альтернатив. Хуже всего, что ядовитый клей моментально пропитался, приклеив не только брюки, но и трусы М. вместе с кожей ягодиц. Ему пришлось в буквальном смысле отрывать часть себя, по итогу оставшись перед целым классом в чём мать родила.

После такого вопиющего случая последовало серьёзное разбирательство, где меня чудом никто не заложил. Даже учительница знала, что к преступлению был причастен именно я. Она то и дело поглядывала на подлеца, пытаясь как бы телепатически внушить мне смелость во всём признаться, но я стоически молчал.

Несмотря на мерзость поступка, хочу выступить и в собственную защиту. Ещё в момент, когда М. корчился от боли и стыда, во мне проснулся самый подлинный ужас. Не столько за М. (хотя мне действительно стало его жалко), сколько за себя. Через призму этого бедолаги я вдруг увидел ясным взглядом свою ущербность; черту, которая разрывала связь между мной и понятием «человек». В собственном отражении я разглядел дьявола, который, разрушая мир вокруг, разрушал и себя, а это уже закон психики, не способный при любых обстоятельствах обойти последствия.

Мне сделалось невыносимо тошно, и я знал, как поступлю. В первый же день, когда М. снова начал ходить в школу, мне удалось поймать его на переменке, затем признавшись в совершенном злодеянии. В знак своего искреннего сожаления я вложил в его потную ладошку деньги с обедов, которые откладывал всю предыдущую неделю.

М., без малейшей тени обиды, улыбнулся мне, вернул деньги, а затем дал «краба». С того дня мы стали лучшими друзьями, а ещё через неделю остальные мальчишки сдались под моими уговорами и дали шанс М. проявить себя. Новообретённому другу понадобилось всего пару часов, чтобы заслужить любовь остальных мальчишек. Как оказалось, он был очень весёлым и открытым ребёнком. Нам, забитым детям, чьи родители сутками пропадали на работе, чтобы заработать на хлеб, было удивительно узнать, что богатство не всегда равняется слову «снобизм». А ещё, что обеспеченный мальчишка может воспитываться по всей строгости, без особых излишков.

Все вкусности, которые М. получал за успехи в учёбе, он приносил в школу или во двор, чтобы поделиться с нами без каких-либо скрытых умыслов. Просто он был таким человеком, вот и всё. Наша дружба растянулась на долгие годы. Мы незаметно росли, проходя даже самые неприятные и страшные этапы. Дружба… Да, великая вещь. А сколько было смеха и слёз! Когда мы были рядом, любые невзгоды превращались во вполне выполнимую задачу. И даже смерть мамы М. мы смогли пережить вместе, всей нашей компанией. Никто не оставил сироту; каждый воспринял утрату как личную, и М., в конце концов, смог выкарабкаться из окутавшей его тьмы.

Несмотря на здоровую атмосферу внутри компании, у М. имелись свои недоброжелатели. И если я с ребятами узнали этого бледного парня с более глубинной стороны, то для других существовала лишь видимая оболочка, побуждающая на подлую конфронтацию. Уже в подростковом возрасте М. иногда приходил с синяком под глазом. Мы уговаривали его назвать имя мучителя, но наш друг, имея внутренние установки с личным понятием чести, только отмалчивался, предпочитая утаивать проблемы подобного свойства. Вскоре он записался на бокс. Насильственных следов более не появлялось. Мы успешно закончили одиннадцатый класс, а затем жизнь раскидала нас в разные институты по всей стране.

Самые тёплые воспоминания приходятся на период, когда каждое лето я приезжал в родной город, чтобы собраться прежней компанией. Несмотря на долгие перерывы, создавалось чувство, словно дружба со школьными друзьями только крепчает. Больше всего я скучал по М., который поступил на филологический в Москву.

И вот однажды, в последнее лето перед выпуском, М. не приехал. Телефон не отвечает. Создалось впечатление, словно он провалился сквозь землю.

В сознание закралась страшная мысль, будто бы М. мог попросту умереть, причём от чего угодно: авария, остановка сердца, простуда. И никто не мог внести конкретики, пока однажды, чисто случайно, я не встретил его отца, который неторопливо вёз тележку по супермаркету, аккуратно изымая продукты с полок и, сощурившись, выискивал срок годности.

Тогда я робко подошел к этому уже седому мужчине. Признаться честно, не было даже уверенности, он ли это. Ещё каких-то четыре с половиной года назад отец М. предстал на выпускном сына вполне крепким и моложавым мужчиной. А теперь…

На удивление, он сразу узнал меня. Его глаза оживились. Знаете, так бывает, когда человек ныряет с головой в воспоминания. Мы искренне пожали друг другу руки.

В первую очередь отец М. начал расспрашивать про мою жизнь. Я терпеливо, хоть и с неохотой, отвечал на вопросы, после задав уже свой:

«Куда пропал ваш сын? Я переживаю, ведь он мой друг».

Взгляд отца тут же потух. В первое мгновение я действительно подумал, что М. умер. Тело прошиб электрический заряд, а затем мертвенный холод завладел и кожей. Старик очень долго подбирал слова, растягивая «ну» и «эм». По итогу он предложил встретиться через пять минут в кофейне на втором этаже, где уже и поведал мне историю, как М., столкнувшись с издёвками какого-то ученика-мигранта, влез в драку, в ходе которой всё закончилось летальным исходом для провокатора. И хотя суд учитывал все смягчающие обстоятельства, ему дали четыре года тюремного заключения.

Мне удалось выпросить у горевавшего отца контакты М. На самой встрече разговор не клеился. М. словно стал другим, не только внешне. Коротко остриженные волосы и погрубевшее лицо были лишь малыми изменениями. Само его нутро как бы сделалось неким подобием засохшей глины.

Знакомый голос говорил со мной иным языком. Незнакомец, сидящий напротив, всё пытался убедить меня в том, что вещи не способны оставаться в одном состоянии. М. как бы оправдывал собственную метаморфозу души, опираясь на время, но никак не на совесть из-за свершенного деяния.

Я хотел поддержать его и высказал собственное мнение. Можно даже сказать, вынес оправдательный приговор.

«Но ведь это случайность, пойми. Ты не мог знать, что так выйдет».

На что М. ответил:

«Мог, ведь я увидел в этом подонке всех сволочей, которые обижали не только меня, но и других, куда более достойных людей. И в тот момент мною овладела ярость».

После сказанного М. молча поднялся с места, попросив охранника отвести его в камеру. Больше мы не виделись.

Сейчас, взирая на ситуацию холодной головой, я понял: нельзя совершить убийство и остаться прежним. В тот роковой день М. умер вместе с тем несчастным глупцом. Несмотря на горе, я искренне благодарен своему другу. В конце концов, у нас было много моментов, где каждый был по-особенному счастлив, и это время я не забуду никогда.

Сумеречный полог косогора

Она смердела. Она вызывала у меня отвращение.

Эжен Савицкая, «ПСЯ КРЕВ»

1

Патетические руки сомнамбулизма хватают за отросший загривок выдирая локоны с кровью В комнате всё перевернуто разве что диван стоит на месте Он такой же проржавевший и грязный с пятнами от жирной пищи что пьяно летела мимо рта

Она говорила что взросление рано или поздно затронет каждого но с уверенностью можно сказать что это только половина правды Время обожгло кожу Появились морщины немного седых волос и похмелье которое раньше не чувствовалось Юность прекрасна в период отведенный ей на этапе становления Если юность остается и после то это уже проклятие Мамы нет рядом как и многих людей которые называли себя друзьями

Муравьи в естественной среде заняты общим благом Сбалансированный самой природой организм работает по интуитивной схеме Ни одна букашка не обречена заниматься поиском вспомогательных валют которые в практическом значении не имеют ни ценности ни целостности Единственный неприятель муравьев примат наделенный разумом который используется не по назначению Береги свой внешний скелет создание ведь за ним обязательно придёт зверь без цели и без назначения Так уж сложилась история что глупость выкрикивающая самые яркие лозунги становится тем беспощадным кнутом что рвет кожу выпуская гной Сыромятная кожа заражает кровь и нервную систему Из-за нее по телу появляются язвы рытвины и шрамы Еще ни одна идеология не приводила к утопии Под каждым лозунгом скрывается тот кто жаждет власти Тот для кого хорошая жизнь равняется слову покорять Он берёт себе все самое лучшее не потому что он этого хочет а потому что может

Последний мечтатель на Земле пал мучительной смертью на Голгофе преданный человечеством которому он протягивал простое но великое знание Смерть не так страшна как понимание того факта что ты стал символом рабства и глупости Ты ненароком стал служить тем кого ты если и не презирал то хотел бы очистить от скверны А теперь твой лик символ покорения Ты мертвый но вечно слышимый пример того что даже самая великая добродетель оборачивается глобальным кошмаром Ты хотел прекрасный мир а в итоге обрек его на гибель

Там где нет рассуждения и поиска нет людей Там где всё принимают на веру нет жизни есть только подкожная гниль вылезающая раньше срока Основным исходом данной задачи можно считать только один ответ Рай на Земле был до того момента пока группа приматов не решила уйти от естественности начав сбиваться в группы и рождать гортанные звуки С приходом слова пришел и неизбежный упадок прекрасного и чистого Сознание аппендицит который уже не удалить Слово власть что разрушит общий организм Оно могло послужить и добродетелем открывая своим многообразием новую ступень блажи но путь этот был слишком ухабист

Липкий след истории лежит на ковре Ещё чуть теплое тело не лишённое всей крови но уже синеющее приобретает общие черты с мебелью Тело это осунулось но не потеряло задумчивого выражения лица которое было таким при биении сердца когда грудная клетка величаво вышагивала взятый ритм Много крови вытекло но плоть будто прибавила в весе став несгибаемым стволом Чужие руки опускают тело на диван оно начинает сливаться Его почти не видно только волосы очерчивают нимб наполняя образ чем то трагичным но уже очень далёким Вложенная ветка сирени горит огнём и непонятно то ли она оповещает о грядущей весне что никогда не закончится то ли она плачет от горя прикоснувшись к отсутствующему пульсу своего обладателя

Рухнувшая звезда не любит отрицания жизни но также она не любит импульсивных чей образ и поступки начинают граничить с её собственными интересами и увлечениями Последняя канистра с горючим пустеет Каждый сантиметр бетонной коробки промок грозящим дождём Капли с краёв дивана отбивают африканский ритм смешиваясь затем с багровой лужей Газ уже включен Мало кто знает но апокалипсис не только конец света что охватывает всех общим ужасом Апокалипсис явление ежедневное Рано или поздно любой живой организм и предмет постигает неминуемый конец Самым лучшим считается когда апокалипсис забирает своего жертвенника не давая опомниться и ужаснуться Но чаще бывает так что личный конец света становится лишь предисловием к формирующемуся аду

Преисподняя на Земле и это второй вариант исхода благодетеля Если первый вариант отметают миллионы то второй становится аксиомой В судорожной попытке единицы живут со знанием тьмы не в силах повлиять на ход самоуничтожающейся истории в то время как миллионы живут в аду неосознанно принимая свои грехи и муки за испытание во имя рая Выработанные инстинкты эгоистично подтасовали карты сделав смерть ужасающей дав ей маску злодея Её боятся от неё отгораживаются молениями свечками лекарствами лишениями шаманством и в попытке увильнуть сами тратят жизненный запас и время которые у них были Именно этим человек схож с молью что летит на свет лампочки в надежде на дар но неминуемо погибает не в силах выдержать тепло света

В руке появляется спичечный коробок Он давно припрятан в кармане Есть четыре попытки но хватает и одной Пламя с надрывом высвобождается из головки серы Тьма сменяется светом Еще мгновение и вот уже комната пылает

Тело с гвоздикой возносится к потолку Пространство вокруг освобождается от цепей статики Динамика заполняет собою каждый миллиметр даже воздух сжимается но только для того чтобы шире раскинуть свои объятия Это момент взрыва звезды что была порабощена одним целым но теперь высвободилась в калейдоскоп водорода гелия углерода и азота породив тем самым что то новое настоящее

На выжженной траве покоятся осколки кирпичей хаотично разбросанные без перспективы восстановления Только ветки гвоздики тянутся к солнцу склонив свои головы вниз Петли соседних уцелевших домов открываются и закрываются со скрипом но никому нет до них дела

Редкий художник достаёт звуки из инструмента пытаясь сказать чуть больше чем есть слов у бескостного языка Те музыканты что говорят без слов хорошие музыканты Мошенники и лентяи от своего нежелания вникать в суть используют в и м н ц ф д ш й ч л е т п о э щ я б ж ё х с ю р у ы ъ к з а ь г для усыпления

Скрипач стоит на руинах ушедшей эпохи Он посмешище На нем старый хорошо постиранный и выглаженный смокинг Ни одна окаянная не подкинет монеты Его музыку теперь понимают только птицы отвечая художнику благостным щебетом Им горестно осознавать одиночество умирающего божества и те крохи что они кидают ему вместо монет неспособны утолить голод Но они продолжают приносить всё что только способны поднять

Последние почести отданы голодарю чьи пальцы окаменели и потрескались в попытке последний раз сказать истину Кровь из трещин заливает чистый костюм Ноги начинают вязнуть и чавкать Концерт завершается Смычок издаёт блаженный крик и тишина заполняет воздух Остался только беспокойный щебет

Приходит зима а с нею улетают и птицы Они отправляются на юг где их ждёт еда и спасительное тепло Пташки не знают что добраться суждено единицам Путь долог и суров Часть из них разобьется о высокие дома что притаились в ночном тумане За чужими крыльями часто не разглядеть препятствий Другая часть уснет во время длительного перелета став кормом для падальщиков И даруй им счастья уже быть мертвыми и не слышать хруст собственных костей Кто то из птиц сдастся перед финишем Те же кто достигнет цели уже не будут рады дарам которых к слову может и не быть

Путь всегда тернист путь всегда далёк Птицы умирают в пути но смерть их не страшит ведь дорога эта на юг

Ночь уравновешивает улицы своим монотонным покрывалом Поредевшие толпы людей становятся равнозначными силуэтами теряя красоту и уродство Темнота приносит спокойствие тем кому нечего терять Любителям копить становится не по себе