скачать книгу бесплатно
– Блин! – взвизгнула Катька. – Я же бросила свою косметичку сверху! Лиска, это ты палатку не застегнула!
– Но я ж не знала, что так долго…
– Значит, все–таки плавали, – Вася бросил лопаты на бровку, – я сразу подумал.
– И чего теперь? Настучишь, да? Хочешь, чтоб нас из лагеря вышибли? Да? – вскипела Катька. Она отшвырнула подушку и, задрав подбородок, гордо скрестила руки на груди. – Ну и вперёд, плакать не станем! Чего ж не идёшь, передумал?
– Да нет, – Вася пожал плечами, – я вам хлеба прихватил, вы, наверное, есть хотите. Без всего, правда. А через реку одни больше не плавайте, трудно разве меня разбудить?
Катька хмыкнула и откусила сразу половину горбушки.
– А вторая лопата для кого? – спросила с набитым ртом Лиска.
– Обычно мы с Пашкой копаем, но он дежурный сегодня. Кого поставят. Эй, Лёш, ты к нам?
В раскоп спрыгнул Ботаник в сопровождении весело крутившей хвостом Ваксы и подал Лиске несколько целлофановых пакетов.
– Это вам для керамики. Фу, Вакса, здесь не роют! Здесь мы копать будем, понимаешь? – Он схватил собачонку за шиворот и оттащил в сторону. – Мышь чует, наверное. Брысь, говорю, а то как привяжу под кустом!
Мэнээс Игорь, окинув орлиным взором раскоп, дунул в судейский свисток, болтавшийся на шее. Вот зачем он, оказывается, нужен.
Сидя на пыльной подушке, Лиска зачерпнула горсть брошенной с лопаты земли и растёрла между ладонями, захватила ещё горсть. Точно так делала Катька и другие девчонки, сидевшие парами на краях квадратов.
Лиска нервничала: кроме комков глины и неопознанных корешков, ей совершенно ничего не попадалось. А в это время другие девчонки то и дело что–то кидали в свои пакетики. Лиске сделалось жарко. Вдруг она просто не замечает эту самую керамику, бросает её в отвал… И тут пальцы нащупали что–то твёрдое. Лиска с торжеством подняла находку к глазам – это оказался глиняный черепок тусклого, серо–коричневого цвета. Он был шершавый и совершенно не походил на блестящие яркие осколки деревенских горшков, какие были в деревне у бабушки. По верхнему краю виднелось два ряда одинаковых неглубоких ямок, как будто натыканных мизинцем.
– Нормальная керамика, – заметила Катька. – Суй в пакет. Потом их рассортируют, сосчитают, на планчик зафиксируют.
– Он совсем некрасивый…
– А ты чего хотела? Это тебе не гробницу Тутанхамона копать! Золотых мумий тут не будет!
– Дай посмотреть. – Лёша Ботаник опустил лопату и присел рядом с девчонками на корточки. – Ого, ямочно–гребенчатая керамика. Неолит.
– Чего?
– Дьяковская культура, – пояснил Ботаник, – у нас здесь городище славянское, более позднее, и керамика в основном попадается обожжённая. А твой черепок древнее, примерно начало бронзового века. Здесь тогда жили племена дьяковцев.
– Первобытные люди?
– Ну не совсем. Медные топоры у них уже были, хотя и каменные тоже. Свиней они разводили, охотились.
– Значит, мой черепок редкий? – Лиска приободрилась.
Катька извлекла из комка глины ещё один черепок, не обнаружила на нем ямок, сердито бросила в пакет и заявила:
– Все это ерунда, черепки, ямки… вот если бы найти что–то по–настоящему интересное. Украшения или хоть оружие, на худой конец. Или письмена древние, на камне выбитые. Вот это было бы настоящее открытие.
– Письмена – это нереально, – пожал плечами Ботаник и взялся опять за лопату. – Славянская археология не знает подобных находок. А если кому интересно только золото находить, так надо клады искать. Древние надписи, золото, которое охраняет жуткая мумия… кино прямо!
Катька возмущённо подскочила. Она явно хотела выпалить что–то убийственное, но вовремя спохватилась и ограничилась туманным:
– Кино, значит? Ну ладно же, Лешенька…
Несколько минут прошли в молчании. Надутая Катька пыхтела, нарочно повернувшись к Ботанику задом. Потом ей попалось сразу несколько черепков подряд, явно составлявших прежде целое донце. Вася глянул и сказал, что это очень хорошо, осколки можно будет легко склеить и восстановить часть горшка, Катька сразу оживилась:
– Классно. Сейчас найдём ещё пару бочков и соберём его целенький. Археологические пазлы! Эй, а чего вы такие унылые? Давайте, что ли, песни петь! Археологические. Вась, ты ведь много знаешь, напой! Про лето, а?
– Что такое лето – это проза, – отозвался Вася, охотно опуская лопату. —
Звон лопат над Волгою–рекою.
Лето, проплывают по реке тюленевозы,
Нас зовут отправиться с собою…
– Чего–чего? – засмеялась Лиска. – Какие ещё тюленевозы?
Не прерываясь, Вася ткнул пальцем в сторону Волги. Самой реки за отвалом видно не было, зато над кромкой насыпи медленно двигалась рубка пассажирского теплохода, похожая на едущий своим ходом белый домик. Зрелище было совершенно дурацкое и вызывало в памяти то ли знаменитую Емелину печку, то ли детские стишки Чуковского, в которых по полям бегают столы и умывальники.
– Что такое лето – это пекло,
Тело обгоревшее и ноги,
Это вермишеле–макаронная диета
И палаток рваные чертоги, – продолжал Вася во весь голос.
С соседних квадратов ему уже подпевали.
Усердно копавший Ботаник наконец не выдержал. Задрал голову и срывающимся басом проблеял:
– Лето-о, снова стары–ы–ый раскоп,
Это-о лето-о в поле-е зовёт…
Как в водосточную трубу дунул.
Катьку скрючило пополам, она упала с подушки и молча стала кататься по квадрату. Лиска попыталась заткнуть обратно в рот рвущийся смех, но не смогла. Ботаник обиженно замигал, потом взглянул на Васю, на Катьку и махнул рукой:
– Ладно, смейтесь! Ну не дано мне музыкального слуха, чего уж там. Мамонт на ухо наступил. Зато я все тексты помню.
«А на фига ж вы бровку завалили, гады,
Там можно было сделать ровный срез,
Найти портретик князя Кия
И его зубной протез!»
Вот!
Глава 7. Кто там, зеркальце, скажи!
Иные настойчиво утверждают, что жизнь каждого записана в книге Бытия.
Из сочинений Козьмы Пруткова
«Катабазис» – нисхождение в мир мёртвых. Стоит напомнить, что нисхождению предшествует обычно сон героя, воспринимаемый мифологическим мышлением как «временная смерть».
Jean Foillard. La conception de Celtes
Лиска потеряла счёт дням. Ей казалось, что она живёт в лагере уже вечность, глядя, как солнце то встаёт над макушками сосен, то окунается в вечерний туман за рекой. Ей понравилось сидеть на обрыве, пока на небе выцветали последние отсветы заката и над водой высыпали колючки звёзд. Потом из–за леса поднималась ржавая луна, похожая на половинку подноса из школьной столовой, и заливала тревожным светом палатки.
– Половецкая какая–то здесь луна, – заметила Лиска, в первый раз увидев над кромкой бора громадную темно–красную горбушку. – Зачем она такого цвета?
Вася стал говорить, что луна просто восходит, но Лиску объяснение не устроило. Ей нравилось думать, что неспроста луна над раскопками древнего городища так похожа на изъеденный ржавчиной щит и лагерь экспедиции в её свете выглядит кочевым станом или, на худой конец, декорацией к опере «Князь Игорь».
Скоро выяснилось, что в своих фантазиях Лиска не одинока. Паша Малявин и увлекающийся всеми подряд идеями Пит Курочкин выпросили у Игоря топор и три вечера подряд что–то тюкали позади кухни. На четвёртый день стук прекратился, а Паша с Петей копали посреди поляны ямы. Вокруг немедленно собрались любопытные.
– Чего это будет, Паш? – не вытерпела Катька. – Столбы для фонарей? А электричество откуда возьмёте?
– Ручным способом добудут, – ввернула Наталья, и Катька сердито нахмурилась.
– Ваше чувство юмора меня умиляет, – процедил Паша, опуская лопату. – Пит, давай!
Они подняли первый столб стоймя, и на девчонок в упор глянули тусклые глаза деревянного идола. Он был вырублен грубо, но выразительно – низкие брови, нос, как стёсанный треугольник, длинные «запорожские» усы. По верху столба и ближе к подножию красовалось несколько полос странного орнамента из косых крестов.
– Сварог, – догадался всезнающий Ботаник. – Сварог – божество небесного огня. Видите, кресты – это солярные символы.
Паша солидно кивнул, и мастера принялись поднимать второго идола.
– Можно подумать, у этого товарища зубы болят, – прокомментировала Катька, – ишь как злобно смотрит.
– Не злобно, а бдительно! – возмутился Курочкин. – Вы ничего не понимаете! Это же Перун, бог войны и грозы! Он будет охранять наш лагерь!
– Ага, понятно. В компании с Ваксой, – съязвила Катька.
– Будто никого повеселей вырезать нельзя было? Тоже мне, украсили лагерь! Даже собака на этих типов рычит! – продолжала ворчать она по пути на раскоп. – Нет, в самом деле, у меня конкретное ощущение, что они мне в спину смотрят. Пристально!
– А ты обрати внимание, как у них глаза сделаны, – вмешался в разговор топавший позади Вася, – у них в середине зрачка маленькие дырочки проковыряны, и от этого взгляд и кажется живым. Известный приём скульпторов, между прочим!
Катька сердито обернулась:
– Все–то ты знаешь! А я вот считаю, что там, где люди живут, интерьер должен быть повеселей. Ты у меня дома нэцке видел? Тоже, между прочим, бог, только китайский, зато толстый и симпатичный. Вот что надо дома держать! Словом, мне эта парочка не нравится, у меня предчувствие!
Но, несмотря на Катькины предчувствия, жизнь в экспедиции текла безмятежно и мирно, даже обещанные метеопрогнозом на конец недели ливни пролились в стороне, на другом берегу Волги. Серые тучи, как ни клубились, не смогли переползти реку.
Каждое утро, позавтракав и как следует наплававшись, все шли на раскоп. По свистку Игоря начинался очередной трудовой день, с десяти до четырёх, с перерывами на купание и обед. Лиске самой смешно было вспоминать, как она волновалась из–за первой находки. Керамики, как здесь звали глиняные черепки, было даже чересчур много. Можно подумать, обитатели городища целыми днями только и делали, что били посуду. Сперва Лиске было интересно сортировать черепки, потом она соскучилась и захотела найти что–нибудь новенькое, кольцо или хотя бы бусину. Наташка со Светкой, перебиравшие на соседнем квадрате, подобрали целых две. Блекло–голубые, похожие на пузатые бочоночки, бусины выглядели до ужаса неприглядно, но профессор пришёл в полный восторг. Наташка и Светка сделались героинями дня и до вечера ходили с задранными носами.
– Это свидетельство древних торговых связей, – объяснял профессор, держа на ладони только что извлечённую из комка грязи бусину. – Они приплыли из далёкой Азии. По Волге и Каспию проходил торговый путь из варяг в арабы, такой же древний, как «из варяг в греки» по Днепру и Чёрному морю.
– Некрасивые совсем, – пробурчала терзаемая завистью Катька, – цвета никакого.
– Это иранская бирюза. По легенде, бирюза рождается из слез людей, потерявших возлюбленных. На самом деле бирюза – минерал органического происхождения и стареет от времени, выцветает и разрушается. Но некогда эти бусины были ярко–синего цвета и наверняка стоили очень дорого.
Профессор в последний раз полюбовался находкой и стряхнул бусины в бумажный пакетик, поданный Маргаритой.
– Их поместят в музей? – с надеждой спросила Наташка, пытаясь напоследок заглянуть в пакет.
Марго с треском заколола его скрепкой.
– Все находки будут зашифрованы и пополнят коллекции! А вы расходитесь, довольно толпиться, до перерыва ещё сорок минут! Игорь, где ты, в конце концов! Призови немедленно детей к порядку!
– У, вредоносица! «Призови детей к порядку, призови к порядку…» – ворчала, умащиваясь на подушке, Катька. – Нет, Наташка, конечно, жуткая задавака, но и Марго окончательно обнаглела. Где она тут детей видела? Интересно, чему это ты улыбаешься? Не вижу в ситуации ничего смешного, – накинулась она на Лиску.
– Да я вдруг вспомнила, она же на нашу воспитательницу из продлёнки похожа. Помнишь, Лариса Петровна, Лариска? Она нас на прогулке все строила?
– Не помню. Хотя… точно, что–то есть! Она ещё так лицо делала… – Катька приподняла брови и свела губы в нитку. – Она?
– Ага. И волосы, как у Марго, сколоты в эту, как её, в гульку, вот!
Они посмотрели друг на дружку и расхохотались.
– Арбайте, люди, солнце ещё высоко! – крикнул Вася, бросая подругам под ноги лопату земли. – Не прозевайте, вдруг ещё бусины в наш квадрат закатились!
До обеда они с удвоенным жаром перебирали отвалы, но кроме десятка осколков чёрного, тускло–сажевого оттенка ничего не обнаружили. Впрочем, это оказалась чернолощеная керамика позднего периода, которой до сих пор на городище не встречалось, профессор был явно доволен, и Лиска утешилась. Но Катьке этого было мало, её буйная натура жаждала чего–нибудь поинтереснее, такого, чтобы дух захватывало. Но случай никак не представлялся.
***
– Значит, здесь арабы бывали, – задумчиво сказала Лиска однажды, пересыпая в ладонях нагретый волжский песок.
Наплававшись после обеда до посинения, подруги валялись на пляже, подставляя солнышку поочерёдно спины и животы.
– Угу. Раз профессор сказал… – Катька зевнула. – Спать хочется, сил нету. Лис, глянь на часы – сколько ещё до раскопа? Может, я подремать успею?
– Вряд ли. Полчаса осталось, так что не стоит, голова потом разболится. Ты вот лучше скажи, арабы – они как выглядели? Как думаешь?
– Ну ты даёшь, подруга! Телевизор, что ли, ни разу не смотрела? Худые они, чёрные. В смысле брюнеты, носатые такие. Лица узкие.
– Да нет, – Лиска досадливо тряхнула волосами, – я про тех арабов, древних. Знаю, что брюнеты, а как они одевались?
– Ну… в эти… бурнусы какие–нибудь. Или халаты. Или погоди, что же там ещё было… – Катька напряжённо свела брови. – Ага, вспомнила! Чувяки!
– Чего–чего? Чуваки?
– Чувяки, – повторила Катька менее уверенно. – Зря хихикаешь, ничего смешного. Обувь так называлась.
– А на что эти чувяки похожи? На сапоги?
