скачать книгу бесплатно
– Не совсем. Моя диссертация – по проблемам славянской демонологии, а арабами я просто… интересуюсь. Попутно.
– Исключительно интересная парадигма… – Профессор оглянулся, подвинул себе стул и без приглашения сел к столу.
Встрепенувшаяся Юлечка выхватила из шкафа пыльный стакан и помчалась его ополаскивать. Татьяна, сосредоточенно хмурясь, кромсала на ровные дольки торт.
– Что вам интересно в этой парадигме? – хмуро поинтересовалась Маргарита.
– Дело в том, что я сам арабист и меня исключительно занимают контакты арабов с поволжскими племенами. Особенно с булгарами и славянами. Собственно, ради этого я и перевёлся в ваш университет. Правда, найти какие–либо следы этих контактов на Вежецком городище весьма проблематично, но будем надеяться! Но в данный момент я не о том…
Он заговорщицки наклонился к Маргарите:
– У меня в столе сейчас лежит любопытнейший документ. Копия старой арабской хроники, посвящена путешествию некоего Абд Фараджа в царства тюрок, булгар и славян. Документ, разумеется, имеет традиционный для арабских источников сказочный характер, но отдельные реалии…
– Какие… реалии?
– Я с удовольствием покажу вам. Честно говоря, совершенно не ожидал встретить здесь, в этом скромном университете, единомышленницу!
***
От пергамента исходил отвратительный запах гари и сырости одновременно, как будто кто–то бросил в огонь выдранный с корнем пучок травы. Голова закружилась, выцветшие строчки арабского письма поплыли перед глазами. Маргарита поспешно отодвинулась.
– Да… потрясающе. Он очень древний?
– Приблизительно середина X века, я полагаю.
Тёмные глаза Троепольского прожигали насквозь. Маргарита поёжилась и торопливо сказала:
– Дело в том, что мне раньше не приходилось держать в руках такие… подлинники. Я работала с переводными текстами, видите ли.
От взгляда профессора у неё начали гореть уши, захотелось срочно очутиться подальше от кабинета и мирно попивать чай с тортиком в компании Татьяны и Юлечки. Насколько проще было рядом с профессором Киргизовым, пожилым, рассеянным и до предела тактичным человеком… И зачем только она сунулась, рядовая аспирантка, разве у неё могут быть общие интересы с заведующим кафедрой? Почему Троепольский так на неё смотрит? Что ему не понравилось? Она что–то не так сказала?
– А-а, вот в чем дело! – профессор, как бы поняв все, что хотел, отвёл жгучий взгляд. – Да, действительно, когда впервые касаешься документа такой древности, это потрясает. Потом уже ощущение стирается, привычка, знаете ли. Так что я вам даже завидую.
«Странно, неужели он не чувствует тревожного запаха, от которого перехватывает дыхание и крутит желудок? А может, дело не в манускрипте, может, я просто тортика переела? Говорят, если много сладкого натощак, давление резко падает… Нет, ерунда».
Профессор бережно поднял пергамент и, любуясь, поднёс ближе к глазам.
– Насколько я понял, арабским вы не владеете?
Маргарита молча затрясла головой.
– В таком случае посмотрите перевод… Вот, к примеру, любопытный отрывок…
Троепольский убрал пергамент в папку с замочком, к остальным листам, повернул ключик и раскрыл перед Маргаритой обычную общую тетрадь в линеечку. Она покорно опустила глаза, но, пробежав пару абзацев, вздрогнула и застыла.
– В чем дело? Вас что–то смущает в переводе? Конечно, он сделан на скорую руку, но за точность я отвечаю.
– Нет, – Маргарита облизнула губы, – просто мне показалось… может быть, я ошибаюсь… Этот Абд Фадлан…
– Фарадж.
– Ну да, Абд Фарадж. Он описывает места, похожие… словом, вы считаете, что он побывал на Вежецком городище? Вот почему вы пробили эту дополнительную экспедицию?!
– Ну да, я же вам уже говорил, что меня интересуют контакты с арабами. Вежецкое, судя по всему, типичное славянское городище и годится не хуже любого другого. И расположено практически на берегу, на самом пути из арабов в варяги, – слегка удивился профессор. – Но почему вы решили, на основе каких данных сделали вывод, что здесь описано Вежецкое городище?
Маргарита смутилась.
– У меня там раньше бабушка жила, двоюродная. Хотя, с другой стороны… нет, я глупая, конечно. Мне просто подумалось, а вообще–то на Волге все места похожи, тем более я там и была–то один раз в первом классе. Извините, профессор.
– Что вы, не извиняйтесь. Это даже очень любопытно, знаете ли… – Троепольский быстро сделал несколько шагов по кабинету, наткнулся на стену раз, другой. – Кстати, я пока не определился окончательно с составом экспедиции. Один мэнээс у меня уже есть, отличный юноша, на будущий год в аспирантуру собирается. Копать будут наши лицеисты, так что снимать студентов с археологической практики на дьяковском городище не придётся. Словом, дело только за кандидатурой второго мэнээс. Вы?
Маргарита смотрела на Троепольского во все глаза. Девицы были правы, он и вправду чертовски красив. Как он шагает по кабинету – словно мечется по тесной клетке бенгальский тигр. Такой же сильный, ловкий, уверенный… отыскал бесценнейший манускрипт и даже не думает, какое великое дело совершил! Какие дьявольские перспективы открываются! Настоящий учёный.
– Я бы могла поехать вторым мэнээс, – прошептала Маргарита, не узнавая собственного голоса.
***
Хлопотливый день стремительно катился к финалу. Подняв утомлённые глаза от списка соискателей губернаторской премии «Одарённым студентам», Михаил Троепольский обнаружил, что на часах почти девять, за узким окном кабинета сумерки, а в банке с растворимым кофе ничего не осталось. На всякий случай он потряс банку, но в подставленную кружку упало лишь несколько бурых крупинок. Ничего не поделаешь, придётся тащиться в магазин, выбираться из берлоги, как он в шутку именовал эту забитую историческими артефактами каморку. Положенный ему по статусу кабинет на втором этаже, светлый и почти комфортабельный, Михаил сразу невзлюбил и, если была возможность, старался работать в «берлоге».
– Михаил Вадимыч, ключики сдавать будете? – окликнула его на выходе вахтёрша Ираида Петровна, во весь рот зевавшая над журналом мод.
– Нет, я в магазин на минутку, сегодня ещё поработаю.
На улице пахло молодой листвой, вдоль тротуара зажглись фонари. К остановке только что подкатил автобус, мимо профессора к нему пробежало несколько запоздавших студентов. Михаил быстро купил в ближайшем магазинчике кофе и заторопился обратно, хотелось ещё успеть повозиться с арабским документом. Во дворе корпуса было уже совсем темно, только светились окна библиотеки и одно узкое на первом этаже – в его «берлоге». Уходя, он забыл погасить свет.
Зато в коридоре половина ламп не горела – бдительная Ираида Петровна, как обычно, экономит казённое электричество. В упавшей на корпус тишине слышно было, как где–то в недрах опустевшего здания гремит вёдрами уборщица.
Михаил уже минуту ковырял ключом в скважине, но замок не поддавался. Да что же это такое? С досады поддал дверь плечом и едва не упал внутрь – дверь неожиданно распахнулась. Забыл запереть? Он шагнул в кабинет, нашарил на стене выключатель и замер с поднятой рукой. Пять минут назад свет в кабинете горел, почему же теперь?..
Внутри словно оборвалась и рассыпалась снежная глыба. Он бешено ударил по выключателю и ринулся к столу. Верхний ящик слегка приоткрыт… нет, этого не может быть, просто не может… руки шарили, не находя, и Михаилу казалось, что воздух в берлоге сгустился и не проходит в лёгкие. Сейчас с ним будет удар…
Пальцы ухватили жёсткий кожаный угол, профессор Троепольский, отдуваясь, рухнул на стул. Папка с манускриптом оказалась на месте, вон и ключик торчит в замочке. Он не мог вспомнить, вынимал он этот ключ или нет… внутри папки листы рукописи, один, другой… все на месте.
Михаил выпил подряд три кружки кофе и только тогда смог думать хладнокровно.
Кто–то проник в кабинет и хотел взять – что? Ничего ценного, представляющего не научный, а коммерческий интерес, в коллекциях нет. Верхняя Волга – это не Алтай и не Украина, скифского золота здесь не бывает. Он обвёл взглядом набитые стеллажи. Нет, исключено. Значит, что же – манускрипт?
Но кто и, главное, зачем? Он показывал документ аспирантке Маргарите, но вряд ли девица способна распознать его абсолютную уникальность. Тем более все сотрудницы кафедры разбежались по домам ещё часа полтора назад. Неужели кто–то ещё догадывается…
Михаил одёрнул себя. Глупости. Папка на месте, документ цел.
А что, если в кабинет никто не входил? Дверь он мог действительно просто не запереть, а свет… свет, наверное, выключила уборщица, заглянула и выключила.
Михаил вскочил, не выпуская драгоценную папку, быстро прошагал по коридору к стеклянной будочке вахты.
– Ираида Петровна, вы случайно не обратили внимания, никто из сотрудников сейчас из корпуса не выходил?
– Да все уж дома давно, кому проходить–то? Вы у нас один до полуночи трудитесь.
– Может быть, кто–то с кафедры правоведения?
– Нет, никто не проходил.
– Да как же, Ир, а Татьяна–то Леонтьевна? – подала голос уборщица Зина, протиравшая застеклённый стенд с объявлениями. – Минут десять, как ушла.
– Библиотекарша? Но ведь библиотека у нас до восьми?
– Точно, вот голова моя садовая, а я и забыла, – спохватилась вахтёрша. – Проходила Татьяна, ещё ругалась, мол, студенты в семестре не учатся, а перед сессией откуда чего берётся. Никак, говорит, не могла их из библиотеки вытолкать, все просились ещё позаниматься.
– А что за студенты были?
– Да я?то толком не поглядела, пробежали мимо какие–то ребята, вот после вас сразу, трое или четверо. Да вы завтра у Татьяны спросите, она наверняка их знает. А в чем дело–то?
– Да нет, пустяки. Спасибо, Ираида Петровна.
Он вернулся в кабинет в глубокой задумчивости. Настроение улетучилось, поработать здесь сегодня вряд ли уже получится. Пора собираться домой. Рассеянно выровнял бумаги на столе, и только сейчас заметил, будто что–то внезапно кольнуло: список губернаторских стипендиатов, который должен лежать сверху, оказался в середине пухлой стопки папок с документами. Интуиция не обманула, в бумагах кто–то рылся. Ну что ж…прискорбно, но не смертельно, кто предупреждён, тот защищён. А может, неизвестного визитёра интересовал именно наградной список?
Профессору даже смешно стало от этой мысли. Вон как все, оказывается, просто. И тем не менее…
Повторять ошибки не стоит. Не класть все яйца в одну корзину, запереть документ в домашнем сейфе и брать с собой в университет по частям, по мере надобности. Лучше было бы просто сделать фотокопию, но это невозможно. У фотокопии не будет той ауры подлинной древности, от одного ощущения которой холодеют кончики пальцев и невозможное становится достижимым.
Глава 2. Слушай голос звёзд
Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия?
Из сочинений Козьмы Пруткова
Археологическое время совсем не похоже на наше календарное время. Археология имеет дело с периодами неопределённой длительности…
Л. Коряков. Проблемы хронологии и периодизации
– Господин! Господин!
Абд Фарадж вздрогнул и едва не выронил перо. Занавесь у входа откинулась, на пороге возник Салах.
– Как странно, Салах… Я не узнал твоего голоса. Он звучал так, словно меня зовёт кто–то совсем незнакомый и очень издалека. Зачем ты оторвал меня от благородного упражнения в искусстве письма и выудил из глубины воспоминаний, как рыбак выуживает серебристую рыбку?
– Господин, великий визирь Шамсутдин, да продлит его дни Аллах, да будет благословенно имя Его, завтра, ещё до второго призыва муэдзина, ждёт тебя. Он желает овеять свои уши опахалом внимания, чтобы ум его, да останется он трижды неприкосновенным, вместил всю повесть о твоём большом путешествии на север. Ты сам велел мне, господин, сегодня не позволять тебе ложиться позже полуночи. Полночь, господин. Нехорошо посещать великих визирей, да продлит их дни Аллах, да будет благословенно имя Его, с лицом мятым, как переспелая хурма… Но если я зря тебя потревожил, прикажи меня наказать.
– Да хранит тебя Аллах, да будет благословенно имя Его. Иди, я сейчас лягу.
Абд Фарадж вышел на крышу, чтобы перед сном посмотреть в глаза тысячи созвездий. Ему почудилось, что ночное небо затягивает его в гигантскую, усыпанную звёздами воронку, чтобы нести, нести… через ночь, через смерть, через время, туда, откуда все–таки зовёт чей–то незнакомый голос…
***
– Екатерина! Заканчивай трепаться по телефону! Невозможно же спать, двенадцать ночи, у меня завтра симпозиум. Я что, должна на него идти с мордой, как у хомяка?!
– Тьфу на тебя, мам! Ты меня заикой оставишь! Ладно, Лисюнь, отключаюсь, а то у меня предки возмущаются. Ты поумирай до завтра от любопытства. Состыкуемся, тогда и объясню, что я имела в виду. Чао!
Катя положила трубку и заглянула к маме.
– Какой–то у тебя голос непонятный, мам. Ты не через подушку со мной только что общалась?
– Катька, имей совесть! Не через подушку. Давай целуй меня в нос и марш спать.
Катя почистила зубы и на минутку шмыгнула на балкон. Шорты высохли. Высоко–высоко, сквозь по–майски сквозную крону старого тополя, мерцали звезды. Девочка подмигнула самой яркой и вдруг представила себя воробьём, ночующим на ветке. Интересно, вот люди меняются, а воробьи, поди, и в шестнадцатом веке были такими же, как сегодня. И в пятнадцатом, и в десятом.
***
Лиска положила трубку и фыркнула. Ох уж эта Катька, опять авантюру какую–то изобрела и соратников ищет. Ну уж нет! Никаких новых хобби. К экзаменам надо готовиться.
«Дззззззз!» – завопил телефон.
Лиска схватила трубку, готовая выпалить непутёвой подружке все, что думает о полуночных звонильщиках, но не сказала даже «алло». Сердце почему–то выпрыгивало из груди, и спина сразу стала мокрая. В трубке молчали. Потом тяжко вздохнули и спросили:
– Это ты?
Голос был глубокий, и такой знакомый, что Лиске показалось, будто она разговаривает сама с собой.
– Я.
– А-а, тогда ладно. – И короткие гудки.
Лиска вернулась в комнату и уселась на подоконник. Понятно, что ошиблись номером, но все равно странно как–то. Стараясь успокоиться и захотеть спать, она смотрела в небо. А небо смотрело на неё. Очень внимательно.
***
Лёша полез взглянуть на заваленные книгами часы и, естественно, уронил с верхней полки два тяжеленных тома. При такой неловкости неудивительно, что его прозвали Ботаником. Часы показывали одну минуту первого. Ещё минут сорок пять можно почитать. Что там упало? Может быть, в случайном падении именно этих книг есть скрытый символизм, подобный символизму Нострадамуса? Усмехнувшись таким нетипичным и иррациональным мыслям, Лёша машинально прочёл названия. «Жизнь животных» Брема и «Верования угро–финских племён». Забавное сочетание, хотя символизмом здесь и не пахнет. Племена – ещё куда ни шло, но Брем не имеет и не будет иметь к его жизни никакого отношения. Для историка, не энциклопедиста, а глубокого специалиста, знания о фауне совершенно излишни. Он открыл форточку, по стеклу промелькнул блик. «Или все–таки пахнет?» – отчётливо произнёс в голове чей–то голос. «А вот это уже переутомление, – определил Ботаник. – Как ни жаль, придётся на сегодня пожертвовать ночным чтением. Разумнее будет выспаться».
***
– Во, принесла, – жена со стуком поставила бутылку на стол, скинула чуни и потопала в спальню. Уже оттуда, с безопасного расстояния, пробурчала: – И когда ты уж ей, заразой, захлебнёшься?
Антон остался сидеть, драться сегодня не хотелось. Да и палец болел нещадно. Вчера, как вынимал рыбу из сетей, казавшаяся снулой щука вдруг тяпнула – думал, всё. Дырки оставила, как от гвоздей. Всю пятерню разнесло не хуже подушки. Он пошёл к бабке Офигеновне, а ведьма помочь отказалась. Только и сказала: «Ох, часто ты не туда руки суёшь, Тоха! Смотри, седня руку мало не откусили, а завтра как бы до головы не добрались. Образумился бы ты! Иди отсюда, само заживёт, без меня».
Антон налил полстакана, выпил, закусил картохой. Дурная ночь, жмёт как–то сердце, а отчего – хрен поймёшь. Вышел покурить, затянулся. На воздухе вроде полегчало. Из–за реки донёсся вой. Смертно–тоскливая волчья жалоба плыла под звёздным куполом неба, словно искала кого–то. Когда вой замолк, Антон стряхнул оцепенение и от души выматерился.
– Чо лаешься, Тох? – спросили от соседнего забора. Вглядевшись в темноту, он узнал возвращавшегося с рыбалки Серого.
– Ты слыхал?
– Чо?
– За рекой волчара вроде выл.
– Поспал бы ты, Тох, а то так и «белочку» поймать недолго. Какие те волки в мае?
– Вот и я не пойму какие…
