скачать книгу бесплатно
Все расступились, ибо Иоанн поднялся со своего трона. Рост государя превосходил бояр. Он опёрся рукой о белый камень крепости и глянул вниз. Он смотрел на следы крови и плоти, точно был удивлён, точно мгновение назад снег был чистым и белым.
Отворилась одна-единственная стальная дверь. Оттуда вышли загонщики с орудиями, чтобы изловить собак.
– Ну всё, – усмехнулся Хворостинин, потирая руки, верно, и не только от холода.
Фёдор глубоко вздохнул и пожал плечами.
– Спор есть спор, – произнёс юноша, опуская взгляд.
В его голосе звучало сожаление, однако звучало оно так, что поверить, что Фёдор правда расстроился, было сложно. Стоило ему вытащить нож из-за пояса, как раздался гулкий удар посоха о промёрзший пол крепости. Фёдор взглянул на государя сквозь пряди чёрных волос. Иоанн же смерил взглядом сперва Алексея и лишь после его сына.
– Божием судом всё разрешилось, и нечего тут о заклад биться, – произнёс царь.
Тон его был строгим, едва ли не разгневанным. От одного лишь голоса государя бояр взяла оторопь. Не мог никто решить, в самом деле ли зол царь из-за учинённого спора. Так или иначе, Фёдор убрал нож за пояс, и Пётр Иванович не смел возражать против того. Коротким движением Иоанн оправил ворот своей тяжёлой шубы, обернулся и пошёл обратно в крепость.
* * *
Вечером того же дня простые блюда, но в большом обилии подали ко столу. Бояре и воеводы уже заняли свои места в ожидании государя, чьё место оставалось пустым. Не было сильным удивлением появление холопа, который снял шапку и после неловких поклонов донёс волю царя – чтобы слуги его трапезничали без него. Бояре переглянулись меж собой, подивившись, что государь вновь не сел за стол. Под тихие разговоры начался ужин.
– Неужто государю не любы мы? – спросил Фёдор у отца.
– Да мы-то, быть может, и любы, да терзают государя дела иные, – ответил Алексей, разрубая большой сочный кусок варёного мяса.
– Будто всё отъезд Андрея не даёт покоя? – спросил юноша.
– Да чёрт с ним, с Курбским! – отмахнулся Басманов-отец. – Не болтай о том, но слыхал я, что силы наши день ото дня убывают. На Андрюшку нашего государь возложил надежды, да как же исполнить их? Латины всё наступают да наступают. Курбский велик по доблести своей, да не управится он, ей-богу, не управится. Не друзья мы, конечно, с Андрюшкой были, да всё равно не завидую ему. Слава Господу нашему, что не нас послали в ту геенну огненную, из коей Курбский должен победоносцем выйти.
Фёдор перевёл взгляд на пустующий трон государева.
– То бишь войска наши поражения терпят? – спросил юноша.
Алексей поджал губы и кивнул.
– Как бы в том измены не углядел государь наш светлый, – хмуро произнёс воевода.
– И долго царь в состоянии таком пребывать будет? – спросил Фёдор, вызывав лишь улыбку у своего отца.
Алексей помотал головой и пожал плечами, усмехнувшись в свою густую бороду.
– Ты, Федя, зоркий, – довольно произнёс Басман-отец. – Главное, смотри – ежели видишь государя в скверном духе, так будь тише воды, ниже травы, да ещё лучше – заслугу перед царём имей за собой. Того держаться будешь – сбережёшься. На батьку своего посмотри – на службу пришёл, безродный проходимец. А теперь? Думный боярин, да в свойстве с самим государем!
Алексей будто бы от преизбытка гордости ударил себя в грудь.
– И то верно, – кивнул Фёдор. – Не пора ли нам матушке весточку послать?
Басман-отец вытер рот тыльной стороной ладони, закивал:
– Точно, Федька! Всё хотел собраться, да дел невпроворот, и всё никак. Небось места не находит себе голубка наша.
Фёдор откинулся назад, выглядывая из-за стола. У выхода стоял парнишка в шапке набекрень. Заметив, что глядят на него, он тотчас же подбежал к Басмановым, снимая шапку и кланяясь.
– Писать обучен? – спросил Фёдор.
Парень свёл брови и замотал головой.
– Я в минуту сыщу, кто обучен, – пробормотал холоп.
– Сыщи же и пошли его к отцу моему в покои. Да гонца сыщи, пусть тоже явится, – приказал Фёдор и отмахнулся.
Басмановы же продолжили трапезу. Бояре уже зашумели – то были споры, разговоры, раскатистый басистый смех. Не раз поднимались серебряные чаши. Мужчины бились ими, выкрикивая тосты. Серебряные блюда да глиняные кувшины уже опустели, и слуги государевы, пресытившиеся и увеселённые застольной беседой, расходились восвояси. Так и Басмановы отправились в покои Алексея. У входа уже стоял писец. Через узкое плечо его была перекинута сумка из дублёной кожи. Из приоткрытого края виднелись жёлтые бумаги. Он поклонился, придерживая свою ношу. Алексей зашёл первым, едва лишь взглянув на холопа. Молча все втроём зашли в покои. Фёдор расположился на одном из резных стульев, закинув ноги на сундук.
Алексей указал писцу на место за столом, и слуга принялся раскладывать бумагу и небольшую чернильницу. Старший Басманов опустился в широкое кресло ближе к окну, от коего веяло прохладой с улицы. Алексей обернул своё раскрасневшееся от жара и выпитого во время трапезы лицо к свежему воздуху. Фёдор начал диктовать письмо матушке, которая проживала в поместье. Он описывал, как пришёл на службу, как приняли его бояре, как рад он был видеть воевод, с коими имел честь биться бок о бок под Рязанью и в иных битвах. Когда Фёдор стал описывать царя, то делал он это, точно знал, что письмо его вскроют, прочтут и слово в слово зачитают перед государем.
– Да полно тебе! – усмехнулся Алексей. – Не будет писем твоих никто читать. Умерь восторг свой.
– Но ежели в самом деле государь наш ростом своим возвышается надо всякой воеводой? Ежели в самом деле он добр к нам, точно родной отец, мудр как змий на суде своём?
– Не пиши ничего! – прикрикнул Алексей писцу.
– Пиши, пиши, – возразил Фёдор.
Холоп поднял глаза на Басманова-отца, затем на сына, не ведая, как ему поступить.
– Пущай, пущай, – вздохнул Алексей, улыбнувшись нелепому замешательству.
Едва Басманов отдал тот приказ, как в покои явился гонец. Одет он был уже для дальней дороги – поверх кафтана шея была укутана широким шерстяным шарфом. Шапку, подбитую соболиным мехом, слуга держал в руке. Несмотря на общий вид гонца, по коему судить можно было, будто готов он тотчас же отправиться в путь, глаза его были точно припухшие ото сна. Завидев пришедшего, Фёдор радостно улыбнулся, всплеснул руками и даже поднялся со своего места.
– Присаживайся, а то долгий путь держать ещё, – произнёс Фёдор и начал плавно и бесшумно ходить по комнате.
– Благодарю за доброту вашу, Фёдор Алексеич, – ответил гонец, прижимая шапку к сердцу, и занял место Фёдора.
– Неужто почивать уже прилёг? Солнце едва скрылось за горизонтом, – спросил младший Басманов, вскинув бровь.
– По правде сказать, разбужен был по воле вашей, – ответил тот.
– Эвон как? – удивлённо спросил Фёдор, вскинув бровь.
– Несколько дней и ночей не смыкал глаз, мчался с самого Полоцка. Как доставил послание от князя, так и рухнул без сил. Проспал сутки, точно мёртвый.
– От которого князя, говоришь, мчался? – спросил Фёдор, зевая, точно и не слушает гонца.
– Так от Андрея Михалыча из Курбских.
– Ну, нынче путь держать, гляди, не в Полоцк! – сказал Фёдор и дал знак писцу посыпать чернила песком, чтобы схватились.
Холоп достал небольшой холщовый мешочек с сургучом. Пока написанное подсыхало, писец готовил всё к запечатыванию. Фёдор снял перстень и положил его на стол, чтобы было приложено к печати. За несколько минут с тем делом было покончено. Слуги были отпущены, и отец с сыном остались наедине.
– Каковы тебе забавы царские? – спросил Алексей, глядя в окно.
Во дворе всё чернели бесформенные пятна крови, которые смешались со снегом. В ночном мраке, который изредка разбивал огонь факелов, можно было угадать тут и там лохмотья холопов, которые сегодня днём отошли к Господу.
– Каковы? – переспросил Фёдор, подходя к столу. Он взял свой крупный перстень и надел обратно на большой палец, затем прошёлся до кресла и вновь опустился в него.
– Будь я летами моложе, – произнёс он, слабо улыбаясь, опустив взгляд в пол, – быть может, то будоражило бы кровь мою. Сгрызли холопов – пущай, что мне-то с того?
Он пожал плечами и поднял взгляд на отца. Алексей усмехнулся и взглянул на своего сына, подмечая привычку Фёдора плавно водить руками, время от времени поглядывая на перстни на своих руках.
– Ладно, Феденька. Оставь старика своего, устал я совсем, – произнёс Алексей, тяжело вздыхая.
Фёдор молча кивнул, поднявшись со своего места. Басмановы разошлись, но юноша не направился в свои покои, а ступал далее по коридору. И только он преодолел лестницу, как внизу заслышал частые шаги. Обернувшись, меж пролётов каменной лестницы Фёдор увидел мимолётный образ. Мимо скользнули светлые волосы, притом распущенные. Мелькнувшая в проходе фигура, что уже скрылась, точно была женской.
Несмотря на любопытство, он не сменил своего пути. Проходя по коридору, Фёдор предстал перед рындами, что сторожили покой государя. Стража преградила путь, чем вызвала лишь ухмылку Басманова.
– Не велено никого пускать, – хмуро бросил один из стражников.
– Доложите, что боярин Басманов челом бьёт, – произнёс Фёдор, скрестив руки на груди.
– Не примет царь никого, – мужик помотал головой.
– Ты доложи, а там будет воля государя, – спокойно произнёс Фёдор, пожав плечами.
Рынды переглянулись меж собой. Тот, что говорил с Фёдором, постучал в дверь. Из покоев послышался короткий ответ. Басманов едва улавливал голос, но не слова. Стражник приотворил дверь в государевы покои.
– Боярин Басманов бьёт челом, – доложил стражник и мгновение спустя обернулся к Фёдору.
Рынды безмолвно расступились, и юноша вошёл в комнату.
– Чего ж ты, Алёшка… – произнёс Иоанн, поднимая взгляд на вошедшего, и тотчас умолк.
На губах Фёдора сохранялась мягкая улыбка. Он медленно коснулся своего плеча и отдал земной поклон. Когда он поднял взгляд, то заправил пряди свои от лица.
– Вы, государь мой, ожидали отца моего? – спросил Фёдор.
Иоанн глубоко вздохнул, откидывая перо. Перед ним на столе расстилались исписанные листы.
– С чем пожаловал, Федя? – спросил царь.
В тоне его не было резкости и того звучания, которое заставляло стынуть кровь в жилах, разносясь звучным эхом под сводами расписных палат. Голос его был тихим, и в нём звучала усталая хрипотца. Свою голову, точно великую тяжесть, подпирал он рукой. Час уже был поздний, и перстни государевы покоились на шкатулке.
– Пожаловал я, государь великий, с тем, что принадлежит вам, – произнёс Фёдор, приблизившись к Иоанну. – Хотел было за трапезою обратиться к вам, право…
Царь свёл брови, глядя на то, как младший Басманов опускается на одно колено. Иоанн с вниманием следил за тем, как Фёдор, склонив голову, извлекал из-за широкого пояса своего тот самый нож, изукрашенный серебром. Когда юноша поднял взгляд, изогнув слегка свои соболиные брови, он встретился с холодным взглядом Иоанна. Фёдор протянул нож государю, склонив голову.
– Примите его, светлый государь мой, – тихо, но твёрдо произнёс Басманов.
По ветвям и лепестками из серебра скользили огни, отброшенные свечами, горевшими на столе. Царь помотал головой, разглядывая искусные сплетения узоров. Иоанн коснулся плеча Фёдора, точно не было меж ними различий, как меж государем и слугою, но точно были они одного духа.
– На что он мне? – спросил Иоанн, положив руку на нож, и слегка отодвинув принесённое в дар оружие. – На что он мне, старому, немощному? Слабы мои тело и разум. То ли твои лета – лета бравой юности, лета силы! Служи мне, Фёдор. И на службе своей пригодится тебе оружие твоё.
– Клянусь вам, государь великий, напоить ту сталь кровью врагов ваших, – произнёс Фёдор, взяв руку государеву, целуя тыльную сторону ладони.
Иоанн замер, глядя на юношу, чуть наклонив голову свою, преисполненную тяжкими думами.
– Полно тебе, Федя, – ответил царь, отводя руку свою и взгляд.
Сперва Басманов поднял глаза, всматриваясь в уставшее лицо государя. Сейчас, в вечернем полумраке, юноша читал в нём великую печать скорби и ноющей тревоги, которая навеки воцарилась в глубоких карих очах государя.
– Полно, – повторил Иоанн, глядя на Фёдора. – Ступай к себе.
– Не смею перечить, – произнёс юноша, понизив голос. – Но ежели в силах моих служить вам, всё тело моё, душа и разум, всё вам принадлежит, великий государь.
С этими словами, что были произнесены с пылкостью, но вместе с тем и уверенной твёрдостью намерений своих, Фёдор отдал земной поклон, прежде чем окончательно проститься с государем.
Глава 6
«Господи, защити раба Твоего Андрея…»
Фигура склонилась перед алтарём, стоя коленями на холодном каменном полу церкви.
«Защити его, обереги тело его от меча, стрелы, яда, от греха, охрани душу его от огня греховного, от яда дьявольского, от погибели…»
Запёкшиеся губы твердили эти молитвы едва слышно, ибо голоса не было. Точно стальная рука сжимала горло Иоанна. Не первый час стоял государь, склонившись в мольбе к Господу. В глазах его застыли горячие слёзы, которые всё никак не могли просохнуть. Увиденное во сне лишило спокойствия сердце и разум Иоанна.
Видение гласило, будто бы стоит он на берегу буйного потока. Бьётся чёрная вода о камни, и шуму столько, что не слышит Иоанн ничего, кроме плеска. Через берег видит человека, фигуру всю, но не лицо. Кричит Иоанн, и машет ему, и хоть лица разглядеть не может, а всё одно – недвижен тот, что на противоположной стороне. Горло уже болью охвачено, да нет будто бы голоса. И видным становится лицо того, иного.
Едва ли лицо то вовсе рода человеческого – и вроде черты его все на месте, и расположены в должном порядке, а всё пустое оно, лишённое. Отшатнулся Иоанн в ужасе, подкосились ноги государя, да отвести взгляда не может.
– Гляди, Ваня, не оступись, – произнёс тот человек.
Дар речи покинул государя, не в силах пошевелиться.
–?Оступишься – утонешь, – продолжал нечеловеческий голос, поднимая руки свои.
И увидел Иоанн, что пальцы отрублены на руках и кровь каплет с них на берег. И глядит государь на человека и видит, что устами шевелит тот, но поток точно прибавил в силе своей, озверел – не слышно голоса.
В холодном поту пробудился государь ото сна, и лик тот, пустой и бездушный, точно стоял перед ним.
– Кто ты? За что ты мучаешь меня? – вопрошал Иоанн, будучи один в покоях своих.
Сон развеивался в разуме государя, но никак кошмар не покидал его сердца. Слова и образы забывались с каждым мгновением, но не утихал лютый ужас, точно что-то чудовищное и необратимое уже вонзило свои когти в душу Иоанна. Холодный пот продолжал выступать крупными каплями на худом лице. Тяжёлое дыхание заставляло вздыматься грудь и плечи, едва ли не с болью отдавало в сердце. В голове стояли страшные образы, но точно виделись они сквозь туман или мутное стекло – лишь размытыми пятнами. Весь слух заняло лишь отчаянное биение беспокойного сердца. Дикий ритм заполнял всё вокруг, и тяжёлое дыхание вторило ему, усиливая тот жуткий шум.
–?За какие грехи? – точно задыхаясь от нехватки воздуха, шептал государь, глядя на белокаменные своды.
Взгляд медленно опустился в дальний угол покоев, и сердце вновь сжалось от боли. Слабые глаза, пленённые полумраком, улавливали очертание стола и шахматную доску на нём.
– Андрей… Андрей!.. – вскрикнул Иоанн, ринувшись с ложа своего.
Облачившись в чёрное одеяние, точно был он не царём, но монахом, всю ночь вымаливал Иоанн защиты для друга своего, что на чужбине службу нёс.
