Наука логики

2. Различие в себе есть соотносящееся с собою различие; таким образом, оно есть отрицательность самого себя, различие не от некоторого другого, а себя от самого себя; оно есть не оно само, а свое другое. Различное же от различия есть тождество. Различие, следовательно, есть само же оно и тождество. Оба вместе составляют различие; оно есть целое и его момент. – Можно также сказать, что различие как простое не есть различие; оно впервые таково лишь в соотношении с тождеством; но вернее будет сказать, что оно как различие содержит в себе и тождество и само это соотношение. – Различие есть целое и свой собственный момент; и тождество точно так же есть свое целое и свой момент. – Это должно быть рассматриваемо, как существенная природа рефлексии и как определенная первооснова всякой деятельности и самодвижения. – Различие, равно как и тождество, делают себя моментами или положенностью, потому что они как рефлексия суть отрицательное соотношение с самим собою.

Различие, взятое, таким образом, как единство себя и тождества, есть в самом себе определенное различие. Оно не есть переход в некоторое другое, не есть соотношение с другим, находящимся вне его; оно имеет свое другое, тождество, в себе самом, точно так же как и тождество, вступив в определение различия, не потеряло себя в нем как в своем другом, а сохраняется в нем, есть его рефлексия в себя и его момент.

3. Различие имеет оба момента, тождество и различие; оба суть, таким образом, некоторая положенность, определенность. Но в этой положенности каждый момент есть соотношение с самим собою. Один момент, тождество, сам, есть непосредственно момент рефлексии в себя; но точно так же и другой момент, различие, есть различие в себе, рефлектированное различие. Различие, поскольку оно имеет два таких момента, которые сами суть рефлексии в себя, есть разность.

2. Разность 1. Тождество распадается в самом себе на разность, так как оно, как абсолютное различие в самом себе, полагает себя как отрицательное себя, и эти его моменты, само оно и отрицательное его, суть рефлексии в себя, тождественны с собой; или, иначе говоря, именно потому, что оно непосредственно само снимает свой процесс отрицания и в своем определении рефлектировано в себя. Различное пребывает (besteht) как безразличное друг к другу разное, так как оно тождественно с собою, так как тождество составляет его почву и стихию; или, иначе говоря, разное есть то, что оно есть, именно лишь в своей противоположности, в тождестве.

Разность составляет инобытие как инобытие рефлексии.

Другое наличного бытия имеет непосредственное бытие своим основанием, в котором пребывает отрицательное. В рефлексии же тождество с собою, рефлектированная непосредственность, составляет пребывание отрицательного и его безразличие.

Моментами различия служат тождество и само различие.

Они разные, как рефлектированные в самих себя, соотносящиеся с собою; таким образом, в определении тождества они суть соотношения лишь с собой; тождество не соотнесено с различием и различие не соотнесено с тождеством; поскольку, таким образом, каждый из этих моментов соотнесен лишь с собой, они не определены по отношению друг к другу. – Так как они, таким образом, не суть различные в себе же самих, то различие им внешне. Разные, следовательно, относятся друг к другу, не как тождество и различие, а лишь как разные вообще, которые безразличны по отношению друг к другу и к своей определенности.

2. В разности как безразличии различия рефлексия стала вообще внешней себе; различие есть лишь некоторая положенность или снятое различие, но оно само есть вся рефлексия. – При ближайшем рассмотрении оказывается, что оба, тождество и различие, как только что определилось, суть рефлексии; каждое из них есть единство самого себя и своего другого; каждое из них есть целое. Но тем самым определенность, заключающаяся в том, что каждое из них есть только тождество или только различие, снята. Они не суть качества, потому что их определенность через рефлексию в себя дана (ist) вместе с тем только как отрицание.

Имеется, следовательно, такое двоякое: рефлексия в себя, как таковая, и определенность как отрицание ил» положенность. Положенность есть внешняя себе рефлексия; она есть отрицание как отрицание; следовательно, в себе она, правда, есть соотносящееся с собой отрицание и рефлексия в себя, но лишь в себе; она есть соотношение с собой как с некиим внешним.

Рефлексия в себе и внешняя рефлексия суть тем самым те два определения, в виде которых положили себя моменты различия, тождество и различие. Они суть самые эти моменты, поскольку они теперь определились. – Рефлексия в себе есть тождество, но определенное так, что оно безразлично к различию, т. е. не совершенно лишено различия, а относится к нему, как тождественное с собою; она есть разность. Тождество так рефлектировалось в себя, что оно, собственно говоря, есть единая рефлексия в себя обоих моментов; оба суть рефлексии в себя. Тождество есть эта единая рефлексия обоих, которая содержит в себе различие, лишь как безразличное различие, и которая есть разность вообще. – Напротив, внешняя рефлексия есть их определенное различие, не как абсолютная рефлексия в себя, а как такое определение, к которому сущая в себе рефлексия безразлична; оба его момента, тождество и само различие, суть, таким образом, внешне положенные, а но в себе и для себя сущие определения.

Это-то внешнее тождество есть одинаковость, а внешнее различие – неодинаковость. – Одинаковость есть, правда, тождество, но лишь как некоторая положенность, тождество, которое не есть в себе и для себя. – Точно так же неодинаковость есть, правда, различие, но как некоторое внешнее различие, которое не есть в себе и для себя различие самого неодинакового. Одинаково ли какое-нибудь нечто с другим нечто или нет, – это не касается ни того, ни другого нечто; каждое из них соотнесено лишь с собою, есть само по себе то, что оно есть. Тождество или нетождество, как одинаковость и неодинаковость, есть соображение некоторого третьего, имеющее место вне их.

3. Внешняя рефлексия соотносит разное с одинаковостью и неодинаковостью. Это соотнесение, сравнения, переходит туда и обратно от одинаковости к неодинаковости и от последней к первой. Но это перемежающееся соотнесение одинаковости и неодинаковости внешне самим этим определениям; да их и соотносят не друг с другом, а каждое самое по себе лишь с некоторым третьим. В этом чередовании каждая выступает непосредственно сама по себе. – Внешняя рефлексия как таковая внешня самой себе; определенное различие есть подвергшееся отрицанию абсолютное различие; оно, стало быть, не просто, не есть рефлексия в себя, а имеет последнюю вне себя; его моменты поэтому распадаются и соотносятся с противостоящей им рефлексией в себя тоже как внешние друг другу.

В отчужденной от себя рефлексии одинаковость и неодинаковость появляются, стало быть, как такие определения, которые сами не соотнесены друг с другом, и она разлучает их, соотнося их с одним и тем же посредством выражений «постольку», «с этой стороны» и «в таком-то отношении». Следовательно, разные, представляющие собой то одно и то же, с чем соотносят оба определения – одинаковость и неодинаковость, – с одной стороны одинаковы между собой, а с другой стороны неодинаковы и, поскольку они одинаковы, постольку они не неодинаковы.

Одинаковость соотносится лишь с собою, и неодинаковость есть также лишь неодинаковость.

Но этим своим отделением друг от друга они только упраздняются. Как раз то, что должно было не подпускать к ним противоречие и разложение, а именно то обстоятельство, что нечто в одном отношении одинаково с каким-либо другим нечто, в другом же отношении неодинаково с ним, – как раз это недопускапие соединения одинаковости и неодинаковости есть их разрушение. Ибо оба они суть определения различия; они суть соотношения друг с другом, соотношения, состоящие в том, что одно есть то, что другое не есть; одинаковое не есть неодинаковое, и неодинаковое не есть одинаковое; обоим им существенно это соотношение, и вне его они не имеют никакого значения; как определения различия каждое из них есть то, что оно есть, как различенное от своего другого. Но в силу их безразличия друг к другу одинаковость соотнесена лишь с собою и неодинаковость равным образом есть сама по себе свое собственное «в таком-то отношении» (eigene Rucksicht) и самостоятельная рефлексия; каждая, стало быть, одинакова с самой собою; различие исчезло, так как они не имеют никакой определенности по отношению друг к другу; или, иначе говоря, каждая есть тем самым только одинаковость.

Это безразличное «в таком-то отношении» (Rucksicht) или внешнее различие упраздняет, стало быть, само себя и есть своя отрицательность в самом себе. Внешнее различие есть та отрицательность, которая в процессе сравнения принадлежит сравнивающему. Сравнивающее переходит от одинаковости к неодинаковости и от этой последней обратно к первой, заставляет, следовательно, одну исчезать в другой и есть на деле отрицательное единство обоих. Это единство находится ближайшим образом по ту сторону сравниваемого, равно как и по ту сторону моментов сравнения, как некоторое субъективное, совершающееся вне их действие. Но это отрицательное единство, как оказалось, есть на самом деле природа самих одинаковости и неодинаковости. Как раз то самостоятельное «в таком-то отношении» (Rucksicht), каким оказывается каждая из них, и есть, наоборот, их сотношение с собою, упраздняющее их различность и, стало быть, их самих.

С этой стороны одинаковость и неодинаковость, как (моменты внешней рефлексии и как внешние самим себе, исчезают вместе в свою одинаковость. Но это их отрицательное единство, далее, также и положено в них; а именно, они имеют сущую в себе рефлексию вне их, или, иначе говоря, суть одинаковость и неодинаковость некоторого третьего, некоторого другого, чем они сами. Таким образом, одинаковое не есть одинаковое с самим собой; и неодинаковое, как неодинаковое не с самим собой, а с некоторым неодинаковым с ним, само есть одинаковое.

Одинаковое и неодинаковое есть, следовательно, неодинаковое с самим собой. Каждое из них есть, стало быть, рефлексия, заключающаяся в том, что одинаковость есть и она сама, и неодинаковость, а неодинаковость есть и она сама, и одинаковость.

Одинаковость и неодинаковость составляли сторону положенности по отношению к сравниваемому или разному, которое определилось по отношение к ним, как в-себе-сущая рефлексия. Но это разное тем самым также потеряло свою определенность по отношению к ним. Как раз одинаковость и неодинаковость, определения внешней рефлексии, суть та лишь в-себе-сущая рефлексия, которой должно было быть разное как таковое, его (разного) лишь неопределенное различие. В-себе-сущая рефлексия есть соотношение с собой без отрицания, абстрактное тождество с собой и стало быть как раз сама положенность. – То, что только разно, переходит, следовательно, в силу положенности в отрицательную рефлексию. Разное есть такое различие, которое только положено, следовательно, различие, которое не есть различие, следовательно, отрицание себя в самом себе.

Таким образом, сами одинаковость и неодинаковость, положенность, возвращаются через безразличие или в-себе-сущую рефлексию обратно в отрицательное единство с собой, в такую рефлексию, которая в самой себе есть различие одинаковости и неодинаковости. Разность, безразличные стороны которой вместе с тем суть безоговорочно лишь моменты, как моменты одного отрицательного единства, есть противоположность.

Примечание [Начало разности] Разность, как и тождество, выражается в особом предложении. Впрочем, эти два предложения удерживаются в безразличной разности по отношению друг к другу, так что каждое предложение признается верным само по себе безотносительно к другому.

Все вещи разны или: нет двух вещей, которые были бы одинаковы. – Это предложение на самом деле противоположно предложению о тождестве, ибо оно высказывает: А есть некоторое разное, следовательно, А также и не есть А; или выражая это иначе: А неодинаково с некоторым другим; таким образом, оно есть не А вообще, а, наоборот, некоторое определенное А. В тождественном предложении вместо А можно поставить всякий другой субстрат, но А, как неодинаковое, уже больше не может быть заменено всяким другим. Оно, правда, есть по смыслу предложения некоторое отличное не от себя, а лишь от другого; но эта от личность, эта разность есть его собственное определение.

Как тождественное с собой А, оно есть неопределенное; но как определенное, оно есть противоположность этого; оно уже содержит в себе не исключительно только тождество с собою, а также и некоторое отрицание, тем самым некоторую отличность (разность) самого себя от себя.

Что все вещи разнятся друг от друга, есть совершенно излишнее предложение; ибо во «множественном числе слова «вещи» уже непосредственно подразумевается множественность и совершенно неопределенная разность. – Но предложение: нет двух вещей, которые были бы вполне одинаковы, выражает больше, а именно определенную разность. Две вещи суть не только две (нумерическая множественность есть только однородность), а они разны через некоторое определение. Предложение, гласящее, что нет двух вещей одинаковых «между собой, поражает представление и, согласно известному анекдоту, поразила его также при одном дворе, где Лейбниц его изложил и тем побудил дам искать среди листьев дерева, не найдут ли они два одинаковых. – Блаженные времена для метафизики, когда ею занимались при дворе и когда не требовалось никаких других усилий для исследования ее положений, кроме сравнивания листьев на дереве! – Причина, почему это положение представляется удивительным, лежит в сказанном выше, а именно в том обстоятельстве, что два или нумерическая множественность еще не заключает в себе определенной разности, и что разность, как таковая, в ее абстрактности ближайшим образом безразлична к одинаковости и неодинаковости. Представление, переходя также и к процессу определения, берет самые эти моменты, как безразличные друг к другу, полагая, что для определения достаточно одного из них без другого, достаточно голой одинаковости вещей без неодинаковости или что вещи разны, хотя бы они были только нумерически множественными, разными вообще, а не неодинаковыми. Напротив, предложение о разности гласит, что вещи разнятся между собою через неодинаковость, что им настолько же присуще определение неодинаковости, насколько и определение одинаковости, ибо лишь оба эти определения вместе впервые составляют определенное различие.

Это предложение, провозглашающее, что всем вещам присуще определение неодинаковости, нуждалось бы в доказательстве; оно не может быть выставлено, как непосредственное положение, ибо даже обычный способ познания для связывания разных определений в одном синтетическом предложении требует, чтобы привели доказательство или показали некоторое третье, в котором они опосредствованы.

Это доказательство должно было бы показать переход тождества в разность, а затем переход последней в определенную разность, в неодинаковость. Но этого доказательства обычно не дают; оно получилось у нас тем, что мы показали, что разность или внешнее различие есть на самом деле рефлектированное в себя различие, различие в нем же самом, что безразличное пребывание разного есть голая положенность и тем самым не внешнее, безразличное различие, а единое соотношение обоих «моментов.

В этом заключается также разложение и ничтожность предложения о разности. Две вещи не» могут быть вполне одинаковы; таким образом, они одновременно и одинаковы и неодинаковы; одинаковы уже тем, что они суть вещи или вообще две, ибо каждая есть, как и другая, некоторая вещь и некоторое одно, каждая, следовательно, есть то же самое, что другая; неодинаковы же они по предположению.

Тем самым имеется определение, что оба момента, одинаковость и неодинаковость, разны в одном и том же, или, иначе говоря, что распадающееся различие есть вместе с тем одно и то же соотношение. Тем самым это определение перешло в противоположение.

Правда, «вместе», утверждаемое относительно этих двух предикатов, не сливает их в одно благодаря прибавлению слова «поскольку», – благодаря утверждению, что две вещи, поскольку они одинаковы, постольку не неодинаковы, или с одной стороны и в одном отношении одинаковы, а с другой стороны и в другом отношении неодинаковы.

Этим из вещи удаляют единство одинаковости и неодинаковости, и то, что было бы ее собственной рефлексией и рефлексией одинаковости и неодинаковости в себе, фиксируется, как некоторая внешняя самой вещи рефлексия. Но ведь это означает, что последняя-то именно и различает в одной и той же деятельности эти две стороны, одинаковость и неодинаковость, и стало быть, содержит их обе в одной деятельности, заставляет светиться и рефлектирует одну в другую. – Обычное же нежничание с вещами, заботящееся лишь о том, чтобы они не противоречили себе, забывает здесь, как и в других случаях, что этим противоречие не разрешается, а лишь отодвигается куда-то в другое место, в субъективную или вообще внешнюю рефлексию, и что последняя на самом деле заключает в себе в одном единстве, как снятые и соотнесенные друг с другом, оба момента, которые этим удалением и перемещением провозглашаются как исключительно только положенность.

3. Противоположность В противоположности определенная рефлексия (различие) завершена. Противоположность есть единство тождества и разности; его – моменты суть в едином тождестве разные; таким образом, они суть противоположные.

Тождество и различие суть» моменты различия, заключенные внутри него самого; они суть рефлектированные моменты его единства. Одинаковость же и неодинаковость суть ставшая внешней рефлексия; тождество этих «моментов с собой есть безразличие каждого из них не только к различающемуся от него, но и к в-себе-и-для-себя-бытию как таковому – есть тождество с собой, противостоящее рефлектированному в себя тождеству; оно есть, следовательно, не рефлектированная в себя непосредственность. Положенность сторон внешней рефлексии есть поэтому некоторое бытие, равно как и их неположенность есть некоторое небытие.

При более близком рассмотрении моментов противоположности оказывается, что они представляют собою рефлек- тированную в себя положенность или определение вообще.

Положенность есть одинаковость и неодинаковость; обе они, рефлектированные в себя, составляют определения противоположности. Их рефлексия в себя состоит в том, что каждый из них есть в себе же самом единство одинаковости и неодинаковости. Одинаковость имеет бытие лишь в рефлексии, сравнивающей со стороны неодинаковости, и тем самым одинаковость опосредствована ее другим безразличным моментом; и точно так же неодинаковость имеет бытие лишь в том же рефлектирующем соотнесении, в котором имеет бытие одинаковость. – Каждый из этих моментов есть, следовательно, в своей определенности целое. Он есть целое, поскольку он содержит также и свой другой момент; но это его другое есть некоторое безразлично сущее; таким образом, каждый момент содержит в себе соотношение со своим небытием и есть лишь рефлексия в себя или целое, как существенна соотносящееся со своим небытием.

Эта рефлектированная в себя одинаковость с собою, содержащая в самой себе соотношение с неодинаковостью, есть положительное; равным образом неодинаковость, содержащая в себе самой соотношение со своим небытием, с одинаковостью, есть отрицательное. – Или, скажем иначе, оба эти определения суть положенность; и поскольку различенная определенность берется, как различенное определенное соотношение положенности с собой, противоположность есть, с одной стороны, положенность, рефлектированная в свою одинаковость с собой, а, с другой стороны, положенность, рефлектированная в свою неодинаковость с собой, – положительное и отрицательное. – Положительное есть положенность, как рефлектированная в одинаковость с собой; но рефлектированное есть положенность, т. е. отрицание, как отрицание; таким образом, эта рефлексия в себя имеет своим определением соотношение с другим.

Отрицательное есть положенность, как рефлектированная в неодинаковость. Но положенность есть сама же неодинаковость. Эта рефлексия есть, стало быть, тождество неодинаковости с собой самой и абсолютное соотношение с собой. – Обоим, следовательно, присущи: положенности рефлектированной в одинаковость с собой – неодинаковость, а положенности рефлектированной в неодинаковость с собой – одинаковость.

Положительное и отрицательное суть, таким образом, ставшие самостоятельными стороны противоположности. Они самостоятельны, так как они суть рефлексия целого в себя, и они принадлежат к противоположности, поскольку именно определенность-то и рефлектирована, как целое, в себя.

В силу своей самостоятельности они составляют определенную в себе противоположность. Каждое из них есть оно же само и свое другое; и потому каждое имеет свою определенность не в чем-либо другом, а в себе самом. – Каждое соотносится с самим собою, лишь соотносясь со своим другим. Это имеет двоякий аспект; каждое есть соотношение со своим небытием, как снятие внутри «себя этого инобытия; таким образом, его небытие есть лишь момент внутри его. Но, с другой стороны, положенность стала здесь бытием, безразличным пребыванием; содержащееся в каждом из них его другое есть поэтому также и небытие того, в чем оно, как сказано, содержится лишь как момент. Каждое имеется поэтому лишь постольку, поскольку имеется его небытие, и притом в тождественном соотношении.

Определения, образующие положительное и отрицательное, состоят, следовательно, в том, что положительное и отрицательное суть, во-первых, абсолютные моменты противоположности; их пребывание есть нераздельно единая рефлексия; в едином опосредствовании каждое есть через небытие своего другого, следовательно, через свое другое или через свое собственное небытие. – Таким образом, они суть противоположные вообще; или, иначе сказать, каждое есть лишь противоположное другого; первое еще не есть положительное, а второе еще не есть отрицательное, но оба они суть отрицательные друг относительно друга.

Каждое, таким образом, есть вообще, во-первых, постольку, поскольку есть другое; оно есть то, что оно есть, через другое, через свое собственное небытие; оно есть лишь положенность; во-вторых, оно есть постольку, поскольку другого нет; оно есть то, что оно есть, через небытие другого; оно есть рефлексия в себя. – Но и та и другая обусловленность суть единое опосредствование противоположности вообще, в котором они суть вообще лишь положенные.

Но, далее, эта голая положенность рефлектирована вообще в себя; положительное и отрицательное по этому моменту внешней рефлексии безразличны к тому первому тождеству, в котором они суть лишь моменты; или, иначе говоря, поскольку эта первая рефлексия есть собственная рефлексия положительного и отрицательного в самое себя, и каждое есть своя положенность в нем же самом, то каждое из них безразлично к этой своей рефлексии в свое небытие, к своей собственной положенности. Обе стороны суть, таким образом, только разные, и поскольку их определенность, заключающаяся в том, что они положительны и отрицательны, образует их положенность друг относительно друга, то каждая из этих сторон определена так не в ней самой, а есть лишь определенность вообще; поэтому, хотя каждой стороне присуща одна из определенностей – положительного или отрицательного, но они «могут быть переставляемы, и каждая сторона носит такой характер, что ее можно одинаково принимать как за положительную, так и за отрицательную.

Но положительное и отрицательное не есть, в-третьих, ни только некоторое положенное, ни просто безразличное, а дело обстоит так, что их положенность или соотношение с другим в некотором единстве, которым не являются они сами, вобрана обратно в каждое из них. Каждое из них в нем самом положительно и отрицательно; положительное и отрицательное есть рефлективное определение в себе и для себя; лишь в этой рефлексии противоположного внутрь себя оно положительно и отрицательно.

Положительное содержит в себе самом то соотношение с другим, которое составляет определенность положительного; равным образом и отрицательное не есть отрицательное по отношению к некоторому другому, а тоже имеет в себе самом ту определенность, в силу которой оно отрицательно.

Таким образом, каждое из них есть самостоятельное, сущее особо единство с собой. Положительное есть, правда, положенность, не так, что для него положенность есть лишь положенность, как снятая. Оно есть непротивоположное, есть снятая противоположность, но как сторона самой противоположности. – Как положительное, нечто, правда, определено в соотношении с некоторым инобытием, но так, что его природа состоит в том, чтобы не быть положенным; оно есть рефлексия в себя, отрицающая инобытие. Но и его другое, отрицательное, само уже больше не есть положенность или момент, а есть самостоятельное бытие; таким образом, отрицающая рефлексия положительного внутрь себя определена, как исключающая из себя это свое небытие.