Внутри

Генри Ашес выпускает в Сэнди всю обойму, выпускает с криком, причем криком молодым – да, именно молодым, уж очень он не соответствует восьмидесятилетнему пердуну. Он бросает пистолет на пол и смотрит на свою дочь, как на дьявола.

– Как это, к-к-как…

Я касаюсь рыжей половины волос Сэнди и говорю:

– Я наполовину ведьма.

И добавляю:

– А ты, Ашес? В самом ли деле ты мой Папочка?

Ашес смотрит на меня долго, с раздумьями. Его лицо напоминает блин, сползающий со стола. И в следующее мгновение блин… оказывается на полу, а на его месте оказывается… лицо Ривьеры.

– Ты же все равно меня убьешь, – говорит Ривьера. – Надо же перед смертью как-нибудь тебя шокировать.

И правда, шокировал. У меня от удивления открыт рот – и будем честны, если бы всегда спокойная Сэнди сейчас управляла бы своим сознанием, ее рот был бы открыт так же, как и сейчас.

Потому что… ну это… это же…

– Как такое возможно? – истерически спрашиваю я.

– Я своих не выдаю, – говорит Ривьера.

Я стреляю ему в ногу. Ривьера падает на пол, подворачивает ногу и орет благим матом. Я подбегаю к нему и вонзаю каблук Сэнди прямо в рану.

Ривьера визжит. От боли он рвет на части лицо Генри Ашеса, в которое цеплялись его пальцы. Толстые, как у Ашеса… Он никак не мог быть Ривьерой.

– Как ты объяснишь свои старые пальцы? – Другим каблуком я давлю пальцы Ривьеры, давлю их до крови.

– Отпусти, стерва! Отпусти, или убей меня сразу! Прошу, не делай мне больно-а-а…

– Ты убил моего мужа! – кричу я, убитый муж, голосом Сэнди. – Смерть покажется тебе ра…

– Не убивал я твоего мужа!

– А кто его убил?

– Какой-то наркоман с имплантированными генами.

– С имплантиро… что все это означает?

– Вынь каблук из моей раны, объясню.

Я делаю то, о чем просит Ривьера. Он облегченно вздыхает. Но другой каблук Сэнди на всякий случай остается висеть над его пальцами.

– Объясни лучше, как пули проходят сквозь твое тело…

– Неважно. У меня пистолет – от меня вопросы. Ты под прицелом – от тебя ответы.

Ривьера вновь вздыхает, смотрит на следы от пуль и говорит:

– Пообещай, что отпустишь меня. Или… или… или сразу же убьешь.

– У меня пистолет – от меня вопросы. Ты под…

Ривьера часто кивает, понимает, что спорить со мной бесполезно.

– Объясни, почему ты в теле Генри Ашеса и кто был на месте Ривьеры все это время.

Ривьера вздыхает в третий раз и начинает рассказывать:

– Я был на месте Генри Ашеса шесть с половиной лет. Сам Генри Ашес умер столько же лет назад.

– И где он похоронен?

– Шутишь, что ли? Его труп был скормлен рыбам.

Неужели Генри Ашес был кретином только потому, что он не был Генри Ашесом на самом деле? Этот вопрос режет мое нутро тупыми ножами.

– Продолжай, – говорю я Ривьере.

– Я поспорил с Торментусом семь лет назад. В детали спора углубляться не буду, тебе это не интересно, скажу только, что это связано с нашими первыми попытками построить работорговлеческий бизнес.

– Получается, изначально Генри Ашес не был связан с работорговлей?

– Генри Ашес был порядочным ювелиром… пока не умер.

Пока я ловлю контузию от того, что долгое время желал смерти давно умершему человеку, Ривьера продолжает:

– У меня был знакомый, DevilGene, он выдающийся биолог. Настолько выдающийся, что он первый в истории, кто смог взломать код ДНК. Причем взломал его еще шесть лет назад, в 2015 – и журналюшечки узнали об этом только недавно, когда DevilGene сам того захотел. Итак, Торментус желал мне смерти. Умирать я не хотел. Поэтому я обратился за помощью к DevilGene. Он вскользь упомянул о взломе ДНК, и я уцепился за эту идею. DevilGene долго меня отговаривал, он сам не понимал, что из этого получится, но в конце концов он согласился. Убеждать я умею…

Ривьера с значением смотрит на пистолет в моей руке.

– Умел, – поправляю я. – Дальше.

– После взлома моего ДНК и изменения там каких-то данных, я очень резко постарел. У меня остался только молодой голос и все. DevilGene справился со своей работой и облажался одновременно. Если тебе интересно, DevilGene экспериментировал и с телом женщины в латексе, но в итоге он превратил ее в овоща, который удовлетворяет мужчин без их разрешения.

– Занятно, – говорю я, пока Ривьера продолжает.

– По сути, я добился чего хотел. Торментус мог узнать меня только по голосу, однако простых изменений тела мне оказалось мало. Если и быть стариком, то быть стариком богатым.

И спустя некоторое время я нашел нужного мне богатого деда. Генри Ашес. Ювелир. Мать твою за ногу, успешный ювелир. Я некоторое время следил за ним, затем убил его, в тихом переулке. Отвез его труп к DevilGene в Анахейм. Мы взяли образец его ДНК, затем выбросили труп в Санта Ану. После некоторых модификаций мое тело стало больше походить на тело Генри Ашеса. По бумажнику я узнал, где он живет. Явился в его дом после месячного отсутствия, стал кряхтеть, кряхтел, что я потерял голос во время пыток от рук людей Торментуса…

Из памяти Сэнди я получаю подтверждение слов Ривьеры. Действительно, такой эпизод имел место быть – это было еще до моего знакомства с Клэр. Удивительно, но творческий мозг Сэнди об этом случае помнит с трудом – неудивительно, что Сэнди не рассказывала мне об этом до моей смерти, и я ничего про пропажу отца в ее голове не находил после.

Ривьера продолжает:

– Жена Ашеса, Лора, вроде бы…

– Лорен, – машинально поправляю я.

– Да неважно, важно, что она начала подозревать, что я не ее муж, поэтому мне пришлось ее отравить.

Мое сердце горит липким пламенем. Эта мразь убила женщину, давшую жизнь лучшей женщине на свете?

Почему-то это злит меня сильнее, чем покушение на саму лучшую женщину минутами ранее. Я дроблю каблуком его старые пальцы.

– Шлюха, ты же обещала…

– Продолжай. Попробуй говорить сквозь боль…

– Сука, сука, сук…

Однако спустя еще пять таких "сук" Ривьера решает продолжить. Каждая его фраза сопровождается стоном.

– Я начал использовать ювелирный бизнес для отмывания денег. Поставил управляющей старшую дочь Ашеса, Клэр, и по секрету рассказал ей о намерении заняться работорговлей. Она не была похожа ни на Лору, ни на этого труса Генри, она почти сразу же согласилась. К сожалению, я не мог ее трахнуть, иначе выдал бы себя с головой. Я был влюблен в Клэр, я старался заботиться о ней. Я и в самом деле стал для нее отцом – и лучшим, чем был для нее Ашес.

– Она так и не узнала, что ты – Ривьера?

– Нет, конечно. Собственно, лицо, которое ты сейчас видишь, появилось у меня совсем недавно – чудеса пластической хирургии. Ну и, конечно, стараний DevilGene.

Я вспоминаю о воспоминаниях Ашеса о молодости и спрашиваю о них у Ривьеры.

– Я вжился в эту роль. Кое-что я понял из разговоров с Лорой. Кое-что придумал, и придумал так классно, что сам в это начал верить. Все было бы хорошо, если бы не ты… и не поддельный Ривьера.

– Кем он был?

– Правой рукой Торментуса. Сказать Торментуса о смене лица он не мог – боялся, что ему не поверят. Ему ничего не оставалось, как взять на себя мою жизнь. Сраный наркоман! Чудо, что не сразу, а спустя лишь несколько лет ему удалось проебать весь мой бизнес под чистую.

– Но не связи с моряками.

– К сожалению.

– Он похитил десять миллионов и стал для тебя помехой?

– Да. Я хотел убить Торментуса почти сразу же, но наркоман с моим лицом – бля, я даже имени его не знаю – вынудил нас и в самом деле стать союзникам. Мы прикончили лже-Ривьеру. Хоть и не вернули десять миллионов. И все по глупой мести глупого Торментуса. Хорошо, что он разбился…

Вина лежит на мне, а не Торментусе, глупый ты червяк, думаю я, а вслух говорю:

– Ничего, скоро ты к нему присоединишься.

Ривьера паникует.

– Умоляю, убей меня выстрелом в голову… Прошу тебя, прошу… Считай, я все тебе рассказал… Не тяни, пожалуйста…

Меня кое-что смущает в словах Ривьеры, я спрашиваю:

– Ты же переживал из-за смерти Торментуса, разве нет?

– Конечно, переживал, этот гад умер не по моему сценарию. Да и роль, которую я все это время играл, оказалась сильнее меня… Пожалуйста, убей меня!..

Смотрю на Ривьеру со странным чувством. Даже обидно, что мне для того, чтобы управлять чужими телами, пришлось умереть, когда Ривьера с помощью банальных угроз воспользовался довольно противоречивым достижением науки.

– Хочешь, я напишу тебе адрес DevilGene? – умоляет Ривьера, наивно рассчитывает на быструю смерть.

– Я и без тебя его найду.

– Серьезно?

– Меня не берут пули, не забывай.

Глаза Ривьеры бегают по углам. Я понимаю, что он хочет сделать, я даже не буду ему мешать.

Ривьера сбивает меня с ног и несется к двери так быстро, как позволяет ему его раненая нога. Он не пытается пригнуться, надеется, видимо, схватить роковую пулю, но надежды его не оправданы. Я бегу – но не за Ривьерой, а в одну из спален. Ложусь на кровать, закрываю глаза, заставляю мозг Сэнди считать все последние события сном, который забудется сразу же после пробуждения – по крайней мере я в это верю – и после покидаю тело Сэнди и перемещаюсь к Ривьере.

Он ковыляет к Роллс Ройсу. Садится внутрь и в страхе замирает. На соседнем сидении сидит Тая, в ее руке пистолет. Меня обескураживает тот факт, что Тая смотрит на Ривьеру с пренебрежением, будто бы ожидала увидеть именно его, а не Генри Ашеса.

– Езжай, – говорит она Ривьере.

– Куда?

Тая смеется.

– Твоя машина, тебе решать.

Но мы-то с Ином знаем, что Ривьера выберет нужный нам маршрут.

Я пробираюсь в голову лже-Ашеса. Если раньше я боролся с гнилостном потоком его сознаний, то сейчас эта борьба длится меньше одной секунды, становится для меня чем-то вроде моргания для живого человека. Я воспроизвожу последний путь Олега Ривника. Затем приоткрываю дверь машины, убеждаю Ривьеру, что с приоткрытой дверью будет проще сбежать, после чего покидаю его голову.

– Все сделал? – спрашивает Тая.

Я киваю головой, затем понимаю, что при управлении чужим телом невозможно видеть мертвецов, поэтому вновь поселяюсь в тело Ривьеры, чтобы ответить его ртом.

– Да.

Затем спрашиваю:

– Он придет по расписанию?

– Не переживай, он всегда приходит по расписанию.

– И можно еще вопрос… – Я хочу спросить Таю о ее равнодушии к тому факту, что вместо Генри Ашеса она видит перед собой Ривьеру.

– Я знаю, что ты хочешь спросить… Не сейчас… Освободи, пожалуйста, тело.

Я подчиняюсь, смотрю на Ривьеру со стороны, вижу на его лице небольшое потрясение. Я вновь залезаю в его голову, но без цели управлять его телом, просто хочу знать, о чем он думает, и понимаю, что он действительно следует по заложенному мною в его голову маршруту и что момент, когда я переговаривался с Таей, воспринимается его искусственно состарившимся мозгом как легкий Альцгеймер.

– Ривьера.

– Да?

– Знаешь, чем заряжен этот пистолет? – спрашивает Тая и прислоняет дуло пистолета к его виску.

Мое нутро подрагивает от участившегося пульса Ривьеры.

– Патронами, наверное, – отвечает рот, которым я не управляю.

– Правильно. А ты знаешь, какими именно патронами он заряжен?

На дуло пистолета падает капелька пота.

– Думаю, боевыми.

– Тоже правильный ответ, но, откровенно говоря, это не совсем то, что я хочу услышать. Подумай еще разок.

Лишь спустя два поворота до Ривьеры доходит.

– Там патроны от моего пистолета?

Тая улыбается.

– Ты пытался убить мою девушку холостыми патронами. Пока я жила в твоем доме и терпела твои насилия, я поменяла патроны в твоем пистолете и даже не спрашивай, как мне это удалось.

Ривьера об этом и не спрашивает. Он спрашивает о том же, о чем хочу спросить я.

– Эта художница – твоя девушка?

Тая не отвечает, смотрит Ривьере прямо в глаза, смотрит несколько игриво. Я понимаю, что она смотрит не на Ривьеру, а на меня. Хочет увидеть мою реакцию.

Но я не знаю как реагировать.

Тая вертит пистолет в руке, вертит небрежно, прямо как ребенок. В голове Ривьеры созревает мысль выпрыгнуть из машины прямо сейчас. Я решаю вновь управлять его телом. Говорю Тае всего одну фразу.

– Ин. Пора.

После вылетаю из головы Ривьеры, затем опять – да, я не собираюсь оставлять его в покое – влетаю обратно, чтобы со стороны почувствовать страх, ползущий от его желудка прямо ко рту.

Тая кивает мне головой, вернее, кивает Ривьере, а Ривьера, понятное дело, не понимает ее кивков. Он хочет спровоцировать Таю на выстрел, в его голове смешиваются различные оскорбления – откровенно говоря, они все уровня старшеклассников – но Ривьера не успевает выбрать самое цепляющее из оскорблений, потому что Тая спрашивает:

– Хочешь есть?

Это не входило в наши с Ином планы.

Почему-то мне становится страшно. Именно мне, не Ривьере. К марширующему в его организме страху я уже привык.

А Ривьера после этого вопроса окончательно убеждается, что Тая сошла с ума.

– Ты когда меня убьешь? – устало спрашивает он.

И тут же орет от боли. Кровь хлещет из уже прострелянной ранее ноги. Я вспоминаю одно из первых свиданий с Клэр, когда она уронила кольцо на две фаланги в стакан с томатным соком. Ривьера вопит, но умудряется управлять машиной. Впервые на моей памяти лицо Таи приобретает звериный оскал.

– Ответ неверный. Пробуем еще раз. Хочешь есть?

Мысли Ривьеры мечутся в беспорядке. Он наконец-то осознает, что его убьют не сразу, а будут мучить, и это осознание, хоть я и не живодер, поднимает мне настроение.

Роллс Ройс едет теперь вдоль трамвайных путей. Я перемещаюсь на север, вижу, что трамвай приближается, что нас разделяют жалкие пятьсот метров. Я возвращаюсь в голову Ривьеры, к его болевому шоку, перебивающему всегда усиливающиеся страхи.

– Ты издеваешься? – спрашивает он у Таи.

Третья пуля. В ту же рану. Ривьера теряет управление, и мне приходится управлять его телом, чтобы не вывалиться из машины раньше времени. Сквозь чужую, но от этого не становящуюся менее невыносимой боль я выравниваю Роллс-Ройс, чтобы он шел вдоль трамвайных путей.

– Хочешь есть?

– Нет, – отвечаю, вернее скулю я голосом Ривьеры. Затем вижу вдалеке трамвай, облегченно вздыхаю и, надеюсь, в последний раз покидаю тело Ривьеры.

– Может, съешь что-нибудь?

Ривьера ревет от боли. Рядом со мной появляется Ин. Он очень похож на Кина, но это меня не волнует. Ин – или Кин – улыбается и говорит:

– Добьешь его ты.

Я не успеваю никак отреагировать, потому что Ривьера отвечает на вопрос Таи – которая, несмотря на отсутствие в своем теле Ина или меня, уверенно держит пистолет.

– Шлюха. Зря я о тебе заботился.

Мы с Ином потрясенно наблюдаем, как Тая кричит:

– Твое насилие – по-твоему, это забота?

Ривьера не успевает ответить – Тая выпускает весь магазин ему в пах, после чего Ривьера вываливается из машины на трамвайные пути. Мы с Ином смотрим, как Тая пересаживается на водительское сидение и разворачивает Роллс Ройс в обратную сторону, и только потом синхронно перемещаемся к Ривьере.

Тот с надеждой смотрит на приближающийся трамвай. Затем его осеняет, он хрипит:

– Неужели Ривник?

Трамвай обрывает его стоны – ноги оказываются по одну сторону трамвая, голова – по другую. С режущим уши скрипом трамвай тормозит, но проезжает сквозь нас с Ином, а в это же время Ин смотрит на меня и говорит:

– Сейчас ты узнаешь всю правду.

Я машу пальцем и говорю:

– Для начала я хочу тебя видеть таким, каким ты был при жизни.

20

Ин – он все еще в образе Кина – как-то странно скалит зубы.

И превращается в мальчика из сновидческого отражения в зеркале, то есть превращается в младшего брата Таи из ее же воспоминаний.

– Проверь, как там моя сестра, – просит Ирвин, и просит, что удивительно, взрослым голосом.

Я киваю и переношусь в голову Таи.

35, 36, 37

Я живу и рыдаю во сне.

38, 39, 40

Утомил меня ваш пьяный город.

41, 42, 43

Монстр пьет мою кровь изнутри.

44, 45, 46

Он решил меня полностью съесть.

Никаких мыслей – как и в прошлый раз песенка полностью заполняет собой сознание Таи.

– Она едет на Пасифик Хайтс, – вру я Ину. – В наш с Сэнди домик.

Ин никак не реагирует. Он почему-то меняется в лице. Мне кажется, что это сон – потому что до этого только во сне и в присутствии Ина мне казалось, что я нахожусь на кладбище. И дело не в трупе Ривьеры, возле которого, кстати, собираются люди – мне кажется, или это те же самые люди, что собирались возле моего трупа?

– Нет, тебе не кажется, – отвечает мне Ин.

– Ты еще и мысли читать умеешь?

Ин набирает воздух в грудь и говорит:

– Я обещал, что расскажу тебе все, но это не совсем правда. Кое-что я от тебя скрою – потому что, как я уже тебе говорил, я не хочу лишать тебя надежды.

– Ты при жизни был начитанным мальчиком, правда, Ирвин?

– Правда. А голос мой огрубел после смерти.

Ин смеется и добавляет:

– В мире мертвых не существует детских голосов.

И добавляет вновь:

– Я это говорю на тот случай, если ты вдруг захочешь узнать, почему у меня такой взрослый голос.

Я и вправду хотел это узнать. Неужели у детей после смерти больше возможностей, чем у взрослых? Чтение мыслей, не по годам развитый ум…

– Ага, – говорит Ин.

– Ага, – тупо повторяю я и говорю:

– Давай перенесемся в мой дом. Здесь как-то неуютно.

В это время подъехавшая скорая собирает по частям труп Ривьеры.

– Хорошо. Увидим и Сэнди… и Таю.

Мою сущность переполняет смущение.

Мы переносимся в домик на Пасифик Хайтс, в гостиную. Сэнди дома нет, и Ин любезно вызывается проверить ее состояние. Я соглашаюсь, и спустя пару мгновений Ин делегирует мне, что Сэнди находится в мастерской, пишет какой-то "агрессивный" портрет. Я не верю Ину – и вслух об этом говорить бессмысленно.

– Итак, – говорит Ин. – Момент истины. Большую часть ты уже знаешь. Я подбросил мозги перед твоим домом потому что думал, что вся ваша семья связана с работорговлей. Но как выяснилось, только Клэр имела к ней отношение, и то косвенное. И ты уже догадался о том, что я уже давно знаю о Ривьере и его пребывании в теле твоего тестя.

Я киваю, говорю:

– Да, ты поразительно спокойно отреагировал на это известие.

Затем вспоминаю вопрос, ответ на который хочу услышать больше всего.

– Ты умер после того, как мне подбросили мозги. Как такое возможно?

Ин тяжело вздыхает.

– Ты сразу подводишь меня к самому главному. Ну, если ты настаиваешь…

Он откашливается и говорит:

– Бесконечности не существует. Имею в виду, бесконечности во времени. Когда время оканчивается, оно начинает идти по кругу.

Я долго обдумываю услышанное, затем говорю:

– По моему, это бред.

– Правда? – переспрашивает Ин. – Может, и жизнь после смерти тоже бред?

На это мне нечего возразить.

Хотя…

– Если все действительно так, как ты говоришь, то ты должен был знать, что Генри Ашес на самом деле Ривьера, и вообще, ты не творил бы той ерунды, которая в итоге погубила меня.

– Мне стало скучно, это раз. И два, я немного оговорился, извини. Бесконечности не существует для проклятых мертвецов. В этом и заключается пресловутое проклятие – для обреченных время начинает идти по кругу.

– Но я… я же взял на себя твое проклятие.

– Ну да. У меня уже пошел второй круг, и я подумал использовать тебя…

– Мразь.

–…для того, чтобы перестать жить по кругу… Мразь, говоришь? – Ин плотоядно улыбается. – Ты на моем месте сделаешь то же самое.

Меня воротит от собственной глупости. Стоило Ину пару раз ублажить меня с помощью тела моей любимой, как я сразу же перестал считать его злодеем.

– Злись на себя сколько хочешь, – говорит Ин. – Ты имеешь на это право.

Я пытаюсь вспомнить все, что слышал о проклятии, и первыми на ум приходят слова Кина.

…хочу, чтобы новое поколение нелюдей отказывалось брать на себя чужие проклятия – ведь именно в этом проклятие и заключается…

Я произношу эти слова вслух. Ин хмыкает и говорит:

– Это же не твои мысли, верно? Набрался этой ерунды от тех, кто хочет забыть о том, кто он и какое у него предназначение.

– Ерунды? – переспрашиваю я. – Есть духи, живущие в несколько вечностей больше, чем ты, и им…

Ин смеется, и этот смех, неприятный, взрослый смех мертвого ребенка, обрывает меня на полуслове.

– Бесконечности в любом случае не существует, – говорит Ин. – То, что эти так наказываемые мудрецы…

– Ты живешь в идущем по кругу времени, – перебиваю я. – Откуда тебе знать, есть бесконечность или нет?

– Вдруг не только я, а все вокруг живут в идущем по кругу времени? Вдруг никакого проклятия нет? Как ты проверишь? Никак. И кто тебе обо этом расскажет? Никто. И если окажется, что действительно никакого проклятия нет, то моей вины за то, что произойдет с тобой в дальнейшем, нет и быть не может.

Я не знаю, что сказать. Быть мертвым – все-таки дело сложное. Слушать Ина, Кина или прочих нет смысла. То, что возводится ими в истины, ими же и опровергается.

Я произношу эти слова вслух. Ин согласно кивает и говорит:

– Я тоже об этом думал. Но не волнуйся, ответ есть, и где-то через год ты его узнаешь.

– Ты говорил, что дашь ответы на все мои вопросы, – говорю я.

– Так и есть. И поверь, при моем нежелании лишать тебя надежды, отвечать честно очень уж сложно.

– Лиши меня надежды. Не тяни. Ты втянул меня в свой бред, стоящий в итоге мне жизни, только потому, что тебе было скучно. А сейчас – ты заботишься о сохранении такой расплывчатой идеи, как надежда, однако твои слова вынуждают меня думать о том, что надежды я все-таки лишусь. Поэтому прошу, не тяни с этим…

Ин даже не обдумывает мои слова, даже не пытается мне возразить, он просто качает головой.

– И это все, покойник, решивший ответить на все мои вопросы? – спрашиваю я.

– Извини, – говорит Ин. – Говорить правду оказывается сложнее, чем я думал… Черт!

В глазах Ина появляются слезы.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, однако я не в том положении, чтобы сейчас называть вещи своими именами. Да, ты прав, Олег, прав, дорогой, – на слове "дорогой" младший брат Таи превращается в Сэнди, – надежды ты действительно лишишься. Но могу сказать тебе точно – ты лишишься надежды лишь для того, чтобы обрести ее вновь.

– Бред, – говорю я. – Все это бред.

Ин молчит. Да, именно Ин – то, что он сейчас выглядит как Сэнди, никак не меняет моего к нему отношения. Думаю, это оттого, что тело Сэнди полупрозрачно, как у мертвеца, а я-то знаю, что моя девочка жива…

– Я понял твои намерения, Ин. Ты… ты продолжаешь вести свою игру. Ты захотел использовать мою смерть, чтобы развеять свою скуку. Ты оградил меня от других призраков – поэтому я не смог увидеть Клэр после ее смерти. Ты запер меня в невидимой темнице и продолжаешь измываться надо мной – как в роли соперника, пронзая меня невидимыми ножами, так и в роли союзника, якобы отвечая на мои вопросы.

Ин в образе Сэнди проходит сквозь меня и останавливается, будто бы пытается стать со мной одним целым. Я переношусь в спальню, Ин переносится следом и перед ответом смотрит на меня несколько обиженно.

– Все на самом деле так, как ты обо этом думаешь, – говорит Ин. – Радует, что в будущем ты будешь думать по другому.

– Ты просто скучающий дух, который перенес на меня свое проклятие. Вот и все. Тот бред, что ты нес, можно спокойно забыть…

–…ага, забыть с сожалением о своем потраченном времени, – договаривает за меня Ин. – Хорошо, Олег, как тебе угодно. Но перед тем, как ты уснешь – а уснешь ты через десять секунд – подумай, почему я куражусь над тобой, над невинным Олегом Ривником, а не над насиловавшим мою сестру и тоже умершим Ривьерой.

Ин исчезает. Его предположение действительно ставит меня в тупик, но как следует обдумать его я не успеваю.

– Все повторяется. Твоя жена умрет, ты побудешь с ней, с ее старым духом, оденешь ее во все то, во что хочешь одеть, она просто растворится, а ты… ты в один день проснешься, и поймешь, что здесь ты уже был, – говорит мне Кин.

– Духи умирают, это очевидно. Ничто не вечно. Порой люди хотят бессмертия, но порой не понимают, зачем его хотят. Они умудряются скучать даже в том невыносимо коротком отрезке времени, что у них называется жизнью, – говорит мне Олег Ривник.

А кем же тогда являюсь я?

– Я смогу проникнуть в свое собственное живое тело? – спрашивает меня Сэнди.

– Не знаю. Если время пойдет по кругу, и в твоем теле не будет других мертвецов, то думаю, тебе удастся как минимум посмотреть на свои мысли со стороны.