скачать книгу бесплатно
а о Пифагоре упоминает вот каким образом:
Как-то в пути увидав, что кто-то щенка обижает,
Он, пожалевши щенка, молвил такие слова:
«Полно бить, перестань! живет в нем душа дорогого
Друга: по вою щенка я ее разом признал».
(37) Так пишет Ксенофан. Насмехается над Пифагором и Кратин в «Пифагорейке»; а в «Тарентинцах» он говорит так:
Едва завидят человека пришлого,
Тотчас к нему пристанут с переспросами,
Чтоб сбился бедный с толку и запутался
В противоречьях, сходствах, заключениях,
Потоплен в бездне мудрости блуждающей.
Мнесимах в «Алкмеоне»:
Мы Аполлона чтим пифагорически:
В чем есть душа, того к столу не требуем.
(38) Аристофонт в «Пифагорейце»:
Он видел всех, спускаясь в преисподнюю,
И ах, он говорит, какая разница
Меж мертвецами и пифагорейцами!
Лишь их зовет к столу за благочестие Плутон-владыка.
– Странный вкус, поистине:
С подобной мразью тешиться приятельством!
И еще там же:
Пьют воду, а едят сырые овощи;
Плащи их вшивы, тело их немытое, —
Никто другой не снес бы этой участи!
(39) Погиб Пифагор вот каким образом. Он заседал со своими ближними в доме Милона, когда случилось, что кто-то из недопущенных в их общество, позавидовав, поджег этот дом (а иные уверяют, будто это сделали сами кротонцы, остерегаясь грозящей им тирании). Пифагора схватили, когда он выходил, – перед ним оказался огород, весь в бобах, и он остановился: «Лучше плен, чем потоптать их, – сказал он, – лучше смерть, чем прослыть пустословом». Здесь его настигли и зарезали; здесь погибла и большая часть его учеников, человек до сорока; спаслись лишь немногие, в том числе Архипп Тарентский и Лисид, о котором уже упоминалось. (40) Впрочем, Дикеарх утверждает, что Пифагор умер беглецом в метапонтском святилище Муз, сорок дней ничего не евши; и Гераклид (в «Обзоре Сатаровых „Жизнеописаний“») рассказывает, будто, похоронив Ферекида на Делосе, Пифагор воротился в Италию, застал там Килона Кротонского за пышным пиршеством и, не желая это пережить, бежал в Метапонт и умер от голодания. А Гермипп рассказывает, что была война между акрагантянами и сиракузянами и Пифагор с ближними выступил во главе акрагантян, а когда началось бегство, он попытался обогнуть стороной бобовое поле и тут был убит сиракузянами; остальные же его ученики, человек до тридцати пяти, погибли при пожаре в Таренте, где они собирались выступить против государственных властей.
(41) Тот же Гермипп передает и другой рассказ о Пифагоре: появившись в Италии, говорит он, Пифагор устроил себе жилье под землей, а матери велел записывать на дощечках все, что происходит и когда, а дощечки спускать к нему, пока он не выйдет. Мать так и делала; а Пифагор, выждав время, вышел, иссохший, как скелет, предстал перед народным собранием и заявил, будто пришел из Аида, а при этом прочитал им обо всем, что с ними случилось. Все были потрясены прочитанным, плакали, рыдали, а Пифагора почли богом и даже поручили ему своих жен, чтобы те у него чему-нибудь научились; их прозвали «пифагорейками». Так говорит Гермипп.
(42) У Пифагора была жена по имени Феано, дочь Бронтина Кротонского (а другие говорят, что Бронтину она была женой, а Пифагору ученицею), и была дочь по имени Дамо, как о том говорил Лисид в письме к Гиппасу: «Многие мне говорят, будто ты рассуждаешь о философии перед народом, что всегда осуждал Пифагор, ведь и дочери своей Дамо он доверил свои записки лишь с наказом никому не давать их из дому. И хоть она могла продать его сочинения за большие деньги, она того не пожелала, предпочтя золоту бедность и отцовский завет, а ведь она была женщина!» (43) Был у них также сын Телавг, который стал преемником отца и (по некоторым известиям) учителем Эмпедокла; недаром Эмпедокл, по словам Гиппобота, говорит:
Славный Телавг, дитя Феано, дитя Пифагора!
Телавг, говорят, не оставил сочинений, а мать его Феано оставила. Она же, говорят, на вопрос «На который день очищается женщина после мужчины?» сказала: «После своего мужа – тотчас, а после чужого – никогда». Женщине, которая идет к своему мужу, она советовала вместе с одеждою совлекать и стыд, а вставая, вместе с одеждою облекаться и в стыд. Ее переспросили: «Во что?» Она ответила: «В то, что дает мне право зваться женщиною».
(44) Пифагор же, по словам Гераклида, сына Сарапиона, скончался в восемьдесят лет, в согласии с собственной росписью возрастов, хоть по большей части и утверждается, будто ему было девяносто. У нас о нем есть такие шутливые стихи:
Одушевленных созданий не трогаешь хищной рукою
Ты не один, Пифагор: делаем то же и мы.
В том, что проварено, в том, что зажарено, в том, что под солью,
Верно, уж нету души – есть лишь законная снедь.
И еще:
Был Пифагор такой уж мудрец, что пищу мясную
В рот принимать не желал – грех-де неправедный в том!
Всем остальным он, однако же, мясо давал без запрета:
«Сам, – говорил, – не грешу: пусть остальные грешат!»
(45) И еще:
Если ты хочешь постичь умом своим дух Пифагора —
Взгляд обрати лишь на щит, с коим сражался Евфорб.
«Жил я до жизни моей!» – таково Пифагорово слово.
Что ж! Коли был он, не быв, – стало быть, был он ничто.
И еще, о кончине его:
Горе, горе! Зачем, Пифагор, ты бобам поклонялся?
Вот и погиб ты среди собственных учеников.
Не пожелал ты пятою попрать бобовое поле
И на распутье ты пал под акрагантским мечом.
Расцвет его приходится на 60-ю олимпиаду, а установления его держались еще девять или десять поколений (46) – ибо последними из пифагорейцев были те, которых еще застал Аристоксен: Ксенофил из фракийской Халкидики, Фантон Флиунтский, Эхекрат, Диокл и Полимнаст – тоже из Флиунта; они были слушателями Филолая и Еврита Тарентских.
Пифагоров было четверо, и жили они одновременно и неподалеку: первый – кротонец, человек тиранического склада; второй – флиунтянин, занимавшийся телесными упражнениями (умаститель, как говорят иные); третий – закинфянин; четвертый – тот, о ком шла речь, кто открыл таинства философии и учил им, от кого пошло выражение «сам сказал». (47) Говорят, что был и еще один Пифагор, ваятель из Регия, первый поставивший своею заботою соразмерность и ритм; и другой, скверный ритор; и третий, врач, писавший о грыже и составивший что-то о Гомере; и четвертый, сочинитель «Истории дорян» (как рассказывает Дионисий). Этот последний, по словам Эратосфена (которые приводит Фаворин в VIII книге «Разнообразного повествования»), впервые стал заниматься кулачным боем по-ученому, в 48-ю олимпиаду: длинноволосый, в пурпурной одежде, он был с насмешками исключен из состязания мальчиков, но тут же вступил в состязание мужчин и вышел победителем. (48) Это явствует из эпиграммы, сочиненной Феэтетом:
Странник, знаком ли тебе Пифагор, Пифагор из Самоса,
Длинноволосый борец, многой воспетый хвалой?
Знай: Пифагор – это я; а чем я стяжал мою славу,
Ты у элидян спроси: трудно поверить, но верь!
Фаворин говорит, что наш Пифагор стал употреблять определения для математических предметов; еще шире это стали делать Сократ и близкие к нему, потом Аристотель и стоики. Далее, он первый назвал небо мирозданием, а землю шаром (хотя Феофраст говорит, что это был Парменид, а Зенон – что это был Гесиод). (49) Противником его был, говорят, Килон, как противником Сократа – Антилох.
О борце Пифагоре передают еще и такую эпиграмму:
Этот борец Пифагор, самосским рожденный Кратетом,
Мальчиком в Альтис пришел для олимпийских побед.
Философу принадлежит такое письмо:
Пифагор – Анаксимену. «Если бы ты, лучший из людей, не превосходил Пифагора родом и славою, право, ты бы снялся и покинул Милет; и удерживает тебя от этого только добрая слава твоих предков, как и меня бы она удерживала, будь я подобен Анаксимену. Но если вы, лучшие люди, покинете города свои, то весь порядок в них разрушится, а угроза от мидян станет сильней. (50) Не всегда хорошо вперяться умом в эфир – лучше бывает принять заботу об отечестве. Я ведь тоже не весь в моих вещаниях – я и в тех войнах, какими ходят друг на друга италийцы».
Закончив рассказ о Пифагоре, надлежит сказать о знаменитых пифагорейцах, а потом – о тех философах, которых иные называют «разрозненными»; и это преемство достойнейших мы замкнем Эпикуром, как и намеревались. О Феано и Телавге уже было рассказано; теперь следует прежде всех сказать об Эмпедокле, который, по некоторым известиям, тоже был слушателем Пифагора.
«ЭЗОПОВЫ БАСНИ» БАБРИЯ В ЯМБИЧЕСКИХ ЧЕТВЕРОСТИШИЯХ[62 - Текст дается по изданию: «Эзоповы басни» Бабрия в ямбических четверостишиях / Пер. М. Л. Гаспарова // Памятники византийской литературы IV–IX веков / Отв. ред. Л. А. Фрейберг. М.: Наука, 1968. С. 268–269.]
1
Льва человек топтал в картине каменной.
«Вот наша сила!» – говорит прохожий льву.
Но тот в ответ: «А будь у львов художники,
Здесь человек бы оказался попранным».
8
Под смех рабочих мышь несла из кузницы
Другую мышь, от голода издохшую,
И так сказала: «Следовало плакать бы,
Что даже мышь вы прокормить не можете».
15
Ел ворон сыр; лиса хитрить пустилася:
«Будь голос у тебя – ты стал великим бы!»
Закаркал глупый, сыр из клюва выронив;
А та: «Есть голос у тебя, да мозгу нет».
19
Осел надел на плечи шкуру львиную
И пастухам прохожим говорит: «Я – лев!»
Но чуть узнали люди, кто под шкурою, —
И живо он свою припомнил мельницу.
22
В большом сраженье меж зверьми и птицами
Ливийский страус, попадая в плен к врагам,
Зверям назвался зверем, птицам – птицею,
И показал тем – ноги, этим – голову.
23
Лисица, видя гроздья в винограднике,
Под ними долго прыгала, измучилась
И прочь пошла, а про себя промолвила:
«Напрасный труд: они еще зеленые!»
25
Орел, стрелою в грудь смертельно раненный,
Страдал, роняя в муке слезы горькие,
И молвил, видя перья на конце стрелы:
«Увы! Разит перо меня, пернатого».
26
Трусливый ловчий пастуха расспрашивал:
«Скажи, ты не видал ли следа львиного?»
А тот: «Видал и льва я, он поблизости».
«Нет, нет,– сказал охотник,– льва не надо мне».
29
Чужими галка перьями украсившись,
Уже кичилась красотой над птицами,
Но общипали птицы (первой – ласточка)
Свое добро, оставив галку голою.
41
С лисою и ослом делил добычу лев.
«Вот эту треть,– сказал он,– как ловец беру;
Вторую треть беру себе как царь зверей;
А третьей кто коснется, сам поплатится».
42
Бык лягушонка раздавил копытами.
«Таков ли был он?» – мать спросила в ярости.
Но дети ей в ответ: «Ты лопнешь, матушка,
И все же с этим зверем не сравняешься».
46
В стрельбе тягался Аполлон с отцом своим,
Напряг он тетиву и вдаль пустил стрелу.
А Зевс, единый шаг шагнув, догнал ее
И спрашивает: «Где ж тут мне стрелять, мой сын?»
52
Однажды звездочет, следя за звездами,
В колодец провалился, и сказал ему
Прохожий, услыхав его стенания:
«Паря умом, что ж не смотрел ты под ноги?»
57
Осел с мешками соли через реку шел,
Упал, а груз растаял и полегче стал.
Пошел вторично, нагруженный губками,
Упал нарочно и, увы, пошел ко дну.
ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭТОВ?ЛИРИКОВ – СОВРЕМЕННИКОВ КАТУЛЛА
ЛИЦИНИЙ КАЛЬВ[63 - Фрагменты 1, 2, 4, 8–9, 11, 15–16, 18–19 даны в переводе В. Я. Брюсова, сделанном для задумывавшейся им антологии «безвестных римских поэтов».Текст дается по изданию: Гай Валерий Катулл Веронский. Книга стихотворений / Изд. подгот. С. В. Шервинский, М. Л. Гаспаров. М.: Наука, 1986. С. 142–152. Нумерация фрагментов дается по изданию: Granarolo J. L’еpoque nеoterique ou la poеsie romaine d’avantguarde au dernier si?cle de la Rеpublique // Aufstieg und Niedergang der r?mischer Welt. Bd. I.3. Berlin, 1973. S. 278–360, в скобках (в случае расхождения) – по: Fragmenta poetarum Romanorum / Ed. Aem. Baehrens. Lipsiae, 1886. – Прим. ред.]
«Безделки»
Курий, в кости игру преизучивший…
Сел суровых бежит и работящих…
Тигеллий Сард, прогнивший лоб, идет с торга!..
Эпиграммы
