скачать книгу бесплатно
Которые числят и рассчитывают, иные к лучшему, а иные к худшему,
И у каждого своя цель, но все они ложатся в круги времени.
Приходи же, добрый декабрь! Кто тебя встретит и приветит?
Вновь на соломе в убогом доме родится ли Сын Человеческий?
Бедняки мы, деяния – не для нас;
Нам – только ждать и свидетельствовать.
Второй хор из «Убийства в соборе»
– Это не град постоянный, это не надежный привал!
Горький ветер, горькое время, неверная прибыль, верная беда.
Поздно, поздно, поздно, поздно: кончилось время, выгнил год.
Злобен ветер, яростно море, в небе темно, темно, темно.
Вернись, Томас, вернись, архипастырь, вернись во Францию, вернись.
Вернись скорее, вернись спокойно, а нас оставь спокойно умереть.
Ты идешь в приветах, ты идешь в ликованьях,
но ты несешь в Кентербери смерть:
Рок над домом, рок над тобою, рок над миром.
Мы не хотим событий.
Семь лет мы жили спокойно.
Мы старались, и нас не замечали.
Жили, и жили вполжизни.
Был гнет, и было раздолье,
Были нищета и своеволье,
Была мелкая неправда,
Но мы продолжали жить,
Жили, и жили вполжизни.
Бывали неурожаи,
Бывали добрые жатвы,
Случался дождливый год,
Случался засушливый год.
То было много яблок,
То было мало слив,
Но мы продолжали жить,
Жили, и жили вполжизни.
Угощались, ходили к обедне,
Варили пиво и брагу,
Собирали на зиму хворост,
Толковали у очага,
Толковали на перекрестках,
Толковали, и даже не шепотом,
Жили, и жили вполжизни.
Рождались, женились, умирали,
Видели разные соблазны,
Терпели от поборов,
Сплетничали, смеялись.
Несколько девушек исчезли,
А другие этого не сумели.
У каждого были свои страхи, как тени,
Маленькие, тайные страхи.
Но теперь в нас великий страх, и не в каждом, а сразу во всех:
Страх, как рожденье и смерть, если видеть рожденье и смерть
Вне всего, в пустоте. В нас страх,
Которого не узнать, которого не выстоять, которого не понять.
Сердца наши из нас вырваны, мозг ободран, как луковица,
души тонут и тонут
В конечном страхе, которого не понять. Ах, Томас, архиепископ,
Томас, владыка, оставь нас, оставь нам наше убожество и пакость,
оставь нас, не требуй
Выстоять рок над домом, рок над тобою, рок над миром.
Архипастырь, ты тверд, ты уверен в судьбе, не боишься теней:
ты знаешь ли, чего требуешь, что это значит
Для маленьких людей, впутанных в ткань судьбы,
для маленьких людей среди маленьких вещей,
Для голов и умов маленьких людей – выстоять рок над домом,
рок над владыкою, рок над миром?
Ах, Томас, архипастырь, оставь нас, оставь мрачный Дувр, плыви во Францию, Томас, наш архиепископ, и во Франции – наш архиепископ, Томас, архиепископ, вскинь белый парус меж темным небом и горьким морем, оставь нас, оставь – и во Францию!
Первый священник
– Нашли время для пустых разговоров!
Глупые, болтливые, бесстыжие бабы!
Знаете ли вы, что архиепископ
Будет сюда с минуты на минуту?
Народ на улицах плещет и ликует,
А вы расквакались, как древесные жабы…
У. Б. ЙЕЙТС
Византия
Отступают нечистые лики дня,
Засыпает пьяная солдатня,
Колокольный звон
Отстраняет гул и отгулы ночи;
И соборный купол из-под звезд и луны
Свысока глядит
На всю злость и гной наших путаниц.
Проплывает образ, лик или тень —
Больше тень, чем образ, и лик, чем тень;
С мумии, как с веретена,
В петли троп развивается пелена;
Рот, иссохший и бездыханный,
Бездыханные созывает рты.
Это – смерть-в-жизни, это – жизнь-в-смерти,
Это сверхчеловечность. Я говорю ей: привет.
Чудо, птица или золотая игрушка —
Больше чудо, чем птица или игрушка —
В звездном свете, на золотой ветви
Может крикнуть, как преисподний петел,
Или может сквозь горечь луны
Вечным металлом с презрительной вышины
Всматриваться в перья и лепестки,
Во всю кровь и гной наших путаниц.
В полночь по палатам скользят
Пламена не из поленьев, огнив и молний —
Пламена, зачатые пламенами,
Чтобы души, исчадья крови,
В них оставили злость наших путаниц,
Избылись в пляске,
В бредовом предсмертии,
В предсмертии пламени, бессильного опалить.
Дух за духом, все ввысь, верхом
На дельфине, который весь кровь и гной!
Златокузницы императора
Преграждают потопы. Плиты пляшущего
Мраморного пола дробят
Горькую ярость наших путаниц,
Эти образы, чреватые образами, это море
В рубцах дельфинов, в муках колоколов.
Плавание в Византию
Нет обители тем, кто стар.
Молодые любятся, им поют
В смертных заводях смертные хоры птиц;
Брызжут в заводях осетр и лосось;
Птица, рыба, всякая плоть
Зачинается, живет и умрет,
Не внимая за музыкою чувств
Нестареющим памятностям ума.
Старый человек – ничто,
Как дырявая рвань на шесте,
Если не всплеснется его душа
Всхлопом рук и песней из смертных дыр.
А чтобы запеть, нужно знать
Памятности величий своих —
И поэтому приплыл мой корабль
В Византию, город святынь.
Вы, премудрые в Божием огне
Золотой мозаики на стене,
Низойдите, обстаньте мой круг,
Научите душу мою запеть,
Отымите сердце мое,
Жаждущее, но вбитое в смерть
И не знающее, что оно есть,
Ибо вечность – тоже ведь ремесло.
Никогда я не воплощусь
Ни в единую природную тварь,
А лишь в золото и эмаль
Греческих златокузнецов,
Веселивших сонных царей, —
Или буду с выкованных ветвей
Петь вельможам Византии о том,
Что прошло, что проходит и что пройдет.
РЕДЬЯРД КИПЛИНГ
Руны на Виландовом мече
Меня сковали
Предать бойца
В первом бою.
Меня послали
По злое золото
На крайний свет.
Злое золото
Вплывает в Англию
Из глуби вод.
