Жёлтый глаз гюрзы

Сердце больно защемило. Уже который день оно подаёт ему сигналы бедствия. Сердце подсказывало: сегодня с ними что-то случится. С ним произойдёт то, что перевернёт всю его жизнь. И причиной всех перемен и бед в жизни станет жена, которая вдруг перестала его любить. Он только что понял: сегодня вечером отправится домой. И там всё выяснит…

К вечеру Тагир зарезал молодого барана, разделал мясо на шашлык, хинкал, упаковал в хурджины[4]. Припрятал их в пещере, расположенной у тропы, ведущей к дому. Вечером, когда пригнали отару с пастбища, не обращая внимания на окрики старшего чабана, подпоясался ремнём с кинжалом, сел на коня и направил его по тропе домой. За ним увязался и преданный пёс Арбас.

Мрачные мысли не покидали сердце. До Тагира наконец дошло, что при таком подвешенном состоянии, в каком он находится, жена может уйти от него. Она не только сильно изменилась, но и брезгливо отстраняет его от себя. Понял, что запахло жареным. Да и младший брат перестал приходить домой, даже на летние каникулы не приезжает. И деньги, высылаемые почтой старшим братом, возвращает обратно.

– Жена стала неуважительной ко мне, несдержанной на язык. – С некоторых пор у Тагира завелась привычка разговаривать с собой. – Как бы ей не вскружили голову! Кто?!

Заговорил внутренний голос:

– Сам тоже, гусь, хорош! Кто на третий день после женитьбы оставляет молодую жену одну – уходит чёрт знает куда?

Он становился всё мрачней.

– Ради неё же стараюсь! Чтобы она жила лучше всех, одевалась лучше всех, питалась лучше всех!

– Нет, ты лукавишь! Зухру никогда не прельщали материальные блага. Любовь, духовные богатства она всегда ставила выше материальных благ. За твою любовь, нежность готова была умереть.

– Голос, хотя бы ты не трави мне душу. Обещаю, сегодня всё переменится. Как только прибуду домой, искупаюсь, побреюсь, постригусь, переоденусь в лучший костюм. Посажу её в «Волгу» друга Аслана и отвезу в город. Поведу в самый лучший ресторан, пройдусь с ней по самым модным магазинам. Буду её всегда любить, носить на руках.

Голос:

– Ты так и не постиг глубины её сердца! Ей нужен огонь твоего сердца, а не твои базары, рестораны и тряпки!

– Ладно, Голос, отстань! Будет ей и огонь моего сердца, и моё сердце в её ладонях!

Глубокой ночью Тагир верхом прибыл в селение.

Скакуна привязал к плетёной ограде огорода, настороженно оглянулся. Насторожился и пёс, чуя чужие запахи в своём дворе. Ворота не заперты. Хозяин замер. Беззвучно прокрался во двор. Дома не было огней, только слабый свет ночника пробивался из спальни. Он стоял в середине двора. Рядом в ожидании ощетинился пёс. Тагир напрягся. По спине пробежали мурашки. Двор, его обстановка, этот слабый свет в их спальне – всё в один голос кричало: «Она там не одна!»

Осматриваясь у порога дома, заметил чужие мужские туфли. Чуть не выругался. Недавно он подарил на день рождения такие туфли своему другу Аслану. Других таких туфель в селении больше ни у кого не было. Не потому, что они дорогие, а потому что в Дербенте в единственном экземпляре приобрёл их в магазине финских товаров. Тагир весь взмок. В горле пересохло, душа ушла в пятки. Брезгливо двумя пальцами приподнял туфли. Да, почти не ношенные туфли, пахнущие фабричной краской. Голова пошла кругом, в глазах потемнело. Схватился за рукоять кинжала.

«Аслан? А что посреди ночи он у меня дома делает?!»

Ему на память пришли слова жены: «Мы не ведаем, кто нам друг, а кто враг. Район, село кишат ползучими “змеями”… Ночью змеи не пользуются дверьми!..»

«Выходит, всё это время Аслан, мой лучший друг, “окучивал” мою жену? Не он ли причина всех наших семейных бед?!»

Хозяин впервые в жизни не знал, находясь у порога своего дома, как в него войти. Что делать – ворваться в дом, зарезать обоих? Или плюнуть на блудливую жену, возвратиться назад к своей отаре? В ярости он не соображал, что делает. Униженный, растерянный, растоптанный женой, он выбежал со двора. Очнулся далеко на тропе, ведущей в горы. За ним увязался пёс, скакуна второпях забыл привязанным к ограде. Поругал себя за душевную слабость, хватаясь за рукоятку кинжала, поспешил обратно.

– Убью ублюдков!.. Зарежу, как барашков! – скрежетал зубами. – Эти оборотни, потерявшие стыд, опозорили меня, осквернили мой очаг. За это они должны дорого поплатиться!

Окольными путями Тагир крался к себе в дом. Он знал, что окно одной из комнат на первом этаже, которое выходит на задний двор, никогда не закрывается. Через него проник внутрь. Хотя дома было темно, Тагир неплохо ориентировался в нём вслепую. На первом этаже царила мёртвая тишина. Эту тишину нарушало только биение сердца и его шумное дыхание. Ощупью поднялся по лестнице. Привыкнув к темноте, стал видеть лучше.

Все двери на втором этаже, кроме спальни, были закрыты. Из спальни в прихожую пробивался слабый свет ночной лампы. Тагир на носочках подкрался к дверям. Не хотелось верить, что жена в его супружеской постели изменяет с другом Асланом. Но от того, что он увидел в спальне, чуть сердце не разорвалось. В его постели жена лежала в объятиях мужчины. Шёпот их губ иногда прерывало чмоканье поцелуев, затем следовал страстный смешок одного из любовников. С оголённым кинжалом он застыл. Мгновение – и блудник с блудницей будут лежать перед ним, захлёбываясь кровью. Но в последнее мгновение его что-то остановило. Показалось, что услышал голос сверху: «Усмири свой гнев, убить их всегда успеешь. Будь благоразумен, цени время, оно работает на тебя».

– Аслан, мой царь! Царь всех зверей, как ты хорош! – шептала она. – Как ты горяч! Ты – мой бальзам! Ты – мой родник в бескрайней пустыне! Как я, глупышка, тогда могла отказать тебе? Поцелуй меня!

Он услышал: «Чмок, чмок, чмок».

– Поцелуй ещё сильней… – сладко постанывала под ним.

Тагир увидел, как Аслан смачно присосался к губам его жены…

Муж сходил с ума. Ради этой блудливой женщины он терпит зной обжигающего солнца, дожди, трескучие морозы. А она променяла его на продажного друга. Сердце преданного мужа разрывалось на части. Он не вытерпит позора. Этих самца и самку он жестоко накажет.

«Оказывается, “мой друг”, пока меня не было дома, времени даром не терял. Выкорчёвывал сорняки в “огороде моей жены”». Рука с оголённым кинжалом зависла в воздухе. Перед ударом возмездия его что-то сдерживало. Догадался что. Смерть от благородного металла для этих прелюбодеев слишком почётна. Они должны понести другое наказание.

Неожиданно штора, висящая перед дверьми спальни, оборвалась и упала на пол. В последнюю секунду Тагир успел отскочить в тень. Взгляд его затуманился. Голова не слушалась. Он трясся, еле сдерживался. Шагнул назад, не помня себя.

– Месть! Месть! Месть! – шептал, затыкая уши пальцами.

– Месть! Месть! Месть! – замирало в груди сердце.

– Месть! Месть! Месть! – кипела кровь…

«Нет, лёгкой смерти не дождётесь!.. Я вам придумаю такую смерть, от которой загрохочут горы. Загремят небеса. Воды в реках закипят зимой!»

Надо убираться. Неслышно сполз с лестницы на первый этаж. Вылез через окно во двор. Вскочил на скакуна и пустился в сторону гор.

Пришёл в себя, когда оставил родное селение далеко позади.

– Случилось то, что неминуемо должно было случиться! – пришёл к тяжкому заключению. – Ведь ещё в первые дни замужества гадалка увидела в сердце продажной женщины злокачественную опухоль. Она предупредила жену об угрозе, нависшей над нами. Но та не услышала, не осознала. Зато, предательница, я сделаю так, чтобы твои стоны, мольбы о помощи услышал весь мир!

К тому времени, когда добрался до стоянки чабанов, план его возмездия созрел.

Глава седьмая

На территории летних отгонных пастбищ в сотни, тысячи квадратных километров не встретишь ни души, не считая трёх-четырёх стоянок пастухов, чабанов. А старший чабан Мурад умудрялся почти каждый день употреблять спиртное. Он не просто пил, а упивался до умопомрачения, до чёртиков, которые с ним на пару пели, танцевали.

Тагир давно знал о пристрастии старшего чабана к алкоголю. В этот раз для дела ему надо было знать, где он спиртное достаёт. Если не разузнает, тогда придётся отправиться за алкоголем в село.

Мурад вторую неделю не просыхал. Работу забросил. По утрам его мучил сушняк, он искал любой повод, чтобы пойти «подлечиться». Сегодня старший чабан тоже вернулся в домик. Тагир, предупредив Ахмеда, последовал за ним.

Он ещё издали услышал, как веселятся в их чабанском домике.

«Сегодня Мурад снова нашёл себе собутыльника. Интересно, кто же твой собутыльник? Не даргинец ли с соседнего стойбища?»

Он уверенно вошёл в дом. Каково же было его удивление, когда он застал старшего чабана одного в обнимку с трёхлитровым баллоном.

– А-а-а, Та-а-аги-и-ир… Та-а-аги-и-ир!.. Чёртов сын… Я знал, что за мной следишь… Раз припёрся, иди присоединяйся… Прими на грудь стакан райского напитка!..

Мурад сунул ему в руку стакан с какой-то пахучей жидкостью. Тагир отказался, но старший чабан стал настаивать:

– Нет, чертёнок, на этот раз ты от меня просто так не отвертишься! Заодно и поговорим начистоту… – и плеснул себе в стакан из большой эмалированной кружки содержимое, пахнущее травами и ягодами. Чокнулся с Тагиром, выпил.

– Я давно за тобой наблюдаю… Хитёр ты, брат, хитёр… Но не я тебя, а ты меня засту-у-укал… Ладно, хрен с тобой… Я на тебя не зол… Только выпей со мной, раздели моё горе… Хороша наливка, душу согревает, как соседская баба… Не бойся, не отравишься… Экологически чистый продукт, настоянный на травах, пропущенный через «змейку Насреддина». А трава – мой секрет… Сильная вещь… Один стебелёк слона с ног свалит…

Когда старший чабан промямлил про «соседскую бабу», Тагир на него чуть не набросился. А Мурад, не замечая состояния своего помощника, продолжал нести пьяную чушь:

– Только тебе откроюсь, су…ин сын, что я давно навещаю соседку, вдовушку Маркизат. Знал бы ты, какая она знойная… Не чета твоей бабе: не так обнимешь – переломаешь пополам!

Тагир облегчённо вздохнул: «Тьфу, чёрт, пронесло! Я этому алкашу чуть кишки не выпустил! Слава богу, что он про мою жену… ничего не знает».

Когда вспомнил Зухру, на глазах выступили слёзы. Залпом выпил содержимое стакана. Затем стаканы, полные до краёв, подряд поднимал ещё три раза. Почувствовал, как крепкий напиток стал обжигать нутро. Сам налил себе, выпил четвёртый стакан. Через некоторое время с сердца сдуло грозовые тучи. Все трудности, образовавшиеся вокруг, стали казаться не такими уж сложными.

«Крепкая штука, пропущенная через “змейку Насреддина”… Как он в этой глуши умудряется перегонять спиртное?»

Дядя Мурад, когда содержимое кружки закончилось, забыв про начатый баллон, на коленях подполз к сундуку. Приоткрыл крышку и достал непочатую трёхлитровую банку со спиртным.

– Тагир, собачий сын, клянусь богом, я тебя люблю как своего сына-а-а… Пока ты со мной, с твоей головы волосок не упадёт!.. Будем пить, кайфовать… Пусть будет пусто нашему ген… генеральному-у-у дир… дир-ректору-у-у. Тьфу, чёрт, что за непонятное слово? Назвался бы директором колхоза, совхоза… А тут этот пузан до каких высот допрыгался! Как бы с этой высоты головой вниз не скатился… В этом медвежьем уголке, – обхватил банку двумя руками, – где даже волки дохнут от тоски, без такого «друга» сам волком завоешь!

Падая на бок, Мурад выронил банку на руки напарника. Тагир отложил наливку в сторону. Она ему скоро пригодится. Под руку старшего чабана сунул открытую банку. Перед его глазами вновь встал образ жены в объятиях Аслана. Глаза налились кровью.

«…Мы не ведаем, кто нам друг, а кто враг… Район, село кишат ползучими “змеями”… Змеи по ночам не пользуются дверьми». Тагир заскрежетал зубами: «Вот какой змей каждый вечер заползает в мой дом, искушая мою жену!»

Перед его мысленным взором предстала небольшая пещера, где обитала семья гюрз. Когда бывало жутко на душе, он часто её посещал. Первое время змеиная пара, защищая своих детёнышей, с шипением кидалась на него. Но со временем он их приручил. Каждый раз оставлял у входа в пещеру миску с овечьим молоком. За ночь она опустошалась. На другой день вновь наполнял миску молоком. Так змеиная пара привыкла к нему. Он знал, как выманить этих змей из логова, как их рассердить. Это очень просто. Убьёт на их глазах детёнышей. Тогда осиротевшие родители всю свою злость выместят на обидчике… Только как из пригретой ими берлоги выманить пару змей с человеческими головами? Тоже что-нибудь придумает. Заманит предателей в горы. Дурманящим напитком из «змейки Насреддина» напоит Аслана. Он охоч до спиртного. Ради выпивки и хорошей закуски этот ублюдок куда угодно пойдёт.

Когда старший чабан вышел по малой нужде наружу, Тагир отомкнул навесной замок сундука проволокой. В спичечный коробок пересыпал три щепотки дурманящей травки. Припрятал и трёхлитровую банку с наливкой. Когда выманит Аслана в горы, добавит в его стакан со спиртным щепотку дурманящей травы. И тот заснёт. Тогда змеи из мешка сделают то, что он задумал…

Из открытой банки Тагир отлил в кружку очередную порцию спиртного, а вторую банку тоже припрятал у себя за раскладушкой.

– Та-а-аги-и-ир! Та-а-аги-и-ир! Ура! – Совсем пьяный, в домик ввалился старший чабан. – Разливай спиртное по стаканам… Бу… будем пить!.. Нет… нет… тсс… – Мурад предостерегающе приложил палец губам. – Ты не знаешь, сперва в кружку надо добавлять щепотку травы… Только чуточку… При передозировке пахучей травы от двух-трёх глотков и верблюд свалится с ног…

Тагир заулыбался. Старшему чабану показалось, что напарник не верит. Он достал из сундука свёрток с толчёной пахучей травой, щепотку бросил в стакан и выпил. Тагир не успел оглянуться, как Мурад упал на бок и захрапел.

Когда отец стал выпивать, Ахмед сдружился с Тагиром. Он понял, что с ним можно не только дружить, но и доверяться ему. У них появились свои секреты. Теперь он Тагиру ни в чём не отказывал.

Тагир предупредил Ахмеда: ему из-за брата надо срочно выехать в столицу. И раньше чем через четыре дня он не возвратится. Для жены в хурджины положил несколько головок овечьего сыра, банку сметаны. Мясо для задуманного дела, банки со спиртным спрятал в одном из подземных гротов, где и летом не таял лёд.

Запасную лошадь пристегнул к седлу своего коня. Двинулся в село. Наступал вечер. По пути заглянул в тайник, где хранил вещи, а порой и продукты. Подошёл и к мешку из телячьей кожи с шевелящимися там существами. Ткнул палкой. Змеи злобно зашипели. Этот мешок тоже пристегнул к седлу.

К сумеркам поднялся туман. В метре ничего не было видно. На половине пути был вынужден переночевать в одной из пещер, где обычно чабаны останавливались в непогоду. К восходу солнца добрался домой. Когда ступил во двор, жена с ведром выходила на дойку.

Тагир весело поздоровался с ней, обнял, поцеловал в щёку.

– А я, дорогая, прискакал по твоей просьбе. Собирайся в горы за конским щавелём.

Снял с луки седла хурджины. Из них в тамбур стал выкладывать головки овечьего сыра, сметану, мясо…

– Это тебе, – посмотрел поверх её головы.

Когда муж заговорил о поездке в горы, Зухра изменилась в лице. По поменявшемуся настроению было понятно, что в горы ей не хочется. Тагир притворился, что не заметил недовольства жены:

– Милая, готовься, иначе будет поздно. Завтра мы перегоняем отару овец туда, где растёт конский щавель. Запоздаем, овцы всё потравят… – Краем глаза следил за её реакцией. – Моему другу Аслану тоже решил сделать хороший подарок… Он любит охотиться на диких кур. Так вот, я заприметил берёзовую рощу, где гнездится целая колония.

При упоминании Аслана веки жены дрогнули, алая краска поплыла по лицу. Она отвернулась, чтобы муж не заметил, как на это имя отреагировали её глаза.

– Если не хочешь, чтобы с нами был Аслан, могу позвать его и в другой раз. – Тагир ждал, что ответит жена.

– Нет, почему же? Аслан – твой друг. Зови, если хочешь…

«Всё, блудница, попалась. – Тагир еле сдерживался, чтобы не влепить ей пощёчину. – Глянь, какого аспида у себя на груди пригревал! Ничего, возмездие не за горами! Недолго осталось вам смеяться над моей честью, честью морского офицера!» – с трудом гасил в сердце ярость.

Аслан обрадовался приглашению друга. Он был уверен, что сосед о его тайной связи с женой ничего не знает. Быстро собрался, оседлал коня. С ружьём и патронташем он поджидал супругов у их ворот. Верхом умчали в горы.

Когда добрались на намеченное место, часы показывали десять утра. Солнце беспощадно палило. Зухра спешилась, укрылась в тени берёзы. Её мучила жажда. Тагир выбрал место для пикника недалеко от своего тайника, под огромной берёзой, рядом с родником. А невдалеке протекал один из притоков реки Рубас. Мужчины решили слегка перекусить, выпить. Затем они отправятся отстреливать диких кур. А Зухра недалеко от стоянки соберёт конского щавеля.

Жена, хоть и устала с дальней дороги, была в хорошем расположении духа. Отдышалась, спустилась к роднику, освежила лицо, руки, ноги, утолила жажду.

Мужчины разожгли костёр, вскипятили чай. Поставили на угли первую партию шашлыка из баранины. Сели, перекусили. После завтрака Тагир отвёл жену на место, где рос конский щавель. Вернулся обратно. И, прихватив ружья, они отправились с Асланом в берёзовую рощу.

Первые же выстрелы Тагира дуплетом оказались удачными: сбил с веток берёзы двух увлёкшихся состязанием петухов. Предупредил Аслана: пока он охотится, пойдёт подготовится к пикнику. Достал из тайника всё необходимое: мясо, банки с наливкой, сыр, другие продукты.

Через час с дальнего конца рощи дуплетом раздались выстрелы, через некоторое время – ещё и ещё. Вскоре с тремя петухами на ремне возвратился довольный Аслан.

Спустя полчаса вернулась и Зухра с полным мешком конского щавеля. К её приходу на скатерти, расстеленной у родника, мужем всё было разложено. В казане томилось жаркое, рядом готовился чабанский хинкал, на углях жарился шашлык. В лунке, вырытой на дне родника, остывала минеральная вода, пиво, а в трёхлитровом баллоне охлаждалась наливка «Змейка Насреддина».

Мужчины пропустили по одной чарке, закусив горячим жарким. Аслану наливка понравилась:

– Мне никогда не приходилось пробовать такую вкусную и крепкую наливку. И пьётся хорошо, и согревает душу.

– В точку попал, брат! – поддержал Тагир.

Друзья пропустили ещё по одной чарке. Аслан так растрогался, что включил магнитофон и пустился в пляс перед семейной парой. А Зухра, как только Аслан вышел на танец, встала и скрылась за берёзами. Как бы он под хмельком не пригласил её перед мужем на танец!

«В танце тебе не хватает напарницы! – язвительно усмехнулся оскорблённый муж. – Не торопись, дружище, вскоре с тобой в танце живота задом потрясёт и напарница!»

А Зухра ополоснулась в речке, освежилась после сбора конского щавеля, переоделась. Вернулась вся сияющая.

«Искупалась? Хорошо. Перед Всевышним предстанешь чистой», – сузились зрачки мужа.

Заулыбался, усаживая жену рядом с собой. Наполнил чарки, передал жене минеральной воды, попросил минутку внимания:

– Аслан, друг мой, – из рук в руки передал чарку с содержимым, – выпьем за природу, за её прелесть. За то, что она людей, делающих добро и приносящих им горе, одинаково терпит на своей спине. Будь здоров!

Зухра метнула на мужа подозрительный взгляд. Что-то он заговорил загадками. К чему бы это?

Мужчины чокнулись, выпили залпом. Закусили жареным мясом. К этому времени подоспела первая партия шашлыка. Тагир поставил на угли вторую, разлил спиртное.

– Выпьем за удачную охоту на диких кур! Всё-таки мой улов оказался богаче – три петуха! – Аслан горделиво глянул на друга, выпивая до дна.

Зухра что-то заподозрила. Муж с утра вёл себя как-то загадочно. К чему бы это? В её глазах появилась тревога. Она ела мясо, улыбаясь своим мыслям. Задумавшись, становилась печальной. Муж знал почему.

После купания в реке, горячего чая, куда муж подлил спиртного и добавил щепотку дурманящей травы, щёки Зухры разрумянились, глаза засияли. Аслан не сводил с неё очарованного взгляда. Муж всё замечал, всё фиксировал.

«Переоделась, искупалась, надушилась. Всё ради любовника». – Под навесом густых ресниц он прятал наливающиеся кровью глаза. Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, разлил по чаркам наливку, а жене в кружку – натурального гранатового сока, который она любила.

Тагир стал дружелюбно разглагольствовать:

– Чтобы удовлетворить капризы любимой жены, дорогой Аслан, мы, мужчины, готовы делать любые глупости. Пока сам не попал в паутину, расставленную любимой, не верил рассказам о магическом действии женских чар. Верь, Аслан, в глазах любимой таится такая магия! Жена пожелала, чтобы я отвёз за конским щавелём. Вот она сидит у подножия Джуфдага, пробует шашлык из дичи! Если моя любимая потребует, чтобы на руках поднял её на вершину Джуфдага, исполню волю! Если моя любимая попросит, чтобы я с вершины горы вместе с ней сбросился в пропасть, глазом не моргну, сброшусь! – Плечом прижался к жене, поцеловал в щёчку.

Зухра недовольно вспыхнула:

– Отстань! Как тебе не совестно? Здесь кроме тебя есть ещё люди! Глядите на этого хвастуна! Сначала научись вести себя в приличном обществе! – Возмущённо вырывалась из его объятий.

«Приличное общество?» – рассмеялся в душе муж.

– Аслан, – улыбнулся Тагир, – не посторонний человек, а мой друг.

Он не переставал прикалываться над женой. Как пушинку приподнял на руки, смачно целуя в губы. Зухру так возмутило поведение мужа, что от обиды она чуть не расплакалась. Он опустил её.

– Аслан, давай поднимем два тоста: первый тост – за Адама и Еву, второй тост – за Еву и её соперницу Лилит. Как просуществовал бы Адам без Евы, а Ева – без Лилит? А мы? Мы с тобой стали бы тузиками без наших жён, без их слёз, капризов, скрытых женских игр, интриг…

Что-то туманно заговорил сегодня друг Тагир. У Аслана глоток спиртного застрял в горле. Он закашлялся. С тревогой переводил покрасневшие от кашля глаза то на друга, то на его жену. Упорно отводил взгляд от прямого и требовательного взгляда соседа. В него закрался страх: «Неужели догадывается?»

Аслан знал взрывной и мстительный характер своего школьного друга. К тому же он морской офицер – профессиональный убийца. Видел, как тренируется по утрам у себя во дворе. Одним ударом кулака завалит быка. Отвернулся, раскурил сигарету, сделал две затяжки, отмахиваясь от табачного дыма.

Зухра тоже была встревожена двусмысленными словами, намёками мужа. Делала Аслану знаки глазами, чтобы успокоился, взял себя в руки. Сколько ни старались, их взгляды, ужимки, жесты не оставались не замеченными оскорблённым мужем. От его наблюдательного взора не скрывалась ни одна мелочь. Тагир вёл себя как ловкий игрок за карточным столом, который одновременно продолжает свою игру, заглядывает в чужие карты и успевает прятать в рукав карты, мешающие выиграть. Он бесконечно шутил, балагурил, успевал выливать через плечо содержимое своей чарки, подливать пьянеющему другу новую порцию спиртного, контролировать застолье.

Зухра была почти уверена, что муж заподозрил её в измене. Хорошо знала его. Не зря он их выманил в такую даль. Не зря тревожится её сердце. Она подозревала мужа с той минуты, когда он, зная пристрастие Аслана к спиртным напиткам, стал подливать ему в чарку одну порцию за другой. Чуяла, что на этом пикнике может случиться что-то страшное. Аслан, застигнутый врасплох, вместо того чтобы остановиться, стал пить без тормозов. Она пила только чай, налитый своими руками. Но муж загодя и в чай успел добавить щепотку дурманящей травы.

Аслан перестал реагировать на знаки, подаваемые ею. Одно время Зухра в панике потеряла всякую осторожность. Перед мужем, пренебрегая приличиями замужней женщины, стала подавать Аслану откровенные сигналы, чтобы перестал пить. Она догадывалась, что приговорён не только сосед.

Неожиданно у неё закружилась голова. Перед глазами поплыли поляна, берёза, мангал с шашлыком. Лица мужа и Аслана расплылись. Пожаловавшись на головную боль, она привстала, но не удержалась на ногах.

– Голова… голова раскалывается, – еле выговорив, свалилась на бок.

– Зухра, что с тобой? – Аслан, позабыв, где находится, вскочил, но упал на бок и больше не встал.

Довольный, Тагир рассмеялся, сопровождая его падение свистом:

– За моей спиной, голубки, чего только не придумывали, чтобы уединиться. Теперь я дам вам возможность поворковать вместе. И надолго! Для удобства вам предоставлена комфортабельная хата, – и захихикал.

Он раздел жену и Аслана догола. Спинами друг к другу привязал их к стволу берёзы…