Жёлтый глаз гюрзы

Он отправился на прогулку за село. Шёл по тропе, ведущей к роднику, и столкнулся лицом к лицу с Зухрой, возвращающейся от источника с кувшином воды. Она, высокая, стройная, величественная, остановилась перед ним. Сверкающими глазами, прищурившись, смело заглянула ему в глаза. Широко улыбнулась, показав ровные ряды зубов-жемчужин. Неспешно сняла с плеча кувшин, поставила перед собой. Тагир замер. Он не ожидал, что встретится с ней наедине, без лишних глаз. Она была такой красивой, повзрослевшей, вызывающе смелой, что у него зарябило в глазах. Впервые он растерялся перед ней, даже забыл поздороваться. Он представлял себе Зухру повзрослевшей, но не думал, что за пять лет его отсутствия угловатая девчонка может вырасти в такую богиню.

Девушка почти сравнялась с ним ростом. С длинной лебединой шеей, выточенной из белого мрамора, она на него произвела впечатление ангела с небес. У него задрожали ноги, непослушно повисли руки. Тагир сконфуженно заулыбался. Её небольшое удлинённое лицо с бело-молочной кожей светилось божественным светом. Лицо украшал прямой тонкий носик с чувственными узкими ноздрями. С головки на спину струились огромные копны золотистых волос. Лоб прямой, чистый, без изъянов и морщинок. На нём улыбчиво остановился взгляд огромных небесно-голубых глаз, окаймлённых длинными густыми ресницами. Красивые дугообразные брови были натянуты, как тетива лука. Припухлые губы слегка растянулись в улыбке. Вспомнив его школьные приколы, Зухра отвела от него взгляд.

– Здравствуй, Тагир, – поздоровалась бархатистым голосом, протягивая руку. – С приездом! Отправлялся служить на два года, но, смотрю, служба у тебя растянулась на целых пять лет… Случайно в свой корабль не влюбился?

Она крепилась, чтобы не показать ему слёзы, вдруг выступившие из сердца. Чувствовала, как задрожал её голос, краснеют жаром охваченные щёки. В сильной жилистой руке морского пехотинца ударом тока обожглась её ладонь.

От волнения он перестал что-либо слышать, воспринимать. Словно из-за стены до его ушей доносился певучий, слегка дрожащий голос девушки. Тагир не помнил, как протянул ей руку, как её жгучая ладонь оказалась в его ладони, что говорил, отвечал.

Девушка была слегка сбита с толку растерянностью того наглого школьного забияки. Перед ней смущался, краснел верзила, который всё время дразнил её при встрече. Это был огромный, сажень в плечах, оторопевший мужчина в офицерской форме с золотыми погонами лейтенанта, в берете морского пехотинца. В смущении он впервые не знал, как себя вести перед девушкой.

Теперь смеялась Зухра:

– Эй, «морской котик», за время службы язык успел проглотить? Стоишь словно засватанная девчонка перед женихом, которого видишь первый раз.

Разошлась она, не давая ему и рта раскрыть:

– Забыл, как подшучивал надо мной в школе, не давал проходу? А ну вспомни свою песенку! Что, запамятовал слова? А я тебе их напомню: «Несравненна, как косуля, джан Зухра! Золото меркнет перед твоими кудрями, джан Зухра! Выбирай женихом себе Тагира, джан Зухра!» Не ты ли меня каждый раз до слёз доводил этим речитативом? А-а-а, моряк? Ах да! Я забыла, тебя не было пять лет… Отвык от села, от своих школьных приколов… Там, на службе, вероятно, перед другой девчонкой исполнял свой шедевр? Эх ты, бедовая голова!

Издевательски рассмеялась.

Пока он, ошеломлённый, приходил в себя, она ещё раз насмешливо улыбнулась. Лёгким движением рук подняла кувшин с водой, изящно закинула за плечо, повернулась, прощально помахала рукой. Приподняв голову, потупив взгляд, плавной походкой направилась в сторону селения.

А он всё ещё стоял на месте, поражённо провожая её взглядом.

– Зухра, как ты выросла, как изменилась! – наконец прошептал ей в спину. – Какой ты стала красивой… вызывающе красивой! Не верится, что та девчонка с глазами на мокром месте, длинными ногами, неуклюжими движениями подростка могла вырасти в такую принцессу! Не наваждение ли это?

Зухра остановилась, обернулась, с иронией разглядывая его. И, мягко ступая по тропинке, скрылась за поворотом.

Тагир озадаченно стоял на тропинке. Сельские любительницы острых ощущений, ставшие очевидцами встречи, тут же растрезвонили о ней по селу. Пройдя мимо сельских девчат, с усмешкой разглядывавших его, он скорым шагом направился к реке. Нужно было поостыть, собраться с мыслями.

Через несколько дней, примерно в тот же час, он вновь увидел Зухру. Из своего окна она провожала его долгим изучающим взглядом, когда он заходил во двор.

После их встречи девушка потеряла покой. Мама заметила, что со старшей дочерью что-то стало твориться. За что бы она ни бралась, всё валилось из рук. Зухра постоянно видела мысленным взглядом Тагира в кителе офицера, с золочёными погонами, в тельняшке и с беретом морского пехотинца на голове. За эти дни она пролила немало девичьих слёз, провела не одну бессонную ночь. Ей хотелось ещё хоть раз на мгновение взглянуть на него. А он, как назло, всё это время не показывался.

Непонятно активизировалась и её младшая сестра.

В тот день, когда Зухра потеряла всякую надежду увидеться с ним, он наконец вышел во двор. Зухра застыла за окном. Не сон ли? Сердце запылало огнём. Ноги стали подкашиваться. Тагир стоял в спортивном костюме, прислонившись плечом к стволу яблони, и долгим взглядом всматривался в её окно. Сердце девушки возликовало: «Ведь он тоже по мне страдает!»

Заплакала от счастья. Стояла у окна, обливалась слезами, позабыв, что дома за ней могут подсматривать. Из своего угла за ней следила младшая сестра, следила и мама, укоризненно покачивая головой. Зухре хотелось позвать его во двор, чтобы с близкого расстояния, через плетёный забор между их дворами, поговорить с ним. Иначе у неё от тоски сердце разорвётся. Смекнула, где они могут увидеться. Если он любит, поймёт её без слов. Не заметив мать, выскользнула в коридор. С кувшином за плечом выбежала во двор. Не помня себя, приоткрыла калитку, почти бегом направилась к роднику.

Зухра ещё с утра чувствовала, что сегодня у неё будет необычный день. С головы до ног оделась во всё белое. Глядя на неё, младшая сестра захихикала, словно понимая, куда та собралась.

– Куда ты так нарядилась? – лукаво заулыбалась сестрёнка.

– На родник…

– Знаю я твой родник… – вкрадчиво захихикала малышка.

– Если знаешь, тогда помалкивай…

Погрозив младшей сестре пальцем, Зухра с кувшином за плечом выскользнула в переулок. При виде нарядной Зухры у соперниц от зависти глаза разбежались. Она, вся зардевшаяся, стройная, с тонкой талией, в туфлях на высоком каблуке, с распущенными золотистыми волосами, шла на родник. Чувствуя себя под прицельными взглядами многих девушек, молодых женщин, сперва шла не совсем уверенным шагом. Длинношеяя, она, тряся ворохом золотистых волос, потупив взгляд, чуть приподняв носик, шла вперёд. Со стороны она смотрелась белой гордой лебедью. А завистницы видели, что Зухра не шла, а парила над землёй, как могла парить лишь одна она. Её парящей походке ещё в школе завидовали даже старшеклассницы. А когда Зухра выросла, стала взрослой девушкой, её походка стала ещё красивей и плавней.

Не успела девушка дойти до родника, как Тагир догнал её. Ещё издалека она услышала за собой его шаги, от волнения у неё перехватывало дыхание. Взор затуманился. Ноздри тонкого носа затрепетали.

Он еле слышно поздоровался:

– Здравствуй, Зухра.

– Здравствуй, Тагир. – От волнения едва не умерла.

Яркая, сверкающая глазами цвета бирюзы, звеня золотыми серьгами, шурша лёгким платьем цвета морской пены, она пошла рядом. Она не могла остановиться, потому что за ней следили десятки пар мужских и женских глаз. Если допустит хоть малейшую ошибку, вольность, недозволенную девушке на выданье, в селе засмеют.

Джигиты, давно добивавшиеся руки Зухры, были поражены смелостью морского офицера. Каждый из них за миг встречи с ней готов был умереть у её ног. Все соперники тоскливо приуныли: Зухрой выбор сделан. А подруги ещё со школы знали про их тёплые отношения. Стало ясно, что не за горами тот день, когда они сыграют свадьбу.

Тагир понимал: с закреплением отношений с девушкой ему медлить нельзя. Был наслышан, что многие джигиты родного села и сёл соседних сватаются к ней. Он был сбит с толку, как Зухра до сих пор осталась необручённой. Выходит, его ждала?!

В горах при выборе женихов родители мало обращают внимание на симпатии и антипатии своих дочерей. Они отдают предпочтение джигиту из уважаемого, зажиточного рода.

«Невесту сыну, – говорят, – бери из бедного дома, а дочку выдавай в дом с полной чашей». У Тагира хорошая родня, а вот чаша у него неполна. Вместе с отцом, начальником милиции, и матерью в автокатастрофе сгорели все их деньги, в тот день снятые со счёта в банке.

Тагир заговорил с дрожью в голосе:

– Зухра, скажи не тая': ты согласна выйти за меня замуж?

У неё от неожиданно нахлынувшего счастья глаза наполнились слезами.

– Лейтенант, ты, кажется, вырос в горах? – Обожгла его взглядом. – Кто в этих горах будет учитывать моё согласие или несогласие… Поговори с моими родителями. Небось, удача улыбнётся тебе… Теперь оставь меня, пожалуйста… Видишь, на нас все смотрят…

Он был на небесах от ответа любимой девушки, но как к нему отнесутся её родители? Да и Зухра ведёт себе строго – не подступишься.

Искупался в речке, затем поднялся на самую высокую вершину, возвышающуюся над селом. Оттуда виднелось её окно, за которым она могла смотреть на него. До самых сумерек он в раздумьях оставался там.

Глава третья

Молодого чабана оторвали от сладких грёз и воспоминаний.

– Эй, лунный мечтатель, а сегодня над чем размечтался?! – заорал над его ухом Ахмед. – Витаешь в облаках в то время, когда овцы разбрелись? Тебе недавнее нападение волков на отару не стало уроком? Когда ты спустишься на землю? Эх, некому стегнуть тебя нагайкой!

Тагир бросил на него неприязненный взгляд.

«Гордится, что он сын старшего чабана… Не понимает, что за распущенный язык может головы лишиться!»

Тагир поднялся на холм, откуда видна была вся разбредшаяся отара.

Весеннее солнце высоко поднялось над горизонтом. Оно своими лучами словно ласкало пастбище, заросшее молочной травой. Этот день, холмы, по которым разбрелись овцы, блеяние ягнят, трели свирели, раздающиеся с даргинской стороны, непривычный гортанный говор их чабанов, прелесть волшебного дня – всё это отзывалось в душе его неповторимыми воспоминаниями отрочества, юности, симфонией любви к золотоволосой Зухре. И сознание того, что эту лучезарную прозрачность дня, перезвон ручья, щебетание стрижей, пронзающих синеву неба, любимая тоже ощущает, делало его мягче, тоньше, благороднее…

Зухра согласна, остаются её родители. Надо кого-то из родных послать к ним, чтобы побеседовали, разузнали их мнение. Подумав, решил ещё раз поговорить с любимой.

Через племянницу отправил ей записку. Просил, как только взойдёт луна, прийти на их место. По словам племянницы, Зухра его записку приняла, смущаясь, спрятала в карман. Вот только, сколько он ни ждал её в условленном месте, она так и не пришла. Тагир не обиделся.

«Если приняла записку, значит, не отвергает меня. Будем терпеливо дожидаться ответа».

Но и через день, неделю он ответа от неё не получил. Через племянницу передавал вторую, третью записку. Она по-прежнему записки принимала, но не отвечала.

Тагир засомневался: видно, что-то случилось. Значит, на горизонте объявился тот, кому она доверила своё сердце. «Кто?! За пять лет разлуки это может быть кто угодно. Тогда зачем она предложила мне поговорить с её родителями? Судя по теперешнему поведению Зухры, в семье её держат на крепкой привязи. Родители меня к ней, видимо, подпускать не хотят. Или они меня изучают, или их обхаживают богатые сваты. Надо с ними как-то переговорить. Но как?»

Такую возможность ему предоставила сама судьба.

Утром следующего дня Тагир колол у себя во дворе дрова. К нему заглянул дядя Магомед – отец любимой. Увидев сурового отца Зухры, он занервничал: «Видимо, зашёл предупредить меня, чтобы я своими приставаниями не беспокоил его дочку». Но дядя Магомед, соблюдая горский этикет, дружелюбно поздоровался с ним за руку. Заговорил по-соседски:

– Как служил на море? Как получил ранение в мирное время? Привыкаешь ли к гражданской жизни?

– Спасибо, дядя Магомед. Служба шла отлично. О ранении и не хочется говорить. Скажу только, что с началом радикальных реформ в стране не всё на границе складывается гладко.

Плавно перешли к обсуждению футбольного матча между Россией и Голландией. Тагир пригласил соседа на стакан чая. Тот поблагодарил.

– Знаешь, а я пришёл по делу. Завтра собираюсь огораживать приусадебный участок. Временем располагаешь?

Сердце возликовало. Сделав паузу, ответил:

– Конечно, приду, помогу, дядя Магомед.

Уходя, сосед напомнил:

– Да, Тагир, с собой прихвати топор, рабочие перчатки. Участок будем городить колючим кустарником.

– Есть прихватить топор и перчатки! – отчеканил Тагир по-военному и, улыбнувшись, поправился: – Простите, дядя Магомед, приду с топором и рабочими перчатками.

На участке работали муж, жена, дочки. Тагир поздоровался с хозяином за руку, тепло переговорил с хозяйкой. Дочки, улыбаясь, от него отвернулись.

Тагир с главой семьи рубили колючие кустарники. А мама с дочками таскали их, раскладывали вдоль забитых колышков. Спустя время хозяин принялся делать ограждение.

Тагир искал удобного случая, чтобы поговорить с возлюбленной, но такой случай не представлялся. В присутствии родителей Зухра стеснялась с ним даже разговаривать. Но самой вредной оказалась младшая сестрёнка. Она ревностно стерегла старшую сестру, ни на минуту не оставляя одну. Иной раз ему казалось, что младшая сестра нарочно им досаждает или сама неравнодушна к нему. А когда выпадал удобный случай поговорить, Зухра, указывая на родителей смущённым взглядом, уходила от разговора.

Дядя Магомед объявил перерыв на обеденный намаз и удалился с женой молиться. Зухра с сестрой укрылись в тени. Тагир растерянно стоял за кустами, не зная, каким образом найти подход к ней. Она видела, что ему позарез нужно с ней поговорить, но предусмотрительно уходила от разговора. Тагир расстроился, был чуть ли не в панике. Понимая, что он может принять её осторожность за отказ, Зухра, улучив момент, подала знак, чтобы следовал за ней. Сумела как-то перехитрить младшую сестру, петляя в лесу, оторвалась от неё. Младшая сестра в поисках старшей заметалась. Стала звать. Зухра не откликалась, и обиженная сестрёнка вернулась обратно. Тагир шёл по лесу параллельно Зухре. Она взяла направление к речушке, весело плещущейся в неглубоком овраге.

Подошёл, встал рядом, не решаясь заговорить. Зухра, краснея, шёпотом предупредила:

– В твоём распоряжении немного времени. Отец может заметить наше отсутствие. Он женских вольностей не терпит. Говори, чего звал?..

Она стояла, теребя кончик платка, оглядывалась по сторонам – как бы плутоватая младшая сестра их не застукала. Зухра успела заметить, что та тоже неравнодушна к её суженому. В день приезда Тагира младшая сестра первой увидела его в переулке. Она была поражена красавцем офицером, на котором форма морского пехотинца сидела как влитая. Это она сообщила старшей сестре о возвращении Тагира с военной службы. Младшая сестра влюбилась в него. О своих чувствах тут же, не таясь, рассказала Зухре. Признание сестрёнки заставило её задуматься. Как бы эта бойкая девчонка не смешала ей все карты!

После демобилизации Тагира с военной службы Зухра переменилась. Она боялась отца, который мог не согласиться на их союз. Перестала показываться на людях, молча переносила свою печаль. По ночам не могла уснуть. Мама по утрам часто видела её с покрасневшими глазами. Эти перемены, произошедшие в характере Зухры, заметила и младшая сестра, которая стала подозрительной. Ссылаясь на бессонницу, Зухра стала ложиться в отдельной комнате.

Один раз при родителях младшая сестра ужалила старшую:

– Ты случайно не влюбилась в морского пехотинца? Предупреждаю: он мой! Я первой его заняла! И никому не уступлю!

Вот это номер! Зухра, не отвечая, быстро покинула комнату. Мама знала о чувствах старшей дочери к Тагиру и в душе её поощряла. Чтобы муж не заметил, мать, заставляя молчать, ущипнула младшую дочку.

С того дня Зухра стала застенчивой, неразговорчивой. При отце в хозяйскую комнату совсем перестала заходить.

Здесь, у речки, при каждом шорохе оборачивалась, менялась в лице. Тагир видел, что любимая его смущается. Неожиданно она засуетилась, постоянно оглядываясь по сторонам. То ей казалось, что за ближайшим деревом их подслушивает младшая сестра. То мерещилось, что кто-то зовёт её по имени. Они шли бок о бок вдоль ручья, весело бегущего по камушкам. Тагир обдумывал предстоящий разговор. У пня огромного граба остановились.

Перед ним стояла не та неуклюжая, угловатая голубоглазая девчонка, а повзрослевшая, переменившаяся девушка. Она неприступна и ангельски хороша. Ему сложно было начать разговор. Она чувствовала его волнение – боится её отрицательного ответа. Ей передавались его волнение и страхи.

Протянув руку, Тагир взял её ладошку в свою ладонь. Не заметил, что от волнения слишком сильно её сжимает.

Зухре стало больно. Она шёпотом предупредила:

– Ты не перепутал корабельный канат с моей рукой? Вскоре так сломаешь её…

Он ослабил хватку, но не отпустил её ладонь.

Зухра видела усиливающееся в нём волнение. Ей вдруг захотелось поиздеваться над Тагиром. Посеять в его сердце семена сомнения, как он безжалостно делал в школьные годы. С этой задачей она, ей казалось, пока справлялась с трудом.

– Зухра, я твою руку выпущу в том случае, если дашь слово сегодня вечером встретиться со мной в условленном месте!

Она лукаво заулыбалась. Перед ней стоял не тот бесшабашный шалун со школьной скамьи, который с ней тогда бесконечно болтал. Это был совершенно другой человек – джигит. Немногословный, не по годам повзрослевший. Гибель родителей, военная служба, ранение, одиночество, неуверенность в завтрашнем дне сделали его молчаливым, замкнутым.

Зухра помнила каждую минуту того дня, когда Тагир прощался с младшим братом, отправляясь на военную службу. Когда он вышел за ворота, младший брат, плача, погнался за ним, бросился ему на шею, прижимаясь, не отпуская его. Тогда она тоже у себя за окном заревела. Младшего брата, когда Тагир скрылся за поворотом, её мать привела к ним в дом.

Сейчас он учился в восьмом классе школы-интерната Махачкалы. Тагир горел желанием очно окончить учёбу в университете. А брат не хотел оставаться в городе, просился домой. Старший брат дал слово, что заберёт его в селение. Сам перевёлся на заочную форму обучения. Готовил документы брата, чтобы перевести его в сельскую школу.

В селении не было подходящей работы, чтобы он мог прокормить себя с братом. Генеральный директор агрофирмы предложил ему временно пойти пасти овец. А затем обещал перевести в офис агрофирмы. Тагир согласился, только не знал тогда, с кем оставлять брата. О своих тревогах Зухре на первой их встрече не скажешь. Думал, стоит ли вообще поднимать эту тему в разговоре с ней.

Девушка чувствовала, что помимо их отношений его волнуют и другие вопросы. Он выглядел растерянным. Видя и чувствуя всё это, понимала, что не стоит вести себя с ним по-хамски. Но решила сполна отомстить ему за прошлое, хотя осознавала: её безрассудность может плохо кончиться для них обоих. Бесёнок, просыпающийся в ней, не давал ей рассуждать трезво. И с первых же минут их разговора всё пошло не так, как ей хотелось. Зухра думала: «Передо мной стоит мой школьный тиран. Сегодня не он, а я над ним поиздеваюсь».

И не заметила, как у неё помимо воли с языка сорвалось:

– Ты вечером мне предлагаешь встретиться? – Сделала страшные глаза, повела ими по сторонам. – Я девушка из добропорядочной семьи. А ты предлагаешь, чтобы я в темноту пришла на какое-то сомнительное место поговорить с неженатым джигитом? Как ты сам всё это себе представляешь, мой морячок? Обо мне не подумал? Я думала, что служба на флоте, погоны морского офицера сделали тебя серьёзным! А тут, гляжу, вдруг повёл себя легкомысленно, как в те школьные годы!

– Я не морячок, а морской пехотинец! – обиженно надул губы.

– Я и говорю – пехотинец! Морской пехотинец… Одним словом – рыбак! – Чем больше она себе позволяла, тем сильнее хотелось ему досаждать. Добавила: – А я не ожидала, что после пяти лет службы в армии можешь вернуться таким зелёным! Переходишь запретную для чужого мужчины черту! Ты случайно сегодня на солнце не перегрелся? – Иронично рассмеялась.

Тагир не ожидал такого уничижительного отношения любимой девушки к себе. Столько яда, сарказма он ловил в каждом слове вчерашней школьницы. Он был почти повержен. Девушка преднамеренно била по его мужскому самолюбию. А он от обиды готов был провалиться сквозь землю.

Это была её третья победа над ним за последние три недели. Каждый раунд ей доставался нелегко. Но каждый заработанный балл в поединке с ним придавал ей уверенности в задуманной игре. Зухра видела, что он готов положить на её алтарь всё, что у него есть, даже жизнь. Но этого ей было мало. Она, увлекаясь, втягивалась в опасную игру. И выходить из неё, не поймав полного куража, не собиралась.

– Где ты видел, чтобы девушка в ночную темень одна, без сопровождающего лица, встречалась с неженатым парнем? За пять лет, кроме моря, своего корабля, сирен, гоняющихся за кораблём, ты никого не встречал? Тебе не кажется, что выходишь за рамки приличия? За кого ты меня принимаешь? – Уставилась на него немигающими глазами. – Нет, мой рыбак, в твою сеть могут попасть Мира, Мила, Милена, Эльмира… – Сделала паузу. – Только не Зухра!

Он, ослеплённый любовью, уязвлённый ею, весь в догадках и сомнениях, не замечал, что она умело продолжает играть в игру, затеянную им ещё в школьные годы. Ему следовало прислушаться к тембру её голоса, вслушаться в мелодию её речей, наблюдать за её мимикой. Тогда бы заметил, как она ликует: «Тагир мой! Какая удача! Какое счастье любить и быть любимой!»

Видя, как он всё больше киснет, не удержалась и прыснула:

– Неужели все влюблённые парни бывают так слепы, как ты, мой морской пехотинец? Тогда как быть нам, слабым девчонкам?.. – Не дожидаясь его ответа, смеясь сквозь слёзы, спешно удалилась…

Тагир, униженный девушкой, которую боготворил, стоял, тупо глядя на уносящиеся воды ручья и ничего не видя. Последние слова, больно брошенные ему в лицо, не выходили из головы: «Неужели все влюблённые парни бывают так слепы, как ты, мой морской пехотинец?» Он был уязвлён тем, что она ни разу не произнесла его имя. «Моряк», «морячок», «рыбак»…

«Что, она решила расквитаться со мной за шутки в школьные годы? Когда это было! Мы были неразумными сосунками! Задавить меня у тебя не получится – кишка тонка! А ты кто по происхождению – дочка персидского шахиншаха?.. Стоп! Кажется, я здесь чего-то недопонимаю… – Какое-то озарение произошло в его мозгу. – Что этими словами, сказанными скороговоркой, она хотела мне внушить? Что означал этот взгляд, брошенный перед уходом? Взгляд, полный нежности! А эта дрожь в голосе, смех сквозь слёзы? Какой же ты глупыш! – Только сейчас до него дошёл скрытый смысл её слов. – Она же не отказала, наоборот… Просто она для остроты добавила в соус щепотку перца. В школьные годы ты издевался над ней, а сегодня она решила поквитаться с тобой! А ты сделал мину обиженного школяра!»

Когда Тагир разобрался в хитросплетении мыслей Зухры, обрадовался настолько, что обнял бук, к которому только что прислонялась она. Щекой прижался к его гладкому стволу…

Сегодня вечером она придёт на свидание с ним…

Глава четвёртая

Сгущались вечерние сумерки. Расплавленным жидким стеклом стекали с горных вершин в ущелье. Казалось, потрогай рукой – почувствуешь их клейкую вязкость. С востока на запад небольшими караванами плыли бело-молочные облака, то открывая, то закрывая отдельные лоскутки неба. Полумесяц выныривал из их пушистой густоты. Освещая отдельные участки земли, он вновь терялся среди облаков. Создавалось ощущение, что месяц движется вместе с ними, выплывая то в одном, то в другом месте.

Месяц временами надолго застревал в перине бело-молочных сгустков, несущихся по гребням холмов. В верхних слоях неба усиливались потоки ветра. Облака в нижних слоях неба стали беспорядочно метаться, наслаиваясь друг на друга. В то время как в средних и верхних слоях небо оставалось спокойным. Вот облака грозно схлестнулись в середине неба. С грохотом разрываясь на части, разбежались к горизонту, вновь группируясь. Крутясь, вертясь, набирая адскую силу, наполняясь огненными разрядами, они спускались на холмы. Сталкиваясь с холодными потоками воздуха, превращались в огромные свинцовые наслоения. В отдалении загрохотал гром, ударила молния – одна, вторая, третья, – освещая небо мощными зигзагами, всполохами жёлтого и синеватого огня.