Книга дверей

Не потому ли, что собирался отдать ей Книгу дверей?

Не напутствием ли были его слова?

Кэсси отложила книгу и стала прибираться перед закрытием. Собрала посуду со столов, и вдруг ей вспомнился ужин с дедушкой много лет назад, когда они вдвоем ели тушеное мясо с картошкой и дедушка признался, что всегда мечтал о путешествиях.

– Да мне даже в соседний город на машине сгонять в радость, – сказал он, накладывая ей тушеного мяса. – Просто ехать куда-то по дороге. А каково было б на самолете, да еще в другую страну… Летишь себе по небу, и внизу проносится целый мир.

Дедушке так и не довелось попутешествовать. Вся его жизнь свелась к работе, оплате счетов и воспитанию внучки; Кэсси была уверена, что дедушка всегда откладывал эти планы подальше, в место под названием «когда-нибудь», вот только это «когда-нибудь» так и не наступило.

Именно поэтому – хотя во многом потому, что ей так хотелось самой – Кэсси знала, что никогда не прекратит пользоваться книгой. Она не собиралась отказываться от волшебства, от всего невозможного.

В тот вечер Кэсси, закрыв магазин, через дверь подсобки перенеслась в Европу, в места, где бывала восемь лет назад. Для начала она снова отправилась в Венецию, на улицу, которую наблюдала вчера из своей квартиры. Перешагнула порог и очутилась на мостовой. Стояла сухая холодная ночь; Кэсси восхищенно огляделась, глаза у нее заблестели от слез. Она села на корточки и тронула землю, просто чтобы убедиться, что та настоящая. Дверь, через которую она только что прошла, была все еще распахнута, а за ней по-прежнему находился магазин «Келлнер Букс» – факт настолько невероятный, что сердце бешено забилось от восторга.

– Это правда, – повторяла Кэсси, – все правда.

Она медленно закрыла дверь, провожая взглядом исчезающий за ней Нью-Йорк, – так иные люди ловят момент, когда в холодильнике выключается свет. И потом просто стояла, вдыхая венецианский воздух. До рассвета оставалось еще несколько часов, на улицах было пусто и тихо. В глазах у Кэсси стояли слезы – слезы счастья и изумления.

Она пошла направо, а звук шагов эхом отдавался от стен. В конце улицы узкий канал замысловатым зигзагом огибал несколько зданий, проныривал под пешеходным мостом и пропадал в расщелине меж двух высоких домов. Вода в канале была идеально гладкой, как черное зеркало. На другом берегу виднелась небольшая площадь – кампо, вспомнила Кэсси, – со старинным каменным колодцем в центре. Когда наступит утро, из ресторанов по краям площади выставят на улицу столы и стулья, а в полдень солнце окажется прямо над головой, одаряя мир теплом и светом. Сколько счастливых часов провела на этой кампо Кэсси за книгой и бокалом дешевого вина! А сейчас площадь пустовала и дома вокруг хранили молчание, будто скорбящие у могилы.

Кэсси развернулась и зашагала обратно, утирая слезы радости. Мимо пекарни, где, как она помнила, совсем скоро начнут замешивать тесто и разжигать печи, мимо маленького кафе на углу, за которым свернула налево в небольшой проулок. Она будто шла по дну геологического разлома: небо снизу напоминало зигзагообразную трещину. Когда Кэсси только приехала в Венецию, она обожала просто бродить по тайным улочкам, обожала открытия, которые эти улочки ей сулили: на пути могли возникнуть невесть откуда взявшийся канал, заставляя искать обход, или же крошечная площадь, окруженная зданиями из осыпающегося красного кирпича с закрытыми от полуденного солнца ставнями; пожилые итальянки в тяжелых темных платьях, жестикулируя, перекрикивались из дверей своих квартир. Таким бывал этот город днем, таким его запомнила Кэсси, но сейчас она шла по совершенно иному городу. Узкие проулки наводили страх, грозили приступом клаустрофобии, ее преследовали мысли о странных людях, которые вот-вот появятся на другом конце улицы и преградят дорогу.

Когда она вышла на просторную площадь, ее разгулявшееся воображение успокоилось. Дома по краям площади почти не подавали признаков жизни, лишь в паре квартир горел свет, намекая, что там, за окнами, глубокой ночью что-то все-таки происходит. Кэсси обомлела: как прекрасны были эти дома! Обшарпанные, с щербатой кирпичной кладкой, потрескавшейся оранжево-желтой лепниной, они моментально рождали в голове образы иных мест и эпох, творившейся в этом потрясающем городе истории, быта людей, давно живших и ныне живущих.

Кэсси плыла по проулкам и пьяццам на юго-восток, пока не оказалась у Гранд-канала и моста Риальто. Сувенирные палатки на мосту стояли в тишине наглухо зашторенные, но, несмотря на поздний час, возле них крутились люди – пьяные молодые туристы хихикали и перешептывались у перил, мужчина с фотоаппаратом и треногой на плече искал удачный ракурс, чтобы снять восход, а двое молодых азиатов угрюмо сидели на огромных чемоданах, как будто прибыли слишком рано или, наоборот, куда-то опоздали. Кэсси нашла себе местечко за сувенирными палатками и стала смотреть на воду. Здесь, на почти открытом месте, было довольно холодно: гулявший над каналом морозный ветер хлестал ее по лицу. Но Кэсси было все равно: она просто стояла, завороженная красотой ночной Венеции. Воды Гранд-канала текли медленно и плавно, дремлющие на привязи лодки тихо постукивали бортами. Звезды усыпали чистое небо, по черной воде запускала молочные круги ущербная луна.

Кэсси хотелось остаться здесь навечно, в одиночестве наслаждаться восхитительным спящим городом. Но она уже дрожала от холода, да и азиаты вдруг с грохотом потащили куда-то чемоданы, чем окончательно вывели ее из забытья. Она продолжила прогулку, следуя за устало болтающими мужчинами, пока наконец не очутилась на углу площади Святого Марка, где, будто карандаш на торце, высилась красно-оранжевая кампанила. Азиаты были уже далеко, катили куда-то свои чемоданы на противоположной стороне площади.

Кэсси свернула налево и решила пройти мимо собора Святого Марка с его чесночными головками куполов с устремленными в небо крестами и золотом мозаик, сияющим в лунном свете. Обойдя собор, она вновь оказалась у Гранд-канала, где флот из связанных шеренгами гондол ждал утра, туристов и начала рабочего дня. Кэсси расставила руки и принялась кружиться; запрокинув голову, она глядела на круговерть звезд и смеялась.

– Я в Венеции! – крикнула она, и голос ее, как конь, звонко зацокал по площади.

– Я в Венеции, – повторила она чуть тише.

Смахнув вновь набежавшие слезы, Кэсси пошла через площадь в обратном направлении. Она помнила, как людно бывает здесь днем, когда прогулочные кораблики изрыгают из себя орды туристов, а вокруг снуют официанты и голуби. Она была рада оказаться здесь одна, в тишине, но ей уже не терпелось попасть куда-нибудь еще, попробовать на вкус другое лакомство.

Она свернула в переулок и спустя несколько минут нашла то, что искала – маленькую покатую площадь с неприметной гостиницей под фонарем. Кэсси вытащила Книгу дверей и вызвала в памяти образ другой двери, в другом древнем городе; вновь лицо ее озарил теплый радужный свет, и, открыв дверь гостиницы, она увидела перед собой переулок в Праге.

Она шагнула на булыжники мостовой – более округлые и неровные, чем в Венеции – и оглянулась на молодежный хостел, где останавливалась много лет назад.

Внутри хостела, казалось, теперь жила Венеция – закрывая дверь, Кэсси хихикнула от этой мысли.

Она прошлась до Староместской площади, где элегантные старинные здания, разделенные брусчатой гладью, пялились друг на друга, как зеваки по краям танцпола, в центре которого кружилась позабывшая себя от счастья Кэсси. Встревоженная танцем стая голубей в панике разлетелась по небу под барабанную дробь хлопающих крыльев.

Кэсси бродила по улицам Старого города, таким же узким и кривым, как в Венеции, только сами дома здесь не жались так сильно друг к другу и были ниже, а улочки – просторнее, открывая куда больше неба. Кэсси брела мимо темных кафе, шоколадных лавок, в которых бывала много лет назад, а затем оказалась перед Карловым мостом через широкую Влтаву. Как и в Венеции, у воды ощущалась прохлада. С реки дул сильный ветер, и Кэсси в пальто опять поежилась; впрочем, она решила не обращать внимания на холод и облокотилась на ограду между старинными фонарями и литыми скульптурами. На вершине холма дремал, растянувшись в свете прожекторов, приземистый Пражский замок, а прямо перед ней перекинулся через реку еще один мост. За мостом вздымался зеленый холм, у которого река, поворачивая, пропадала из виду. Небо выглядело не таким ясным, как в Венеции, звезды прикрывались дымкой облаков.

Кэсси развернулась и, прислонившись спиной к парапету, оглянулась назад на готическую башню. Своим видом башня по-прежнему напоминала человека: арка и окна – разгневанное лицо, а высокая крыша – шляпа. От этих мыслей Кэсси улыбнулась и начала переступать с ноги на ногу в надежде согреться.

Она знала, солнце здесь встает над башней. Рано утром много лет назад она пришла сюда встречать рассвет вместе с тремя другими американскими туристами. Кэсси улыбнулась, вспомнив, как сонно брели они по тихим улочкам, кутаясь от холода в шарфы и куртки, выдыхая облачка белого тумана. Как болтали, стоя на мосту в ожидании, когда солнце разольет по миру свой блеск. Восхитительное зрелище, отпечатавшееся у Кэсси в памяти.

А когда солнце целиком взошло на ярко-голубое небо, они отправились дальше болтать за кофе с выпечкой. То была легкая, ни к чему не обязывающая дружба с такими же, как она, туристами, и Кэсси знала, что была тогда счастлива – такой свободной и счастливой она никогда в жизни себя больше не чувствовала.

– До этого самого дня, – добавила она теперь, глядя на убегающую на юг реку. С Книгой дверей она была свободна. Она могла отправиться куда угодно, когда угодно, как на ковре-самолете из сказки. Больше никому такое недоступно.

Кэсси оттолкнулась от парапета и продолжила путь. Перешла на другой берег и по мощеной улочке стала подниматься от Карлова моста к Пражскому замку. Дома здесь были пастельных тонов: розовые, белые, нарядные, как свадебные торты. Чем выше, тем шире становилась улица, на ней появились припаркованные машины, и вот наконец Кэсси вышла на просторную площадь, за которой высились башни собора. Рядом прогудел автобус, его пассажиры проводили Кэсси усталым взглядом, пронеслись еще несколько машин, и Кэсси заметила, как по площади идут люди: потеплее закутавшись, они направились вниз к Старому городу. Прага оживала.

Кэсси взглянула на часы. В Нью-Йорке сейчас вечер, чуть позже одиннадцати, в Праге начало шестого. Она гуляет уже больше двух часов. В животе у нее заурчало: она поняла, что проголодалась. Кэсси улыбнулась, вспомнив завтрак, который так ей понравился во время поездки по Европе. Только было это в другом месте, в другом городе, в другой стране.

На противоположной стороне улицы она нашла еще один отель и, взявшись за Книгу дверей, взорвала утренние сумерки россыпью ярких огней, после чего открыла дверь и шагнула в бюджетный отель рядом с Северным вокзалом в Париже, где жила когда-то несколько недель.

Мир вокруг стал более влажным, холодным, суетливым. В воздухе тонким тюлем висело нечто среднее между туманом и изморосью, размывая очертания предметов. Еще не рассвело, однако некоторые кафе и гостиницы работали, сквозь серую дымку искрились неоновые вывески. Мимо проносились автобусы с освещенными салонами, автомобили с призрачными лицами водителей над включенными приборными панелями. Кэсси шла на север тем же путем, что и много лет назад, прямо к кафе через дорогу от главного входа на Северный вокзал. Когда-то она любила в час пик усесться здесь с горячим круассаном и черным кофе и наблюдать, как приезжают и уезжают парижане.

Добравшись до кафе, она заняла один из уличных столиков под навесом. Заказала кофе с круассаном у приветливого пожилого официанта, который на ходу насвистывал что-то себе под нос, затем откинулась на стуле, чувствуя в ногах приятную боль и подставив лицо утренней прохладе. Она пила кофе с круассаном, а вокруг становилось все более людно и шумно. Спустя какое-то время за соседними столиками у входа появились другие посетители, воздух наполнился сигаретным дымом, разговорами, лаем собачки на коленях у женщины.

Как же Кэсси любила это все! Наблюдать за другой частью мира, занятой своими делами, чувствовать, как все здесь звучит и пахнет. Подъев с тарелки последние крошки круассана, она осознала, что любит наблюдать за историями – множеством жизней, которые проживаются перед ней. Каждый день, где бы она ни оказалась, она сталкивалась с другими жизнями, с миллионом людей, каждый из которых находился в центре собственной истории, и Кэсси обожала осязать каждую из них.

Она достала из кармана Книгу дверей и, глотнув кофе, принялась ее листать, задерживая взгляд на набросках, которые раньше не встречала, на фрагментах нечитаемого текста. Всякий раз, открывая книгу, она как будто обнаруживала там страницу, которой до этого не замечала. Или, возможно, сама книга постоянно менялась и в ней все время появлялось что-то новое – например, места, которые Кэсси успела посетить.

Кэсси допила кофе, расплатилась карточкой и вышла из-под укрытия на освежающий утренний дождик. По дороге обратно к гостинице она поняла, что начало светлеть, однако этот мрачновато-зимний свет был неспособен полностью разогнать тени. Она пробиралась сквозь людской поток, сталкивалась со встречными пешеходами, но уже много лет не была так счастлива и спокойна. У входа в отель она нащупала в кармане Книгу, а затем открыла дверь в свою нью-йоркскую спальню по другую сторону океана в нескольких часовых поясах отсюда. На парижской улочке за спиной у нее обернулась молодая пара – возможно, они заметили мелькание радуги в кармане у Кэсси или же кое-что необъяснимое в проеме, – однако Кэсси захлопнула дверь раньше, чем они опомнились и осознали, что именно видят. Через минуту она рухнула на свою кровать, опустошенная, возбужденная, и уснула, прижимая к груди Книгу дверей, как прижимает ребенок любимую игрушку.

Когда на следующий день Кэсси притащила свое измотанное тело на работу, миссис Келлнер, смерив ее быстрым взглядом, спросила:

– У тебя не грипп? Ты будто помираешь.

Кэсси ответила ей сонной улыбкой:

– Со мной все хорошо. Просто засиделась допоздна с книжкой.

Возможности и ограничения

На следующий день после ночных прогулок по Венеции, Праге и Парижу Кэсси, вернувшись с работы, вновь захотела отправиться туда, где бывала восемь лет назад. Она скинула пальто и заскочила на кухню, чтобы на дорожку подкрепиться сандвичем. Распахивая холодильник, она наткнулась взглядом на открытку, прилепленную к дверце так давно, что никто ее уже не замечал. Прислали ее несколько лет назад родители Иззи из путешествия по Египту, на ней была изображена церковь с распахнутой дверью и двориком. Кэсси какое-то время спокойно разглядывала картинку, держась за ручку холодильника.

И вдруг в животе у нее будто взорвался фейерверк: она осознала, какие возможности теперь ей открыты. В голове крутился вопрос: «А получится ли?..»

Кэсси никогда не бывала в Египте. И никогда не проходила через дверь с открытки. Но ей стало интересно, получится ли? Почему вдруг она решила, что Книга действует только на двери, которые Кэсси трогала и открывала в реальной жизни?

– Всякая дверь – любая дверь, – пробормотала она.

Забыв про сандвич, Кэсси сняла открытку с холодильника, проскользнула в спальню и закрылась. Потом, взяв Книгу дверей в одну руку, а открытку – в другую, вгляделась в картинку с дверью в далеком уголке земли.

– Ну давай же, – попросила она и, закрыв глаза, попробовала представить, почувствовать ту дверь в Каире.

После нескольких неудачных попыток Кэсси все-таки открыла дверь, за которой ее встретили темнота, теплый воздух и двор с пальмами. Слева в конце двора возвышались башни-близнецы Висячей церкви в Каире, устремляя в небо одинаковые кресты. Вдали слышался шум города, совсем не похожего на Нью-Йорк. Кэсси вышла под каирское небо и обернулась: за старой деревянной дверью виднелась ее спаленка с мягким светом ночника и кроватью под зашторенным окном.

– Вот это да, – произнесла она.

Книга дверей даже лучше, чем казалось прошлым вечером. Ей доступен целый мир, любой город, любая улица, куда угодно можно теперь попасть в мгновение ока, лишь бы там была дверь.

Кэсси еще раз взглянула на открытку у себя в руке, потом осмотрелась вокруг и хихикнула, не веря в происходящее.

Она могла попасть куда угодно.

Ее всю трясло от возбуждения, в глазах стояли слезы; она никак не могла взять в толк, почему мистер Уэббер подарил книгу именно ей. Чем она заслужила это чудо?

Кэсси замотала головой, отгоняя сомнения, дабы не впасть в меланхолию.

– Ты же в Каире! – приструнила она себя.

На континенте, куда прежде не ступала ее нога. Она глядела на церковь, восторгаясь ее спокойной, простой красотой, наслаждалась новизной этого места.

Всю ночь Кэсси провела в поисках фотографий дверей из разных уголков мира, где никогда не бывала, чтобы затем отправиться туда, раздвигая границы возможного. Она переносилась в новые для себя города Америки, открывала двери то на обзорную площадку в небе над Токио, то в пекинскую библиотеку, то в гостиницу Рио-де-Жанейро, где пересекла вестибюль и через другую дверь снова попала в свою спальню. Она испытывала Книгу дверей, желая найти пределы этого чуда. И пределов не видела.

Кэсси могла попасть куда угодно.

На следующий день Кэсси вернулась с работы поздно. Дома ее ждала, сидя на диване, Иззи.

– Ты как? – спросила Иззи, меряя Кэсси взглядом.

– Отлично, – небрежно ответила Кэсси, скинув на край дивана пальто.

Потом, пройдя на кухню, поставила сумку и достала оттуда купленные по дороге сандвич и фрукты. Перед путешествием она собиралась наскоро перекусить.

– Выглядишь уставшей, – заметила, поднимаясь, Иззи. – Тебе бы выспаться.

Кэсси кивнула, откусила яблоко и вытряхнула содержимое сумки на диван рядом с пальто.

– С фруктами негусто.

Иззи вежливо улыбнулась.

– Что не так? – спросила Кэсси чуть резче, чем собиралась.

Иззи со вздохом отвела взгляд.

– Да ладно уж, говори, – смягчилась Кэсси. – Я не обижусь.

– Сядь сюда.

Они уселись на диван друг напротив друга. Иззи заговорила не сразу, будто с трудом подбирала слова.

– Ты ведь продолжаешь пользоваться книгой, да? – спросила она.

Кэсси не ответила, не подтверждая, но и не опровергая обвинение.

– Это небезопасно, – продолжила Иззи.

– Ты не можешь этого утверждать, – возразила Кэсси.

– Ты не знаешь, что это такое, откуда появилось и что оно делает! – затараторила Иззи. – Ты думаешь только о приключениях, которые книга тебе открывает. Но ты не знаешь, какова цена!

– Что еще за цена?

– У таких штук всегда есть цена!

– Никаких таких штук не существует! – неожиданно для себя разозлилась Кэсси. – Ничего подобного больше нет, Иззи. Речь о магии!

– Она пугает меня, – тихо призналась Иззи. – И меня пугает то, что тебя это не пугает.

На мгновение Кэсси задумалась над словами подруги, попыталась рассмотреть их под разными углами, понять, действительно ли она действует неразумно. Ей не хотелось огорчать Иззи, но отказаться от Книги дверей было немыслимо. Книга дала ей то, чего не смогла дать вся предыдущая жизнь – игру за гранью возможного, восторг, загадку, чудо. Она не понимала, как Иззи этого не видит.

Еще раз откусив яблоко, Кэсси задумалась, как помочь Иззи увидеть, понять.

– Давай покажу тебе кое-что? – предложила она.

Иззи прищурилась, словно подозревая ловушку.

– А от меня потребуется проходить куда-нибудь через дверь?

Кэсси отложила на столик наполовину съеденное яблоко и протянула Иззи руку, предварительно вытерев ладонь о джинсы.

– Просто пойдем со мной. Один разочек? – попросила она. – Ну пожалуйста.

Иззи вгляделась ей в глаза и уступила.

– Ладно. Только за липкую от яблока руку я, чур, не буду хвататься.

Через дверь Кэсси провела Иззи в просторное круглое помещение со стеклянными стенами. Рядом неспешно бродили люди, слышались негромкие разговоры, но столпотворения не ощущалось.

– Где мы? – спросила Иззи, вглядываясь в лица других людей.

– За мной, – махнув, позвала Кэсси.

Они подошли к прозрачной стене, внизу простиралось бескрайнее море зданий и улиц под дымчато-голубым небом. На горизонте возвышалась огромная геометрическая фигура – идеально симметричный треугольник с белой шапкой на вершине.

– Вау! – воскликнула Иззи. – Где это мы?

– В Токио, – ответила Кэсси, разглядывая сетку улиц под ногами. – Если точнее, на смотровой площадке токийского столичного правительственного здания. А это, – она постучала пальцем по стеклу, указывая на фигуру на горизонте, – гора Фудзи. Видала когда-нибудь более горную гору?

Иззи улыбнулась.

– А я думала, лучший город земли – Нью-Йорк. Но это… – она медленно покачала головой, – это Нью-Йорк в десятой степени.

– Ага, – согласилась Кэсси.

Несколько мгновений Иззи молча любовалась видом.

– Но, Кэсси, ты ведь могла просто купить билет и прилететь сюда, – сказала она, обернувшись. – Токио никуда не денется, есть у тебя книга или нет.

– Дело не в Токио, – возразила Кэсси, не отрывая глаз от Фудзиямы.

– Тогда я не догоняю, – заявила Иззи. – В чем же?

Они замолчали – мимо медленно прошла пожилая японская пара. А потом Кэсси ответила.

– Ты ведь знаешь, что у меня умер дедушка?

– Конечно. Рак легких.

Кэсси кивнула.

– И все, да? Я только это рассказываю. Рак легких. Люди сочувственно кивают, и тема закрыта. Больше я ничего не говорю, потому что это слишком тяжело, и я боюсь, что, раз начав, уже не смогу остановиться и во мне не останется ничего, кроме нескончаемого горя…

Она оторвала взгляд от города и увидела, что Иззи смотрит на нее с тревогой. Слова застряли во рту, и Иззи взяла ее ладонь в свою.

– Дедушка вырастил меня, – продолжала Кэсси. – Когда моя мама, наркоманка, нас с ним бросила. А вскоре сама умерла от передоза. Потом он потерял жену – мою бабушку, – когда я была еще совсем маленькой.

– Господи Иисусе…

– Нет, все хорошо. Я не знала ни маму, ни бабушку. У меня было счастливое детство. Дедуля стал мне папой – лучшим из всех, какие только бывают. Лучшим из родителей. Так вдвоем мы и жили. Он привил мне любовь к книгам. Читал мне, когда я была маленькой, а потом я читала сама. Он работал плотником, мастерская находилась прямо у дома. В углу в мастерской лежал большой пуфик; пока дедушка трудился, после школы или на выходных я просто сидела там и читала. Денег было немного, но нам хватало.

Иззи кивнула, слегка нахмурившись, как будто не понимает, к чему весь этот поток воспоминаний.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, у него нашли рак. Как часто бывает, ничто не предвещало. А потом проявились симптомы и стало слишком поздно. Иззи, я провела с ним все эти месяцы, пока он умирал. От рака умираешь не сразу. Это долгая, медленная смерть, которая длится неделями и месяцами, забирая у человека все, что делает его человеком. Она… обесчеловечивает.

– И никто ничего не смог сделать? – спросила Иззи.

Кэсси грустно улыбнулась.

– У нас не было хорошей страховки. Он все вкладывал в дом. А серьезно заболев, отказывался что-либо продавать ради денег на лечение. Он говорил, это все для меня. Говорил, он знает, что умирает, и этого уже не изменить. Я как-то спросила у одного врача, можно ли было его спасти, будь у нас страховка как надо. Врач ответила, что вряд ли, но не знаю, поверила я ей или нет.

От горьких воспоминаний – от мыслей, которые обычно она держала взаперти – у Кэсси навернулись слезы. Она отвернулась от города и побрела вдоль стеклянной стены, разглядывая зал с возбужденными, жадными до впечатлений туристами и деловитыми сотрудниками. Иззи шла рядом.

– В самом конце ему было так больно. Агония длилась много дней. Он лежал в спальне, в темноте, весь в поту, кашляя кровью.

Кэсси поежилась, силясь сбросить тяжелые воспоминания, как собака отряхивается от воды.

– А ведь он никогда ничего не делал для себя, – сказала она, глядя на Иззи. – Вырастил дочь, потом умерла жена. Потом умерла и дочь. И ему пришлось растить меня одному. Все это время он просто работал, чтобы подарить мне счастливое детство. Он всегда мечтал путешествовать, но вряд ли хоть раз выезжал даже за пределы штата – во всяком случае, пока я жила с ним. И что он получил в награду? Чудовищную, мучительную смерть, не дожив до шестидесяти. – Кэсси замотала головой. – Несправедливо.

– Да, – согласилась Иззи.

– Мир такой подлый, ужасный, ненавижу его… но я всегда могла сбежать – в книги. Когда я была маленькой, когда умирал дедушка. Книги мне куда приятнее реальности.

– Понимаю, – сказала Иззи. – Жизнь – дерьмо.