Нижинский. Великий русский Гений. Книга I

Броня не запомнила их переезд в новую квартиру и отъезд отца. Он уехал, и даже смертельная болезнь двоих детей не остановила его. Шесть недель мать не отходила от постелей Брони и Стасика, и боролось за их жизни. Трудно представить, что Элеоноре пришлось пережить в это время. Предательство любимого мужа, двое детей при смерти – и в этом горе она совсем одна, ни родственников рядом, ни близких друзей. Ради детей ей пришлось начать новую жизнь в незнакомом городе – в Санкт-Петербурге, столице России.

Вацлав Нижинский – человек, который никогда не имел собственного дома

Вацлав Нижинский – человек, который никогда не имел собственного дома, но всю жизнь страстно хотел его иметь. Детство его прошло в бесконечных переездах с семьёй с места на место – город сменял город, как калейдоскоп менялись временные прибежища: постоялые дворы, гостиницы, съёмные дома, квартиры, дачи.

Когда Томаш бросил семью и уехал с любовницей в Москву, Элеонора с детьми в сентябре 1897 года поселилась в Санкт-Петербурге по адресу: Моховая улица, дом 20, квартира 9. В этой квартире Нижинские проживут почти семь лет, до мая 1904 года. То есть Вацлав с восьми своих лет до пятнадцати. Это самый долгий период проживания в одном доме в его жизни. Дальше семья будет менять квартиры в Петербурге каждый год. А после 1911 года Вацлав уже никогда не сможет вернуться в Россию и начнутся его бесконечные скитания по отелям всего мира. Ещё будет дом тёщи в Будапеште во время первой и второй мировых войн и полгода жизни в поезде во время гастролей в США. Только в 1917 году вместе с женой Ромолой они снимут дом в СанктМорице (Швейцария). Но только полтора года, а дальше – болезнь и долгие периоды в швейцарских санаториях и временное жильё в Париже, Вене, Лондоне. Незадолго до смерти Вацлав вздыхал: «Как цыгане!». Его мечта о собственном доме для своей семьи и собственном театре так и не сбылась…

Санкт-Петербург, улица Моховая, дом 20. Левая арка – вход во двор, правая – вход в главную парадную. Современный вид. Фото автора

Фото автора

Улица Моховая, 20. Вид дома после войны, до реставрации в середине

XX века

Дом 20 по Моховой улице, где прошла большая часть детства Вацлава, достоин того, чтобы познакомиться с ним поближе. Особняк А. Р. Ламздорф постройки 1852 года, доходный дом. Квартира 9 была большой и светлой, несмотря на то, что находилась во дворовом корпусе дома. К сожалению, этот внутренний корпус не сохранился, видимо, был разрушен во время войны, и на его месте в 1960-е годы был построен новый дом, который можно увидеть сегодня. Согласно поэтажному плану дома 20 по Моховой улице от 1901 года (ЦГИА СПб. Фонд 513. Опись 102. Дело 4264) квартира 9 находилась на третьем этаже и примыкала к глухой стене соседнего дома. Одни окна выходили на задний двор, а другие во внутренний главный двор.

Схема 3-го этажа дома 20 по Моховой улице.  1901 год. Квартира № 9 на схеме справа (торцевая). Копия из личного архива автора. Публикуется впервые. (Источник: ЦГИА СПб. Фонд 513. Опись 102. Дело 4264)

Вот как Бронислава Нижинская описывает этот дом в своих воспоминаниях: «Мы жили на Моховой улице, 20. Дом был большой в четыре этажа. На каждом этаже была одна главная квартира, занимавшая три четверти площади, и одна дополнительная небольшая квартира, похожая на нашу, квартиру 9 с тремя комнатами и кухней. Дом был построен вокруг трёх сторон огромного внутреннего двора, а с четвёртой стороны возвышалась огромная стена без окон соседнего пятиэтажного дома. Во дворе, который был вымощен булыжником и имел деревянную дорожку от нашего входа до ворот, не было ни деревьев, ни кустарников. Весь двор был выкрашен меловой жёлтой краской, что придавало ему яркий и весёлый вид в любую погоду. Мы жили на третьем этаже. Первый этаж занимал магазин, в котором арендовались и продавались вертикальные и концертные рояли. На втором этаже жила старая графиня Перовская, а на третьем генерал Кохановский. В доме были глубокие подвалы, где хранились дрова на зиму, а над четвёртым этажом был высокий чердак, где сушилось бельё жильцов. Вскоре Ваца тщательно обследовал весь дом, подвалы и чердак, где он нашёл маленькое окошко, через которое он мог вылезти на крышу. Когда он играл со своим чёрным литым резиновым мячом во дворе, он всегда забрасывал мяч на крышу, затем поднимался на чердак, вылезал через окно и забирал мяч с самого края крыши».

Современный вид двора, в котором играл маленький Вацлав Нижинский. В глубине двора виден внутренний корпус более поздней постройки. Фото автора

Современный вид дома со двора. Справа над аркой окно, которое когда-то в детстве разбил своим мячом Вацлав Нижинский. А под аркой – место, где Вацлав любил играть со своим маленьким литым мячом, которым бил по стенам и потолку подворотни. Фото автора

Однажды Вацлав, играя со своим мячом, разбил огромное зеркальное окно графини Перовской, которое простиралось над широкой аркой подворотни. Матери пришлось заплатить 25 рублей (огромные деньги в то время).

Любимым развлечением детей Нижинских было наблюдать из окна гостиной жизнь заднего двора, где находились конюшни и каретные сараи графини и генерала. То, как запрягают красивых лошадей (Вацлав их обожал) и как одевается кучер – было настоящим зрелищем. «Наконец карета отъезжала и мы бежали на другую сторону квартиры, чтобы увидеть, как она въезжает в большой двор. Мы слушали цоканье подков по булыжнику, а когда карета выезжала через ворота на улицу, стук копыт затихал. Ворота нашего дома были широкими и длинными, они тянулись как изогнутый туннель через переднее крыло дома со двора на улицу. Двери тяжёлых дубовых ворот запирались на ночь дворником и мы чувствовали себя в безопасности, как в крепости. Под аркой в деревянном ящике был установлен электродвигатель и все лестничные клетки нашего дома освещались электричеством».

Дом был дорогой и за свою 3-х комнатную квартиру во дворовом корпусе семья Нижинских платила 40 рублей в месяц. Первое время Томаш, как и обещал, присылал семье по 200 рублей в месяц. Это были большие деньги и хватало на безбедную жизнь, у них даже была прислуга – девушка-полька, которая спала за занавеской на кухне. Но постепенно помощь отца становилась всё скуднее и не регулярнее. Семья начала бедствовать. Элеонора выживала сама, как могла. Прислугу уволила. Начала сдавать комнаты в аренду. Сама спала на кухне. Подрабатывала уроками танцев. Но через семь лет семье всё таки пришлось снять другую, очень дешёвую квартиру, так как платить за эту больше не было возможности.

Когда в 1902 году графиня Перовская умерла, в этом доме состоялись её торжественные похороны. Главный вход в дом с улицы, ступени лестницы и тротуар были покрыты широким красным ковром. В каретах подъезжали представители самых знатных семей. Среди них был Великий князь Владимир Александрович, брат царя Александра III.

Современный вид главной парадной. Улица Моховая, дом 20. Фото автора

Семья Нижинских с большой печалью рассталась с этим своим первым постоянным домом (для Вацлава, как оказалось, и последним). У Вацлава была ещё одна привязанность к дому на Моховой – его первая любовь – девочка по имени Лиза, которая жила этажом ниже.

Улица Моховая. Пересечение с улицей Пестеля. Дом 20 – второй по правой стороне. Современный вид. Фото автора

Первый год семьи Нижинских в Санкт-Петербурге

После ухода мужа Элеонора с детьми поселилась в Санкт-Петербурге неслучайно. Она мечтала, чтобы её дети учились на балетном отделении в Санкт-Петербургском Императорском Театральном Училище. Но Стасик был инвалидом и как бы мать ни старалась его реабилитировать, учиться он не смог. Броня была ещё маленькая. Поэтому все её надежды были связаны с Вацлавом. Она считала, что если Вацлав поступит в Училище и закончит его, то о его дальнейшей судьбе можно будет не волноваться. Всё время обучения в Училище Вацлав будет на полном государственном обеспечении, так как это школа-интернат, а когда он станет артистом – будет иметь положение государственного служащего, стабильную зарплату и хорошую пожизненную пенсию в 36 лет. Мечтал ли об этом их отец сказать трудно, но, по всей видимости, в сердце Томаша не было места для его брошенной семьи.

Когда осенью 1897 года Элеонора с детьми переехала в Петербург, Броня и Стасик ещё долго болели, поэтому учиться пошёл один Вацлав. Для поступления в Театральное Училище он был ещё слишком маленький, поэтому начал учиться в обычной школе на Моховой улице недалеко от их дома. Поначалу Вацлав отнёсся к учёбе совершенно безответственно. Иногда прогуливал уроки, предпочитая играть с мальчишками в мяч во дворе или просто весело гулять по улицам, исправлял оценки в своём школьном табеле, стирая их до дыр. В общем, вёл себя как обычный гиперактивный мальчик своего возраста, привыкший к свободе. После того, как мать строго наказала его, Вацлав стал учиться прилежно. Он понял, что надо стараться, так как очень хотел поступить на следующий год в Императорское Театральное Училище.

Выздоровление Брони и Стасика шло очень медленно, дети были заперты в отдельной комнате и Вацлаву запрещалось заходить к ним. Он придвигал обеденный стол к запертой двери, залезал на него и через фрамугу рассказывал брату и сестре о том, что видел по дороге в школу, о их новом доме, дворе и большом красивом городе, в котором они теперь будут жить. Первый раз Броне и Стасику разрешили выйти из дома только на Рождество. И только после Рождества они начали заниматься с учительницей, которая приходила к ним домой.

Это было первое Рождество семьи Нижинских в Санкт-Петербурге. Сказочные городские огни, высоченные ледяные горы на Фонтанке, по которым неслись вниз маленькие саночки. На сверкающем голубом льду нарядные мужчины и женщины скользили и кружились на блестящих коньках. Дети были очарованы этим волшебным царством – зимним Петербургом.

Детям всё больше и больше нравился их новый дом и квартира, в которой они жили. Всё им было интересно, особенно жизнь заднего двора, где были конюшни. Вацлав всю жизнь обожал лошадей и любил наблюдать за ними. Если ему удавалось погладить лошадку, он был счастлив. Эти красивые и грациозные животные вызывали у него восторг. Вацлав считал, что лошади – очень нежные создания, хотя и очень большие и сильные.

Позади конюшен на заднем дворе находились прачечные. Когда женщины-прачки стирали, они пели русские народные песни. Пение было слышно прямо в квартире и дети любили слушать его. Очень скоро они выучили все песни прачек. Стасик играл на гармонике, а Вацлав, аккомпанируя себе тихонько на балалайке, пел вместе с Броней. Часто к ним во двор заходили шарманщики, и это было тоже настоящее представление. Дети кидали шарманщикам монетки из окна и вскоре выучили их репертуар тоже. «Мой костёр в тумане светит…», «Спрятался месяц за тучку…», «Разлука, ты разлука, чужая сторона…». На всю жизнь Вацлав полюбит русские песни, навсегда они останутся в его душе. Через много лет, живя в Швейцарии, он будет петь эти песни своей маленькой дочке…

В этот год Томаш работал в Москве и зарабатывал до двух тысяч рублей в месяц. Он держал слово и пунктуально присылал своей семье оговоренную сумму – двести рублей в месяц. Этих денег хватало на безбедную жизнь. В первый год в Санкт-Петербурге Элеонора с детьми не бедствовала.

Поначалу Элеонора совсем никого не знала в Петербурге, но вскоре она подружилась с несколькими польскими семьями, которые знали её сестёр. Однажды в гостях Элеонора встретила Станислава Гиллерта, польского танцовщика, с которым они когда-то работали вместе в театре «Вельки» в Варшаве. В это время Гиллерт работал в Мариинском театре и преподавал в женском отделении Театрального Училища. Когда пришло время подавать прошение о принятии Вацлава в Училище, Гиллерт помог Элеоноре подготовить и оформить документы для этого.

Лето 1898 года тоже было первым, проведённым детьми Нижинскими в Санкт-Петербурге. Начались летние каникулы и у них появилось время близко познакомиться с городом. У Вацлава была карта и по ней он водил семью по Петербургу. Дети любили гулять в Летнем саду и в Таврическом, в Александровском парке. Там часто играли военные оркестры, дети слушали музыку, запоминали мелодии и дома пели друг другу. Их любимое место было в Летнем саду около памятника Крылову. Именно здесь этим летом Броня впервые заметила необычную способность своего брата задерживаться в воздухе на высоте своего прыжка. Вацлав прыгал обеими ногами в такт отскакиванию большого мяча, с которым играл и казалось, что это мяч поднимает его тело в воздух. Другие дети были в восторге и тоже хотели попробовать. Но никто не мог достичь темпа и высоты прыжков Вацлава.

Памятник И. А. Крылову в Летнем саду Санкт-Петербурга. Конец

XIX века. Мальчик и девочка – может быть Ваца и Броня?

С набережной Вацлав обожал наблюдать за баржами, которые приходили с самой Волги и медленно плыли по Фонтанке. Вацлаву очень нравились люди на баржах, которые жили на воде, так как баржи были их домом. Он всегда приветствовал их громкими криками и махал шапкой. Элеонора покупала с барж дрова и Вацлав обязательно хотел идти с ней. Он подбегал к баржам и знакомился с людьми на них. Мать опасалась, как бы он не сбежал с ними и рассказывала, какая тяжёлая жизнь у матросов.

На Марсовом поле, недалеко от их дома, часто проводились военные учения и праздничные парады пехотных и кавалерийских полков в присутствии самого царя. Кавалеристы верхом на красивых лошадях в великолепных мундирах образовывали сложные фигуры и перестраивались так искусно, что ни одна лошадь не нарушала строя. Зрелище было настолько захватывающим, что Вацлав был готов смотреть его весь день без устали.

Чем больше Вацлав и Броня узнавали Санкт-Петербург, тем больше влюблялись в этот город. Всё больше восхищения он у них вызывал. Даже полвека спустя, живя в Америке, Бронислава с огромной любовью описывает Петербург. Дома, дворцы, улицы, парки, набережные, каналы, мосты, реки, городские события тех лет. Чувствуется, какую сильнейшую ностальгию она испытывала. Трудно даже представить, какую тоску испытывал и Вацлав после 1911 года, когда уже никогда не смог вернуться в Россию, в свой любимый город.

Однажды этим летом мать привела Вацлава и Броню на Театральную улицу архитектора Росси. Дети были потрясены красотой этой улицы, похожей на огромный сказочный дворцовый зал. Им казалось, что возможность жить, учиться и танцевать в великолепном здании Театрального Училища на этой улице – это фантастическая мечта. И тогда они ещё не знали, что очень скоро их мечта станет реальностью.

Театральная улица в Санкт-Петербурге. Справа – Императорское Театральное Училище. Конец XIX века

20 августа 1898 года – поступление Вацлава Нижинского в Санкт-Петербургское Императорское Театральное Училище

Чем ближе приближался день экзамена в Театральном Училище, тем сильнее волновалась Элеонора. Она не сомневалась, что у её сына прекрасные танцевальные способности, но кроме этого надо было иметь обычные знания начальной школы. Мать потребовала, чтобы Вацлав каждый день не менее часа занимался уроками. «Если ты не поступишь – твоим будущим будет судьба странствующего артиста частных театров!». Ваца очень любил маму и, обнимая её, успокаивал: «Я буду учиться!». С несчастным видом он садился с книгой. Но очень скоро он объявлял: «Мамуся, я уже всё знаю, отпусти меня погулять!». По натуре Вацлав был очень живым мальчиком. Он всегда стремился удрать из дома, поиграть во дворе или отправиться дальше – в соседний парк или на набережную.

Вацлав совсем не был обеспокоен предстоящим экзаменом, он считал само собой разумеющимся, что его примут в Училище. «Мамуся, когда я стану артистом, я куплю тебе всё – бархатное платье, шубу, шляпки со страусовыми перьями!».

Чтобы Вацлав произвёл должное первое впечатление на экзамене, ему купили новую одежду. Синий матросский костюм, короткие брюки с золотыми пуговицами сбоку и кремовые гольфы до колен, которые выгодно подчёркивали хорошо развитые мышцы его ног. Открытые туфли-лодочки из чёрной лакированной кожи очень элегантно выглядели на его ступнях с высоким подъёмом. Под широким матросским воротником синий шёлковый галстук, завязанный узлом, подчёркивал его длинную изящную шею и маленькую голову. Вацлав гордился своим новым нарядом. Особенно ему нравилась голубая бескозырка с синими лентами и надписью «Россия». Без конца перед зеркалом он примерял её то так, то этак. Кроме того Вацлава модно подстригли. Короткие волосы и чёлка очень шли ему.

И вот настал день вступительных экзаменов в Императорское Театральное Училище – 20 августа 1898 года. Вацлав проснулся очень рано, хотя всегда любил поспать подольше. За завтраком он не смог съесть ни кусочка. Перед выходом Броня посмотрела на брата и решила, что он самый красивый мальчик на свете: каштановые волосы, длинные, густые, чёрные ресницы, высокие скулы, сияющее лицо, выразительные раскосые тёмно-карие глаза, которые искрились от возбуждения, миндалевидные зубы, сверкающие в улыбке. Мама благословила Вацлава и втроём они поехали на Театральную улицу.

В Училище они прошли в Отделение для мальчиков. Большой зал с огромными зеркалами и портретами царей. Всё больше и больше людей собиралось здесь. Поступающие мальчики и их родители, Дирекция Императорских Театров, Администрация Училища, учителя, известные артисты. Среди них очень пожилые Христиан Петрович Иогансон и Мариус Иванович Петипа.

Сотни детей пришли на экзамен, но принять должны были только 15 мальчиков с годичным испытательным сроком. В Училище принимали детей от 9 до 11 лет всех сословий. Экзамены продолжалась несколько часов.

Позже Вацлав рассказал матери и сестре, как проходил экзамен: «Сначала нас выстроили в ряд и сказали идти вперёд, а потом развернуться спиной и идти назад. После этого большинству мальчиков сказали уйти. Затем нам приказали снять обувь и осмотрели подъём и выворотность наших ног. Я сразу же хорошо встал в первую позицию. После этого осталось совсем мало мальчиков. Затем нам велели бежать по залу по большому кругу. Я обогнал всех. Потом меня попросили прыгнуть несколько раз и очень меня похвалили».

Оставшихся мальчиков отвели на медицинский осмотр. «Я очень стеснялся, потому что нам приказали раздеться. Они измерили мой рост, грудь, ноги, бёдра, взвесили меня, послушали, как я дышу и как бьётся моё сердце. Проверили слух и зрение».

После медицинского обследования ещё трёх мальчиков признали неподходящими для учёбы. Наконец зачитали список принятых. Среди них был Вацлав Нижинский. «Эти мальчики принимаются на Балетное Отделение Императорского Театрального Училища на годичное испытание. Если в течение учебного года они покажут успехи в танцах и общеобразовательных предметах, они будут зачислены в следующем году в качестве учеников».

Услышав своё имя, Вацлав так обрадовался, что его трудно было успокоить. Он хотел сразу же обследовать всю школу, матери с трудом удалось удержать его. Когда же они вышли на улицу, Вацлав побледнел и чуть не потерял сознание от перенапряжения и голода, так как с утра ничего не ел. Вацлаву было 9 лет.

А вот, как описывает этот день Анатолий Бурман в своей книге «Трагедия Нижинского». Анатолий Бурман – одноклассник и друг Вацлава Нижинского. В день вступительных экзаменов он впервые увидел Вацлава. «Нас выстраивали по сто человек, чтобы пройти перед величайшими танцорами и врачами России. Любая неуклюжесть в походке или недостатки в поведении были поводом для отчисления. Прямо перед собой я увидел худенького мальчика. Нельзя было найти более испуганного существа. Казалось, что из него выбили весь дух, настолько он был робок, и лишь намёк на улыбку скрашивал его состояние. Но члены комиссии с волнением склонились над странным мальчиком, восклицая: „Его тело – оно совершенно!“, „Он самый симметричный человек, которого я когда-либо видел!“. „Как тебя зовут, мальчик?“. Дрожащим голосом мальчик ответил: „Вацлав Нижинский“. Худшего польского акцента я никогда не слышал. Такой акцент мог быть препятствием для поступления в Училище. Ученики должны были хорошо говорить по-русски. Нижинский запинался, обезумев от неожиданной реакции, которую вызвал. От испуга он медленно отвечал на общеобразовательные вопросы, но для экзаменаторов это не имело значения. Они продолжали восхищаться его реакциями на тесты зрения и слуха. Развитие его органов чувств и координация были феноменальными. Я с отвращением смотрел на восхищение, которое вызвал Нижинский у врачей, психологов и балетмейстеров. Мы должны были стать одноклассниками».

Сам Вацлав много лет спустя рассказал своей жене Ромоле, что во время экзамена он был очень робок и застенчив и с трудом мог отвечать на вопросы, настолько его впечатлила роскошная обстановка Училища. Но Николай Легат, знаменитый артист балета, который был среди экзаменаторов, заметил его необыкновенно развитые ноги и тело и настоял на том, чтобы его приняли.

Интересно, что от матери и сестры Вацлав скрыл свой испуг, и так же скромно умолчал о восхищении, которое вызвал у комиссии своим телосложением и способностями. С женой же Ромолой Вацлав был более откровенен. Также из этих воспоминаний можно сделать вывод, что у Нижинского была психологическая особенность – при сильном стрессе он впадал в ступор и с трудом мог отвечать на вопросы. Но это качество абсолютно не является признаком какой-либо умственной отсталости – это очень часто встречающаяся реакция на стресс, тем более у маленького ребёнка. При этом практически все соратники и биографы Нижинского очень подчёркнуто акцентируют внимание на этой его особенности, преподнося её, как неопровержимое доказательство скудоумия Вацлава. Это очень непорядочно и бессовестно с их стороны.

Прошение Элеоноры Нижинской от 17 августа 1898 года об определении её сына Вацлава Нижинского в Театральное Училище для специального образования по танцевальному искусству и принятии его в число приходящих учеников. Прошение написано на бланке женского отделения Училища, так как С. Гиллерт преподавал там. Его виза видна в правом верхнем углу. Также на документе присутствует автограф Вацлава Нижинского от 29 мая 1907 года: документы получил. Копия из личного архива автора. Публикуется впервые. (Источник: РГИА, Фонд 498, Опись 1, дело 4903).

29 августа 1898 года, в соответствии с протоколом конференции № 84, Вацлав Нижинский был принят на годичное испытание на Балетное Отделение Санкт-Петербургского Императорского Театрального Училища.

Жестокая травля маленького гения в Императорском Театральном Училище

В первый понедельник сентября 1898 года Вацлав Нижинский впервые пошёл на занятия в Императорское Театральное Училище. Он был принят на годичное испытание на балетное отделение, как и другие пятнадцать мальчиков. По истечении этого года должны были остаться только шесть из них, самых способных.

Школьную форму для учеников испытательного года не выдавали. Её надо было купить самим. Для приходящих учеников-мальчиков Театрального Училища форма выглядела так: серые шерстяные широкие брюки, серая шерстяная рубашка, широкий чёрный лакированный ремень с квадратной медной пряжкой, синяя фуражка с лакированным козырьком и сапоги с высоким голенищем.

Описание Брониславы Нижинской первого года обучения её брата Вацлава в Театральном Училище.

Училище находилось в получасе ходьбы от их дома на Моховой улице. К девяти часам Вацлав должен был быть в школе и уже успеть переодеться в свой танцевальный костюм, готовый к уроку. Занятия в Театральном Училище продолжались весь день, но приходящих учеников в школе не кормили – давали только сладкий чай в обед, а еду надо было приносить из дома. Вацлав обычно брал с собой две круглые булочки с маслом, ветчиной, мясом, колбасой или сыром. (Обратите внимание на то, как сестра описывает обед брата, это важно – прим. автора). Когда поздно вечером Вацлав возвращался домой, он был очень голоден. Он врывался в квартиру и громко кричал: «Мамуся, я хочу есть, я хочу есть! Что у нас на ужин?».