Пёстрые истории о школе и не только…

И не я одна помогала по дому. Мои подруги Люба и Люся тоже ходили по магазинам, убирали. У Люси мама выпивала, поэтому все деньги были у Люси, она одна вела хозяйство. Мы были более ответственные, а ведь школу никто не отменял, делали уроки и погулять успевали.

Раньше жизнь была поделена по сезонам. Сейчас в любое время можно купить любые продукты, а раньше мы ждали, когда по радио объявят о том, что подешевели яйца и молочные продукты. Это признак того, что начинается весна. Редис и огурцы появляются в магазинах, потом ждём, когда появятся клубника, другие ягоды, помидоры, яблоки, сливы. Всегда чего-то ждали, чего-то новенького. Потом зацветали золотые шары, астры – значит скоро в школу!

Мы много читали, ходили в библиотеку, в разные кружки, сами готовили маскарадные костюмы для выступлений на утренниках и вечерах, делали из дерева пистолеты и сабли, выпиливали лобзиком, вышивали, дружили. Было настоящее детство!

Новый год

Новый год в нашей коммунальной квартире мы праздновали все вместе – в складчину. Готовиться к празднику начинали уже с первых чисел декабря. Взрослые закупали дефицитные продукты, а мы делали новогодние игрушки, шили, клеили, вырезали, творили.

Родители выписывали нам с братом много детских журналов: «Пионер», «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Юный натуралист», «Юный техник». В журналах рассказывали, как сделать карнавальный костюм к Новому году, новогодние игрушки, печатали много загадок, викторин, игр у ёлки. Всё это шло в нашу копилку, поэтому встреча Нового года была яркой, незабываемой и очень вкусной!

Каждая семья отвечала за определённый участок в его подготовке: купить ёлку, напитки, приготовить еду. Мама варила студень, запекала мясо, пекла огромный сладкий открытый пирог с решёточкой и вносила «фруктовую» лепту – яблоки и грецкие орехи, которые нам присылали с Украины. А мне доставалось самое трудное дело – натереть на тёрке хрен к студню. Представляете, сколько слёз я пролила, проделывая эту работу? Зато потом слёзы лились из глаз того, кто отведал наш хрен (мама делала его со свекольным соком). А какой студень без хрена?

Соседский сын Мишка (его отец звал его Мишелем) точил ножи, его сестра Агнесса (Ася) отвечала за художественное оформление стола. Все блюда были украшены «мухоморами» из яиц, зайчиками с ушками, поросятами, морковными звёздочками, свекольными розочками, кольцами репчатого лука и перьями зелёного лука. Украшения были такими красивыми, что их не трогали, пока не съедали всё с блюда.

Часов в восемь начиналась весёлая предпраздничная суета: подготовка разных видов салатов и обязательного винегрета. Всё детское население (четыре девочки и два мальчика) резали горы картофеля, моркови, свёклы и других овощей, разделывалась селёдка, из неё вытаскивались все косточки, и она «отдыхала» в кольцах лука, глядя на нас сонными глазами.

А в это время по телевизору показывали самоё интересное. Мы старались найти такое место, чтобы хоть краешком глаза посмотреть телепередачу. Мне нравилась передача «Забытые мелодии из зарубежных фильмов». Показывали отрывки из фильмов, пела Дина Дурбин на русском языке – про две гитары за стеной, которые жалобно заныли, мы подпевали, было очень весело.

Накрывали столы в двух комнатах: у соседки Валентины собирались взрослые (у них самая большая комната), а стол для детей был в нашей комнате. Чего только на них не было! Выражение «столы ломились от еды» – это было про наши столы. Перед каждым была отдельная тарелочка с деликатесами – с бутербродами с красной и чёрной икрой, с осетриной холодного и горячего копчения. Это было сделано на случай, чтобы всем всё досталось, а то вдруг кто-нибудь увлечётся икрой или рыбкой, которые мы ели нечасто, два – три раза в год. Мишель всегда садился рядом со мной, так как знал, что я не любила чёрную икру, вот глупая! Мой бутерброд доставался ему.

Часы бьют двенадцать! Каждый удар часов сопровождается дружным хором, и после двенадцатого удара раздаётся такое громкое «Ура!», что дом содрогается. Мы влетаем в комнату для взрослых, чокаемся своими бокалами с «Буратино» со всеми, обходя столы, кричим «С Новым годом! С Новым счастьем!». И застолье начинается!

Вмиг опустошается всё, что на столе, начинается развязывание бантов на свёртках, рассматривание подарков, а мне уже хочется почитать моё богатство: «Сказки А. С. Пушкина» со специальными очками для чтения. Посмотришь в красные очки – перед тобой Царевна-Лебедь! Посмотришь в зелёные очки – на этом же рисунке видишь только злого Коршуна. И на каждом рисунке своя волшебная картинка!

А из соседней комнаты уже раздаётся хор. Всегда начинается с традиционной песни «В лесу родилась ёлочка». Мы присоединяемся к ним. Разбираются музыкальные инструменты: три гитары, мандолина и балалайка. Папа играет на всех инструментах (в зависимости от песни), Александр и Валентина играют на гитарах. Получается красивый оркестр и мощный хор. По телевизору идёт новогодняя программа, а у нас пир горой!

Спим вповалку на нашей кровати, а утром пьём чай и играем в лото. Перед каждым горка дешёвых конфет «Пуншевые». Играем на конфеты (я всегда в проигрыше: горка моих конфет тает). Потом играем в «Акульку», в «Принца – Короля», выбираем тему для игры в песни. Например, поём песни, в которых упоминается какое-нибудь дерево или имя, по очереди поём куплет. Столько песен перепоём! А кто не может вспомнить строчки песни на заданную тему, тому фант. Смех всё время, пока взрослые восстанавливают свои силы. Иногда нам подсказывают, тогда звучит общий хор.

Мне кажется, праздник удаётся, когда в нём принимают участие люди разных поколений, в нашем случае от семидесяти до восьми лет, тогда и семидесятилетние становятся маленькими, дурачась как в детстве, а детям становится ещё веселее, глядя на веселье взрослых. Это объединяет всех. Такие праздники запоминаются навсегда. А особенно предвкушение праздника.

Авантюристка

Приближался Новый, 1951 год! Папа и мама уже купили билеты на «Новогоднюю Ёлку». Мы с братом пойдём в Колонный зал Дома Союзов, в Почвенный институт, где работал папа, в Театр юного зрителя, в Дом Культуры имени Зуева, что рядом с домом, где мы тогда жили. Сколько будет подарков!

А моя подружка Таня работает на «Ёлке» в Кремле. Таня ходила в театральный кружок при Доме пионеров, и весь декабрь их обучали быть массовиками-затейниками, помощниками Деда Мороза и Снегурочки. Как я завидовала Тане! Побывать на «Ёлке» в Кремле – недосягаемая мечта!

– А давай я проведу тебя в Кремль! – предложила Таня.

– Как? – выдохнула я. – Кто же меня туда пустит без билета? Даже папа не мог достать билеты в Кремль.

– А я тебя по своему пропуску проведу. Ты только надень школьную форму с белым фартуком и белые банты завяжи. У нас, массовиков-затейников, такая форма на «Ёлке». Попробуем, а вдруг пропустят? – пообещала она.

«А вдруг и правда повезёт?», с надеждой подумала я.

Мама ушла на работу, я погладила сама белый фартук, надела его на форменное платье, вплела в косички белые ленты, завязала банты и пошла к Тане. «Ёлка» начиналась в одиннадцать часов утра. Приехали к Кремлю. Сердце замирает от страха, но надежда теплится. Подходим к служебным воротам. Часовой спрашивает пропуск. Таня показывает свой пропуск, объясняет, что мы – массовики-затейники, работаем на «Ёлке» от Дома пионеров, но вот я (показывает на меня) забыла пропуск, а мы должны работать в паре.

– Вот у неё и фартук белый, наша форма, – поднимает она полу моей шубы, показывает, – банты тоже белые (из-под шапки видны), – стрекочет без передышки.

– Проходите, – говорит часовой, и мы проходим в КРЕМЛЬ!

– Ну что я говорила? – смеётся Таня.

А я свечусь от счастья! Не могу поверить, что я в Кремле на «Ёлке»!

– Ну, всё, пока, – сказала Таня. – Я побежала, а ты тут сама развлекайся, – умчалась к своим моя волшебница Таня.

Я вошла в зал. Нет слов, чтобы описать эту сказку, в которую я попала. Сияющие люстры, сверкающие полы, всё светится, переливается, краски всех цветов радуги, огромная ёлка, вокруг ёлки водят хоровод дети, всё шумит, пищит, движется. Я пошла в другой зал, там одновременно показывали разные мультфильмы. Перед каждым экраном своя толпа. Я постояла в толпе перед «Теремком», потом перешла к толпе, которая смотрела мультфильм про жернова, и тут заговорила моя совесть.

Ёлка в Кремле

«Меня же пропустили как массовика-затейника», подумала я и пошла в зал, где вокруг ёлки кружил и пел хоровод. В хороводе закружилась и я. И как-то так получилось, что вскоре я стала ёлкой для малышей. Они скакали вокруг меня. То я была головой змеи, а они, извиваясь и хохоча, шли за мной, то играли в игру «Здравствуй, Дедушка Мороз», то в ручейки, то я загадывала им загадки, то играли в фанты. Неизвестно, кто веселился больше: они или я. Мне кажется, я веселилась на всю катушку!

Объявили идти получать подарки. Все бросились к Снеговикам, раздающим подарки. А мне ведь не положен подарок, я без билета. Но я получила подарок! Ко мне подошёл Снеговик, снял с ёлки серпантин, с улыбкой обмотал им меня вокруг шеи и, дав мандарин, сказал:

– Ты нам так помогла!

Я даже шубу надевала осторожно, чтобы не помять серпантин. Если бы не серпантин и мандарин, родители не поверили бы, где я побывала.

– Ну и НУ-У-У, – повторяли они. – Авантюристка!

За двоих

Каждый раз под Новый год мне вспоминается история, когда я, семилетняя девочка, спасла свою учительницу, школу и детский дом. Конечно, «спасла» – это громко сказано, хотя, кто знает? Приближался 1949 год, а дело было политическое!

Детский дом находился в маленьком украинском местечке под названием Тывров. Воспитателями в нём работали мои мама и тётя. При детском доме была школа, в которой учились детдомовские ребята и несколько местных. Училась в ней и я. Кстати, детдом помогал местным детям: раз в неделю их приглашали на бесплатный обед, на Новый год дарили подарки. А время было трудное, послевоенное.

Вот и сейчас полным ходом шла подготовка к Новому году. В каждом классе делали игрушки на ёлку: вырезали флажки для гирлянды, клеили разноцветные бумажные цепи, раскрашивали фонарики, нанизывали на нитки комочки ваты, разрисовывали снежинками окна. И, конечно, репетировали стихи, песни и танцы.

Кроме подготовки к «Новогодней Ёлке» наш класс принимал участие в проведении линейки, посвящённой образованию СССР. Линейка должна была состояться 30 декабря в двенадцать часов дня.

Наша учительница, Зинаида Романовна, раздала нам, второклассникам, тексты о республиках, стихи и разучила с нами песню, которой мы и закончим линейку. Для каждой республики был подготовлен герб, флажок и народный костюм, в котором участник должен был её представлять.

Несмотря на то, что я была на год младше своих одноклассников, мне поручили рассказывать об Украине. Этот текст был самый большой, около страницы. Но учительница знала, что я легко справлюсь с ним. И правда: прочитав текст два раза, я хорошо пересказала его и померила свой костюм. Костюм был великоват, и его пришлось немного ушить. Зато венок с цветами и лентами был такой красивый, что я, надев его, любовалась на себя в отражении стёкол и зеркала.

Рано утром директор детдома узнала, что к нам приедет комиссия из самого областного центра, из Винницы! Председатель комиссии хочет посмотреть, как мы подготовились к этому событию.

Директор прибежала к нам в класс и попросила Зинаиду Романовну показать ей наше выступление до приезда комиссии. Мы выстроились в шеренгу и начали рассказывать о республиках.

Первой шла Российская СФСР, за ней – я, Украинская ССР[1]. Как только директор увидела меня, она в ужасе закричала:

– Как! Такая маленькая! Про Украину, такую большую республику! Заменить немедленно!

Она обвела взглядом нашу шеренгу и остановилась на самой крупной девочке.

– Пусть эта девочка рассказывает об Украине, – указала она.

Теперь я понимаю, почему Зинаида Романовна вздохнула и молча согласилась. Не могла же она сказать, что у этой девочки – самая плохая память из нас всех, поэтому ей и дали короткий текст про Эстонскую ССР. А тогда я чуть не заплакала, когда у меня отняли мой красивый венок и стали отпарывать уже перешитый на меня костюм.

Мне досталась самая маленькая республика – Эстония. Я за три минуты выучила новый текст, а с костюмом пришлось повозиться: почти в два раза уменьшить его. Но с костюмом для новой «Украины» провозились ещё дольше, расширяя его.

Всё это время учительница билась с девочкой, которая никак не могла запомнить текст. Нервы у всех были на пределе, а время неумолимо приближалось к двенадцати!

Комиссия приехала ровно к назначенному часу, все расселись в зале, комиссия с директором и нашей Зинаидой Романовной сидят в первом ряду, а мы стоим на сцене. Я должна была выступать самой последней, но учительница поставила меня рядом с девочкой, рассказывающей про Украину, чтобы в случае чего тихонько подсказывать ей текст.

Красиво выступила девочка, говорившая о самой большой республике – России, а после неё моя соседка начала говорить об Украине. Сказала три предложения, запнулась и повернулась ко мне за подсказкой. Я подсказала. Затем она продолжила говорить дальше и опять повернулась ко мне, мол, подскажи.

Я увидела лицо учительницы. Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Я так любила свою учительницу! Что делать? Как сделать так, чтобы она не заплакала? И тут я, шагнув вперёд, протянула вперёд руку и ладошкой-ковшиком начала показывать воображаемые богатые нивы колосящейся пшеницы, солнечные головки золотых подсолнухов. Я с таким выражением рассказывала свой текст о природе, богатствах и людях республики, что весь первый ряд заулыбался, слушая мой звонкий голосок. И, самое главное, Зинаида Романовна улыбалась!

После моего выступления начался рассказ о Белорусской ССР и других республиках, а в самом конце снова выступила я с рассказом об Эстонии. Потом мы пропели песню, и линейка закончилась.

Мы чувствовали, что линейка прошла хорошо. Спускаясь со сцены, я вдруг услышала: «А маленькая-то, маленькая, как выступила! Такая большая артистка». А через день наступил настоящий праздник – любимый Новый год!

Тайна

Друзья моих родителей уехали в заграничную командировку на три месяца, попросив маму присмотреть за их сыном, девятиклассником Алькой, высоким красивым парнем с шапкой кудрявых волос.

Две вещи поразили меня в нём: имя и волосы. Впервые я познакомилась с именем «Алька», когда читала «Военную тайну» Аркадия Гайдара. Я тогда влюбилась и в имя, и в героя книги. Поэтому, услышав, что парня тоже зовут Алька, поняла, что он мне понравится. А когда увидела его густую кудрявую шапку светлых волос, первым желанием было положить руку на волосы и проверить, будут ли они пружинить под моей рукой. Еле сдержалась.

Конечно же, я, пятиклассница, тут же влюбилась в Альку и его друзей, бывавших у нас после школы. А компания у них была замечательная, спортивная. У Альки был настоящий гоночный велосипед и красивый шлем.

Ребята часто отправлялись на велосипедах в Тимирязевский парк. Я с завистью смотрела им вслед. Как-то один из ребят, Толя, сказал мне:

– Ну почему ты такая маленькая? Была бы ты постарше!

Мне тоже хотелось быть постарше, участвовать в их прогулках, поездках, разговорах. К счастью для меня, ни одной девчонки не было в их компании, иначе я бы с ума сошла от ревности.

Маме приходилось кормить не только Альку, но и всю его компанию. Но главное было не в этом. Только теперь я понимаю, какую ответственность моя мама взяла на себя, согласившись присмотреть за ним.

Как-то я услышала, как мама ругала Альку, увидев у него в руках свежий номер газеты «Каширские известия». Оказалось, что Алька на велосипеде поехал в Каширу, один из старейших городов Московской области, расположенный на Оке. И чтобы доказать, что он побывал в Кашире именно в этот день, купил там местную газету, и с ней вернулся домой. А Кашира находится в ста пятнадцати километрах от Москвы! Алька чувствовал себя героем, проделавшим такой длинный путь на гоночном велосипеде! А что чувствовала моя мама, узнав об этом? Я думаю, после серьёзного разговора с мамой, Алька понял, что натворил. А тогда мне было жалко его.

Однажды я уже легла спать, когда Алька сказал моей маме:

– Сейчас Галка заснёт, и я скажу Вам тайну.

Сердце так и подскочило у меня в груди. Тайна! Я сейчас узнаю Алькину тайну! О чём? О ком? Почему он расскажет о своей тайне моей маме? Я притворилась, что сплю. Стала дышать медленно и ровно. Через несколько минут Алька сказал:

– Ну вот, кажется, заснула.

– Я ещё не сплю, – неожиданно для себя проговорила я.

Поняв, что я навсегда потеряла возможность узнать Алькину тайну, я накрылась с головой одеялом и горько-горько заплакала.

Кавычки

Жизнь бурно кипела в нашем пятом классе. Это кипение отражалось в стенной газете, выходившей каждую пятницу. Мы назвали газету «Лук». Это название таило в себе два смысла: стрелы из лука попадают в цель, и от лука на глазах появляются слёзы. Появились они и у меня, редактора стенной газеты, по совместительству художника и корреспондента. Вот как это было.

Мы выпускали газету сами, без классного руководителя. В газете были заметки о событиях, произошедших за неделю в классе: интересные случаи на уроках, посещение театра, поздравления именинников, планы на четверть, на каникулы. Была и рубрика «Жизнь в классе в карикатурах». Из-за одной карикатуры меня вызывали к директору школы.

На карикатуре были изображены две ученицы, Клава Булкина и Нина Ширяева, сидящие за партой на уроке с большими бутербродами в руках. Прикрывшись крышками от парты, они откусывают от бутербродов. Это была чистая правда, они ели на уроке математики и получили замечания в дневники. А вот за что я пострадала, так это за подпись к карикатуре: «Голодающим не до учения!».

Оказывается, к директору пришла мама Клавы и пожаловалась, что её семью оскорбили. И Клава, и Нина были из малоимущих семей, школа давала им бесплатные обеды, так зачем же смеяться над этим? В общем, директор велела снять газету и извиниться перед девочками. Я не могла понять, за что? Ведь ели? Ели. На уроке? На уроке. Замечания получили? Получили. Надо высмеять? Надо.

Дома я пожаловалась родителям, что не понимаю, за что пострадала я, почему надо снять газету, за что надо извиняться перед Клавкой и Нинкой.

– Всё дело в кавычках, – сказал папа. – Если бы ты поставила слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычки, был бы другой смысл. Вот смотри.

Папа взял лист бумаги и карандаш и нарисовал двух мальчишек, сидящих за столом. Перед одним мальчишкой – тарелка с пирожными, перед другим – пустая тарелка. Папа сделал второй рисунок. На втором рисунке первый мальчишка даёт второму половину пирожных. Под рисунком подпись: Щедрый подарок.

– А теперь посмотри на третий рисунок, – папа быстро нарисовал тех же мальчишек, но первый мальчишка положил на тарелку второго малюсенький кусочек пирожного. И подпись под рисунком – «ЩЕДРЫЙ» подарок.

– Чувствуешь разницу? – спросил папа. – То, что слово стоит в кавычках, меняет смысл сказанного, теперь ты с иронией говоришь о мальчике с горой пирожных, угостившем друга маленьким кусочком. Ты подчёркиваешь, что он – жадина, мог бы дать больше. Здесь слово ЩЕДРЫЙ не в своём обычном значении. Если бы ты подписала под карикатурой «Голодающим» не до учения, то все бы поняли, что ты над ними смеёшься, потому что на уроке нельзя есть, не умрут с голоду, могут дотерпеть до перемены. Поняла? Ты это говоришь с иронией! А давай выпустим газету, – предложил папа.

И мы с папой сделали такую красивую стенгазету! Из других классов приходили посмотреть на неё! Название «ЛУК» было составлено из зелёных перьев растущего лука (как живые!) Под названием сижу я (прямо мой портрет!), передо мной на столе наша газета, в газете моя карикатура, только на ней Клава и Нина (как настоящие – папа срисовывал их с фотографии класса) и подпись: «Голодающим» не до учения. Слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычках! А чуть ниже ещё одна подпись: «ГРАМОТНЫЙ» редактор забыл поставить слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычки. Напомним «грамотному» редактору правило: «Кавычками выделяются слова, употребляемые не в своём обычном значении, используемые в ироническом смысле».

А ещё ниже, во всю газету, крупными буквами была написана фраза: «ПРОСТИТЬ НЕЛЬЗЯ НАКАЗАТЬ!» И буквами помельче было написано шутливое обращение: «Ребята, судьба редактора зависит от того, ГДЕ вы поставите запятую: после слова ПРОСТИТЬ или после слова НЕЛЬЗЯ».

Весь класс простил редактора!

Коварные вишенки

В шестом классе я начала новый учебный год не с Первого сентября, а с двадцать пятого. Дело в том, что мы переехали в другой район. Родители оформляли прописку на новом месте, устраивали нас с братом в школы. Брат пошёл в мужскую школу, я – в женскую (тогда ещё было раздельное обучение: девочки и мальчики учились в разных школах). К счастью, у меня не было троек за пятый класс, иначе меня не взяли бы в эту школу. И вот я в шестом классе в новой школе.

– Новенькая? – обступили меня одноклассники.

– Садись со мной, – предложила высокая девочка с чёрными вьющимися волосами. – Меня зовут Марьян.

«Армянка», подумала я.

– Если бы я жила за границей, меня бы звали Анна Мария, – добавила она.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что моё имя состоит из двух имён: Марианна.

Я впервые услышала это имя.

Первый урок был математика, алгебра. Я попала с корабля на бал. Писали контрольную работу по алгебре (я представления не имела, что это такое). Буквы складывались, вычитались, я не знала, что с ними надо делать, в результате я, оказывается, вывела новую формулу: а + b = аb. Я думала, раз к одному предмету прибавить другой, будут два предмета, за что получила двойку за контрольную.

Когда учительница по прозвищу Семядоля смеялась по поводу моей формулы, я сказала, что ещё не проходила алгебру, но мои объяснения не тронули её. На перемене девчонки заступились за меня, требуя зачеркнуть двойку. Они толпой двинули на Семядолю, загнали её в угол, а она, загородившись от них журналом, пропищала, что раз я пропустила целый месяц, то пусть они позанимаются со мной. Марианна вызвалась помочь мне. Двойку зачеркнули – это была победа класса над злой, вредной, несправедливой (по словам девчонок) Семядолей.

И начались мои муки. Дважды в неделю я должна приходить к Марианне заниматься алгеброй. Я волновалась, когда вошла в подъезд. Надо было подняться на лифте на седьмой этаж. До этого я никогда не ездила на лифте. Справилась. Позвонила в дверь, оказывается, меня ждали. Её мама и бабушка усадили нас за стол пить чай с ещё тёплым печеньем с орешками. Расспрашивали, кто я, откуда, кто родители, где живу.

– Весёленький ситчик, – похвалили они, пощупав моё платье. Марианна, с трудом оторвав меня от мамы и бабушки, повела в свою комнату. Я не поверила – своя комната! А у нас на четверых – всего восемнадцать метров! На стене большой портрет двух детских головок.

– Бабушка прятала этот портрет от немцев во время войны, – сказала Марианна, увидев, что я заинтересовалась портретом. – Это старший брат и я, – пояснила она.

Мы сели за письменный стол с маленькой красной настольной лампой. Смотрю в окно – Киевский вокзал с часами на башне. Я не сводила глаз с этих часов, следила за стрелкой, слушая объяснения и не понимая ничего. Отвратительный запах краски на металлическом абажуре сводил меня с ума. В голове одна мысль – скорее бы домой!

Чтобы муки мои быстрее закончились, я попросила соседа Мишу (или Мишеля, как его называл его папаша) объяснить мне то, о чём будет рассказывать Марианна. Мне было стыдно, что меня, как двоечницу, «взяли на буксир». Я старалась как можно быстрее отделаться от занятий, расспросов, угощений, несмотря на то, что мне были рады, меня даже ждали бабушка и мама Марианны.

А Семядоля, наша математичка, как ни странно, оказалась доброй и заботливой, я испытала это на себе. Как-то к нам приехала бабушка. Сколько вкусных вещей она привезла! Две сырые курицы с луковицами внутри, чтобы не испортились в дороге, самодельную ветчину, яблоки, груши, сливы, варенье и вишнёвку для родителей (бабушка делала её сама). Мы долго сидели вечером. Меня не гнали спать, так как первый урок должен быть физкультура, а я была освобождена после болезни. Мне ко второму уроку, наконец-то дослушаю до конца радиопередачу «Пионерская зорька»! Утром позавтракала не спеша. Бабушка сварила вкусную кашу. На столе стояла миска с вишнями, я съела целое блюдечко очень вкусных сладких вишен и пошла в школу.

Начался урок. Настроение хорошее: алгебры уже не боюсь, так как благодаря Мишелю и Марианне соображаю, что к чему. И вдруг чувствую, нет, не соображаю. Голова кружится, руки не слушаются, хочу сказать Марианне, что мне плохо, тоже не могу – губы не слушаются. Вижу, подбегает ко мне Семядоля, щупает лоб, о чём-то спрашивает меня, пытается приподнять, а я как тряпичная кукла: голова на шейке мотается. Упала головой на парту и уснула. В конце урока открываю глаза – чувствую себя нормально. Но Семядоля отпускает меня домой, спрашивает, кто отведёт меня. Лес рук. Марианна и Вера повели меня домой, а со мной уже всё в порядке, идём, радуемся.