Черная осень

Потом по стране прокатилась серия терактов, стачек, забастовок…

Следующим и последним пунктом стала война с Борхумом.

Для себя Яна перевела так.

Сначала Япония (Ифороу тоже было островным государством), потом оживились революционеры, потом подключились немцы. Соседушки, чтоб их там!

Первую войну Петер проиграл с треском и блеском, потеряв Валенские острова. В результате недовольны оказались моряки, рыбаки, да вообще – все население.

После возмущений стало ясно, что торы смертны так же, как и жомы, а поймают ли убийцу? Это еще вопрос! Убийцу великого князя Василия не поймали, как ни старались. Или просто НЕ старались?

Потом активировался Борхум.

Яна видела это глазами Анны. Госпитали, в которых бывали Аделина с дочерьми, милосердная помощь раненым… и – отец.

Который устраивает балы, который ничем сильно не обеспокоен…

Мать твою так!!!

Собака страшная, ты царь – или погулять вышел?!

Чисто для справки – Вторая мировая война. Вот Яна не могла представить товарища Сталина – на балу. Работающего по четырнадцать, восемнадцать, двадцать часов – могла. А вот танцующего, гуляющего, стреляющего по воронам в парке – да, было у Петера и такое развлечение, история повторялась, – не могла!

Война – это промышленность! Заводы, фабрики, бюджет, бумаги… Это адова каторга руководителя. Поесть и то некогда! А уж все формальные обеды и мероприятия…

Ах, организовали санитарный поезд, на паровозе которого расписались все великие княжны. Ах, они бывали в госпитале… Да толку-то!

Без них бы еще госпиталь и лучше работал! Это как президента на объект загнать, козе понятно, что работа встанет! Его ж принять надо, пыль в глаза пустить, начальству засветиться…

Людей лечить? Смеетесь, что ли? Очки надо зарабатывать, перед начальством прогибаться! А люди и так не подохнут, они у нас крепкие!

Тем более ни к чему серьезному девиц и так не допускали, наверное, чтобы не угробили людей. Нет, Яна была решительно против таких мероприятий.

Что может сделать великая княжна во время войны?

Да что угодно!

Была и такая императрица – Елизавета, и Екатерина, а княгиня Ольга, если кто помнит, вообще лично на поле боя явилась. И не постеснялась. Христианство там, всепрощение… древлянам расскажите, ага?

Ладно, ядом плеваться можно долго. И Яна с удовольствием бы это проделывала. Еще и мишень повесила.

Знаете – почему?!

Да потому, что о ситуации в стране Анна (ОВЦА!!!) не знала ничего!

Даже не так.

Попросту – НИЧЕГО!!!

Когда была война с Ифороу, ей было двенадцать лет. Тут понятно – гувернантки, хорошие манеры, да и родителям сильно не до детей. Как могла цветочно-гувернанточная барышня самостоятельно разобраться в политике? Газеты, что ли, читать? Так, во-первых, они все врут, а во-вторых, девочке их не давали.

То ли дело вышивка, музыка, хорошие манеры… да Анна на пяти – ПЯТИ – музыкальных инструментах играла: фортепиано, флейта, скрипка, арфа и немного могла на гитаре (не комильфо, но могла). Знала восемь языков… интересно, оно как-то передается при переходе?

Яна отлично знала русский родной, русский матерный (то есть разговорный), ну и английский. Разговаривала неплохо, читала-переводила со словарем. Учили с отцом итальянский, серьезной практики не было, но словарный запас был.

Яна прислушалась к себе.

Все же язык Ифороу, Борхума, Лионесса, Ламермура – и так далее, они местные. Анна будет знать те языки, что и Яна.

А Яна?

Однако!

Спасибо, Хелла!

Нельзя сказать, что языки возникали из ниоткуда и укладывались в памяти, но Яна ощущала, что при незначительном усилии – она заговорит. И неплохо. Жаль, всего год отпущен. Не успеет она правильно этим багажом распорядиться.

Организовать ужин на сто пятьдесят человек за два дня? Невероятно, но Анна была на это способна. А Яна? Никогда. Лучше расстреляйте сразу.

И какая политика при таком воспитании? Девушке в голову вкладывалось, что это – мужское дело.

Когда была война с Ифороу – было рано. Когда было покушение – было очень страшно, но толком ничего сделать Анна не успела – влюбилась. И по уши… И какая тут война с Борхумом? Да девчонку только одно интересовало – чтобы любимый на нее не попал!

И ведь пристроила.

Илья Алексеев практически не воевал. Судя по воспоминаниям любимой – не должен был… Полком он командовал сейчас… Яна порылась в памяти.

Точно, полковником он стал, и влюбленные собирались, как только окончится война, так сразу же… война еще и окончиться не успела…

Это что – у меня еще и война?!

Яна едва во сне на полметра не подскочила.

Собаки страшные, вы что творите?! У нас враг на рубежах, а в стране революция?! Да за такое стрелять надо, вешать и головы рубить! Ивана Грозного на вас нет!!! И Малюты Скуратова!

Так, а каким полком любимый-то командует?

Ой, ля-ля-ля… Да-да, проглатывая первую букву.

Гвардейский кавалерийский полк.

Яна нахмурилась. Но хоть это в Анну вдолбили, материться не пришлось.

Значит, так.

Всего полков шестьдесят. Четыре кирасирских, двадцать драгунских, девятнадцать уланских, двадцать гусарских. Казачья конница и пограничники не засчитываются, а зря. Что казаки на конях могли выделывать – уланы и драгуны тихо плакали в сторонке.

Но это уже мнение Яны.

Анна выбрала для любимого кирасирский полк – почему?

Да потому что расквартирован он был неподалеку от Звенигорода. И на войну не попадал. Оно и логично.

Вообще, вот это разделение на кирасир, драгун, улан, гусар – оно все было сбито в ноль, когда появился хороший огнестрел. С тех пор готовили гвардию примерно одинаково. Для чего?

Разведка, прикрытие, помощь, доставка… Чему учили? И действию холодняком, саблей, шашкой, чем там по форме полагалось, и стрельбе в строю…

В строю!!!

Яна едва не застонала. Ей это вообще даже думать было – как ножом по известному месту! В строю!!!

Да всю жизнь лучшее место – окоп! Окоп выручит! А с изобретением пулеметов кавалерия становится просто пушечным мясом.

Но – нет!

Традиция, однако!

Единица – эскадрон. Шесть эскадронов – полк. Три полка – бригада, три бригады – дивизия. В одном эскадроне сто сорок три человека.

Выглядит, конечно, шикарно! Если кто гусар по телевизору разглядывал – да, именно так! Цветные мундиры, выпушки, галуны, лампасы, погоны… Во всей этой амуниции на параде – самое место. А на войне?

А на войне лучше военно-полевой формы, стиль милитари, еще не придумали.

Анна пристроила любимого в Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Анны полк.

Анна – бабушка императора. Вот в ее честь и полк назван был, дедушка хотел сделать любимой приятное. Полк шикарно выглядел, имел свои знаки, свои галуны и великолепно смотрелся на парадах, сопровождая повсюду свою повелительницу!

А вот Аделине он не нравился.

Наверное, потому, что бабка Петера к моменту свадьбы еще была жива. И когда внук ей невесту показал, рявкнула презрительно: «Ты ничего приличнее найти не мог?!» В девяносто лет себе можно такое позволить, понятно, но Аделина сильно обиделась.

Анну так и назвали, кстати, чтобы бабушку задобрить.

Не получилось.

Внучку та один раз в жизни видела, а ее мать и вовсе видеть не хотела. К старости вдовствующая императрица стала невыносима, в лицо называла сына Гаврюшу – Гов… так, она его ТАК – НЕ НАЗЫВАЛА!!!

Это – сплетни, и точка!

Анна так и думала, правда-правда.

Сына Алексиуса бабуля окрестила тряпкой, а внука Петера… Такие слова дамам и вообще знать не положено. Хотя Яна знала. И сильно подозревала, что она бы с прабабкой Анны сработалась. Жаль, что та умерла лет пятнадцать назад. А бабка, Мария, ни на что годна не была. Сидела себе в Эрляндии в глубоком маразме и сидела.

Понятно, на войну этих романтических кавалергардов не отправили. И полк…

Полк! Почти тысяча человек стояли неподалеку от столицы, словно оловянные солдатики, которых позабыли вынуть из коробки.

Козлы, Бонапарта на вас нет!

Так вот, Анне было не до войн, надо было любимого пристраивать. Потом опять не до войн, а потом и поздно стало. Слишком поздно…

Как поняла из ее воспоминаний Яна, Наполеоны все же нашлись. Увы, по одному они даже на лошадь Бонапарта не тянули, так что действовать предпочли целым комплектом.

Итак, идет война.

Его величество танцует на балу в имении под Звенигородом.

В Звенигороде народ озверевает окончательно.

То ли само по себе раздолбайство, то ли помощь со стороны… в столице нет хлеба. Из-за какого-то сбоя (вот не сойти Яне с места, такие сбои хорошо проплачиваются!) не подвезли продовольствие.

Народ начинает бунтовать, а когда узнает, что император танцует на балу у пригласившего его князя Иванова, окончательно срывается с цепи.

И начинается…

Толпы народа осаждают царский дворец, требуя хлеба, начинается шум, гам…

Стрелять в толпу? Ага, один попробовал. В ответ полетели не камни, нет. Динамитные шашки. Кого-то разорвало на части, кого-то…

А что – гвардейцы не люди?

У них так же есть семьи, дети, и они так же голодают…

Через два дня гарнизон Звенигорода перешел на сторону восставших – и события помчались галопом. Звенигород был захвачен полностью. Революционеры объявили Освобождение и создали Управляющий Комитет.

Временный, понятно.

Поскольку воевать Петер не годился ВООБЩЕ, ни боком, ни каком, к нему явились сразу несколько человек. Генерал Орловский, который (с-собака!) вообще разослал всем полкам телеграммы, чтобы не вздумали идти на столицу и отбивать ее.

Тор Земской, который был выбран председателем Комитета… так, а кроме того он кем был? А, понятно. Член Государственного Совета. Было и такое учреждение при императоре. Даже полезное… иногда.

Второй товарищ, тор Ройзен, был оттуда же. Вот эти трое Буонапартиев и убедили Петера подписать отречение.

Дальше было почти по Маяковскому: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!»

В Звенигород явился некто жом Пламенный.

Память Анны могла подсказать немногое. Вроде как революционер, жил за границей, потому как в стране его посадят в три счета…

Посадили, ага.

В кресло диктатора.

Называлось это, конечно, не так. Он создал Комитет Освобождения, провозгласил стандартные лозунги для дураков: «либерте, эгалите, фратерните»[8] – и был с восторгом принят дураками.

М-да…

Уж сколько раз твердили миру, но ищет мышь дорогу к сыру…

Лично Яна точно знала – если тебе говорят о свободе, значит, собираются поиметь. А если еще о равенстве и братстве – то в особо циничной форме.

Что там у нас в классике кинематографа? «Я атаман идейный, и все мои ребята, как один, стоят за свободную личность»[9].

Точно сказано.

Вот жом Пламенный и стоял за свободную личность. И для начала (чтобы подчеркнуть все три пункта программы) объявил об аресте императорской семьи.

За преступления против Государства и Народа.

Народ с радостным визгом подхватил обвинения.

Яна, наблюдая воспоминания Анны, лишний раз подумала, что идиоты – неискоренимы. Нет бы подумать: а на какие, собственно, денежки гуляем? Вот у пана-атамана нема было золотого запасу, у батьки просить пришлось. А тут откуда?

Так заграница финансировала, вестимо.

И конечно из добрых чувств!!!

Не рассчитывая ничем поживиться, не надеясь на выгоду, просто чтобы все стали равны и свободны! Аж умиление берет, на слезу прошибает… Как люди о соседях-то заботятся! Вот она – дружба народов в действии!

А идиоты радостно орут: «СВОБОДА!!!» – и бегут на площади. Нет бы подумать – если человека финансируют за границей… Вы вот много о соседях заботитесь? Нет? А то прогуляйтесь к соседу по лестничной клетке, полы у него помойте, в магазин ему сходите… некогда? Своя семья есть?

А в большой политике оно примерно так же. Никто вам, дуракам, помогать не обязан! В чужой стране костер разжигают, чтобы кто-то на нем крупно нагрел руки! И не рассчитывайте, с вами этот загадочный кто-то и копейкой не поделится!

Яна это точно знала. И поэтому всякие митинги, демонстрации и прочие разводки ей были попросту непонятны. Ходить, тратить время и силы, чтобы кто-то себе очки записал, а кто-то бабло получил?

Ага, щас!

Ладно еще когда она была студенткой – подрабатывала, подписи собирала на выборы! Так там платили! А все остальное, господа, не к ней!

В Звенигороде людей, прошедших перестройку, гласность и демократию, попросту не было. Так что народ ломанулся на улицы. Требовать свободы.

Под это дело жом Пламенный начал брать под свою руку полки.

А Петера с семьей повезли за границу.

Как Яна поняла, Петер просил только об одном – уехать. И жить за границей, как обычный человек, с семьей. Никогда не претендуя на трон Русины.

Ага, кто ж ему поверит?

А куда хотел уехать Петер?

К кузине Элоизе… та-ак? Это у нас что за зверушка? И нельзя ли туда Нини или Гошку?

Яна покопалась в воспоминаниях донора. И скрипнула сквозь сон зубами.

Нет, нельзя. Никак нельзя.

Кузина Элоиза была правительницей островной страны с красивым названием Лионесс. А еще она была двоюродной теткой Аделины Шеллес-Альденской, отсюда и кузина. В паутину сложных родственных связей Яна даже не полезла, ну их к черту! Она весь год потратит, только чтобы в этом разобраться!

Петер вел с ней переговоры о переезде, перевел туда приличные средства, в банки, посол Лионесса, тор Дрейл, Слейд Дрейл, был согласен на переезд, обещал корабль, уверял, что ее величество готова предоставить эскорт и замок для проживания…

Но – потом передал письмо от кузины.

Анна не знала, что именно в нем написано. Так, догадалась. «Простите, дорогой кузен, я бы рада, но парламент не одобряет, да и народишко взбунтоваться может. К чему им такие плохие примеры?»

Петер быстренько передумал на тему Лионесса и собрался в Ламермур. Направление то же, только до Лионесса плыть, а до Ламермура – дольше ехать.

Не доехали.

Императорский поезд перехватили, объяснили все поломкой путей – и отправили их в Зараево. Где и продержали, кормя «завтраками» почти два месяца. С печальным, но предсказуемым результатом.

Что в это время происходило в столице?

В стране?

В мире?

Анна – НЕ ЗНАЛА!!!

Мало того, ее это просто не волновало. Ее волновал только сын. Она несколько раз написала Ирине Ивановне, ответа не получила, но умоляла ту узнать, куда отправится императорская семья, и тоже уезжать. И побыстрее…

Но что-то Яна сейчас сомневалась, что Анну послушают.

Человек – такая зараза…всегда надеется на лучшее. Говорят, в газовые камеры люди шли – и то надеялись, что пронесет. Скорее всего, неведомая ей Ирина Ивановна будет сидеть на попе ровно и молиться, чтобы все обошлось. У нее тут родители, брат, еще по мужу родня, так куда бежать?

Зачем?

Император уезжает – так это его проблема! И Анны. Бери да оставайся, кто ж тебе мешает?

А где у нас Ирина Ивановна?

В Звенигороде она. В Звенигороде-колокольном…

То есть нравится, не нравится, а до столицы ей добираться надо. С этой мыслью Яна и проснулась.

* * *

Слейд Дрейл на данный момент был занят. Он разговаривал с молодым мужчиной, при виде которого Яна бы восхищенно выдохнула: «Какая встреча, это вы, поручик!»[10] Копия. Такая же кудрявая, усатая, только если киношный был положительным героем, то этот, похоже, отрицательным.

– Тор Дрейл, вы понимаете, что от меня требуете?

– Да, жом. Вполне понимаю. Вы должны добраться туда, куда освобожденцы поместили императорскую семью, забрать одну из великих княжон – и уехать в Лионесс.

– Это невозможно.

– Я знаю, для вас нет невозможного.

– Хорошо. Это очень, очень дорого.

– Полагаю, казна Лионесса выдержит и ваши цены, и ваши расходы, – пожал плечами тор Дрейл.

Он подозревал, что половину расходов ему придется оплачивать из собственного кармана, но… стоило вспомнить тора Вэлрайо, его ледяные, гадючьи глаза…

Когда-то давно, еще малышом, тор Дрейл наткнулся на гадюку. Несколько секунд змея смотрела на мальчишку, словно размышляя, укусить – или нет, потом развернулась и уползла. Но то ощущение тор Дрейл запомнил на всю жизнь.

Противное такое… словно кишки морозом сводит.

Вот тор Вэлрайо вызывал у него такое же чувство…

Жом Алоиз Зарайский, аферист, альфонс и вор, был лучшей альтернативой. Этакий русинский вариант Остапа Бендера, он давно был на заметке у лионессцев. Нет отбросов, есть кадры. А данный кадр вызывал у женщин совершенно необъяснимую симпатию.

У любых женщин, от шестнадцати и до девяноста лет.

Они влюблялись, они верили, они доверяли проходимцу свою честь… да ладно – честь! Семейные капиталы, вклады, счета, бумаги…

Лионессцы щедро платили за информацию. А для деликатного поручения…

Почему нет?

Жом вполне подойдет.

– У меня будут большие расходы, – заметил Алоиз, закуривая пахитоску. – Судите сами, пока дорога, пока я узнаю, где император, пока подберусь…

– Я же сказал – все будет оплачено.

– Аванс?

– Пятьсот рублей.

– Смеяться изволите?

– Сколько вы хотите? – скрипнул зубами тор Дрейл, понимая, что дешево не отделается.

– Прибавьте нолик.

– ЧТО?!

– А когда я вернусь с княжной, прибавите еще нолик, – безжалостно припечатал жом. – Итого пятьдесят тысяч.

– Да за пятьдесят тысяч рублей поместье можно купить!

– Рублей? Любезнейший тор, лионесских фунтов! Ненадежен нынче рублик, чует мое сердце, уезжать придется, тут-то мне ваши денежки и пригодятся.

Тора едва удар не хватил.

Но…

После долгих торгов сошлись на сорока тысячах фунтов. Пять тысяч жом получил в качестве задатка и, довольный, распрощался. А тор Слейд, ругаясь, отправился на следующую встречу.

Вот мерзавец, а?

Куда этот мир катится, никто не желает работать за интересы Лионесса! Всем деньги подавай!

Кругом одни сволочи!

Зараево, Русина

Яна все рассчитала правильно.

Практически.

Не учла она телеграмму от жома Тигра, которая прилетела поздно вечером и придала начальнику зараевского Комитета энергии и работоспособности. Вот на этой волне начальник, жом Отважный, и отрядил гонца в поместье, чтобы посмотрел, отчитался и доложил о выполнении приказа.

А то как же!

А уж он так и телеграфирует жому Тигру, мол, выполнен приказ, расстреляны кровопийцы…

Трое конников отправились в поместье. Вернулись они уже под утро со страшными вестями.

Поместье сгорело. Рядом остов сгоревшей машины… одной. Кто там еще сгорел? Что произошло? Непонятно.

Жом Отважный представил, что с ним сделают в столице, облился, вопреки своему прозвищу, холодным потом и отправил туда уже два десятка верховых, с приказом – разобрать и разобраться!

Сам бы поскакал, но мало ли что? Мало ли кто? Лучше держать руку на пульсе, а не сидеть в глуши.

Доблестные освобожденцы приехали, поняли, что сами не справятся, и помчались в ближайшую деревню. Пока уговорили крестьян, пока приехали обратно, пока более-менее остыло пепелище, которое бодренько горело половину ночи…

К вечеру только-только начали разбираться, что к чему. А осмысленные результаты обещали быть не ранее утра, а скорее, завтрашнего вечера.

Жом Отважный телеграфировал в столицу, получил оттуда рявканье жома Пламенного и принялся суетиться в два раза сильнее. Разослал телеграммы, призывающие к бдительности, на всякий случай разрешил обыски в поездах…

Он бы искал!

Но кого?

И где?

И…

Вот ведь отродье императорское! Даже сдохнуть как следует не могли, гады!!!

* * *

Жом Пламенный получил телеграмму, но не сильно удивился.

Понятно, надо взгреть идиота. Разжаловать? Потом, позднее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Все названия глав взяты из стихотворения М. Цветаевой «Всюду бегут дороги…»(Прим. авт.)

2

Тор – благородный по рождению, дворянин. Жом – обычный простолюдин. Женский вариант – тора, жама.(Прим. авт.)

3

Кому интересно – погуглите. Писал так «святой». И развлекался.(Прим. авт.)

4

Правда-правда. Можете погуглить, я видела обе версии.(Прим. авт.)

5

Нечто подобное было на первых «фордах».(Прим. авт.)

6

23 мая 1887 года Делянов обратился к государю императору с предложением ввести законодательный запрет приема в гимназии детей большинства российских сословий, кроме дворян, духовенства и купцов. «Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».(Прим. авт.)

7

Данная история случилась на самом деле с одной из читательниц и была использована в романе с ее согласия.(Прим. авт.)

8

Liberté, Égalité, Fraternité – девиз Французской Республики времен французской же революции.(Прим. авт.)

9

Из «Свадьбы в Малиновке» – очень демократического фильма, раскрывающего принципы демократии во всей полноте:

Грициан: «Ну а как же можно без программы? Ну что я вам, бандюга с большой дороги? Я же атаман идейный. И все мои ребята, как один…»

Попандопуло: «…Стоять за свободную личность».

Гапуся (в сторону, бабам): «Значит, будут грабить».(Прим. авт.)

10

Из фильма «Гусарская баллада».(Прим. авт.)