Далеко от Земли

От волнующих мыслей отвлекал труд. Нелли с Михой продолжали строить новое общество, и каждый день приносил свои плоды. А вечерами, укрывшись за стенами корабля-храма, они обсуждали то новое, что Нелли узнавала от Наблюдателя, и мечтали о возвращении домой.

– Я… Миш, я едва не спросила его… – даже зная, что Наблюдатель не слышит ее, Нелли боялась своих мыслей, но эта не давала ей покоя, и отделаться от нее можно было, только обсудив с Мишкой.

– О чем? – Миха оторвался от чертежа, над которым мудрил уже не один вечер.

– Я подумала… а не мог бы он отправить нас на Землю, как отправил меня в свой другой мир…

– Теоретически может. Исходя из того, что мы знаем о нем. Практически… неизвестно, каким образом он преодолевает космическое пространство. Возможно, их раса использует «прыжок», над которым работают наши ученые. Но… кто знает, каких высот в науке они достигли?.. И не будет ли наш перелет на Землю испытанием, которое мы можем не выдержать? Есть еще вопросы.

– Какие?

– Как Наблюдатель Млечного пути воспримет такую «посылку»? Как в случае удачного приземления нас встретят наши же службы безопасности, ученые, да и просто люди? Поверят ли нашим рассказам, если мы будем в состоянии говорить, конечно? Короче, Нель, забудь об этом. Мы будем ждать наш корабль и улетим домой на нем.

Слушая Мишку, Нелли кивала, будто соглашаясь, но произнесла задумчиво:

– Если кое-кто нас отпустит…

Миха не думал об этом. Но теперь эта мысль стала неотвязной. Она пугала и не только страхом за свою жизнь, но и за жизнь землян, тех, кто, ничего не ведая о Наблюдателях, прилетит на Новую Землю.

– Зачем мы ему?

Миха спрашивал не столько Нелли, сколько самого себя, но Нелли отвечала также неопределенно:

– Зачем им всем мы? Мы знаем только о двух Наблюдателях, а сколько их всего? Где их родина? Как они плодятся? Как развивается их цивилизация? И в принципе, кто они такие?

Вопросы без ответов. В той или иной форме Нелли задавала их, но точных ответов не получила. Связано ли это с тайной их расы, или с ограниченностью возможностей человеческого восприятия информации, тоже понять невозможно.

Идея Наблюдателя о создании другого мира с сообществом людей, отверженных новоземельцами, провалилась. Но Нелли казалось, что ее невидимый друг не очень-то расстроен. Он возвращал детей, как они условились. Но, чем старше становились возвращенные, тем настороженней их принимали новоземельцы. Не понимая причин другого развития своих соотечественников, они видели в них чужих, еще более чужих, чем космонавтов с Земли. Такова была плата за жестокость!

Собрав вождей всех родов, Нелли с Михой предложили создать отдельное поселение для возвращающихся. Но им были необходимы воспитатели. Жрец достиг некоторых успехов в обучении тех людей языку, разговору вслух, но законы общежития им были незнакомы. Вожди кланов дали понять, что их людям хватает забот в своих поселках. И Нелли с Михой ничего не оставалось, как самим заниматься возвращенными людьми.

Для нового клана выделили пустынные земли в стороне от освоенных земель планеты. Миха с Куно делали все для обустройства нового поселка, а Нелли – для адаптации людей. Каждый день они летали туда, облачаясь в свои уже потрепанные костюмы, но неизменно возвращались в корабль-храм. Только Куно оставался с теми людьми. Ему было все равно, где жить – в своей пещере, в храмовом поселке или с отверженными. С последними он чувствовал себя нужным человеком, отцовские качества которого были невостребованы до последних дней, но они жили в нем, и теперь Куно отдавал свои знания и свою чуткость тем, кто в этом нуждался как никто другой. Он стал для растерянных людей человеком, значимость которого можно было сравнить лишь с авторитетом Праотца Хуана. И Куно сам чувствовал это. Но не гордость толкала его на трудный путь воспитания взрослых детей, а понимание важности дела, которым он занимался, и чувство радости отцовства, которое он кратко испытал всего лишь раз в своей жизни.

В конце концов, пришло то время, когда все отверженные были возвращены на родину.

Последним на Новую Землю Наблюдатель вернул жреца. Для Нелли это стало событием, взволновавшим ее так, как в последние годы ничто другое.

– Я здесь… – привычное приветствие застало Нелли в поселке отверженных.

– Я слышу тебя… – обычный ответ.

– Здесь Хуан.

Нелли вздрогнула при упоминании этого имени.

– Где? – она закрутила головой.

– Здесь. Рядом. – Наблюдатель обратил ее внимание на крайнюю избу поселка.

Миха с двумя парнями укладывал керамические трубы, подводя воду из источника, питающего одно из озер планеты, поближе к домам. Нелли всегда была в поле его зрения. И от преданного друга не ускользнуло, как резво она побежала на край села.

– Куда это она? – Миха выпрямился, провожая ее взглядом.

– Что-то случилось… – Куно прищурился, пытаясь в зеленом пейзаже разглядеть фигурку дочери.

– Я посмотрю, – Миха оставил работу и поспешил за ней.

Добежав до избы, Нелли остановилась. Сердце в груди часто стучало, но вдруг замирало, словно прислушиваясь, чтобы за своим стуком не пропустить чего-то важного, и снова стучало. Нелли прислонилась к стене, дыша глубоко, но волнение мешало выровнять дыхание. Долгий вдох и еще более долгий выдох, еще и еще… Почему она так волнуется? Почему боится заглянуть за угол? Чувство вины? Или еще что-то? Что бы то ни было, есть один путь успокоиться – решиться, наконец, и пойти за избу.

Последний глубокий вдох, и Нелли сделала шаг. В паре метров от нее, на земле, погрузившись в высокую траву, на коленях стоял человек. Его голова была так же гладка, как и головы всех возвращаемых на Новую Землю. Наблюдатель просто решил проблему гигиены! Какими-то только ему ведомыми способами он лишил своих подопечных волос на всем теле. И они больше не росли. Нелли содрогнулась, вспомнив свое пребывание в стеклянном доме на пустынной планете, когда ее окружали не просто лысые мужчины и женщины, а к тому же и без одежды. Белые худые тела с овальными навершиями… брр… Но здесь она привыкла к их безволосости. Рубахи, штаны, платки разнообразили их внешность и блестящие макушки уже не шокировали, не вызывали отвращения. И все же, это были отверженные, а жрец… Нелли помнила его чернявого, с густой шевелюрой и овальной бородкой. Его взгляд из-под черных бровей буравил так, что становилось не по себе. Суровая внешность придавала ему уверенности, значимости. Как же сейчас? Каков он сейчас, этот человек, по воле которого, пусть непрямой, но ставшей первоосновой, образовалось общество изгнанников, членом которого спустя годы стал он сам?

Нелли приблизилась к жрецу сзади. Он кланялся земле, шепча что-то себе под нос, беспорядочно водя руками по траве, ощупывая ее, приглаживая. Жалость обожгла сердце Нелли.

– Хуан, – с придыханием окликнула она.

Голова жреца дернулась, и он взглянул на Нелли исподлобья, настороженно, не поднимая головы, а лишь повернув ее. Жрец вглядывался и, казалось, не узнавал ту, которая изменила его жизнь так, как он и предположить не мог. За два года она тоже изменилась: ее волосы стали длиннее, она сплетала их отдельными прядями, укрепляя от самого корня тонкими белыми лентами; тугие жгуты лежали на ее плечах, прихваченные у линии лба широкой лентой. Впалые щеки, чуть прищуренные светлые глаза, четкая линия губ… Праматерь?..

– Кто ты? – спросил он, и в его вопросе прозвучали и интерес, и страх.

Нелли сглотнула. Что ответить? Назваться праматерью? Или вспомнить еще более далекое прошлое, когда она была чужой на этой планете?

– Я – Нелли. Помнишь меня? – она решилась назваться своим именем, но жрец молчал, и весь его вид говорил о напряженной работе мысли. – Праматерь… – добавила она тише.

Он узнал! Вспомнил! Нелли увидела, как вскинулись его безволосые брови, как расширись глаза. Жрец медленно встал. Рубаха скользнула по его худощавой фигуре. Ее обтрепанный край лег на примятую траву. Повинуясь сомнению и внутренней осторожности, выработанной здесь годами, Нелли отступила назад. Она помнила, какую реакцию в ней самой вызвал человек, которого она винила в своих бедах. Тогда она бросилась на него. Вполне вероятно было ожидать и от него подобных действий. Ведь причиной его бед стала она…

Но жрец просто стоял и смотрел на нее. Ничего не говоря, даже не двигаясь. Он смотрел так, словно изучал – спокойно, без эмоций, но в его взгляде было нечто большее, что-то такое, отчего Нелли пришлось опустить глаза, отчего ей хотелось сжаться в комочек, исчезнуть из поля его зрения.

– Нель, – Миха взял ее за локоть.

Нелли, наконец, выдохнула. Миха всегда появляется в нужный момент! Ей сразу стало легко. Страх отступил, чувство вины спряталось. Нелли облизнула сухие губы, переступила с ноги на ногу, вновь ощущая уверенность в себе.

– Здесь Хуан, – ответила она, кивнув на жреца.

– Я вижу…

Миха без церемоний подошел к нему и сжал обеими руками за плечи.

– С возвращением!

В его словах чувствовалась искренность. Мужское приветствие не настораживало, не напрягало, как жалость женщины, читаемая не только в ее взгляде, но во всей ее позе. Хуан кивнул, поджав губы.

– Все твои теперь живут здесь. Почти все. Только те, которых вернули детьми, обосновались в разных кланах. А взрослые все здесь. Мы уже и дома поставили. Угол тебе найдется, да хоть в этом доме, – Миха кивнул на ближайший, – твои предпочитают жить вместе, вроде как семьями. Ты как? Идти можешь? Пришел в себя?

Хуан кивнул, поглядывая из-за Михиной спины на Нелли.

Мишка отпустил его и позвал за собой.

– Идем. Тебе надо переодеться, поешь чего-нибудь. Потом поговорим. Да?

Он испытующе взглянул на жреца. Тот снова кивнул в ответ. Стало понятно, что путь на родную планету дался не так легко. У них уже был богатый опыт встречи переправляемых, и все сначала казались едва ли не одуревшими. Но через несколько дней адаптировались. Только приходилось за ними присматривать. Мало ли…

Хуан подобрал рубаху и пошел рядом с Михой. Он неловко покачивался, пару раз оступился. Миха подхватил его, но получил отказ от поддержки: Хуан отвел его руку, отрицательно покачав головой. Гордый человек! Он остался таким, каким и был! Значит, не сломлен! Нелли подумалось, что это и хорошо, и плохо. Как бы снова не пришлось воевать с ним за власть над умами и душами новоземельцев! Но человек, сумевший сохранить себя как личность в тех условиях, в которых она сама едва не сошла с ума, вызывал уважение. Вот только его внешность… Все возвращенцы выглядят инопланетянами. Это отталкивает от них соотечественников. Образ жреца в прошлом был куда внушительней, чем этот.

Мелькнула мысль о Наблюдателе. Он сотворил с ним такое, да и не только с ним! Мог бы и вернуть все как раньше.

– Я могу.

Нелли напряглась. Он здесь! Значит, наблюдает!

– Я наблюдаю.

– Я знаю. А как ты… ну, лишил их волос? – Нелли распирало любопытство.

– Изменил работу гормональной системы.

– Как просто…

– Это непросто…

Нелли хмыкнула.

– Ты недовольна возвращением Хуана?

Незачем было скрывать сомнения. Наблюдатель их «читает».

– И да, и нет. Я не знаю, что у него на уме. Это настораживает.

– У него на уме… смятение. Он стесняется.

– Меня?

– Да. И боится.

– Понятно… спасибо. Но… не лезь к нему в голову, прошу тебя. Мы сами разберемся в наших отношениях, по-человечески.

Наблюдатель ничего не ответил. Нелли чувствовала, что он еще рядом, но разговор прекратился. Так лучше. Хочется побыть одной, подумать без свидетелей. На корабль бы, но как оставить Хуана?

Они вышли на небольшую площадь перед домами. Хуан присел на лежащее бревно. Заметив его, возвращенцы оставили свою работу и подошли, улыбаясь, но не проявляя фамильярности. Все же жрец провел черту между ними и собой. Но они радовались его появлению. И это хороший знак! Это говорит об уважении, настоящем уважении человека, принесшего пользу тем, кто ему рад.

Нелли оглядела своих подопечных: они стояли полукругом, все с гладкими головами и счастливыми ясными глазами. Судя по меняющейся мимике, они разговаривали мысленно, делились впечатлениями. Нелли слышала некоторые особо эмоциональные фразы, но как только говорящие ловили ее взгляд, разговор потухал, и звучала обычная человеческая речь. Кто-то уже говорил свободно, иногда задумываясь в поиске подходящего слова, чья-то речь еще напоминала речь человека, лишившегося ее из-за болезни, когда слова даются нелегко, когда их произносят по слогам, медленно, прислушиваясь к звукам собственного голоса. Можно сказать, что все они – отверженные в раннем детстве, не познавшие материнскую ласку – длительное время были больны. Они существовали, но не жили, как люди. Но даже без примера старшего поколения, они проявляли заботу по-отношению к другим, особые чувства друг к другу. Нелли видела, как девушки переглядываются с парнями, как мимолетное соприкосновение рук красит щеки, а губы трогает загадочная улыбка. Любовь и нежность заложены в человеке с момента его появления как существа разумного. Разум и чувства неразделимы в нем и всю жизнь человек балансирует между логикой и эмоциями. Кому-то это дается легко, кому-то и за всю жизнь не найти в себе тонкой линии гармонии. Смогла ли она, девушка с планеты Земля, обрести душевный покой и разумный контроль действий? Нелли усмехнулась про себя, лишь уголок ее губ приподнялся, да в глазах засверкал лучик веселья. Нет, она не смогла! Монахи прошлого уходили от людей в природу, чтобы приблизиться к великому созерцанию! Среди людей, вертясь в буре страстей и желаний, невозможно оставаться непричастной, замкнутой на себе. А жрец? Может быть, он достиг внутреннего понимания гармонии жизни, может быть, он обрел покой совершенства?

Нелли мельком взглянула на него. Он не заметил: слишком увлекся едой! Пища духовная не утолит жажды тела – живого организма, которому необходимо осязаемое, материальное. Но даже в приеме пищи человек совершенствуется. Утончаются его движения, сдерживается животный аппетит. Жрец ел с наслаждением. И это тоже радовало. Значит, оправится от пережитого.

Обедали все вместе, под теплым солнцем, на зеленой лужайке. Общая трапеза объединяет людей, размягчает сердца, делает их добрей. Нелли отметила про себя, что отверженные более сплочены, чем их сородичи на Новой Земле. Они еще бесхитростны и открыты. Надолго ли? Как скоро в их сердцах поселится зависть, ненависть, обида? Борьба за выживание, за блага, за особое отношение в обществе так или иначе изменит жизнь невинных созданий, которые с самого детства не знали ни труда, ни забот. Пока Нелли, Миха, Куно учат их общежитию, доброму сосуществованию. Но они уже узнали отторжение соотечественников, уже почувствовали себя не такими, как все. Это не могло не отложиться тяжестью непонимания, которая рано или поздно перерастет в обиду и зависть. На чьей стороне будет жрец? Останется ли он главой своей новой паствы или захочет вернуть былое почитание соотечественников? Нелли не могла понять этого. Во всяком случае, сейчас. Надо наблюдать, надо разговаривать. Это со временем. Она решила быть терпеливой и не торопить события. Она тоже становилась наблюдателем…

Дождь… дождь как камертон настраивает мысли на определенный лад. Когда он моросит и стук капель сливается в единый мягкий шум, мысли текут плавно, собираются в струи, растекаются и не мешают друг другу. Между ними создается гармония! Они не противоречат, но дополняют, как единомышленники в дружеской беседе. Моросящие дожди длятся долго, располагая к отдыху, к воспоминаниям. Сильные дожди, льющие потоком, когда небо извергает все запасы влаги едва ли не моментально, пробивают в эмоциях брешь, и они все разом, спутавшись в клубок, выплескиваются, взрываются, освобождая сердце и разум от накопившегося электричества. Оно наполняет воздух озоном, свежестью с ароматами зелени и желанием действовать.

В этот день шел сильный дождь. Нелли сидела перед распахнутой дверью храма, укутавшись в плед, погруженная в себя. Она уже выплеснула свой восторг, насладилась пьянящим воздухом и теперь просто смотрела в никуда, в колыхающуюся стену дождя, подкрашенную зеленью дальнего леса. Мысли ее текли спокойно, не прыгая, не выскакивая из общего потока, не беспокоя волнением, не нарушая безмятежности созерцания жизни природы.

Воздух перед ее взором то густел, проплывая мимо хлопьями туч, то редел светлыми проплешинами в общей туманной картине. Он стонал, пробиваемый каплями, больше напоминающими короткие стрелы. Нелли отмечала все метаморфозы непогоды, восхищаясь каждым и складывая свой восторг в поэтические строчки, которые рождались в ее голове. «Дождь, дождь, развесил нити кукловод…» Кукловод… Необычное слово обрело в разреженной пелене воздуха необычные очертания. Нелли поддалась вперед, плед соскользнул с ее плеч. Что это? Метрах в пятидесяти от храма образовался бесформенный сгусток воздуха. Он казался прозрачным, но ни внутри него, ни через него Нелли не видела ничего кроме волнующейся серо-голубой массы. Стрелы дождя не пробивали ее натянутой поверхности, а соскальзывали, теряя при касании скорость падения, и тонули в траве крупными каплями. Эта масса воздуха была огромной! У Нелли аж дух захватило! И тут она услышала знакомое «я здесь…».

– Я вижу…

Нелли ответила эмоционально, ни на мгновение не сомневаясь в том, кого она видит.

– Ты видишь? – удивление и изменение в воздухе. Сгусток вытянулся эллипсом, выпростал в сторону овал, снова слился в единую массу.

– Я тебя вижу…

Нелли встала и вышла под дождь.

– Ты промокнешь. Вернись назад.

Нелли не пошевелилась. Она смотрела вперед, словно глазами могла запечатлеть этот образ навсегда.

Миха тронул ее за плечо.

– Что с тобой?

За мгновение до этого сгусток растворился, небо поглотило серо-голубой образ, разорвав в клочья его дождевую оболочку.

– Я его видела…

Миха проследил взгляд подруги. Он оглядел всю округу, но кроме привычной картины природы в пелене редеющего дождя не увидел более ничего.

– Идем, ты промокла.

Мишка завел ее внутрь и закрыл дверь.

– Миша, ты понимаешь? Я его видела! – Нелли волновалась.

Миха обнял ее.

– Я понимаю. Успокойся. Расскажи мне.

Потихоньку эмоции улеглись. Горячий травяной чай согрел и успокоил. Миха выслушал Нелли, и теперь они вместе рассуждали о природе Наблюдателя.

– Видимо, он телесно, если можно так сказать о том, кого мы не видим, представляет собой сгусток энергии. Все в нем – энергия, и разум, и тело, и… есть у него душа, как думаешь?

Нелли скривилась.

– А что это, душа? – Нелли хмыкнула. – Если эмоции, чувства, то – есть. Он реагирует на все, почти как мы, но… разве что почти… Я не знаю, свойственно ли ему любить, ненавидеть, обижаться, прощать. Ведь именно эти качества определяют в нас наличие души? – Нелли рассуждала, но последняя фраза прозвучала вопросом.

Миха пожал плечами.

– Не знаю… наверное, – Миха сделал вид, что не заметил иронии подруги, – но все же природа его энергии мне интересней. Если его мысль тоже энергия, то представь, какой она мощности! Людям до такого…

– Нам не дано такого! Просто не дано. Как двух голов, десяти рук и тому подобного. А мысль – это энергия, даже глубоко не разбираясь в физике, я это понимаю. Мыслью он воздействует на химические процессы в нашем организме. Как это возможно иначе? – Нелли снова волновалась. – Нет, Миш, ну его, давай забудем. Мы только топчемся на месте, и за все эти годы даже близко не приблизились к пониманию природы Наблюдателя. Давай лучше о делах земных! – Она встала, прошлась по кают-компании, меряя шаги. – Мы с тобой не раз задавались вопросом: «Что будет, когда прилетит корабль с Земли?». Мы думали о себе. Но сейчас меня волнует другое. Сюда прибудет не одна команда исследователей, а, возможно, с ними будет сотня переселенцев, и все они ступят на Новую Землю. Как их примут новоземельцы? Пример возвращения отверженных – не чужих, а своих, но изменившихся в силу обстоятельств, – показал, что люди кланов к ним более враждебны, чем дружественны. Они не вступают в явный конфликт, но держат дистанцию, не подпускают близко, не хотят общаться как с соседями, не говоря уже о создании родственных связей. Со временем отверженные вымрут. Это страшно. Но так будет. Они стареют. У них нет детей. Кое-кто постарался… Они сами, как дети, – произнесла Нелли задумчиво, – они познают жизнь, необычную для них, и не только жизнь. Они познают человека! Понимаешь?

Миха кивнул. Нелли продолжила:

– И человек в образе их бывших родственников предстал перед ними как враждебная, отталкивающая сила. Их воспринимают как странных, как не нормальных людей и это провело черту, переступить которую не могут ни те, ни другие. Как ты думаешь, они себя чувствуют?

– Кто? – Миха старался не потерять нить рассуждений Нелли.

Она всплеснула руками.

– Как «кто»?! Отверженные, конечно! Я наблюдаю за ними и пока не понимаю, познали ли они чувство обиды или зависти. Как в принципе рождается чувство собственного достоинства или осознание своей неполноценности?

Миха не перебивал, молча пожал плечами. Он не думал об этом и не знал, что Нелли озадачилась философскими вопросами. Но она права – проблема взаимоотношений уже существует. А прибытие переселенцев внесет сумятицу в жизнь новоземельцев. Если только не осложнит ее до вражды.

– И знаешь, что еще… я часто думаю о Хуане. Тебя не удивило, что он остался с отверженными?

– Не знаю… я просто принял это как факт, и все.

Нелли задумалась. Может быть, это она так все драматизирует? А жизнь просто идет себе и идет? Отверженные живут полной жизнью: работают, общаются, говорят – и это главное! Со временем их внешность изменилась, и жрец обрел прежний вид. Но жизнь в другом измерении изменила его как человека. Нелли только догадывалась о его мыслях, и могла только представлять, что он мог думать о своей неожиданной ссылке. Она не могла рассказать ему о Наблюдателе, об искусственном создании того мира, в котором ему пришлось прожить несчетное время, о приказах, слышимых где-то внутри, и воспринимаемых как откровения праотцов. Но Нелли догадывалась о его сомнениях. Всю жизнь он выполнял заветы Хуана Родригеса, берег общество от незаконнорожденных. Он отдавал их волкам, но и представить себе не мог, что эти дети, унесенные хищниками, не просто выживают, а оказываются в странном месте, где нет леса, нет гор, нет озер, а есть только прозрачный дом, за стены которого нельзя выйти, и море песка вокруг, который нельзя даже потрогать.

– Хуан изменился. Я думаю, что он понял свою ссылку как расплату за неверный шаг. И этот шаг в его понимании связан с тобой, – Мишка озадачил. Нелли села напротив, вглядываясь в его откровенные глаза. – Понимаешь, в понимании новоземельцев нет определений рая и ада, с которыми жители Земли ассоциируют «хорошо» и «плохо». Но есть понятие наказания. Кто мог наказать его? Праотцы или…

– Праматерь, – Нелли уловила ход мыслей Михи.

– Правильно!

– То-то он все время так смотрит на меня…

– Смотрит, это потому что не понимает, кто ты есть на самом деле. Ты осталась для него загадкой. Вспомни, кем он знал тебя: чужой, вторгшейся в его владения, праматерью и слабой, обезумевшей женщиной. Его мысли в отношении тебя мне понятны.

Нелли удивилась.

– Ну, озвучь, если так!

Миха взял ее ладони в свои. Уже теплые, они полностью поместились в его больших и сильных руках. Он продолжил с улыбкой:

– Ты – та сила, которая сохранила обреченных детей, и перенесла его в их безликий мир. Но почему-то там повела себя, не как праматерь, а как женщина, впавшая в отчаяние, бессильная, но разъяренная. Едва не убила его собственными руками. Это странно, по крайней мере. Дальше… Вернувшись, жрец первой увидел тебя. В окружении привычного пейзажа ты уже выглядела спокойной, уверенной в себе. Видел он и то, что ты жалеешь его. Опять непонятно, почему.

Нелли согласилась. Она выпростала ладони из уютного домика.

– А может это и к лучшему?

Миха поджал губы.

– Может быть…

– Держится на расстоянии, ничего не замышляет, пока, во всяком случае, ведет за собой отверженных. С Куно вежлив, слушает его! – Нелли особенно отметила это, возвысив голос. – Это для нас с тобой важно! Но мы удалились от главной темы: прибытие сюда наших, – от слова «наших» сердце замерло в груди у обоих. – Миш, ты думаешь, они прилетят?

– Прилетят!

Нелли опустила голову.

– Когда?..

Когда… Это короткое слово обладало емкостью аккумулятора энергий. Произнесенный вслух вопрос вдруг воскресил воспоминания трехлетней давности. Слово приобрело иное значение – памяти о прошлом. Когда она приняла решение остаться на Новой Земле, она думала, что это навсегда, что она просто вернулась домой, и была полна решимости сделать жизнь на планете такой, чтобы всем жилось на ней уютно и безопасно. А теперь, пройдя сложный путь в чужом обществе, она только и думает о том, когда, наконец, закончится этот этап ее жизни, когда она снова окажется в том мире, где достижения цивилизации принимаются как должное, где она, при произнесении слова «когда» будет, как сон, вспоминать то, что сейчас, в это самое мгновение ее жизни, является реальностью.