скачать книгу бесплатно
– Когда я рядом с тобой, мне ничего не страшно.
– Я переживаю, я так переживаю… – Щенячья нежность сильно трогает меня.
Я улыбаюсь каждый раз, когда чувствую ее заботу, согревающую мое сердце, которое отогревается от этих слов и рождает радость.
– Запомни, чтобы ни случилось. Toda mi alma en tus ojos[8 - Вся душа моя в твоих глазах (исп).], – говорю и быстро целую ее в мягкую щечку.
Ее глаза тотчас засветились тем самым бриллиантовым блеском.
– Уроки испанского языка тебе идут на пользу, – уже с улыбкой сообщает моя любовь. С особенной улыбкой.
– Я прилежный ученик, – шуточно выдаю я, ободряя ее, но мысль о предстоящем сокрушительном разговоре нагнетает меня. – Учу в день по двадцать слов и выполняю задания.
– Любимый, обещаешь, что будешь осмотрительным и крайне осторожным в общении с ним?
– Обещаю, – нежным шепотом заявляю я. – У меня обратная просьба, даже не просьба, а приказ! – С дерзкой невозмутимостью утверждено инструктирую: – Обещаешь, что переночуешь в гостинице с Питером и Ритчелл, чтобы я не волновался? И примешь меры по устранению головной боли?!
Она знает, что меня невозможно разубедить:
– Обещаю.
– Завтра мы встретимся. Я буду в офисе с самого утра, зайдешь ко мне? Место ты знаешь. Я познакомлю тебя со своей командой. Затем мы вместе поедем на первый сбор группы детей.
Она, как птичка, кивает головкой и сжимает мою руку, не желая отпускать от себя.
– Te quiero[9 - Я тебя люблю (исп.).], – любовно говорит она.
– Yo tambiеn te quiero, mucho[10 - Я тоже тебя люблю, сильно (исп.).]. И раз уж мы Роза и Джек, – улыбаюсь я, – то я должен сказать кое-что. – Я придаю голосу нежное выражение с романтическим отблеском: – Если ты прыгнешь, то и я прыгну[11 - Цитата из кинофильма «Титаник».].
Заглянув друг другу в глаза, как только мы это можем делать, мы беззвучно прощаемся (зачем говорить, если разговаривают сердца?), и Милана неохотно ступает по тропе к машине. Сквозь эту ослепленную блеском оболочку светится ангел. Раз за разом она оборачивается и машет мне ручонкой.
Я провожаю ее долгим взглядом и, полный до краев, сталкивающимися друг с другом, мыслями, возвращаюсь в дом. На обратной стороне медали – страх.
Белла лепечет о чем-то с отцом, разгораясь от какого-то ликования. На коленях у Брендона лежат бумаги и блокноты.
– Дорогой, мы тебя заждались, – улыбается она во весь рот и затем зевает, широко раскрывая рот.
Прикрыв дверь, навесив на себя храбрость, с деланной отважностью прохожу к ним. Брендон неприлично чмокает, вкушая восточную сладость, которую я покупал для Миланы.
– Я тоже хотел с вами поговорить, – усаживаясь на диван, выкидываю я, слегка волнуясь.
– Начнем, пожалуй, мы, – безапелляционно твердит Брендон, немедля убрав мягкое выражение лица, которое висело на нем в момент общения с дочерью.
Я молча соглашаюсь. Белла снова прилегает головой ко мне на плечо.
– Джексон, почему вы до сих пор не обменялись кольцами?! – Я удивленно смотрю на него и направляю корпус вперед, отбросив Беллу.
– В чем дело? Что за недоумение в твоих глазах? – Взяв со стола кубик сыра и оливку, он кладет их в рот и, прожевывая, извещает: – Мы обговорили с дочерью все детали вашей помолвки и решили, что лучше всего ее организовать в Бостоне, в штате Массачусетс, поближе к главному моему бизнес-отделению, который скоро станет по праву твоим. Этот город создан для таких интеллектуалов, как ты. Моя супруга не против, но с условием, что вы будете недалеко жить от нас. Белла подыскивает пентхаус с высочайшим уровнем всех удобств. – Я сглатываю горечь, смотря ошарашенным взглядом на Царя. – Закрытая церемония в узком семейном кругу будет лучшим вариантом, исходя из сложившихся обстоятельств, но об этом позже… – Он помечает что-то в своем кожаном коричневом ежедневнике, считывая: – Все расходы я беру на себя, об этом даже можешь не заикаться.
Помолвка? В Бостоне? Я не ослышался?
– Я чего-то не понимаю… Что вы этим хотите этим сказать? – Мое внутреннее спокойствие рушится.
– Моя любовь, чего тут непонятного? Папа согласился нам помочь! – с великой радостью щебечет Белла, смахивая волосы назад.
– Помочь с чем? – с коротким недоуменным смешком выбрасываю я. Неровное дыхание приподнимает мою грудь.
– Со свадьбой, глупенький. Мы это обсуждали уже с тобой и тогда еще успели поругаться. – Меня охватывает волна ужаса. Если мне не сшибает память, мы не разговаривали с ней об этом ни разу.
– Что? – брякаю я. – Что за вздор? Такого же не был…
– Джексон, давай опустим все обиды друг на друга. Мы давно вместе и нам пора соединиться брачными узами. Наши друзья уже пустили слух в СМИ – через несколько недель мы обязаны сделать его реальным.
– О чем ты, подожди?! К-какими узами? – несвязно выдаю я, округлив глаза.
– Белла, ты можешь оставить нас наедине? Я хочу поговорить с твоим будущим мужем.
Он смеется надо мной? «Нашли мужа».
– Конечно, папочка, – словно невинное ни в чем дитя она пускается прочь с льющейся через край радостью.
Чувствую, как тяжело бьется сердце.
– Джексон, хочу прояснить некоторые вещи! А я имею право получить правдивые объяснения.
– Да, я вас слуша…
Он наставляет свои слова против моих:
– Где ты прохлаждался все эти дни?
– Работал над проектом, – отвечаю я, стараясь говорить более прочно. «Насилую свою совесть».
Брендон встает, наливает себе в стакан виски с колой и, осушив за считанные секунды рюмку, наполняет другую, и расхаживает у меня за спиной взад-вперед. Виски стояли в шкафу на кухне, он и там рыскал, пока меня не было?
– Насколько мне известно, твоя задача руководить и обучать несносных детей и их неопытного учителя, выставляющего себя как модель, организованности, умению работать в команде, но… – Минует полминуты. – Крайне непедагогично столь долгое время находиться наедине с ней, не считаешь? Далеко не в силу острой необходимости ты поехал с мОделью в Милан. Ты преподал ей несколько личных уроков? Тебе не кажется это несколько странным – иметь союз с таким индивидуумом? По теме-то ты хоть преподавал или отошел от программы конкурса? А не плотскими ли узами вы объединялись? А ты не думал, что о вас снова напишут в прессе?
Я напряженно-внимательно в голове переповторяю его слова, догадываясь, что ему стало обо всем известно, но тем не менее обороняюсь, прикидываясь пустоголовым:
– Не припомню такого обстоятельства. Не понимаю, что вы имеете ввиду.
Он обмазывает мою фальшь гортанным смешком.
– Сдается мне, что ты лжешь в открытую! Где ты и с кем ты был, отвечай! – Возникает ощущение наивысшей его власти надо мной. Какая может случиться беда, если я отступлю от его указаний и скажу, что думаю? Мало ли, кого он видел, и кто ему сказал, что я был с ней?! Буду стоять на своем.
– Я был в Италии один, – вру я более гладко и наливаю себе в стакан морс. – Мне стоило отдохнуть несколько дней одному и поработать в тишине.
Не скрывая скепсиса, он с комбинацией всевластности и надменности цедит:
– Ты рассчитываешь на то, что я тебе поверю? Ты наивнее, чем я думал, сэр Моррис. – Он вальяжно садится на место и запрокидывает голову наверх, поддерживая ее ладонью.
Я стараюсь отвечать предельно спокойно, изворачиваясь от допроса, как только могу:
– Брендон, я не должен отчитываться ни перед кем за каждый мой шаг!
– Должен, еще как должен! – настойчиво восклицает он и издает случайный свист языком. – У того, кто подписал со мной контракт, должна быть безупречная репутация в обществе. Ты не забыл?! Как я могу доверять тебе, когда то и дело получаю портящие мое мнение о тебе вести?!
– Естественно, но мое право на личную жизнь никто не отменял! – Я соединяю пальцы рук. – И если я хочу куда-то съездить, то я…
Еще не закончив предложение, он завершает его за меня:
– Обязан первым делом доложить об этом мне!
Я уже жалею, что связался с ним.
После затянувшегося молчания, набравшись смелости, я приближаюсь к той самой теме, и волочу языком:
– Понимаете, Брендон, я убежден, что всё, что говорила вам ваша дочь, – ложь. Мы не обговаривали с ней о помолвке, да и я не собирался… – мысли разносятся в разные стороны, что их невообразимо трудно соединить в предложение. – Поймите меня правильно, но этого не будет…
С мрачной усмешкой подает:
– Не будь мальчишкой, Джексон. Тебе уже не пятнадцать лет. И хватит скромничать! – Его тон таков, будто он говорит о чем-то примитивном, банальном.
– Нет-нет, вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. – Я смотрю на свои соединенные руки с округлившимися от страха глазами и с испугом ощущаю трепет сердечного мускула. – Белла для меня…
– Будущая супруга, – убежденно вставляет он, который раз, не давая мне договорить.
Я вскакиваю, словно обожжённый чем-то горячим, вытягиваюсь в полный рост и в затуманенности рассудка стремлюсь ко второму окну, чтобы раскрыть его.
– Мистер Гонсалес, я с уважением отношусь к вашей семье, но я не буду мужем вашей дочери. Да это же чушь, кто выдумал это? Да, мы немало времени провели вместе, но наши отношения, не более чем отношения двух хороших друзей… – Я усмехаюсь, нервно ломая себе руки и прислоняюсь к камину.
– Поздно ты спохватился, юноша! – Гордый тон придает ему величие. Он нервно раздувает свои широкие ноздри и приглаживает свои волосы. – Ты подписал, созданный лично мною, редкостный контракт о том, что заменишь меня в компании после ухода, так?
Я киваю, признавая самому себе, что не защищен от любых стрел, которые выпускает из своего лука в меня Гонсалес.
– В пункте сорок втором этого контракта указаны твои обязательства. – И наполняет свою рюмку.
Минуту я словно руками держусь за пустоту, дабы не упасть, стою с непритворным и суровым хладнокровием, перебирая в памяти тот день. С каждой секундой обдумывания меня накрывает таинственная глыба, наваливая сильное душевное потрясение. Черт возьми. Я же не дочитал бумаги, которые подписывал. А что я подписал?! В ту минуту, когда я решился на сотрудничество с Гонсалесом, сказав «да», я в состоянии полной растерянности и погружения в себя не знал, что это повлечет за собой.
– О каком пункте вы ведете речь? – говорю, а сам дрожу едва заметной мелкой дрожью. Деланое спокойствие во мне угасает и появляется глубокая сосредоточенность.
Поставив с треском на стол выпитую до последней капли рюмку, покопавшись в бумагах, он протягивает мне папку на нужной странице перед этим смочив пальцем слюну, чтобы свободно листать слипшиеся страницы. Я считываю про себя строчку внизу документа, написанную вдвое мелким шрифтом, чем основной текст: «Становясь директором корпорации «Нефть-лидер» лицо одновременно обязуется заботиться о мисс Гонсалес, обеспечивать её всем тем, что будет ей необходимо. Через три недели после занятия главного поста директор обязан публично объявить о помолвке с Беллой Гонсалес. Нарушение данного условия повлечет за собой расторжение договора с серьезными санкциями».
Текст этой строчки пламенеет перед глазами. Я получаю удар в солнечное сплетение и не осмеливаюсь даже вздохнуть полной грудью. Будто ни с того ни с сего обрушился мир. Я лишаюсь дара мысли, превратившись в соляной столб. Надо мной закрыли крышку гроба, забили гвоздями и положили в землю. Его голова оказалась полна таких замыслов?! Против воли он связал меня со своей дочерью, купил, как раба, чтобы я пожизненно был привязан к ней. Вот такая цена его контракта?! Он гнусное, подлое существо, животное, у которого нет чувств! Он разбил мою жизнь! Меня осыпали столько месяцев пылью, а я и не замечал этого. До этой минуты я словно спал. Проклюнувшись в самое сердце, страх возрождает проснувшийся мой характер, наперекор которому я не буду идти и запущу в Брендона до самого его сердца меч своего гнева. Яростно передернув плечами от нашептывающей мысли, что меня завели на затерянный путь, я вскидываю на него грозные глаза, жадно втягивая в легкие воздух. «И решение, которое ранее мне казалось безошибочным, стало пагубным», – производит ошарашенное сознание.
Я ломаю голову, как это могло произойти именно со мной.
Горький, едкий, ужасающий смех вырывается из уст Брендона, пронизывающий мое тело и душу.
– Усёк, юноша? – Он пускает мне в лицо замечание, испуская дикий вопль восторга, проявляющийся в виде странной улыбки на его лице.
Меня захватили врасплох. Я устремляю бешеный взгляд поверх его головы, кипя от безудержной злобы. Я думал, что со мной уже случились те несчастья, которые были опущены мне, но, кажется, всё только начинается.
Так вот, в чем уникальность этого контракта, на который не решалось большинство известных мне бизнесменов. И я, как скажет Питер, засел в самое дерьмо. Нет. Иисусе. Как я мог не обговорить этот договор с юристами? Как я мог допустить такую оплошность? Черт меня бы побрал. Я близок к тому, чтобы соскользнуть в пропасть. Как найти просвет?
– Брендон, да как вы смеете?! Вы мерзкий, жалкий ублюдок! – Я ругаюсь бескровными губами. Пот градом катится со лба. В душе бушует страшная буря. – Не усек и не собираюсь! Как вам в голову пришло так обойтись со мной? – В первый раз отказываю ему, вопросительно вскинув бровь, и невольно поднимаю руку для удара.
Со скрипом ножек резко отодвигаемого кресла он выхватывает мою ладонь, которая застывает на полувзмахе, и вплотную прижимает меня к камину, устремляя помутневший змеиный взгляд. Я не в силах выразить всевозрастающую ненависть к нему.
– Ты не посмеешь, сопляк, выпускать свои руки! Обратного пути нет! – язвительно указывает он ором, выбрасывая противный плевок слюны мне в лицо, растекающийся по носу.
Со сверлящей болью и со сверхчеловеческими усилиями вести себя спокойнее, чтобы обговорить об этом другим языком, я вытираю лицо и отодвигаюсь от него со словами:
– Я готов принять санкции за свою глубочайшую ошибку и расторгнуть договор. Мне очень жаль.
Он тыкает в меня пальцем:
– Ты не знаешь, о каких санкциях идет речь! – После секундного шипения добавляет: – Если бы моя дочь не любила бы такого безмозглого негодяя, я бы сделал из тебя половую тряпку и хорошенько протер бы ей пол! Ты подписал листы, ты оформлен, готовься к помолвке! – Убежденный, гордый голос придает могущество этому манипулятору.
Я взрываюсь, не в силах остановиться:
– ТАКОГО НЕ БУДЕТ! Я не буду вашим правопреемником и не буду жениться на Белле! Это же галиматья указывать в юридическом документе такие условия! Я вам что, сударь из десятого королевства, чтобы женить меня таким путем? Вы бессердечны!
Он сгребает ворот моей рубашки и гремит:
– Паршивец! За что только моя дочь тебя полюбила! Как ты позволяешь так обращаться со мной?! Ты женишься на ней и будешь на руках её носить, заруби себе это на носу! – кровавая улыбка ложится на мои губы.
Я с резкостью отмахиваюсь от него, разгораясь в гневе, подавая в громком тоне, не выдерживая:
– Ищите другого придурка на эту должность! И я не буду для нее ни мужем, ни братом, ни другом! Я не люблю ее!
– А кого ты любишь?! – со скрежетом и глубоким презрением спрашивает «хозяин» моей жизни.
В молчании проходит тревожная минута.
Мы оба взираем в окно, во тьму.
– Я имел неосторожность, сынок, – делает напряженную паузу, смягчаясь в голосе, но со злобой в сердце, – подслушать, как ты пел для той девушки. Мы не сразу вошли в эту комнату. – Сердце усиливает бешеный бег. Я утыкаюсь взглядом в пол. Едкое, холодное презрение Брендона пронизывает мое тело и душу. – Помимо этого я знаю, с кем ты находился прошедшие два с половиной дня. – Через три секунды грубо заявляет, угрожая: – Если ты еще раз позволишь себе изменить моей дочери с этой распутницей моделью, то я позволю себе применить к тебе то, что нужно было с самого начала!
Не ожидая этого от себя, я толкаю Брендона в сторону с воплями:
– Если вы еще раз позволите пригрозить мне и сказать гадости про эту девушку, я подам на вас в полицию!
– Отпусти от меня свои дряблые руки, мерзопакостный подросток! – смеется он противным смехом, отчеканивая каждое слово. – ТЕБЕ НЕ ПОЗВОЛИТЕЛЬНО УПОТРЕБЛЯТЬ ТАКИЕ ВЫРАЖЕНИЯ! – смахивает ладонями с себя отпечатки от моих касаний. – Я никому не позволю диктовать мне! Сделаешь, как велено! Видите ли, влюбился он и заступается за «левую» девчонку, – насмешливо-дерзким тоном гремит он и выдавливает на губах кривую усмешку, подчеркивающую его коварный задуманный, тщательно вынашиваемый, план. – Я знаю этих развратниц. Белла мне рассказала, что из себя представляет эта куртизанка. Будет нужно, и с ней разберемся, чтобы не вмешивалась в твою жизнь и жизнь моей дочери! – Он делает грозный удар, попавший прямо в сердце, сделавшее кульбит. – Ты звучишь довольно-таки жалко, думая, что полиция все разрешит. В каждой стране у меня есть знакомые, и они скорее привлекут к ответственности тебя, чем позволят сказать в мою высочайшую честь одно лишь грубое слово. Любое твое слово или действие против меня пойдет не лучшим образом в твою сторону, прими к сведению!
– А вот это не сметь! – ору я изо всех сил задыхающимся голосом. – Только попробуйте приблизиться к ней на шаг!
Мы стоим друг напротив друга возле камина, в котором поблескивают огоньки пламени.
