Всё ради музы

Герман обхватил мой подбородок и повернул лицо к свету тусклой лампы.

– Ты по религиозным причинам не пользуешься помадой?

Чего? Что за дурацкие вопросы?

– Пользуюсь, – буркнула я. – Просто я ее съела.

– Съела помаду?

– Я накрасила губы, но во время еды…

– Да понял я, – насмешливо сказал он.

Его глаза сейчас казались почти черными. Только не говорите мне, что наши руководители не только сигарами балуются, но и легкими наркотиками. А, может быть, дело в освещении?

– Итак… Вы сохранили невинность, Кассандра?

Я приподняла брови.

– Серьезно? Герман Александрович, что вы пили?

Он пожал плечами.

– Немного шампанского. И коньяк.

– Да, – протянула я и попыталась обойти его. – Вам бы поспать…

Сильная рука обхватила меня за талию, и сердечко тоскливо заныло. О черт… Вот оно, сексуальное домогательство, которое, как я честно думала, мне совсем не грозит.

– Поспать мы всегда успеем.

Герман посмотрел мне в глаза, и я совсем растерялась. Очень тяжело сопротивляться человеку, который так уверен в себе и во всем, что делает.

– Нельзя вечно витать в облаках. Иногда фантазии нужно воплощать в жизнь.

– Пожалуйста, отпустите меня.

На мои губы опустился его большой палец. Я почувствовала, как стремительно покраснело мое лицо, но не шевельнулась. Герман неспешно провел пальцем по моей нижней губе. Я увидела ироничную складку в уголке его рта. Нельзя постоянно улыбаться, будешь потом весь в морщинах…

– Оближи.

В ушах шумело. Я думала, что мое «подстолье» было неловкой ситуацией. Как же… И поток сознания, который всегда отвлекал меня от реальности, сейчас не сильно помогал.

Герман нахмурился.

– Это ведь совсем не сложно, Лиза.

Кролик и удав. Теперь я понимаю эту фразу, отлично понимаю… Этот мужик просто гипнотизирует людей. Из меня словно выкачали все силы, и я подчинилась, сделала то, что он приказал.

– Еще.

Во второй раз было даже проще. Я прикрыла глаза. Что бы он ни сделал, изнасилование в гардеробной мне не грозит, правда? Лазарев не настолько безумен. Сюда ведь в любой момент может кто-то войти… Ведь так?

Мою щеку опалило горячее дыхание. Палец Германа все еще был у меня во рту, и я легко касалась языком подушечки. Другая его рука нырнула мне под платье и задержалась на резинке чулка.

– Надо же.

Меня уже не беспокоила насмешка в его голосе. Ко мне давно вот так не прикасались, ко мне никогда так не прикасались, и я боялась спугнуть то, чего минуту назад не хотела.

Рука Лазарева оказалась у между моих ног, неспешно скользнула вверх, лаская кожу. Когда он погладил меня сквозь тонкую ткань белья, я задрожала. Одно касание, второе… Мне хотелось, чтобы он сделал это быстрее, сильнее, но я бы скорее откусила себе язык, чем призналась в этом. К счастью, Герман оказался человеком милосердным. Он отодвинул в сторону ненужную ткань и накрыл меня пальцами в том ритме, который был мне нужен. Я застонала.

– Шш.

Его ладонь закрыла мой рот. Герман крепче прижал меня к себе и из-под полуопущенных век я увидела, как лихорадочно заблестели его глаза. Меня сотрясали волны сладкой дрожи, но Лазарев все не останавливался. Я снова застонала в его ладонь, вцепившись обеими руками в его запястье. Все мое тело вдруг будто налилось свинцом, и я обмякла в руках своего чокнутого шефа, окончательно утратив самообладание.

Герман замер, словно отсчитывая удары моего сердца, затем выпрямился и мягко отстранился. Мне пришлось опереться на стену, ноги не держали. Лазарев улыбнулся как будто самому себе и вдруг облизал пальцы. Моя челюсть едва не рухнула на пол.

– Так и знал, что ты сладкая.

Нет, я определенно сплю.

Пока я приводила дыхание в норму, Герман взял свой футляр с сигарами, поправил галстук-бабочку и подмигнул мне.

– С наступающим.

У меня едва не вырвался истерический смешок. Лазарев удалился, и я принялась судорожно тыкать в экран своего телефона, пытаясь вызвать такси. К моей удаче, машина должна была приехать через десять минут, но и эти минуты я не собиралась проводить в ресторане. Быстро оделась, переобулась и выбежала на улицу. Морозный ветер тотчас ударил в мое разгоряченное лицо и взлохматил волосы. О, это свершилось. Теперь я тоже обзавелась режимом «шальная императрица». Поверить не могу!

-6- Лиза

– В последний раз предлагаю, поехали со мной!

– В последний раз говорю, нет!

– Вот ты коза!

Я фыркнула. Аня стояла на лестничной площадке, одетая в модную спортивную куртку и с дорожной сумкой в руке. Подруга собиралась встретить приход нового года со своими фитнес-друзьями на подмосковном лыжном курорте, и мне не хотелось смущать честную компанию своим присутствием.

– После такой рабочей недельки тихий отдых – это все, что мне нужно, – заверила я соседку. – Я даже полуночи не буду дожидаться. Просто лягу спать.

Аня нажала кнопку вызова лифта и смерила меня своим коронным взглядом.

– Там в холодильнике заныкана бутылка шампанского. Чтобы выдула всю.

– Не обещаю, но постараюсь.

– Ладно, Лизка, с наступающим. Второго буду дома.

Мы обнялись, и Аня скрылась за дверцами лифта, а я вернулась в пустую квартиру. Дурацкая простуда не проходила, весь день я чувствовала себя совсем паршиво. Не стоило в вечер корпоратива выбегать разгоряченной на холод. И зима надоела. Руки убиты дерматитом, губы потрескались. Может, витамины купить…

Мой скромный новогодний ужин: палка салями, мандарины и бутылка шампанского. В холодильнике были еще яйца и кефир, но их я сочла недостаточно подходящими для торжества. Осталось только красиво сервировать стол.

В квартире, которую мы с Аней снимали, было три комнаты, и, так как мы тянули аренду, решили больше никого не подселять. К тому же, третья комната была проходная, и жить там было бы неудобно. Аня говорила, что это общее «тусовочное» место, но на поверку это был обычный зал с ремонтом в стиле ранних девяностых и огромным сервантом, в котором были красиво расставлены бокалы и хрустальные статуэтки. К этому серванту я и приблизилась, чтобы выбрать себе бокальчик. В итоге взяла целых два: они были большие и красивые, наверное, их подарили кому-то на свадьбу.

Я нарезала колбасу, помыла бокалы и открыла шампанское, когда на часах еще и десяти не было.

– Это мне, – сказала я, наполняя первый бокал. – А это тебе, мой суженый, где бы ты ни был.

Кажется, у меня опять поднимается температура.

Я начала жевать салями и параллельно рассматривать подарок от Ани – набор винтажных открыток. Красивые парижанки, одетые по моде начала прошлого века, игриво смотрели на меня с пожелтевших от времени карточек. Как жалко, что я не родилась в девятнадцатом веке какой-нибудь столбовой дворянкой.

Скажу откровенно, не слишком люблю отмечать приход нового года и свой день рождения. Такие праздники как микроскоп, под которым разглядывают всю твою жизнь: где ты, с кем, чем по жизни занимаешься. С детства ненавижу это чувство, когда все на тебя смотрят и ждут доказательства того, что твое существование не напрасно. Мне же всегда казалось, что в моей жизни нет очевидных побед.

После окончания университета я работала в скромной компании, жила с родителями и боялась сказать им лишнее слово. Впрочем, порой мне и говорить ничего не требовалось. Бывали дни, когда упреки сыпались на меня градом, и я выслушивала их в оцепенении. Критика матери и ледяное молчание отца заставляли меня сжиматься каждый раз, когда я попадала под удар. Возражать открыто я не пыталась, но по ночам проговаривала про себя слова, которые могла бы сказать в свое оправдание. Странно, что я почти никогда не плакала. Может, в глубине души опасалась, что меня услышат.

Когда я в первый раз попыталась защититься, все повернулось круто. Это была глупая ссора, и я даже не помню, с чего она началась. То ли я забыла погасить в комнате свет, то ли не так посмотрела, но моя мама просто взорвалась. Назвала меня бестолковой дрянью. И я что-то ответила, но начала страшно заикаться, путать слова, мой голос задрожал, и я в ужасе поняла, какой смешной и жалкой выгляжу. В глазах моей мамы я увидела, что и она это понимает. Ее взгляд все еще пылал гневом, но она вдруг заулыбалась.

– Вот видишь. Ты просто мямля. Поэтому все тебя и топчут.

Многие люди считают, что вовремя отвешенный пинок под зад хорошо мотивирует. Беда в том, что иногда мы получаем этот пинок, когда стоим на краю глубокой ямы. В ту ночь, когда я сидела в своей кровати, вспоминая стычку с матерью, мне показалось, что я заглянула в такую яму. Можно сказать, что именно в ту ночь и родилась Элиза. Конечно, эротические романы под этим псевдонимом я начала писать позже, но именно в ту ночь я впервые как-то особенно четко увидела себя со стороны. Я начала вести диалог сама с собой. Туман в голове рассеялся. И я больше не жалела себя. Я смотрела на себя глазами девушки, которой всегда хотела быть. Которая никогда не была слабой. Этот взгляд со стороны вытащил меня из болота, в котором я превращалась в забитую плаксу. Правду отрицать больше не было смысла.

Мои мама и папа, даже если и любили меня, не покажут этого никогда. Даже если я вывернусь наизнанку, я не смогу сейчас наладить отношения с родителями. Я просто не знаю, как это сделать. Но и продолжать такое существование было нельзя. Мне исполнилось двадцать два года, давно пришло время взять собственную жизнь в свои руки. Пора было съезжать.

О своем решении поискать работу получше в столице я сообщила через два дня. Мама только фыркнула и сказала:

– Езжай-езжай. Посмотрим, кому ты там будешь нужна.

Как ни странно, матушка ошиблась и не смогла внушить мне пораженческие настроения. Наверное, правду говорят эзотерики: иногда нужен лишь один решительный шаг, и вселенная улыбнется тебе и пойдет навстречу. Так и произошло со мной. И то, что для многих людей показалось бы смехотворной мелочью, для меня было головокружительным взлетом.

В Москве жила моя подруга детства Аня. Она переехала туда в семнадцать, когда начала учиться в университете, и за эти пять лет успела закончить учебу, выйти замуж и развестись. Я написала ей с просьбой приютить меня на пару дней, пока я буду искать квартиру, и получила ответ, которого не ожидала: Аня как раз собиралась подселить к себе соседку и была бы рада, если бы я жила с ней.

Уже через неделю я была в Москве, а через две недели устроилась на работу в компанию, которая предлагала прекрасные условия. Это было невероятно. Еще через месяц я начала встречаться с Максом, но на любовном фронте все пошло не так хорошо, как хотелось бы. И все же я была счастлива.

После того, как я покинула родительский дом, я перечитала много психологических книжек. Мне хотелось верить, что в глубине души и отец, и мать все же заботились обо мне. Просто мама не хотела, чтобы суровый мир сожрал меня, поэтому решила сожрать меня первая. Ее бесило то, что я совсем на нее не похожа, и она пыталась меня исправить, но из серой мышки бой-бабу не сделаешь.

Когда отец отвозил меня на вокзал, его лицо было странно мрачным. Еще в машине он протянул мне несколько свернутых банкнот. Я покачала головой.

– У меня хватит денег, пап.

– Если что, сразу возвращайся.

Но я знала, что это не вариант. В день моего отъезда, когда я смотрела на грустное лицо отца, мне показалось, что он меня все же жалеет. Раньше я не понимала, почему он не вступался за меня, даже когда мама была откровенно несправедлива, но сейчас я радовалась. Меньше всего мне хотелось, чтобы они ругались из-за меня.

Мои двоюродные сестры, с которыми мы не сильно дружили, вдруг начали строчить мне сообщения в соцсетях. Часто тон их высказываний носил иронический характер. Все думали, что я сорвусь и пойду по наклонной из-за вдруг обретенной свободы. Постоянно спрашивали, много ли у меня мужиков. Я чуть больше года нахожусь в Москве, и за все это время у меня был лишь один парень. Да что там, кого я обманываю, у меня за всю жизнь был лишь он один. Влюбленности в школе и короткие романы в универе так и не получили развития. С Максом мы познакомились через Аню, и, когда он начал оказывать мне знаки внимания, я даже не сразу поняла. Но мне было весело с ним, и я сама не заметила, как влюбилась. Мы недолго встречались. Думаю, в какой-то момент я просто наскучила ему. Или превратилась в липучку. Я заметила, что всегда первая звонила ему, интересовалась, чем он живет, хотя моя жизнь волновала его мало. Я перестала пытаться выйти с ним на связь. Он вдруг объявился только спустя две недели, и мы довольно спокойно расстались.

Я работала, по вечерам писала свои истории и вела почти монашеский образ жизни. Конечно, я надеялась в будущем встретить какого-нибудь классного парня, к примеру, вежливого программиста, который будет любить меня такой, какая я есть, но эти мечты как-то отступили на второй план. И уж точно я представить не могла, что наступит день, когда один из моих боссов вдруг зажмет меня в гардеробной и подарит мне оргазм моей мечты.

Я потерла пылающее лицо. Мне бы аспиринчику и лечь спать, но я продолжала потягивать шампанское, заедая его колбасой и мандаринами. Герман реально псих! Как мне теперь работать с ним!

Хотя, если бы я захотела, могла бы тогда вырваться. Преследовать меня Лазарев бы не стал. Но удивительно то, как он заставил меня ожить буквально за считанные минуты. Мне показалось, что мир вокруг стал таким четким и ярким только потому, что этот человек заметил меня. В одном он точно был прав. Как бы хороши ни были фантазии, нельзя вот так уходить в себя. Пора мне заземлиться и покончить с жизнью монашки. Прикуплю новое белье, туфли на шпильках, сделаю восковую депиляцию, ну или что там нужно для магического преображения. И найду мужика… своего уровня.