Исправительный дом

Теперь, спустя восемнадцать лет, Табита смотрела в лицо Шоны – кожа ее была гладкой и блестящей.

– Табита?

– О, прости. Что ты сказала?

– Извини, что я прошу деньги.

– Да ладно, чего уж.

– А я все боялась опоздать к тебе. Думала, что доберусь быстрее – тут всего сорок миль, но дороги узкие, а передо мной почти все время тащился грузовик.

– Я тебе очень признательна, – ответила Табита, чувствуя, как в ней растет знакомое чувство нетерпения.

– Я записала пару телефонных номеров, – сказала Шона, доставая из кармана еще одну бумажку. – Энди и Терри. Я не знала, кто тебе больше нужен. И кроме того, есть телефон викария.

– Викария?

– Ну, я подумала, что вдруг тебе понадобится?

– Верно.

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Как дела? – спросила, наконец, Шона. – То есть как ты? Должно быть… ну, я хочу сказать, что просто не могла в это поверить.

Шона осеклась. Глаза ее наполнились слезами. Табита с ужасом подумала, что она сейчас наклонится к ней и заключит в свои душистые объятия.

– Я тоже, – сказала Табита и отодвинулась, чтобы Шона не смогла дотянуться до нее.

– Здесь, наверное, плохо?

– Да уж не курорт.

Говорить на эту тему ей не хотелось. Табита глубоко вздохнула.

– У нас в деревне понимают, что я не виновата? Что это просто ошибка!

– Я понимаю.

– А остальные?

– Ну ты же знаешь, какие они все…

– А какие? Я ведь переехала совсем недавно.

– Люди любят сплетни. Всякая мелочь является поводом для обсуждения. А это – ну, такого в Окхэме отродясь не случалось! Бог ты мой, да еще в такой день, ты даже себе не представляешь!

– Ты что, была тогда там?

– Не помнишь, что ли? – вскинула брови Шона. – Мне нужно было на работу, а тут это дурацкое дерево. Дорога перекрыта, а у меня две мамаши рожать должны! (Шона работала акушеркой.) Как бы то ни было, об этом все только и говорят.

– А что именно говорят-то?

Гладкую кожу на лице Шоны покрыл румянец. Она наклонилась над столом, словно хотела накрыть руку подруги своей, но передумала.

– Не думай об этом.

– Что, совсем паршиво?

– Да нет. Но говорят, что ты всегда была врагом самой себе. И ты несколько… подставляешь остальных жителей деревни.

– Что я…

– Просто не буди лихо, пока оно тихо. Но я всегда за тебя, – перебила Шона. – Скажи мне, что нужно сделать, и я все исполню.

– Объясни всем, что произошла ошибка. И я скоро выйду отсюда.

Шона кивнула.

– Потому что это полный бред, – не унималась Табита. – Зачем мне было убивать Стюарта? Ни единой причины! И следствие обязательно это поймет!

– Конечно. Конечно, поймет.

– У меня вроде неплохой адвокат.

– Прекрасно! – обрадовалась Шона.

– Это да…

Повисла тишина. Женщина, что неподалеку беседовала с мужчиной, вдруг всхлипнула и наклонилась к нему. Она о чем-то его молила, но слов Табита разобрать не могла. Мужик сидел напротив нее с отстраненным видом.

– Энди очень расстроен, – после паузы произнесла Шона. – Он единственный в Окхэме, кто не любит всех этих разговоров, хотя именно он… ну ты знаешь?

– Да, знаю.

– У вас же с ним ведь что-то было, – сказала Шона.

– Да он просто работает у меня в доме, – отработанно парировала Табита.

– Да?

– Да.

– Вот уж не знаю, если у них… ну ты понимаешь…

– Нет, не понимаю.

– Что у них было, как у мужчин…

– Ох ты ж…

Шона немного помолчала, но Табита так и не произнесла ни слова.

– А обо мне он ничего не говорил?

– Да вроде нет, – осторожно ответила Табита. – Он вообще малоразговорчив.

– В тихом омуте… – кивнула Шона. – Если он приедет сюда, можешь сказать ему, что я рассталась с Полом, а?

Табита недоверчиво усмехнулась: ее обвиняли в убийстве, она сидела в тюрьме, а Шона из нее сваху делает.

– Ну, мне пора, – встала Шона. – У меня еще сегодня дежурство, а там несколько мамаш на сносях. Но если надо, я приеду к тебе еще. Не скучай тут.

– Я скоро вернусь домой, – криво улыбнувшись, пообещала Табита.

Глава 8

Табита пристроилась за маленьким столиком, что стоял в камере. Было настолько тесно, что ее спина почти упиралась в койку. Табита открыла блокнот. Когда же она последний раз писала письмо на бумаге, запечатывала конверт и отправляла его почтой? Наверное, деду и бабушке, с благодарностью за подарок, который, кстати, ей совсем не понравился. Мать сказала ей, что письмо непременно должно быть на бумаге – электронная почта в таких случаях не считается.

И вот теперь, когда и мать, и отец, и оба дедушки с бабушками – все лежат в могиле, ей понадобилось писать письмо.

Последние два года Табита работала редактором в лондонском издательстве. Такая работа была для нее в самый раз: на дому, да и времени на выполнение сколько угодно, пока дедлайн не наступит, конечно. Но вот в тюрьме уже не поработаешь…

«14 января

АО 3573

Дорогая Кэти!

Я пишу вам из тюрьмы, хотя, возможно, вы уже слышали, что со мной случилось. Это ужасная ошибка. В детали я вдаваться не буду. Уверена, что все скоро разрешится, но в данный момент я не могу выполнять ваши задания.

К слову, вы пока что не заплатили мне за Гринвуд и за сборник по психологии. Я понимаю, что с оплатой всегда происходят задержки, и это нормально. Но дело в том, что сейчас мне очень нужны деньги, как вы понимаете. Хорошо, если вы произведете оплату банковским переводом, так как я сомневаюсь, что смогу оплачивать чеки из тюрьмы.

Вы можете писать мне на этот адрес, а я сразу сообщу вам, как только по моему делу будет принято решение.

Всего наилучшего,

Табита».

Она перечитала написанное. Слишком много информации и одновременно ничего толком не сказано. Да и тон какой-то жалостливый. Как-то неудобно жаловаться на задержку гонорара, когда сидишь в тюрьме по подозрению в убийстве.

Второе письмо заставило ее подумать.

«14 января

АО 3573

Дорогой Майкл!..»

Написав это, Табита вперила взгляд в стену и просидела так целых десять минут. На стене висела картина, вернее, фотография соснового бора. Нежно-зеленый полог его плавно уходил вдаль, отчего Табите стало казаться, что она смотрит в окно, а лес, мучительно недосягаемый, находится прямо перед ней.

Майкл… Что ему написать? Они не общались уже около года. Не то чтобы они расстались врагами, но и не друзьями. «Просто пиши, – приказала себе Табита. – Не думай об этом слишком много».

«Ты, наверное, удивлен получить весточку от меня. Не знаю, слышал ли ты, что со мной произошло. Впрочем, почтовый штемпель тебе кое-что подскажет. Пересказывать все нет смысла – просто погугли мою фамилию, и сразу узнаешь все, что нужно.

Если коротко: я в тюрьме “Кроу Грейндж”. Случилось так, что моего соседа нашли мертвым, и меня заподозрили в убийстве. Серьезно, как выйдешь в Инет, уже через пару секунд узнаешь, что мне предъявлено обвинение, а я нахожусь под стражей.

Зачем я пишу тебе? Просто я похожа сейчас на утопающего, а твое имя – одно из немногих, которое пришло на ум, чтобы позвать на помощь.

Я хотела бы попросить тебя приехать ко мне на свидание. Понимаю, что прошу слишком многого, тем более что тебе придется ехать до самого Девона, но для меня это очень важно. Если есть возможность приехать, сообщи мне номер своего телефона. Мне придется звонить тебе, потому как с посещениями здесь определенные сложности. Тебе надо будет заполнить соответствующую форму и захватить с собой удостоверение личности. Может быть, понадобятся еще какие-нибудь документы. Я уточню. Дай мне знать, как и что.

С любовью (если так уместно выразиться),

Табита».

Глава 9

Спустя три дня он приехал.

Табиту позвали в зал для свиданий. Майкла она увидела раньше, чем он ее. Он совсем не изменился и выглядел таким знакомым. Непричесанные волосы, начинающая лысеть голова, серый пиджак с большим количеством карманов. В два из них он как раз сунул обе руки. У него всегда был такой вид, будто он чувствует себя не в своей тарелке, хотя в данном случае, учитывая место свидания, возможно, так дело и обстояло. Где-то послышались привычные рыдания. Кто-то закричал, и на крик бросился охранник.

Табита опустилась на стул напротив Майкла.

– Мне не верилось, что ты приедешь.

Майкл дернулся, будто собираясь немедленно убежать.

– Я не знал, что тебе привезти, – сказал он. – Захватил только несколько журналов и еще кое-что. Но у меня их отобрали. Правда, женщина, что была на контроле, сказала, что тебе всё передадут. Все это, как мне кажется, должны проверить.

– Спасибо, – сказала Табита. – И еще благодарю, что ты здесь.

– Тебя благодарю, что написала мне, – несколько выспренно и не к месту ответил Майкл. – Но я все равно удивился, когда получил твое письмо, – тут же добавил он.

Табита вспомнила тот день, когда они расстались. Она орала на него, а Майкл шел на попятную. Он всегда казался ей смущенным и озадаченным.

Они познакомились в кафе, где Табита работала какое-то время после того, как бросила университет и переехала в Лондон. Майкл приходил почти каждый день, ел дежурное блюдо, а затем спрашивал чай «Эрл Грей» и яблочный пирог. И Табита, и Майкл оба чувствовали себя одинокими в большом и шумном городе. Они сошлись, приняв друг друга за тех, кем отродясь не были. Табита, например, полагала, что Майкл по натуре задумчив и скромен. А на деле тот оказался самодовольным и упрямым человеком. Майкл же увидел в Табите очаровательную сумасбродку, а оказалось, что она попросту неуравновешенная дура, и скоро в ней разочаровался.

– Так что, черт побери, с тобой произошло? – спросил Майкл.

– Ты погуглил?

– Ну да.

– Тогда ты должен быть в курсе.

– Нет, ничего я не в курсе. Во-первых, объясни, зачем тебя понесло в Окхэм? Я думал, что ты ненавидишь эту дыру.

– Ну не то чтобы ненавидела…

– Ты сказала, что тебе там плохо.

– Иногда не место красит человека. Так что дело может быть во мне. Ты же знаешь, что мне не нравился Лондон. Я просто жила там и ждала, когда подвернется что-то более подходящее. Но задержалась слишком долго.

Майкл кивнул.

– Но, как бы то ни было, у меня была мечта, что вот вдруг найдется какой-нибудь старый дом, и он действительно нашелся – я его купила и стала перестраивать под себя.

Майкл наклонился над столом и положил подбородок на руки. Его лицо исказилось, словно ему сделалось больно:

– Я прочитал, что труп нашли в твоем доме.

– В сарае на заднем дворе.

– Дичь какая-то.

– Вот и я о том же.

Майкл нервно усмехнулся:

– Я хочу сказать, что зачем бы тебе сообщать о теле в собственном доме, если ты сама укокошила этого парня?

– Оно лежало в сарае. Я сама точно бы не натолкнулась на него. Его нашел Энди.

– Это что, твой новый…

У Майкла была дурацкая привычка оставлять фразу незаконченной, как будто он ждал, чтобы собеседник сам подобрал нужное слово.

– Нет. Он строитель. Помогает мне с ремонтом. Вернее, помогал.

– Слушай, у тебя же должно быть там много старых знакомых.

– Да нет, так, шапочные знакомства. Остались со старых времен… А теперь на одно меньше.

– Вы были близко знакомы?

– Это мой школьный учитель.

– А, тогда у тебя есть мотив, – криво улыбнулся Майкл.

– Слушай, давай без твоих долбаных шуточек! Я теперь торчу в этой тюрьме… Не смешно.

Майкл неопределенно взмахнул рукой:

– Видишь ли, мне пришлось проехать через всю Англию, чтобы добраться в эту дыру. Сначала поездом с двумя пересадками, потом автобусом. А потом еще на такси.

– Ладно, – натянуто сказала Табита. – Извини…

– Позволь задать тебе вопрос. Вот в твоем доме нашли труп. Ну или рядом с домом. Хреново, конечно, но почему именно тебя обвиняют в убийстве?

– Я сама ничего не понимаю. Думаю, они скажут об этом моему адвокату, а она разъяснит мне, что к чему.

– А какова линия защиты?

– Не знаю. Я ведь не юрист. Вот пусть законники разберутся и укажут полиции, что те ошибаются на мой счет.

Майкл пожал плечами и качнул головой.

– Что? – спросила Табита.

– Не знаю. Просто это как-то не похоже на тебя. Больше напоминает то, что ты говорила обо мне самом.

– И что я такого говорила?

– Пассивный, мол. Ничего не могу сделать сам. Вот уж не думал, что будешь просто сидеть и надеяться, что кто-то разберется в этом деле за тебя.

Табита несколько раз глубоко вздохнула.

– Оглянись вокруг. Я, мать твою, в тюрьме! Как я могу разобраться здесь в своем деле?

– Слушай, я не хочу опять спорить с тобой.

– Что значит «опять спорить»?

– Мы постоянно спорили, и как бы я ни старался, все всегда кончалось одним и тем же!

– Чего ты там старался? – вспыхнула Табита. – Ты что, меня за дурочку держишь?

– Табита, пожалуйста…

– Во-во! «Табита, пожалуйста». Ты всегда говорил со мной таким тоном, будто ты такой умный взрослый, а я вздорная маленькая девчонка, которая…

Она внезапно осеклась и прикрыла глаза рукой, чтобы не видеть его лица.

– Я не хотела…

– Ничего. У тебя сейчас сильный стресс, – сухо отозвался Майкл.

– Все же спасибо, что приехал, – сказала Табита.

Она приложила титаническое усилие, чтобы выглядеть спокойной и рассудительной.

– Мне сейчас нужна любая помощь.

Повисла пауза.

– Да-а, – протянул Майкл.

Табита поняла, что будет дальше, и ей сделалось тошно.

– Мне жаль, что все так получилось. Это просто ужасно. Не дай бог такого никому. Но я не гожусь на роль помощника.

– А! – вырвалось у Табиты.

– Но я чувствовал, что должен был приехать, чтобы увидеть тебя и привезти тебе…

– Журналы.

– Ага. И еще кое-что. Но мы ведь недолго с тобой общались.

– Год с небольшим.

– И расстались совсем недавно.

– Ладно, все в порядке.

Табита смотрела, как шевелятся губы Майкла, и ей хотелось, чтобы он поскорее ушел. Зачем она написала ему?

– Я не юрист. И денег у меня негусто. Просто я делаю, что могу.

– Я же сказала, что все нормально.

Майкл взглянул на часы.

– Наверное, мне пора…

– Хорошо.

– Понимаешь, сначала на автобусе, да еще на поезд надо успеть.

– Ясно.

Майкл протянул руку и отрешенно посмотрел на нее:

– Э-э, я не уверен… Это тут не запрещено?

– Нет, руки можно пожать.

Она обменялись коротким рукопожатием, а затем он развернулся и вышел.

«А чего я, собственно, ждала, – подумала Табита. – Бывший он и есть бывший».

Глава 10

«Только не сиди на месте», – говорила ей Ингрид. И Микаэла повторяла то же самое.

Но сегодня день выдался крайне паршивый – ей стоило невероятных усилий вытащить себя из постели, натянуть нестираную одежду, расчесать немытые волосы, съесть завтрак, от которого тошнило, – короче, все оборачивалось сплошным мучением… Ее собственное тело, казалось, весит тонну. Больше всего хотелось свернуться в клубок и затаиться где-нибудь. Хотелось выть.

Зато хотя бы сегодня у нее будет свидание с адвокатом.

– Ну-с, что у нас хорошего? – спросила Табита.

Ее голос прозвучал звонко и почти что шутливо.

– У меня есть ваше медицинское заключение, – отозвалась Мора Пьоцци, постукивая пальцем по своему планшету. Со времени их последнего разговора адвокат выглядела несколько постаревшей и более жесткой.

– Вы, как я вижу, не очень-то рады этому. Надеюсь, я не умираю?

Табита услыхала фальшивые нотки в своем голосе и вздрогнула.

Мора Пьоцци не улыбнулась и продолжала листать страницы на своем планшете. Через некоторое время она подняла взгляд на Табиту.

– Не то чтобы я очень рада, – ответила она.

От этих слов у Табиты болезненно сжалось в животе.

– Помните, я говорила, что хотела бы услышать некоторые вещи именно от вас, а не от представителей следствия?

– И что же?

– Вы не рассказали мне об истории вашей депрессии.

– Да какая там история!

– В две тысячи десятом году вас госпитализировали. А спустя три года вы снова оказались в больнице по той же причине.

– Скорее, в клинике.

– Вас поместили на принудительное лечение.

– Один только раз. Потом я сама обратилась. И лежала совсем недолго. Просто был тяжелый период в жизни.

– Табита, я все понимаю! Но разве вы не осознаёте, насколько эта информация опасна для вас?

– Ох ты ж… Я даже и не думала об этом.

Пьоцци снова взглянула на экран планшета.

– На протяжении длительного срока вам прописывали различные препараты: циталопрам, пароксетин, а за полторы недели до убийства золофт и амитриптилин.

– Но мне они не очень-то помогали.

– И это тоже может иметь значение для стороны обвинения. Кроме того, вы проходили курс лечения.

– Все это оказалось чепухой.

– И вы полагали, что на это полиция закроет глаза, а, Табита?

– А что им-то? – Табита сжала кулаки и подалась вперед. – Им-то какое до этого дело, черт подери? Я была совсем девчонкой, у меня наступило непростое время, пришлось бросить универ. Разве это преступление? Нет, просто потерянная возможность! Мне выписывали лекарства, меня лечили, чтобы я смогла пережить все это. Ну чего тут плохого? А потом об этом узнают другие и с ходу записывают меня в сумасшедшие. Как же я ненавижу все это! Но я не ною, а заставляю себя жить – я стараюсь ходить на прогулки. Плаваю в море. Ем здоровую пищу. Занимаюсь делами – например, ремонтом дома. То есть двигаюсь. Конечно, у меня бывают непростые времена, но я все равно живу. Я жила, как могла…

Мора на мгновение прикоснулась к сжатой в кулак руке Табиты.

– Я верю, что у вас бывали и лучшие времена, – сказала она. – И вы вправе никому об этом не рассказывать. Но дело в том, что вас обвиняют в убийстве. А это уже ненормально. Ваша жизнь станет предметом тщательного разбирательства. И тот факт, что вы находились в состоянии тяжелой депрессии, будет иметь серьезное значение. Вы принимали сильнодействующие препараты, побочным действием которых является потеря памяти, и это тоже может отразиться на ходе расследования.

Во рту у Табиты пересохло, а в голове слегка загудело. Свет в помещении показался ей слишком ярким, словно в лаборатории.

– Доктор Хартсон говорит, что вы не были откровенны с ним.

– Я ответила на все его вопросы, – заявила Табита. – Что ему было нужно от меня – чтобы я поплакалась ему в жилетку? Поведала обо всех делах и проблемах, как доброму другу? Но какой от этого толк?

Мора Пьоцци посмотрела на Табиту так, словно та и была той самой проблемой, которую пока никак не удавалось решить.

– Тот день был не очень?

– Да уж, не лучший.

«Куда уж хуже, – подумала Табита. – Тяжесть, мрак и безнадега…»

– Ну вот, а говорите, что ничего не помните.

– Все было словно в каком-то тумане. Но если бы я кого-нибудь убила, – Табита издала дребезжащий смешок, – то уж точно бы запомнила.

Пьоцци никак не отреагировала на эти слова. Она принялась что-то записывать, а затем снова посмотрела на Табиту:

– Вы ведь понимаете, что я здесь для того, чтобы сделать все, что только в моих силах. Ведь так?

– А что мне остается? Не могу сказать, что у меня так уж много союзников.

– Значит, вы должны мне доверять, – продолжала Пьоцци. – Но и мне тоже нужно верить вам. Я должна знать обо всех ваших проблемах, о ваших слабостях. И узнать именно от вас, а не от полиции или прокурора. Не скрывайте же от меня ничего.

– Так спрашивайте о чем угодно, – сказала Табита, – и я вам все расскажу.

– Нет, так не пойдет. Вы должны мне рассказать о таком, о чем я даже подумать бы не могла спрашивать.

– Я сказала все, что могла.

Пьоцци отложила ручку и мягко произнесла:

– Ну хорошо…

Глава 11

– К вам посетитель, – гаркнула надзирательница.

Табита посмотрела на нее со своей койки:

– Кто?

– А мне-то откуда знать?

Табита вылезла из постели, прошла мимо надзирательницы и поспешила по коридору. Она жалела, что не успела подготовиться к этому свиданию, обдумать вопросы, собраться с мыслями. Да и себя не мешало бы привести в порядок. Она не заглядывала сегодня в зеркало, но чувствовала, что волосы у нее сальные и свалявшиеся. Вероятно, и пахнет от нее неважно – она не ходила сегодня в душ, а лишь ополоснула водой под мышками. Но ничего уже не поделаешь.

Самое главное теперь – не опоздать.

Табита уже привыкла к тюремному шуму – лязганью дверей, топоту, крикам, – но тут услышала сбоку какую-то необычную возню. Две молодые девицы толкали ту самую старуху, что ходила с кипой бумаг. Сейчас эти листы рассыпались по полу.

Табита прошла мимо. Ей вспомнился совет: не создавай себе проблем. Что бы ни происходило, просто опусти голову и иди, куда идешь. Тем более что она торопилась, ее ждали. Если бы она вмешалась, могло выйти только хуже.

Она замедлила шаги и негромко выругалась. Возникло знакомое ощущение, как будто что-то разрывалось у нее в голове. Внутри нее поднималась, закручиваясь, волна гнева. «Нет, – сказала себе Табита. – Не делай этого».

Но она знала, что поступит наоборот.

Табита повернулась. Старуха ползала на коленях, пытаясь собрать свои бумаги, но они снова сыпались на пол.

– Извините, – сказала она, обращаясь к старухе. – Вы не сказали, как вас зовут.

Старуха подняла на нее взгляд:

– Вера.

Обе девицы обернулись. На левой щеке одной красовалась татуировка в виде капающих слёз. У другой на голове был выбрит какой-то узор.

– А ну, свалила отсюда! – приказала татуированная.

– Оставьте ее в покое, – ответила Табита.

Бритая толкнула ее в плечо.

– Чё за хрень?! – крикнула Табита.

Ее буквально разрывало от ярости, и она чувствовала в этом некоторую приятность.

– Перестань издеваться над ней и отвали!

Последовал второй толчок, сильнее первого. Табита подалась назад, и тут же винтом закипела драка. Сделав шаг назад, Табита ударила справа и сразу же слева. Она не знала, достигали ли ее удары цели – все тонуло в криках и воплях. Кто-то схватил ее сзади, и тут же от удара по лицу в глазах у нее вспыхнуло белым, оранжевым и красным. Табита все порывалась вывернуться из захвата, ее повалили на линолеум, и, не имея возможности работать руками, она продолжала отбиваться ногами. Удары становились все реже, она увидела перед собой ботинки надзирателя. Рот ее был полон непонятно чего – она сплюнула на пол и увидела кровь.

Стоя у дверей кабинета начальницы тюрьмы, Табита чувствовала, будто находится и не в тюрьме вовсе, а в приемной какого-нибудь директора частной школы. На стене висела картина с изображением оленя, на другой отливало лунным светом озеро. Кожаное кресло, вышитый ковер… Табличка на столе гласила: «Дебора Коул, кавалер ордена Британской империи». За столом сидела сама Дебора Коул, женщина лет сорока с небольшим. Светлые ее пряди были красиво собраны в укладку. Табита могла видеть лишь верхнюю часть ее костюма: серый пиджак, белую рубашку и брошь на шее. Макияж был нанесен с поистине хирургической точностью, словно начальница готовилась к выступлению на телевидении.

В этот кабинет Табиту привели две женщины-надзирательницы. Теперь они стояли по обе стороны от нее.

Дебора Коул оторвалась от папки с делом, которое она читала. Табита подумала, что это именно ее досье.

– Так что произошло?

– Не знаю, – отозвалась Табита. – Я толком ничего не видела, все было словно в тумане.

Коул ничего не ответила и лишь поджала губы.

– Орла Доннелли, – наконец произнесла она. – И Жасмин Кэш… Вы подрались с этими девушками?

Ага, «девушками»… Табите стало смешно, как будто речь шла о потасовке на хоккейном поле.

– Я здесь новенькая и не знаю, кого как зовут.

– Вы сможете их опознать?

Табита понимала, что проще всего сказать «нет», но удержаться уже не могла:

– Вы хотите сказать, что я должна донести на других заключенных? И что тогда? Вы можете гарантировать мне безопасность?

– Администрация тюрьмы обеспечивает безопасность для всех заключенных.

– А, ну да, конечно… Но я еще раз скажу: толком ничего не видела.

Табита вынула из кармана салфетку и провела ею по губам. Салфетка окрасилась алым.

– А сейчас мне нужно идти. У меня свидание.

– Вы участвовали в драке, – покачала головой Коул. – Так что никаких свиданий.

– Но я не осужденная. Я нахожусь под следствием и имею право на свидания!

Глаза начальницы тюрьмы презрительно сощурились:

– Это не право, а лишь дозволение администрации. Будете себя вести как следует – будут и свидания.

– Так как же, черт возьми, мне готовиться к судебному разбирательству, когда даже с юристом не проконсультироваться?

– Раньше надо было об этом думать.