(Не) обыкновенные истории, О женщинах и не только

И Дмитрий Иванович был там приглашенным гостем…

И выступал с переводчиком…

И говорил что-то про древние ковры, все еще скрывающиеся от нашего глаза в высокогорных аулах Дагестана…

И ему задавали вопросы журналисты…

И он им что-то отвечал, строго глядя через тонкие металлические очки…

«Папа, – кричал в телефонную трубку отчаявшийся Сережа, – немедленно прекрати этот балаган. Возвращайся в Москву».

Потом, подумав, добавил: «Нет, не в Москву, здесь опасно. Тебя могут посадить за твои проделки. Езжай к тете Вале на Кубань…»

Дмитрий Иванович успокаивал сына, как мог, и приговаривал: «Не волнуйся сынок, никто меня не посадит. Я же старый».

И вот с тех пор прошло больше года, а Дмитрий Иванович все также живет в ОАЭ. Подружился с молодыми состоятельными арабами и консультирует их по поводу изобразительного искусства второй половины XX века. Как ему это удается − одному богу известно!

Ловкач Дмитрий Иванович, как пить дать −ловкач. Даром, что бывший советский чиновник.

Хотя в те времена, чтобы влезть в высший эшелон, надо было быть настоящим трюкачем. Вот таким, видать, и был Дмитрий Иванович.

В редких сеансах по скайпу Дмитрий Иванович выглядел чудо как хорошо. Загоревший сухой старик с сияющими глазами. Глядя на обрюзгшего сына по ту сторону экрана, Дмитрий Иванович вздыхал и говорил: «Эх, не в меня ты пошел, Сережа. В матушку покойную. До чего прилежная добрая женщина была. Всю жизнь меня стреножила. А теперь – некому. Абсолютная свобода, Сережа, у меня. Слышишь, абсолютная».

− Пап, ты разве не боишься всего этого?

− А чего мне, Сереж, бояться? Все, что могло случиться плохого в моей жизни, уже случилось. Теперь я жду только хорошее. Хотя, нет. Я вообще ничего не жду. Я свободен даже от ожидания…

Задумался Сережа и замолчал. «Может, я что-то не так понимаю про жизнь?» – подумал он.

Миша

−

великий человек

Этот Миша – мой бывший сосед. Сейчас он переехал из нашего дома и поселился в отдельной квартире, которая находится неподалеку от нас. Великим человеком его называют его близкие – мама и бабушка. Обе – дамы, приятные во всех отношениях, как сказал бы Гоголь. Все в них было прекрасно, как сказал бы Чехов, – и внешняя приятность, и ум, и воспитание, и высокий материальный уровень. И вполне естественно предположить, что и отпрыск таких замечательных дам – тоже замечательный человек, может быть, даже великий.

Мише около 30 лет. Он преподает юриспруденцию в каком-то соответствующем ВУЗе. Он то ли кандидат, то ли доктор этих самых юридических наук. К сожалению, внешне он не удался. Ничего примечательного в нем нет, да еще и портит все акне, как теперь модно называть прыщи. Прибавьте к этому еще привычку заправлять футболку в штаны и странную манеру под сандалии надевать носки. Теперь, думаю, несложно представить Мишу.

Родственники очень гордятся его успехами. Его мама – большая хлопотунья. Она хлопочет обо всех и обо всем круглосуточно, не давая себе ни минуты покоя или отдыха. Но самые любимые ее хлопоты – это хлопоты за Мишу. С самого детства она хлопотала по его делам – переводила в более комфортные классы, одаривала педагогов в надеждах на протекцию. Сама ходила в библиотеки и готовила для сына отчеты и доклады – в общем, хлопотала изо всех сил. Она и сейчас усиленно хлопочет около Миши.

Например, пару лет назад она осознала, что Миша вырос и ему нужна квартира. Сказано – сделано. Была куплена квартира, и произведен капитальный ремонт на самом высоком уровне. Мама сама руководила рабочими, придумывала дизайн и приобретала предметы интерьера. Поэтому согласно ее представлениями о красоте квартира оказалась серо-коричневой с рогами и копытами на стене и коровьими шкурами на диване. Мама гордилась своим прошлым, проведенным в тяжелейших условиях крайнего севера, откуда в память остались все эти предметы таксодермического искусства. Люстры в квартире – хрустальные, в каждой комнате и на кухне бархатные шторы. За все время ремонта Миша появился в квартире пару раз, рассеянно посмотрел по сторонам, не счел нужным поздороваться с рабочими и удалился, как барин.

И вот Миша переехал. Начал самостоятельную жизнь. А маме хлопот только прибавилось. Раньше она борщ варила одну кастрюлю – а теперь две. Еще для Миши. И раз в день мама с котомками идет к Мише – в кастрюлях солянки и пловы. Все это загружается в холодильник. А оттуда выгружаются недоеденные щи, прокисшие йогурты и пустые грязные тарелки, с вилками и ложками – потому что Миша, не любит, когда тарелки в раковине немытые лежат – от них вонь и грязь. Далее мама следует в коридор, где осматривает Мишину обувь. Пару дней назад она вычистила для Миши пять пар обуви, а вот теперь смотрит – все пять пар опять чистить надо. Качает головой, устала, но – надо так надо. И берется за дело.

Но больше всех гордится Мишей бабушка. Именно бабушка называет внука великим. Его достижения на кафедре в институте преподносятся как очевидное доказательство его таланта, и лишь потом вскользь мы узнаем, что успехам предшествовал приход мамы к завкафедрой. Сама бабушка – пожилая благородная дама с двумя высшими образованиями, коренная москвичка, прекрасно оперирующая старыми московскими названиями и именами столичных градоначальников. Она ведет малоподвижный образ жизни из-за полноты и связь с миром держит путем телефонного общения. Сутками напролет она общается с соседями по дому и всегда в курсе домовых новостей. У нее есть свои моральные принципы, о которых она во всеуслышание вещает и не применет указать о нарушении этих принципов какому-нибудь оступившемуся соседу. Если нужно – сделает замечание или укажет на заблуждение. Поправит – если не прав. Она частенько звонит моей маме, и они философствуют о несправедливости жизни и об ошибках близлежащих соседей. И иногда моя мама наивно удивляется: «Татьяна Петровна упрекает нашу соседку Сашу с первого этажа, что та не поздоровалась с Мишиной мамой Ниной Михайловной… а ведь ее внук Миша сам никогда ни с кем не здоровается. Хотя живем мы вместе лет 10».

Еще моей маме очень жаль эту хлопотунью Нину Михайловну. Глядя в окно, она мне говорит: «Вот смотри, Нина Михайловна и Миша откуда-то приехали с большими сумками. Миша вышел из машины и ждет, когда мама сумки из багажника вытащит и к подъезду отнесет. Представляешь, он стоит и смотрит, как мать надрывается. Ой-ой-ой. Как ему не стыдно. А?»

Я отвечаю: «Мама, ты забыла, что Миша – великий человек…»

«А, точно…» – хмыкнула мама и задернула занавеску.

Толстые щиколотки

Какие курьезные превращения происходят с мамами (не с папами!), когда их чада собираются жениться. Возрастная мудрость и такт, дипломатия и просто терпение в миг улетучиваются, и на их месте возникает какая-то несусветная глупость, под которой плохо прячется ревность, обычная, древняя, как мир, ревность.

Деточку уводят, помогите!

У меня есть вполне адекватная подруга, у нее есть нормальный, хороший сын 20 лет. Слава Богу, она не стала матерью маменькиного сынка, и он тоже, к счастью, сделал все, чтобы им не стать. В общем, действительно, адекватные отношения «мама-сын».

Сын долгое время встречается с одной девушкой. Хорошей, порядочной, из состоятельной семьи. Подруга довольна – сын находится в зоне влияния приличной девушки, не шляется с парнями, не бухает и не творит дурацких молодецких дел. Короче, все просто замечательно.

И тут поступает новость: сын сказал маме, что планирует жениться. О, боже, подруга меняется просто на глазах. Мало того, что она теперь целыми днями бухтит на сына, что у того только женилка и выросла… Мало того, что она названивает бывшему мужу с серьезными разговорами «поговори с ним, как мужчина с мужчиной…», она еще и выдала совсем смешное: «Знаешь, не нравится мне эта Саша. Щиколотки у нее какие-то толстые…»

Я застыла с нелепой улыбкой на лице…

А чего далеко ходить. Вот вспоминаю свою маму в эпоху моего семейного становления. Все соискатели моей руки и сердца были плохи для моей мамы, она находила массу «ахилессовых пят» у бедных парней. И грызла меня своими едкими замечаниями. А дальше, когда эти неидеальные мужчины теряли свой статус соискателя, моя мама чудесным образом превращалась в добрую и лояльную и вспоминала этих «бывших» добрым словом, нахваливала и сравнивала теперь уже с новым претендентом и все не в пользу последнего.

Но все же более смешные случаи у мам и сыновей. Мамы редко бывают довольны своими невестками. Иногда их претензии перекочевывают в мир фантазий. Например, одна знакомая мне дама была недовольна излишней чистоплотностью своей невестки и утверждала, что когда дома чересчур чисто – это отвратительно: «ступить негде, везде неприятная, противоестественная чистота».

А одна мама очень хотела, чтобы ее почти уже старый сын, наконец, женился. И когда этот возрастной закоренелый холостяк сдвинулся с мертвой точки и начал всего лишь ухаживать за какой-то девушкой, мать потеряла сон и возбужденно говорила близким родственникам: «Придет ко мне в дом, я ее на место быстро поставлю…» Итог был плачевный, потому что великовозрастный сынок был сугубо маменькиным сынком, он услышал причитания своей маменьки и тут же свернул ухаживания. Мама тут же стала спать спокойно… Но продолжает свято верить в то, что мечтает женить сына.

Как бы Зигмунд Фрейд прокомментировал такие занимательные превращения?

Киношная история любви в стиле

Action

Я полностью согласна с мнением, что доказать свою любовь можно только поступками.

Друзья, не надо 100 раз на дню бормотать шепотом в ухо «люблю», а потом плюхаться на диван, чтобы посмотреть футбол. А надо помочь любимой управиться со скучным бытом и плюхнуться на диван уже вдвоем и … не для футбола…

Такая ежедневная работа по доказательству любви.

Но у меня есть более яркий пример доказательства любви. Это настоящая история в стиле action, достойная камеры какого-нибудь Мартина Скорсезе. Судите сами.

Я дружу с Марьей Сергеевной много лет. Она живет более 30 лет в браке со своим единственным мужем Иваном Федосеевичем, и именно их союз для меня является ярким примером настоящей любви.

Они простые русские люди из народа, добившиеся своим умом и трудом успеха в карьере и благосостояния.

Она – психолог, умница, красавица.

Он – бывший сотрудник ФСБ, умница, душа-человек, ныне заведует безопасностью крупного банка.

Они поженились очень рано, сразу после школы, и в эти дни они все еще молоды, красивы и полны сил, несмотря на то, что у них уже взрослые дети и даже есть внуки.

Они хорошо образованы, богаты и абсолютно современны. Их дом – полная чаша! Друг друга они обожают.

После 30 лет совместной жизни они все еще интересны друг другу! Когда они смотрят друг на друга – у них в глазах мелькает огонек… и довольно яркий.

Представляете?

И даже теперь у них бывают горячие романтические вечера, когда всех взрослых детей и малолетних внуков выставляют за дверь с неловкими извинениями.

Моя подруга Марья Сергеевна любит путешествовать. К сожалению, ее супруг Иван Федосеевич не всегда может ее сопровождать в связи с его серьезной должностью. А Маша со своей абстрактной работой психолога вполне может поколесить по свету.

Таким образом она посетила множество стран, а однажды поехала в Израиль.

Без сомнения, основным пунктом путешествия был Иерусалим. Маша побывала на экскурсии в Храме Гроба Господня.

Сначала на нее там снизошла благодать, все для нее там было прекрасно и духовно наполнено. Она была под огромным впечатлением.

Но, к сожалению, тут же под куполом этой святыни ее искусил дьявол – она захотела взять себе домой кусочек из этого прекрасного места, на память, так сказать.

Как назло, какой-то небольшой кусочек очень легко отколупнулся от старой стены и прямо прыгнул ей в ладонь. Грешница моя обрадовалась и увезла древний артефакт в Россию.

На том казалось и исчерпана эта история с посещением Иерусалима, если бы не беды, которые обрушились на семью моих друзей после этой поездки.

То сын упал с велосипеда и сломал ногу, причем очень неудачно.

То супруг начал жаловаться на сердце.

То бабушка серьезно заболела и попала в больницу.

Таких катаклизмов в их семье никогда прежде не было.

И вот моя подруга, дипломированный психолог и просто очень умная женщина, начала анализировать эту сложившуюся ситуацию. Несколько дней она мучилась этим псевдонаучным вопросом.

Это было похоже на сглаз или какое-то наказание высшее, а может быть даже и проклятие.

Ой, не дай Бог!

Однажды, стоя под душем и взяв в руки свой крестик, ее осенило – во всем виновата она сама, укравшая камешек из стены святого храма в Иерусалиме.

Это был ужасный поступок, который она только сейчас осознала. Зачем она это сделала? Что за тщеславие нашло на нее…

Это же совершенно ясно – нельзя было брать этого камешка.

В общем, она ужасно расстроилась из-за этого и даже проплакала полвечера, пока не пришел с работы Иван Федосеевич.

Она ему тут же изложила свои подозрения про высшее наказание, которое совершенно заслуженно упало на их семью, и сделала вывод: надо камешек вернуть.

Иван Федосеевич тоже волновался за странную ситуацию в семье, его тоже обескураживало количество бед, в одночасье свалившееся на домочадцев. А еще больше он волновался за свою супругу, которая от всего этого похудела и ужасно нервничала.

Он кивал головой, слушая Марью Сергеевну, и о чем-то думал. Потом начали рассуждать о всяких возможных вариантах возращения реликвии в храм, но поняли, что никто, кроме них, не сможет этого сделать. Марья Сергеевна всерьез рассматривала однодневный тур в Иерусалим. Иван Федосеевич не был против.

Но, к сожалению, на следующий день, опять случилась очередная беда – старший сын ввязался в какую-то драку и получил очень серьезные побои.

Бедная моя подруга совсем расстроилась и теперь разрывалась уже между двумя больницами и одним загипсованным больным на дому. В общем, кошмар.

Через пару дней Иван Федосеевич предложил свой вариант решения этой проблемы – он поедет туда сам.

Возьмет на работе отгул.

Сядет утром на самолет.

Прилетит в Святой город.

Пойдет в Храм Гроба Господня и согласно Машиным описаниям вернет на место злосчастный камешек.

Вечером вернется в Москву.

Все очень просто.

Про боли в сердце он решил временно забыть. Марья Сергеевна сделала слабую попытку возразить, но возражение было твердо отклонено.

Так и сделали.

И эта однодневная поездка в Иерусалим для Ивана Федосеевича, очевидно, стала добрым воспоминанием о его боевой рисковой молодости в рядах госбезопасности страны!

Потому что за 12-часовой визит в Израиль Иван Федосеевич пережил множество ярких и даже опасных моментов.

Путь туда был удачным.

Проблемы начались в самом Храме.

Иван пришел туда рано утром, когда еще не было толп туристов, поэтому оказался чуть ли не единственным посетителем.

Сторож с утра был полон профессионального рвения и безустанно ходил за ранним посетителем. Иван Федосеевич никак не мог оторваться от хвоста.

Согласно заранее разработанному плану он должен был подойти к стене слева от алтаря и примерно в 30 сантиметрах от угла, на высоте Машиной груди, т.е. в 140 см от пола – найти заветную ложбинку и быстро вставить в нее недостающий камешек.

Задача, требующая определенных усилий и небольшой конспирации.

А сторож, как назло, проявлял завидное упорство.

Иван Федосеевич уже начал ощущать беспокойство, потому что его хождение по храму могло кому-то показаться неуместным и даже подозрительным, когда сторож, наконец, обратил свое внимание на новых гостей и оставил Ивана Федосеевича наедине с Машиным чертежом.

Иван упругой походкой подошел к указанной стене и начал шарить в поисках ложбинки. В этот момент к нему приблизились новоприбывшие паломники, и он уже собирался опять отложить свои изыскания, когда в последнюю секунду он почувствовал под рукой дыру.

Он спешно сунул туда камень, и тот, как живой, юркнул с свое убежище.

Иван Федосеевич даже поразился этому обстоятельству и, стоя спиной к стене, поднял голову к куполу, якобы рассматривая красоты потолка, а сам пошарил сзади рукой, чтобы проверить, точно ли камешек попал в свой пазл. Но как бы он ни шарил, он так и не смог уже найти то место, куда вложил камень.

Он как-будто растворился в общей старой каменной кладке.

Дело было сделано. Реликвия вернулась на свое место.

Осталось вернуться в аэропорт, сесть на самолет и прилететь в Москву с хорошей новостью.

Но в аэропорту Иван Федосеевич столкнулся с новыми трудностями.

Все знают, что служба безопасности аэропортов в Израиле одна из самых строгих.

И так получилось, что этих суперсерьезных специалистов заинтересовал однодневный визит импозантного москвича средних лет.

Ивана Федосеевича отвели в сторону и подвергли вежливому, но подробному допросу. Например, почему, зачем и для чего Иван Федосеевич сюда прилетал. Это подозрительно, так как достопримечательности Израиля невозможно оценить за один световой день.

И Ивану Федосеевичу опять пришлось вспомнить свое профессиональное прошлое и выдать заготовленную легенду про покупку крестика для любимой внучки. Израильтяне щурили недоверчивые глаза и интересовались, почему такая спешка.

Иван Федосеевич на одном дыхании рассказал о намерении крестить младенца, как и положено, на сороковой день от рождения, и вот, как раз 40 дней будет через пару дней. Ждать никак нельзя!

Израильтяне, наконец, смирились с очередным проявлением загадочной русской души и пропустили Ивана Федосеевича на посадку.

Так закончилась эта поразительная история.

Марья Сергеевна после получения хороших новостей сразу успокоилась, а потом заметила, что все дела пошли на поправку.

Муж перестал жаловаться на боль в сердце, бабушка выписалась из больницы и возобновила посещение танцплощадки в парке Сокольники, младший сын снял гипс с ноги, а на старшем быстро зажили синяки.

Жизнь семьи вернулась в прежнее русло.

Обо всем этом моя подруга Маша рассказала через пару месяцев после описанных событий. Акцент в ее рассказе был на то проявление Бога, которое она, очевидно, проследила в событиях своей жизни. Она охала и ахала, ругая себя за нечаянный грех, и ежилась от воспоминаний о Божьей каре.

И правда, история была потрясающая, у меня мурашки по коже бежали.

Но после первых ярких эмоций меня поразила другая, не такая заметная сторона этой истории.

Это доказательство любви Ивана к Марье.

Стоит приглядеться, и ты просто ошарашен этой историей, не историей возвращения украденной реликвии, а историей любви!

Просто представьте себе взрослого мужчину, бывшего полковника ФСБ, а ныне сидящего на заседании правления банка за одним столом с бывшим министром финансов России, который теперь – управляющий этим банком.

Вокруг такие же серьезные люди, в строгих дорогих костюмах. Обсуждается политика банка на ближайшие годы. Так как банк самый крупный в стране, то эти обсуждения очень серьезные и важные.

А Иван Федосеевич имеет слабость немного отвлечься от судеб страны и подумать о своей жене, которая разрывается между больными и покалеченными домочадцами.

После заседания идет Иван Федосеевич к своему боссу (не будем называть его имя, оно также известно многим, кто интересовался политикой и финансами) и просит отгул по семейным обстоятельствам.

И летит в Иерусалим,

и шарит по стенам древнего храма,

и покупает потом для отвода глаз простенький крестик…

В аэропорту Иван Федосеевич откровенно врет серьезным людям, что он-де просто заботливый дедушка!

И большая удача, что его не стали проверять по компьютеру, ведь «Моссаду» известны имена всех бывших сотрудников ФСБ Российской Федерации, и при излишнем любопытстве израильских специалистов Машиному мужу пришлось бы выкручиваться еще более извращенно – попробуй, объясни им, что бывший полковник ФСБ прилетел в Иерусалим всего лишь за крестиком. Какая лапша, обхохочешься.

Короче говоря, хорошо, что не копнули глубже. Реально, может и тут Бог помог.

После того, как Машка искупила вину. Кто знает…

Вот такие они, мои Иван да Марья. Всю жизнь доказывают друг другу свою любовь незаметно, без шумихи.

P.S. Думаю, многие читатели задаются одним интересным вопросом. Верил ли сам Иван Федосеевич, бывший полковник ФСБ, в божественную составляющую этой истории? Первое время я тоже над этим ломала голову. А потом бросила это занятие. Ведь никогда не узнаешь, что творится в голове у бывшего разведчика. Тем более, говорят, что бывших разведчиков не бывает.

Взлет и падение королевы из соседнего двора

Машка росла шалопайкой. В детстве гоняла мяч с пацанами, лазала по заборам и даже дергала одноклассниц за косички. Из вредности, ведь у Машки была мальчишеская стрижка.

Но женственность Машку все-таки накрыла. Лет в 15, когда из пацанки она превратилась в пышногрудую русоволосую нимфу с огромными глазами-озерами и пушистыми ресницами.

Как-то, закуривая сигарету у своего старинного друга детства Коли, она заметила его дрожащие руки и удивленно вскинула глаза. С языка готов был сорваться вопрос, когда она увидела обращенный на нее влюбленный взор и пылающие щеки старинного дружка.

«Блиин, Коль, ты че, в меня влюбился?» – дикое разочарование ее обуяло.

«Дура», – крикнул Колька и убежал, а Маша докурила сигарету уже одна.

Так Машка вернулась в женский стан. Потому что мужской стан после стольких лет детского братства закрыл перед ней свои двери. Даже не так. Просто ее вычеркнули из «пацанов» и занесли в список «симпатичных девчонок».

Машка пыталась пару раз рыпнуться. Подходила к стайке старых знакомых, пиная валяющуюся банку пива, и цедила сквозь зубы: «Ну че, пацаны, покурим чутка…»

Реакция на такое обычное приглашение была плохая – пацаны прекращали разговоры, краснели и, смущаясь, пялились на ее третий номер в майке. Попытки разговорить их, как это было раньше, в детстве, ничем не кончались. Все было тухло и натянуто. Они отторгали «Машку-товарища», а вели себя с ней, как с «Машкой-красивой девчонкой».

Машка забила на это и пошла учиться на ювелира.

А в училище у нее был совершенно другой имидж. Яркая, смелая, острая на язык она сразу вписалась в мужской коллектив и в конце первого курса стала звездой.

Вокруг нее постоянно роились поклонники. Проход Машки по вестибюлю напоминал явление императрицы ко двору какого-нибудь вельможи. Впереди шла Машка с гордо задранным носом, а рядышком, но чуть сзади тащились верные вассалы, человека 3-4, и ловили каждое ее слово.

«Че там у нас по расписанию?» – спрашивала вяло Машка.

2-3 голоса отвечали: «Начертательная геометрия».

«Терпеть не могу начерталку, чтоб она сгинула».

В ответ раздавался дружный мужской смех одобрения. Машка приближалась к двери аудитории, и 2-3 руки поспешно распахивали ее перед Машкиным носом. Машка вплывала внутрь, а хвост поклонников тянулся за ней. Упругий Машкин зад, затянутый в плотную джинсу, еще долго волновал души однокашников.

А на третьем курсе случилась у Машки любовь. И выбрала она себе хулигана и «робингуда» Назима, что прибыл в город пару лет назад из какой-то кавказской деревушки.

Тогда как все молча и стеснительно глотали слюни, глядя на Машкины впечатляющие формы, этот смелый и наглый пришелец просто взял Машку за руку, посадил в свою тонированную «Приору» и повез в кавказский ресторан.

Накормив от души Машку бараньим шашлыком, ослепив ее щедростью и размахом, он получил в ответ Машкин восторженный взгляд и несмелый поцелуй в щеку.

Так Машка влюбилась. Понеслась у нее безумная жизнь с безумными переживаниями, не менее безумными скандалами и ужасно сумасшедшими примирениями. В общем, как говорят, на разрыв аорты.

Но вскоре последовало жуткое потрясение – Назима, этакого рыцаря без страха и упрека, арестовали и посадили в тюрьму.

В милиции Машка кричала, что Назима надо освободить, что он-де прекрасный, благородный человек.

Менты смотрели на нее тяжелым взглядом повидавших и не такое людей и спокойно отвечали:

«Успокойтесь, девушка. Прынц ваш человека пытался украсть, а потом намеревался выкуп просить. Киднеппинг это называется. Глаза откройте. Правда это».

Машка долго открывала глаза, никак не желала прозреть. Но под гнетом многочисленных свидетельств все же сделала это.

Только она собралась опустить руки и удариться в традиционный женский плач по далекому милому, как в ее жизнь ворвались очередные перемены.

У нее нашелся папа. Нет, он, конечно, был, судя по Машкиному паспорту, где она именовалась как Мария Владимировна. Но Владимир Николаевич отцовскую роль исполнял плохо, потому что была у него другая страсть – он был аферистом.