Мы остаёмся жить

Если присмотреться, то из окна обсерватории Елены можно увидеть Землю. Она меньше точки, оставленной самой тонкой иглой на листке бумаги. И всё же, её можно увидеть. Удивительно, как существа, обитающие на столь мелкой и безобидной пылинке, могут быть настолько кровожадными и беспощадными. Но мы остановим их. У нас нет другого выхода. Победить – это наш долг. Чаще всего, именно так солдаты отвечали мне. Но надежды у нас практически не оставалось.

О, как же я рад за вас, дорогие мои, что вы так отчаялись и что ничего у вас не осталось, кроме гордости за свою несуществующую страну. Конечно, это только ваше право, за что жить и за что умирать. Но наша обязанность – вернуть в колонии порядок – наш порядок. Корпорация тратил по сто миллионов зелёных в день, чтобы мы сжигали города и убивали всех, кто сопротивляется. И войска полны решимости сжечь хоть десять таких Елен, но выполнить заказ.

Когда операция началась, авангард войск освободителей выступил из занятого ими ранее Синь Ченг Ши и направился в сторону моста, где их уже поджидал отряд повстанцев. Конечно, они превратили бы этот прекрасный мост между двумя городами, который строился не на их деньги, в груду металлолома на дне каньона, если бы вовремя не подоспело подкрепление с воздуха. Несмотря на пару незначительных мелочей, всё проходит как нельзя лучше, хоть и сюрпризы в подобных случаях никогда не заставляют себя долго ждать.

В Елене объявили, что первая линия обороны разрушена. Враг наступает с двух сторон и вот-вот возьмёт нас в котёл. Неизвестно, как долго мы сможем продержаться.

Не беспокойся, дорогуша, это продлиться не дольше пятидесяти минут. Ты бы лучше думал, на что потратишь это время. Может, ты и переживёшь эту битву; но вот большая часть твоих людей – уж вряд ли. Да это и битвой назвать будет сложно. Когда армия наёмников с Терры подойдёт достаточно близко, все дальнейшие события будут больше напоминать бойню. Хотя, вот и он, сюрприз, о котором я говорил, показывается на экранах. Действуй, как знаешь, дорогуша, а я пока приступлю за выполнение своей части плана.

Томаз стоит в авангарде наших войск и готов тепло встречать врагов. Возможно, в какой-то момент, я ошибался в нём. По крайне мере, за то время, что все достижения революции висели на волоске, ему представился шанс доказать свою верность. И он проявил себя во многих битвах; и сейчас, солдаты готовы стоять до последнего, ведь их командир останется с ними до конца. Если люди, которых он годами выслеживал и забивал ими тюрьмы, смогли довериться ему и простить – то и я обязан сделать это. Он оставался верным Марсу, когда сражался против революции; он остался ему верен, когда планете грозила неминуемая гибель. Бывшие враги и друзья – все мы марсиане и сражаемся за одну цель, за одну идею – за независимый Марс.

– Да, на какое-то время мы сумеем их задержать, господин министр, – сказал Томас, – может, выиграем для Елены ещё один день. Но победить мы не сумеем. Вы не подумайте – такое я могу сказать только вам. Я ни за что не допущу паники в своих рядах. Но и не стану утаивать очевидную правду. В былые времена, когда победа казалась невозможной, лидеры признавали своё поражение и складывали оружие. Но ведь нас это не спасёт, верно?

– Да. Тоже самое произошло с тобой, ведь так? Когда полицейские отряды были застигнуты врасплох – ты спрятался, а когда настал подходящий момент, сдался.

– Я знал, что моя жизнь ещё пригодится Марсу. Теперь, только скажите, и я умру за свою родину и за свой город. Люди по ту сторону баррикад – никогда не принесут счастья на это планете; а вот революция, какой бы тяжёлой она ни была, это сделать сможет. Я сделаю всё, чтобы не дать им войти в город – так же, как и все здесь.

– В одном ты точно прав – за Марс лучше жить, чем умереть; но никому из нас земляне жить не дадут. Поэтому, ничего другого нам не остаётся.

– И я сделаю это, чёрт меня подери, как и каждый здесь. Но какой в этом смысл, господин министр, если у нас нет никакого плана?

– А вот и твой план – выиграй столько времени, сколько сможешь, даже если лишняя секунда будет стоить тебе жизни. Я не могу рассказать тебе всё; но ты сам это увидишь, если исполнишь мой приказ. Тебе всё понятно?

– Да, так точно.

– Тогда, исполняй, Томаз. Знай, что я впервые доверяю тебе. Не подведи родину, которую поклялся защитить.

После этих слов, будто сами небеса обрушились нам на головы. Дворцы, возведённые первыми марсианами, рушились на глазах. С двух сторон по нам ударили лучшие войска землян и наша линия обороны с каждой секундой всё больше напоминала братскую могилу. Тем, кто чудом уцелел, оставалось вести огонь из укрытий, а между выстрелами сильнее прижаться спиной в стену или лицом в грязь, вознося молитвы. Вот только кому? Не тем ли, кто бросил нас в этом чёртовом котле?! Но если то, о чём мы говорили с этим чудовищем на Земле, было правдой, то всё, что нам нужно, это всего лишь выиграть время. Древние греки просили у Марса смелости и решимости в бою; они просили оставить им мужество перед лицом смерти и сохранить воинскую честь. Пускай бог войны поможет нам в этой битве; пускай он подарит нам мужество. Если не он – то и никто.

Первая волна ударов прошла. Войска землян всё ближе и ближе. Я вышел из-за своего укрытия и приказал передать моё послание всем, кто держит оборону – на все участки фронта, чтобы не осталось ушей, не услышавших моих слов.

– Братья и сёстры! Подымите головы вверх. Это наше с вами наследие, которое терраны тщатся сровнять с землёй. Я знаю, что среди вас полно тех, кто сеет панику среди товарищей и греет её в самом себе – полно тех, кто не верит в нашу победу. Враг и правда превосходит нас числом и одного только взгляда на них хватит, чтобы оценить наши шансы. Но послушайте меня: всех, кого вы увидите по ту сторону ружья, объединяет одно – нажива. Они прилетели сюда, чтобы грабить и убивать за деньги. Они не знают, что значит жить и работать на этой бесплодной земле; им не известны чувства марсиан, родившихся, рожающих и умирающих на ней. Всё, что они умеют – это убивать. Они сражаются только ради этого. Но мы – сражаемся за свободу. Им неизвестна честь, они не знают доблести. Они сражаются ради того, что никогда не будет им принадлежать. Мы же встретим их сегодня ради своего будущего, за своё наследие. Встречайте врага отважно. Бейтесь с ним на земле, в воздухе, в зданиях, под землёй; не уступайте и метра земли, спасите ваш город. Всю жизнь, мы были их рабами. Теперь, мы сами решаем, кем нам быть. Не дайте им снова сделать выбора за вас. Сражайтесь, как свободные, сражайтесь за неё. И пусть завтрашний день Марс встретит с победой в руках.

Твою речь передали на наши мониторы. Честно, я чуть не расплакался. Как хорошо, что мы ловим всю информацию, передающуюся на поверхности. Столько героической пропаганды, сколько может быть, когда ситуация действительно отчаянная. Видел бы ты мою искреннюю улыбку в конце твоей речи. Впрочем, что значит моя жалкая гримаса, когда столько людей после твоих слов умерли с мыслью, что погибли не зря. Это значит, что слова твои брошены были не впустую. Они всё-таки дошли до сердец этих безумцев, которые встали между городом и нашими пулями. Но какими бы красивыми не были твои речи – грубую силу им не преодолеть. У вас мало людей, плохие позиции, не достаточно снарядов. Если у вас не хватит сил, то что с речью, что без речи – всё приведёт только к вашей смерти. Даже трудно себе представить, как вам несказанно повезло, что у таких дураков как вы есть такой друг как я, который в ответственный момент не забудет о вас и придёт на помощь твоему ненаглядному Марсу.

Вокруг меня одни лишь мёртвые тела, ещё не остывшие и не забывшие жар сражения – хоть и без посторонней помощи заранее обреченного на поражение. Интересно, там, на Марсе, ты справляешь примерно так же? Впрочем, о чём это я думаю.

Подкупленные мною боевики быстро нашли управу на упрямых командиров авианосцев. Такое предательство дорого стоит – надеюсь, Марс действительно разбогатеет и вернёт мне долг. Все три эскадрильи беспилотников перешли под моё руководство, когда я силой выбил у командиров доступ к их панели управления. Но мне пока не до беспилотников. Я стою рядом с пультом управления «Большой пушкой», которая уже успела выстрелить пару раз по поверхности Марса, доказав свою высокую эффективность. В отчёте записано, что стреляли из неё по безлюдной, пустынно местности. На деле, я лично присутствовал на собрании, когда было принято решение испытать наше сверхоружие на неприступных крепостях, в прошлом служивших тюрьмами для колонистов-преступников. Она проявила себя на славу – от наших целей остался один лишь глубокий кратер. Так же, терраны не брезговали ей, когда разговор шел об особо непокорных городах. Это – настоящее военное преступление, виновники которого должны предстать перед судом; но, разумеется, никогда там не окажутся. А всё потому, что я доберусь до них первым. Теперь, настало время проверить, так ли хорошо она бьёт и по космосу.

Я принял на себя всю ответственность роли злодея, пока ты мог наслаждаться всеми благами защитника униженных и оскорблённых. Но я вовсе не жалуюсь. А всё потому, что моя роль в этой игре была куда важнее, чем даже твоя. Ведь твоя пламенная речь и героическое защита Елены всё равно мало кого спасла. А вот я, можно сказать, спас всю планету. Ведь именно я направил эту смертоносную пушку в сторону орбитальной станции со всем военным советом на нём. Наконец, я могу избавиться от всех этих снобистских уродов. Одного выстрела должно хватить, чтобы превратить сердце и мозг освободительных войск в груду космического мусора – вместе со всеми, кто находится на корабле.

Все три эскадрильи беспилотников получили приказ атаковать наземные позиции терранов. Этот процесс был обратим главной панелью управления, находившейся на орбитальной станции, которой я как раз в данный момент угрожаю своей пушкой. Беспилотники вскоре должны были выйти из строя, превратившись в груду металлолома ценной в золотые горы; но к тому времени, они исполнят большую часть своей задачи и перевернут ход битвы. Радуйтесь, марсиане – лучший из бессмертных выиграл эту войну за вас. Ну ладно, двое бессмертных, не такой уж я и жадный.

После нескольких минут бурных переговоров, орбитальная станция сдалась. Как ни странно, огромная космическая пушка – всегда служила для смертных весомым аргументом. Орбитальная станция Марсианской корпорации с десятитысячным экипажем на борту была настоящим городов в космосе. Ей пришлось сдаться команде из тридцати подкупленных мною человек; не без помощи нашей пушки. Маленького отряда, как известно, вполне достаточно, чтобы выиграть войну. Эти предатели войдут в историю, как герои и защитники Марса. Как ни странно, они были голубыми, хоть и втайне сочувствовали Красной планете. Кажется, в начале их было немного больше тридцати. Видимо, число их уменьшилось во время битвы с охраной. Защитники пушки могли оказаться серьёзной проблемой, но я и не с таким трудностями, как пара дырок в груди, удачно справлялся.

Во время бурных переговоров с военным советом множество раз прозвучало слово «предатель». Не впервые в истории одно удачное предательство переворачивало ход войны с ног на голову. Я предал Марсианскую корпорацию уж конечно не ради каких-то жалких денег. Скорее, меня вело за собой некое подобие веры в будущее. Приятное чувство – осознавать, что спас целую планету от порабощения. Отныне, она свободна. И если кто-нибудь попробует снова прийти сюда – их встретит Марсианская орбитальная станция, которую мы удачно позаимствовали у корпорации, и «Большая пушка». Простит ли меня когда-нибудь моя Земля за это предательство – ведь я подписал ей приговор. Марс, несомненно, превзойдёт свою соперницу Терру – когда-нибудь, рано или поздно. Но, кажется, в этом трудном вопросе главную роль играет не то, кого ты предаёшь, а то, чему остаёшься верен до конца. Но это – всего лишь мнение того, кто прожил несколько тысяч лет. Готов признать, что могу и ошибаться.

Остатки освободительных войск, после небольшого сопротивления, сдались в плен. Они лишились всего и сражаться им было больше незачем. Десятки тысяч пленных с орбитальной станции и из выживших солдат. Если бы они продолжили борьбу, то эта война могла продлиться ещё несколько месяцев, а может и лет. Но кто из них захочет теперь умирать на чужой планете?! Всё, чего они хотели, это вернуться домой.

С нашими пленниками Марк решил поступить благороднее, чем они поступали с нами. Все солдаты, прибывшие на Красную планету, вернуться на Землю в грузовых кораблях. Пусть каждый на Терре знает, что Марс не просто небеззащитный, но ещё и милосердный. Разумеется, если только кто-нибудь из них не пожелает остаться и назвать Марс своим новым домом. Вместе с помилованными пленными в земные страны будут отправлены новые послы. Они будут нести весть о славной победе и о том, что каждый может присоединиться к написанию великой марсианской истории. У нас появятся новые союзники. Миллионы людей устремятся к нам и построят новые города.

За свои действия, я получил медаль «Герой Марса»; монстр, без которого мы бы не справились, получил их целых две – «Герой Марса» и «Герой Земли» за верную службу красному движению на Терре. Она затерялась где-то в груде вещей – кто знает, может, я её уже и выбросил. С годами я становлюсь таким рассеянным.

Наш великий главарь так и сказал мне, что теперь полностью уверен в моей верности и преданности Марсу. Он заявил, что хочет видеть во мне приемника, но я отказался. После Марка, пусть народ Марса сам выбирает себе нового лидера из числа достойнейших. А я же решил отправиться обратно на Терру, пообещав вернуться на Марс лишь в том случае, если ему снова будет угрожать опасность.

Мы с этим чудовищем решили провести оставшуюся жизнь в старом мире – на старушке Терре. Марк – единственный, кто сможет вытащить страну из ямы и руины, в которую привела её война. Марсу нужен лидер, который не просто примерит его со всеми странами на Терре, но и приведёт молодое государство к величию, которое оно заслуживает. Ему предстоит превзойти все народы, когда-либо населявшие Землю.

Как сказали двое бессмертных, Марс – будет вершить свою судьбу среди звёзд. Жаль, что в наши планы не входило жить достаточно долго, чтобы увидеть рассвет первой космической цивилизации. В далёком будущем, Марс – станет последней надеждой человечества и его воротами в новые миры. Но всё это произойдёт намного позже и уже без нас. Наш путь лежит к Земле – нашему настоящему дому, хоть и грязному от алчности и лицемерия населяющих его людей, единственному месту, где нам хотелось бы закончить свой путь и свою историю.

Солнцестояние Третье

Наша цель – пройти свой путь ошибок до конца; только тогда мы поймём, кем должны были быть и куда должны были идти с самого начала. Так, в конечном итоге, будет правильно. Но даже это грозит оказаться ошибкой.

Ну, ты наверняка к тому времени уже догадался, что в одежду Ганса, а так же в его лицо и воспоминания, был облачён твой верный слуга. Моей целью было помочь тебе воплотить в жизнь план, что давно уже зрел в твоих мыслях. А самое главное, за что я заслуживаю признания – я ни секунды не лгал тебе. Я действительно практически десять лет провёл и служил рядом с теми, кого в большей степени следовало опасаться. Чтобы этим людям ни стало известно о нашем проклятии и они не захотели бы использовать его в своих корыстных целях – приходилось бросаться в самое пекло всех самых ужасающих человеческое воображение событий. Для тебя это была русская компания и битва на Волге, а для меня – служба фабрики смерти. Нами обоими в то время завладел ужаса и мы стали его заложниками. Но наш срок подходил к концу и пришло время освободиться. Мы могли бы предотвратить катастрофу, но вместо этого узниками кошмара, в страхе не высовывая носа; и сами стали частью охватившего весь мир кошмара.

Возможно, по большей части, это произошло оттого, что прожив столько веков и встретив гибель стольких цивилизаций – мы всё равно не разучились быть людьми. О, потерять человеческий облик и стать настоящими героями для таких как мы – было бы слишком большим счастьем. Мы заразились общей временной шизофренией и слабоумием – стали жертвами обстоятельств и времени. По какой ещё причине сотни, тысячи, десятки тысяч пленников не могли голыми руками свернуть шеи паре десятков охранников, пусть и вооружённых до зубов?! Мы смирились с тем, что это наша судьба – просто наблюдать, вытирать со щеки плевки и ни в чём не принимать участия. И только теперь, в самом конце, когда всё, казалось бы, уже предрешено, мы начинаем бороться. Как всегда, слишком поздно.

А возможно и нет, не поздно.

Нет, определённо не слишком поздно.

– Как думаешь, сколько времени у нас осталось до того, как сэмы с англичанами придут сюда за своими ребятами? – это были первые слова, которые ты услышал, начиная приходить в себя, а точнее, воскреснув после «вечного сна».

– Проклятие, – ответил ты.

О, мне нравится твой фирменный стиль начинать новую жизнь.

– Кто ты?! – закричал ты, – я убью тебя, Ганс, ты совершил большую ошибку.

И только затем начал осознавать, где находишься и что происходит вокруг.

– Успокойся. Я беру назад свои слова о том, что ты не один из наших. Сам я не имел права так говорить, потому что сам был одним из «этих» лишь волей случая. Но ты – самый настоящий немец, возможно, один из последних. Ты только пришел в сознание, а уже бросаешься угрозами и тянешься к пистолету.

– Сколько времени прошло? Что стало с пленными солдатами? Как далеко от нас авангард сэмов?

– Не всё сразу – сколько-нибудь времени у нас ещё есть в запасе. Тебя ведь так легко не сломать. Приди ты уже в чувство. Живы все твои военнопленные – конечно, только благодаря тебе. Рудольф всё ещё лежит без сознания, оглушенный твоим красивым ударом, который стоил тебе жизни. Прошло не больше получаса – теряешь хватку. Бывало и такое, что ты уже через пять минут после смерти мог заново встать в строй. Насчёт сэмов тоже пока рано волноваться – они ещё не успели дать знать о себе.

– Полчаса… Ты ведь всё знал с самого начала.

– Не приписывай мне звание всевидящего. Конечно же, я не мог предсказать того, что ты появишься в самый подходящий момент и предотвратишь казнь – самую последнюю и бессмысленную за всю войну. Хотя, если честно, то я надеялся на это. Ты бы так просто не позволил Рудольфу вершить самосуд – что-то внутри тебя этого ему никогда не позволит.

– Нет. Ты ведь знал, что сколько бы раз Рудольф не выстрелил – покончить со мной ему не удастся.

– Ну, догадаться об этом было не так уж и трудно. Не ищи в этом больше смысла, чем есть в этом на самом деле. Конечно, раз целый Сталинград не смог прикончить тебя, то какие шансы тут имеет бедный угробище Рудольф?!

– Не заговаривай мне уши, Ганс! Ты тоже не тот, за кого всё время себя выдавал. Ты теряешь моё время – всё наше время своими детскими играми. Нет, я всё же тебя прикончу. Ты – намного хуже, чем я. И я никак не могу понять: на чьей, всё-таки, ты стороне?

На этот вопрос я решил ответить многозначительным молчанием.

А вот, что помню я о том дне: Ганс оказался слишком уверенным себе и не обезоружил меня прежде, чем я выйду из пустоты обратно в этот проклятый мир. Значит, он не просто знал о моей неуязвимости, а и был уверен в своей. Я мог достать пистолет сейчас и даже не вспомнить о том, что он помог мне так вовремя умереть подальше от чужих глаз.

Эту историю мы рассказывали одновременно, попутно перебивая друг друга. Но будто бы в тот миг, помимо нас обоих, словно голос в голове сумасшедшего, был ещё некто третий. Может быть, мои чувства просто со временем стали изменять мне – такое уже бывало раньше. А может быть, я чуть не совершил ужасную ошибку и чуть не потерял своего единственного друга и союзника – Ганса – единственного, кто понимал меня и мог помочь. Примерно это говорил третий голос. В предстоящей борьбе мне могла понадобиться любая помощь.

– Ганс, – сказал я, чуть погодя, – ни одна пуля не способна поразить меня. А время течёт для меня уже больше двух с половиной тысяч лет, будто в огромных песочных часах, которые сами переворачиваются каждый раз, когда падает последняя песчинка.

Он рассмеялся.

– Смерть забыла о тебе, мой друг. Но это не значит, что ты всемогущ. Нам обоим следует опасаться людей вокруг нас; и только обманом мы сможем победить.

– Даже обманывать не придётся. Моей целью, и ты знаешь это, с самого начала было убедить гарнизон сдаться и спасти жизни всем.

– А ты всё ещё не можешь избавиться от своих фантазий?!

– Другого выхода у нас нет. Хоть в эту минуту сэмы могут начать наступление и если хоть один желторотый солдат выстрелит в ответ… Мы не сможем выиграть ни битву, ни войну. Сам понимаешь, что ничего больше не остаётся.

– И как ты собираешься донести эту мысль до людей, которые до сих пор думают не своими головами, а настенными плакатами?

На этот вопрос не нужно было искать ответ. Единственное, что мы знали наверняка, было тем, что нам нельзя оставаться здесь до скончания века и продолжать без толку болтать. Когда Рудольф придёт в сознание и попытается вернуть себе власть – его будет ждать сюрприз. Ведь он наверняка думает, что я уже мёртв.

Это было действительно не то время, которое можно провести в стороне, отсиживаясь в домашнем уюте или в пивном дворике среди шумной толпы, пуская в небо папиросный дым. Артиллерийские залпы обрушились на нас с новой силой – прямо нам на головы.

Сколько раз уже мне приходилось слушать эти звуки. И сколько детей с пистолетами наперевес выросло здесь, слушая на ночь колыбельные из пулемётных очередей, вдыхая со всеми запах войны. Мне уже некуда возвращаться; негде спрятаться. Потому что и мой дом, и пивная Ганса, и ещё несколько десятков зданий – поднялись в воздух вместе со всеми, кому так не повезло оказаться внутри, оставив в этом мире тех, кому повезло ещё меньше.

Рудольф, пришедший в сознание, будто почувствовал себя снова в Варшаве, в её последние дни под чёрными крестами. Огонь со всех сторон снова обрушился на него. Он должен был встретить его с мужеством, но сам трепетал от страха, подобно всем остальным. Как только я увидел его, вся моя ненависть и презрения к нему исчезли. Его напуганное лицо было мрачнее могилы. Мне стало его искренне жаль. Он боится смерти, которая неизбежно придёт за ним с той стороны фронта. Он мог быть воплощением всего гнева и злобы этого мира; но впитав их в себя, они растворились в нём без остатка. На смену им пришла слепая жестокость – всё ради того, чтобы не утонуть самому. Такое случалось не раз за все эти долгие годы; и как всегда, здесь был только один верный план действий.

– Они ведь не пощадят нас, да? – пробормотал Рудольф, будто от удара ему вышибло память о том, что он убил меня, – или пощадят? Нет, ни за что. Ты ведь слышал: сэмы не знают пощады. Они будут мучить нас, затем судить, а после – казнят. Но живым я им не дамся!

Я слишком поздно обратил внимание на то, что в дрожащей руке он держит вновь заряженный пистолет. Не трудно было догадаться, против кого он обратит его на это раз.

Старый инстинкт на этот раз меня не подвёл. Выстрел пришелся Рудольфу не в висок, а в сторону, в которой, по счастью, никого не оказалось. Он попытался вырваться и хоть сил у него в тот момент было больше, чем у меня, повторить попытку самого надёжного побега на свете он решился. Я сжимал его запястье и он выронил пистолет, впервые у меня на глазах заливаясь слезами.

– Отпусти меня, – прошипел он, пряча глаза вниз, за лбом, – за что ты так меня ненавидишь? Как ты вообще оказался здесь – я же убил тебя?! Я сошел с ума.

Я снова ударил его, но на этот раз не затем, чтобы обезвредить, а потому что это был единственный язык, который он понимал.

– Счёты с жизнью сведёшь как-нибудь потом, – сказал я, – сейчас, у нас двоих, как офицеров немецкой армии, есть задача поважнее. Союзники ещё не вошли в город, только потому, что они не хотят навредить пленным. Но я бы не рассчитывал, что это задержит их недолго. Если бы я дал тебе покончить с ними – то считай, что мы все были бы уже мертвы. Ты сам сказал, что Германия капитулировала; больше нет войны, в Европе настал мир. Все уже устали от неё и не хотят умирать в пустых сражениях. Это даст нам шанс сдаться.

– Ты и вправду думаешь, что они просто так дадут нам сдаться в плен?! – кажется, сквозь страх и безумие, в его тоне послышалась насмешка.

– Конечно, они будут судить нас по своему закону. Но это лучше, чем впустую умирать здесь.

– Ты уже мёртв, – сказал он, будто на миг очнулся от глубокого сна, – я ведь убил тебя, а теперь ты говоришь со мной. Отпусти меня, дьявол. Я не хочу страдать!

Я снова ударил его.

– Где твоё мужество, офицер?! Ты не убил меня, а ранил. Притом не сильно, раз я ещё могу ходить. И сейчас – точно не время выяснять отношения. Мы должны собрать всех людей, провести переговоры и сдаться.