Мы остаёмся жить

Сам ведь знаешь: будь в твоей биографии поменьше таких периодов – в моей жизни было бы гораздо меньше трагедий.

Не раздувай из мухи слона.

О, куда уж мне. Чтобы не сойти с ума от одиночества, мне пришлось целого голубого кита сдуть до уровня амёбы. Я поступил так, как планировал сделать с самого начала – уехать, и чем дальше, тем лучше. Теперь, только с одним билетом в один конец и одной дорогой, которая ведёт только вперёд и никогда назад.

Из всех областей нашего безумного шара – в Сибири я бывал меньше всего – два, если не полтора, раза. Поэтому, теперь, когда я снова бросился в поиски места, где восходит солнце – я уже знал, по какому пути пойду. В то время, я ещё не знал, что мой бессмертный брат-мерзавец отправился за мной следом. Он держался от меня на расстоянии ста километров, поэтому, я мог чувствовать себя относительно свободным. Но даже на такой дистанции он знал, куда я пойду дальше – поэтому, никогда не отставал от меня больше допустимого.

Ух, и заставил же ты меня тогда побегать. Но жаловаться не приходится. Одинокие места, которые я посетил, в моей душе не вызывали ничего, кроме слепой радости.

Хоть внешне это и выглядело как самая обыкновенная поездка без всякой цели, оставляющая после себя лишь пустые карманы – план действий у меня был. Во Владивостоке я знал одного человека, который хоть и видел меня всего раз, но должен был узнать, если не по лицу, то по тому, что знать могли только мы вдвоём. С его помощью я планировал перебраться в Америку. А там уже – куда ветер подует дальше.

Но дальше довольно наивных планов эти мысли так и не зашли. Мой знакомый уже два года как был не в мире живых. Пришлось задержать во Владивостоке, когда я добрался до него, подольше. Мне понравилось здесь – после Сибири, я будто очутился в раю. Я решил найти себе работу – думал, это пойдёт мне на пользу.

Тем временем, я тоже решил навестить этот прекрасный город, прихватив с собой тот самый роковой сувенир, который, возможно, и привёл к той жуткой аварии, и о котором ты совсем забыл впоследствии; или просто пытался убедить себя, что забыл. Шапочка Рудольфа, которая теперь уж вряд ли ему пригодится. Она должна была служить тебе напоминанием обо мне. Как ещё я мог заставить тебя вспомнить меня, не показываясь на глаза, чтобы ты сразу не пристрелил меня на месте?! Я должен был напомнить тебе, что ты – не один; что у нас есть общая цель. А ты по-прежнему встречал меня повсюду лишь острыми шипами, будто с самого начала мы были с тобой кровными врагами.

Это был год нелёгкой, но совершенно обычной жизни. По объявлению я нашел себе работу охранника. Люди этой профессии должны следить за тем, чтобы всё вокруг всегда оставалось в порядке; но ничего такого, что могло бы этот порядок нарушить, не происходило. Мне не хватало вооружённых ограблений или хотя бы мелкого хулиганства – хоть что-нибудь, что скрасило бы мне будни. Когда нечто подобное происходило в магазинах неподалёку, я завидовал им и винил себя за то, что не устроился туда. Наверное, я один такой. Скука – это временная утрата всякого смысла во всём; но для меня она была не временной.

Моя рутина напоминала скорее будни супергероя в городе, где нет места суперзлодеям. Поэтому, большую часть времени, мне приходилось просто стоять столбом и смотреть в стену. За такую небдитьность должны были наказывать. Но ничего подобного не происходило – вообще, как казалось, в этом мире мало чего происходит.

За жизнь твоей девушки, сбежавшей от своего мужа, доктора боролись три дня. А затем – бросили и похоронили – лично я так это называю. Ты не пришел тогда проводить её в последний путь. Понятно почему: потому что там был он – тот, у кого ты отнял её. А я пришел тогда. Как ни странно, он спутал меня с тобой. Долго и трудно же мне пришлось убеждать его в обратном.

Эта жизнь могла длиться ещё бесконечно долго – пока магазин, который никто никогда даже не попытается ограбить, не снесут, а на его месте не построят новый; а затем, я снова утроюсь в нём работать и тоже охранником. Наверное, всё так и произошло, если бы в один день в него не решила заглянуть девушка, появление здесь которой было невозможным.

О, я тоже помню, как увидел её впервые. Это сразу напомнило мне фразу, которую я когда-то сказал тебе: те, кто говорят, что совпадения случайны – обычно, живут и видят слишком мало; мы же – прожили достаточно, чтобы окончательно перестать верить в эту чушь. Вот оно – живое тому доказательство.

Твоя манера перебивать меня при первом же поводе начинает мне надоедать. Дождись своей очереди и перестань отвлекать меня. Я подхожу, возможно, к самой невероятной случайности за последнюю тысячу лет. И должен сосредоточиться на ней.

Конечно, она была не из этих мест, таких далёких от привычного для нас мира. Я бы даже поверил, что она не из этого мира. Но в тот момент, мне о ней было известно лишь то, что она как две капли воды похожа на ту, смерть которой разбила на какое-то время мне жизнь.

Она просто зашла за продуктами. Прошла мимо, даже не заметив меня. Эта девушка и ушла бы просто так, как и появилась, а я бы просто сделал вид, что ничего не произошло. Но если бы я так и остался стоять там – никогда я не смог бы себя за это простить.

– Эй, погодите!

Когда неподвижные статуи охранников вдруг начинают говорить – люди сразу начинают волноваться. Они всегда бояться, когда с ними разговаривают те, чья работа – следить за их безопасностью.

– Что-то не так? Я уже выбросила чек, но я заплатила – вы же сами видели. Разве нет?

– Всё верно.

– Так, в чём проблема?

Всегда легче сделать, чем объяснить.

– Извините, вы мне кое-кого напомнили. Точнее, вы – точная её копия. Мы точно не встречались раньше?

– Кажется… нет.

– А есть ли у вас сестра-близняшка? Я уверен, что не ошибся.

– Но вы, всё-таки, ошиблись. Я вижу вас впервые. А теперь, я могу идти?

– Конечно, извините.

И она снова попыталась уйти.

– А вы туристка? – снова подбежал к ней я, – извините, я по вам вижу, что вы не местная. Из далека?

– А вам какое дело?! Чего это вам всё знать обо мне нужно стало?!

– Я сам просто тоже не местный – из Москвы. Решил попробовать новую жизнь вдалеке от дома.

– Да уж, далеко вы забрались. До экватора, наверное, ближе, чем отсюда до столицы.

– Сейчас это расстояние можно преодолеть всего за несколько часов на самолётах. А ведь я помню времена, когда подобный путь мог занять больше года.

– Вы – помните?! Сколько же вам лет.

– Ну, по крайне мере, помню, сколько времени потратил на их изучение. Я историк – кандидат наук. Автор нескольких книг о культуре и быте этрусков.

– И работаете здесь охранником?

– Университеты – самое скучное место, где мне приходилось бывать. А ещё я немного социолог – погружаюсь в среду, которую изучаю. Да и интересно мне узнать что-нибудь новое. Вы давно во Владике?

– Несколько дней. Не думаю, что задержусь здесь надолго. В Китай, что ли сбежать; а может в Японию или Корею – никак не могу решиться, но выбор сделать нужно.

– Империя восходящего солнца – вот вам мой совет. Я был и там, и в Китае, и в Корее – но страны красивее и интереснее Японии я ещё не встречал. Сам я уже давно задумывался над тем, чтобы уводиться с поста охранника и продолжить свои странствия – думаю отправиться в Австралию – я ведь ещё и прыгать умею выше кенгуру.

Я вспомнил один инцидент, как умер двадцать раз всего за день, спасаясь от стаи диких собак в Австралии. После этого я уже знал, что куда угодно, но только не туда не вернусь больше никогда.

– А вы сколько дней планируете здесь пробыть? – продолжал я, – я здесь больше года и знаю каждый камешек. Я могу показать вам такие места, куда ни один экскурсовод не заведёт.

– Правда?! И какие, например?

– Видите, вас заинтересовало. Есть одно место – сам недавно на него наткнулся – откуда открывается самый великолепный вид на гавань. Может, на ты? Меня Андреем зовут.

– Катя. Но послезавтра – я точно уезжаю. Наверное, всё-таки, в Китай – позвоню сегодня знакомой. Не знаю, нужен ли мне тот вид…

– Не знаю. Жить без него можно – но нужно ли? Увидев его – я понял, что надолго здесь тоже уже не задержусь. Я уже видел самое прекрасное, что только может быть в этом городе. И через несколько дней – я тоже продолжу свой путь на юг.

– А этот вид далеко?

– Смотря, как долго ты привыкла ходить.

– Ну, хорошо, – она достала телефон и протянула его мне, – найди себя в инстаграме. Я подпишусь на тебя и вечером напишу тебе.

– Хорошо.

Давно я не заходил в соцсети. Мне они напоминают идеи о постоянном слежении за простыми людьми. Но одна из моих страниц там – довольно неплохо сохранилась за это время. Хотя, что я говорю. Я – слишком старомоден, чтобы поспеть за этим миром.

Ах, какой же ты развратник. Труп бывшей ещё разложиться не успел, а ты уже нашел себе новую с тем же именем и внешностью. Хотя, извини, я немного погорячился. Но, по правде говоря, любому, кто хоть немного разбирается в людях и слышал твою историю хоть отчасти, станет ясно, что ты влюбился не в эту девушку, а в её лицо. Даже не в него, а в воспоминания о старом, которые возникают, стоит тебе на него лишь посмотреть. Когда я узнал об этом, то всерьёз начал думать, что твоя работа свела тебя с ума. А значит, я должен был что-нибудь сделать, чтобы не дать тебе пропасть. Что и говорить, давно – очень давно, я тоже был таким же.

Я научил её видеть красоту по-своему. Притом, что во время нашей долгой прогулки, я почти не использовал язык, чтобы описать всё происходящее вокруг. Я попросил её задержаться в этой стране ещё на пару дней – Пекин, вместе со всем Китаем, простоит ещё не одну сотню лет без неё. А этот город, кто знает, когда нам ещё раз удастся посетить. Хоть собиралась она вовсе не в Пекин, после коротких уговоров, она согласилась дать мне время.

Я показал ей прихожую своего мира и успешно выдал её за тайные закутки. Мне сразу стало ясно, как только увидел её, что она из тех, кто любит разгадывать загадки. Но до истины – ей вряд ли удастся добраться в моём случае. Многих людей чужая откровенность чаще отпугивает и настораживает, так как её легко спутать с навязчивостью. Нас же это наоборот, только сблизило. А свои тайны я сумею сохранить, даже ничего не скрывая.

И всё же, это была не она, как бы я не старался себя обмануть. Мне приходилось слышать о том, что количество черт человеческого лица ограничены; и на каждого человека в мире найдётся по три-четыре двойника. Я повидал неисчислимое множество людей и лиц, но с подобным мне сталкиваться ещё не приходилось. Теперь, я вижу: даже внешность, черты лица, взгляд – не принадлежат нам одним. И всё же, каждый из двойников – неповторим, уникален. Та, которая погибла и та, что жива – схожи лишь в одном – в картине лица. Но разве одного этого может быть достаточно?!

А мне, тем временем, казалось, что я должен остановить тебя и вразумить. На старых ошибках не учатся даже бессмертный – иначе я бы уже догадывался, что это снова закончится трагедией, за которую тебе захочется убить меня не один раз.

Я планировал сделать точно так же, как и в тот день – с помощью шапочки хорошо знакомого нам немецкого офицера. Хоть я и не забыл, чем это кончилось тогда – я надеялся на лучшее. К тому же, если верить полицейским отчётам, то головной убор Рудольфа тогда был совсем не причём. Она ведь превысила скорость и не справилась с управлением. Кажется, в этих мыслях и была моя основная ошибка.

Я понравился ей. И хоть она не говорила об этом вслух, я знал, что она обрадуется и сразу же согласиться, если я предложу ей отправиться в Китай вместе. Поднебесная – одно из лучших мест, где рождаются истории.

Ты ведь понимаешь, что я не мог этого допустить.

Нет. Даже если бы хотел – я не смог бы тебя понять. Как бы сильно я тебя не ненавидел, эта история заставляет моё сердце сжиматься и резко разжиматься. Твоя одержимость причинила мне больше вреда, чем что-либо в этом мире.

Ты сбился с пути. Хватит всех этих бесконечных путешествий – все выбранные тобой дороги никуда тебя не приведут. Есть только один путь, который для нас обоих должен иметь значение – на тот берег Стикса, реки мёртвых – и никуда больше. Ты сам этого хотел больше всего, когда осознал, что значит быть бессмертным. Только об этом мы оба и могли думать, но забыли. Я делал лишь то, что должен был сделать для нас обоих.

В тот день, который должен был стать последним перед тем, как вы покинете Владивосток и эту страну – я постучался в дверь гостиничного номера твоей подружки. Ты открыл мне дверь голым по пояс и с улыбкой на лице, которая ясно давала понять, что в этот момент у тебя в голове ничего, кроме слепого счастья и похоти. Вместо приветствия, я вручил тебе шапочку Рудольфа сразу с порога. Ты подержал её какое-то время, не понимая, что происходит. А затем, ты вспомнил.

Ты завопил нечеловеческим криком и выронил мой подарок, будто это была не шапочка, а отрубленная голова – да ещё и горячая, как раскалённый металл. Я и подумать не мог, что такого отважного воина как ты можно так легко напугать подобной мелочью. Мне уже стало казаться, что я ошибся дверью; но в этот миг, услышав твой вопль, появилась она – Катя, вроде бы так её звали.

– Лжец, – сказал тогда я, – он только то и делает, что обманывает тебя, меня – да и себя в придачу! Он не хочет признавать то, кем он является; каждый раз думает, что теперь пронесёт – но ведь таких чудес не случается. Хватит так жить. Хватит цепляться к каждой встречной. Есть только один правильный способ прожить вечность – искать способ от неё избавиться. Ты, брат мой, сам знаешь, какая у нас цель.

– Вы – братья? – от удивления и неожиданности только и нашла, что спросить она.

– А по нам не видно?! – бросил я ей в ответ, – только братья умеют так ссориться.

– Я убью тебя! Проваливай отсюда, оставь нас в покое.

– Ты ведь сам знаешь, что сколько не убивай – толку не много. Иначе, у меня было бы к тебе куда меньше вопросов. Но наше общее несчастье и тебя, и меня ко многому обязывает. Раз я уже здесь, то разрешил мне хотя бы войти – не сто лет же мне стоять на этом месте?!

И он вошел – мерзавец, такой же как и я, которого я презираю больше всего на этом свете. Прогнать его – невозможно. Избавиться – тоже. Поэтому, когда он появляется – всегда лучше уходить первым.

– Собирайся, Катя, мы уходим.

– Моё платье ещё сушится на балконе. И с чего бы это мы должны уходить из собственного номера?!

– Я сказал, мы уходим.

– Послушай, – попробовал я тебя успокоить, – я наблюдал за тобой с первого же дня, что ты здесь – я пытался убедиться, что ты справишься со своей вечностью сам. Но это не так. Ты болен. Ты теряешь себя. Знаешь, сколько времени потребуется, чтобы вернуться?! А ведь затем, ты начнёшь всё сначала. Мы должны держаться вместе, чтобы достичь общей цели. Ещё немного и три тысячи лет твоей жизни пройдёт – три тысячи лет! Ты должен вспомнить себя – вспомнить, как отвратительно время и что нам следует от него избавиться.

– Сумасшедшие! – сказала она и вышла на балкон.

– Попрощайся с ней, – сказал я тебе, кивнув в её сторону, – через пару наших секунд, а если быть точнее, через пятьдесят календарных лет, когда она умрёт от старости, и может и ещё раньше – тебе всё равно придётся это сделать. Только твой брат – только я знаю, какого это – быть тобой.

– Ничего ты знаешь.

Я не стал слушать этого мерзавца, но отправился на балкон за Катей. Он пошел следом.

– Оставь меня! – закричала она.

– Прости, ну прости меня. Послушай, нам нужно уходить – туда, где он нас не найдёт.

– Спасите! Он напал на меня! Спасите.

Я пытался её успокоить, прижав поближе к себе, но она кричала и вырывалась ещё больше.

– Оставь её, – сказал я, – ей ничем не поможешь. Мы должны идти.

Тогда это и произошло.

– Скажи! Скажи же это – как я должен её оставить?! Вот так?

И я толкнул её рукой, будто бы отталкивая от себя. Но мы стояли слишком близко к краю и она не удержала равновесие, перевалившись через перегородку. Пока она падала, я не слышал её крика, хотя она, наверняка, ещё как кричала. Только пятно её фигуры становилось всё меньше и на моих глазах, и в моей памяти.

Апофеоз

Вот и всё. Кажется, я немного заговорился. Скоро начнёт светать – но минут сорок перед этим у нас ещё было.

– Я без особых проблем отсидел положенный мне срок в тюрьме за убийство под состоянием аффекта. Когда я вышел, я ещё кое-какое время пробыл на Земле, затем началась моя Марсианская эпопея, за время которой я окончательно сумел всё забыть и справиться со своими демонами. Когда я вернулся обратно, успел накопить кое-какое состояние, что сделал впервые с тех пор, как пала Римская империя. А потом, встретил тебя. Но этот мерзавец напомнил мне о том, что каждое новое возрождение чувств – приводит лишь к новой гибели. Но разве можно как-либо иначе?! Если он сумел – то мне этого никогда не удастся. Я бросил тебя. Прошло ещё время. Мы готовились к своему исходу, когда я сказал ему, что моим последним делом на этой Земле будет история моей жизни, которую я расскажу только тебе. Он согласился, пообещав не вмешиваться. Тогда, я вернулся сюда, к тебе, и сделал уже известное тебе предложение. Мы отправились в путешествие, в ходе которого ты услышала правдивую историю моей жизни. И вот, мы вернулись обратно и оказались здесь, втроём.

Какое-то время, мы сидели в тишине. Затем, будто договорились заранее, собрали все свои немногие вещи в небольшой чемоданчик, вышли из номера, на нулевом этаже расплатились по счёту и вышли на улицу. Самое лучшее время дня настало и было сейчас вокруг нас.

Мы решили отправиться к плотине, удерживающей реку и сделать то, чего хотели, между двумя берегами. За весь путь никто так и не произнёс ни слова. И пока мы шли, чтобы умереть, мои века пролетали у меня перед глазами, один за другим. Тяжело было их прожить, легко было смотреть, как они проносятся мимо и исчезают у меня за спиной.

Но след их навсегда останется в её памяти. Моя история будет жить в её воспоминаниях. Может, теперь ей удастся понять меня – почему я поступал так, а не иначе. Но самое главное: я надеялся, что ей было приятно провести со мной время. Тогда бы я был уверен, что мои тридцать веков прошли не зря.

Мы встали посреди моста. Слева от нас подымалось солнце. Впереди – чудесный вид, другие слова здесь неуместны. В это время, нас троих переполняли только мысли о смерти – не страшные, но прекрасные, как и эти места. Мы бросили чемоданчик вниз и остались ни с чем в этом мире.

– Я кое-что забыл, – сказал этот мерзавец, – что-то не успел сделать и не могу просто так исчезнуть. Не могу только вспомнить, что именно… А, точно!

И в ту же секунду, он дал мне пощёчину тыльной стороной ладони. Я привык принимать удары, но от этого чуть не свалился с ног. Он вложил в этот простой жест всю силу прожитых тысячелетий и только я один должен был их ощутить. После этого, я увидел, как он улыбнулся:

– Вот, теперь всё, – сказал он, подняв глаза к верху, – наконец-то.

В тот же миг, он вспыхнул как спичка и сгорел без дыма и огня. Будто взорвался светом и то, что от него осталось – прошло сквозь землю и отправилось вниз.

А я?! Разве, он ошибался, когда говорил, что всё должно было пройти одновременно?!

– Тебе не обязательно уходить, – сказала она.

– Конечно. Я умираю, потому что больше всего люблю жизнь. Я покидаю этот мир, потому что более прекрасного найти не сумел. Эта история должна закончиться, даже если там, куда я отправлюсь, не будет тебя. Но ты – оставайся жить. Как и я – не считай годы. И жизнь, и смерть – заслуживают того, чтобы быть. Оставайся в здесь и сейчас навсегда. И вся бесконечность – только твоя. Оставайся жить.

– Оставайся со мной!

Я улыбнулся и поцеловал её. Машеньку удивить уже ничего не могло. Я тоже вспыхнул светом и затем, медленно рассыпался, будто всё время состоял из этого золотого песка.

Ветер направил меня в небо, куда ещё долго она будет смотреть. Оставаясь собой до конца, я покидаю этот мир под канонаду огней – пускай горят они, пока не погаснут звёзды.