скачать книгу бесплатно
Снова погасли фонари. Немного понаблюдав за тем одним, словно бы не подвластным невидимому мановению чьей-то руки, сиявшим сквозь зеленоватое стекло огонька, девушка, по обыкновению, прикрыла шторы.
Тяжело вздохнув, она присела на пустующую кровать у окна. Сидеть здесь было так непривычно, хотя почти всю прошлую ночь девушка провела на этом месте, составляя наброски, чертежи, схемы… Таисия достала свёрнутый и уже ставший мягким и каким-то рыхлым от многочисленных помятостей листок. Невольно вспомнился тот колкий взгляд, но теперь от него отделяло что-то тёплое и успокаивающее своим наличием, своей какой-то мягкой прочностью, непоколебимостью. Мысли девушки переметнулись на Грэгарда. Она снова тяжело вздохнула, откладывая листок, а точнее аккуратно положив его на стол, уже отходя от которого замедлила ход, вскоре обернувшись и переложив его на полку, но так, чтобы его было удобно доставать в любое время.
Таисия уже давно потушила свечу, кажется, незаметно для самой себя, погружённой в мысли. Лёжа в кровати, она снова думала о юноше. Тревожные мысли заставляли сердце биться чаще, но не только они, а ещё что-то… Какое-то трудно поддающееся объяснению, возможно, и не всегда нуждающееся в нём предчувствие.
Он как-то слишком быстро появился в её судьбе, словно ворвался в неё с тем утренним порывом ветра. Но действительно ли он такой, каким кажется девушке, каким она его хочет и боится видеть?..
Сегодня Грэгард, как, впрочем, частенько любил это делать, после их прощания решил ещё немного прогуляться по почти стемневшим улицам, отдающим теплом прошедшего дня камнем, теплом позднего летнего вечера.
На душе было странно радостно, если не сказать весело, но это веселье было сродни лёгкому недоумению, какой-то невнятной тревоге, становящейся от этого ещё более сильной и волнительной. Из головы никак не выходил её взгляд, её глаза. Юноше почему-то стало приятно, когда она назвала его так… Сердце кольнуло, приятно защемило, откликаясь на её голос, на это имя.
* * *
Вот уже новое утро раскрашивает небосвод в тёплые и ласковые полупрозрачные тона, будто акварелью растекаясь по нежно-голубому, ясному, словно росой сияющему чистотой рассвета холсту. Где-то вдали кричат чайки, купаясь в солнечных лучах, а за окном маленькие пташки вместе со всей Природой радуются уже взошедшему солнцу, утру.
Всю ночь что-то заставляло сердце девушки учащённо биться, будя её бессонной тревогой. Казалось, сейчас, резко и долгожданно пробудившись и сев на кровать, Таисии было бы легче и вовсе не смыкать этой ночью глаз, выжидая напряжённые минуты, размытые пеленой мыслей и догадок, желающих поддаться соблазну дрёмы, чем, окунувшись в неё, растянуть их невыносимо тревожные мгновения, пребывая где-то на грани грёз и реальности, прочувствовав каждую обречённую на мающееся предчувствие секунду, более явственно представшую в пелене этого состояния.
Быстро собравшись, временами переходя на полубег, она поспешила в цех. То же неведомое предчувствие, необъяснимая тревога подгоняли её, быстрей-быстрей… Таисия была готова сорваться с места и изо всех сил помчаться вперёд, чтобы хоть на мгновение унять эти разрывающие грудь чувства сбивчивым дыханием, колотившимися у горла ударами сердца, свистящим ветром, быстрыми… насколько возможно быстрыми движениями, точно высвободившими бы всё, что томилось у сердца, сдавливало грудь. Чувства, которые она не могла унять иначе, ведь они, словно вестники грядущего, предупреждали о чём-то.
С трудом сдерживая натиск чего-то необъяснимого, Таисия сбавила шаг и, как ей показалось, чуть медленнее обычного прошла оставшуюся дорогу, ведущую напрямую ко входу в производственное помещение, тем самым поджидая основной поток рабочих и смирившись с тем, чего она была не в силах изменить, а могла лишь с философской благодарностью принять как должное.
Почти подойдя к только недавно отворённой двери, из которой веяло приятной, успокаивающей свежей сыростью ночной прохлады, лишённой запахов машин, металла, наполненной травянистыми нотками и пресной влагой раннего утра, Таисия остановилась, словно не решаясь сделать следующий шаг в привычное, но сейчас казавшееся каким-то другим помещение. Точно выжидая паузу сомнений, прежде чем преступить эту мнимую границу… границу внутри себя. Словно чувствуя что-то, что пока сама не до конца могла понять.
Зал цеха уже налился тёплым светом наступающего дня. Пройдя чуть глубже, Таисия слегка прикрыла глаза, вдыхая нагревшийся воздух, наполненный пылинками, задуваемыми ветерком из раскрытых дверей.
Ставший привычным и каким-то родным за многие годы, приглушённый аромат помещения согрел и успокоил сердце. Девушка едва заметно улыбнулась, проходя к своему станку. Всё как всегда… Она провела рукой по холодной, откликнувшейся отблеском солнечного лучика, металлической поверхности машины. Что-то больно кольнуло, горечью отдаваясь во взгляде девушки.
Помещение стало наполняться привычным шумом такой же знакомой и, если не сказать, в своём роде родной толпы… Но нет. Для неё это была не совсем толпа. Это были знакомые лица так или иначе знакомых, привычных хотя бы взору, а впрочем, и сердцу людей.
Предчувствие не ушло, не испарилось, не улетучилось в проблесках этих знакомых лиц, то освещаемых рассеивающимися лучами света, то ненадолго уходящих в тень. Но на душе почему-то стало спокойнее, светлее и яснее… Будто что-то уже произошло, изменилось, но она осталась прежней или в большей степени, чем обычно, почувствовала себя, прислушавшись. Её чувства, мысли, оттенки и тона восприятия всего происходящего вокруг, казалось, стали ярче и сильнее, находя опору в ней же…
Вскоре подошли и напарницы по станку. Молодая женщина акцентированно поприветствовала Таисию со всей статью и тихим благородством, присущим ей. Вскоре девушка обернулась, вновь почувствовав на себе тот скользящий взгляд уже другой работницы по станку. Теперь он не казался таким едким, прожигающим до самой глубины души. Теперь он казался каким-то пустым и тщедушным своими трудно скрываемыми презрением, тенью озлобленности и завистью. Мысли и чувства самой Таисии немой жалостью отразились в её взгляде, направленном на «собеседницу», но смотрящем куда-то глубже обид и презрений, словно проходя сквозь них – хлипких и прозрачных. Опуская взор, Таисия обнаружила, что уже смотрела куда-то в неопределённую точку пространства.
Все заняли свои рабочие места, а лёгкий шумок постепенно стих, словно пеной отходящей волны, теперь тишиной выжидая немногочисленные по своему количеству, но такие явственно осознаваемые секунды, растянутые чувствованием, проживанием каждой своей мили, наполняющей в такие моменты всё пространство, весь мир, становящийся каким-то близким, сопричастным и своим…
Начался беззвучный отсчёт: «Раз… два…», после которого помещение снова накроет волной шума и треска заведённых машин.
«Три…». И сердце пропустило удар, предвкушая ожидание такого привычного, но каждый раз пугающего своей оглушительностью звука работающих моторов и чего-то непостижимо неизменного, чего-то, что должно произойти.
Выждав ещё чуть-чуть недоумевающей тишины, люди стали осторожно оборачиваться друг на друга в поисках ответа, в стремлении удостовериться, что не одни лишь они удивлены произошедшем, не с одними лишь ними всё это происходит.
В ушах отголосками прошлого раздался шум работающих машин. Даже стены, как и прежде, завибрировали, отбрасывая те звуки. Казалось, что вот-вот, в следующую же секунду, сейчас… должны загудеть моторы, проносясь звучным, громогласным эхо под самую крышу цеха, заполняя собой весь зал, давая всем присутствующим выдохнуть и с непривычной для начала рабочего дня улыбкой погрузиться в привычные дела, как-то иначе воспринимаемые теперь.
Сердце девушки бешено заколотилось, возмещая своими ударами весь тот непрозвучавший гул.
* * *
– Что с тобой?
Перед Таисией стояла её напарница по станку, взволнованно наклонившись. Помещение уже окутала пелена неразборчивых выкриков и возни, начиналась паника и давка.
Таисия вновь перевела взгляд на женщину, лишь кивая в ответ. Всё ещё погружённая в мысли и догадки, девушка направилась к выходу, протискиваясь, пролезая меж движущихся без всякого порядка людей.
Когда девушка вышла на улицу, её обдало жаром и духотой разгорающегося дня, лишь едва приглушёнными лёгкими дуновениями ветерка, ещё сохраняющего нежную прохладу ночи, прошедшей весны, но руки Таисии дрожали от холода. За ударами сердца, горечью отдающимися в горле, не было слышно порывов ветра, какого-то сонного гула городка, далёких перекатов волн и пения птиц.
Ускорив шаг, то и дело оборачиваясь по сторонам в поисках чего-то, она всё же решительно направлялась вперёд. Дорога сменялась то кружевной, полупрозрачной, но приносящей нежную прохладу и свежесть сенью раскидистых деревьев, то открытыми участками полупесчаной, вытоптанной почвы, нагретой под палящими полуденными лучами.
– Зачем ты это сделал?! – Таисия влетела в прохладу помещения деревообрабатывающего цеха, в размеренное сплетение звуков работающих машин.
Помещение мало отличалось от их цеха, но здесь всё было по-другому… Как будто другой свет того же солнца, другие запахи, другая атмосфера, погрузившись в которую девушка и сама немного опешила.
Отовсюду летели стружки, отблесками сияя в утреннем свете. Пахло деревом, чем-то смолянистым, насыщенным, нежным и глубоким ароматами, пронзающими сердце своей природной первозданностью, чем-то забытым в умах, но сохранившимся в сердце…
Все обернулись на незнакомку – то не отрываясь от дела, то притормаживая, а то и вовсе распрямляясь и недоумевающе смотря на неё.
– Что… – пойманный врасплох и даже напуганный как её появлением, так и вопросом, спросил Грэгард, ещё продолжая по инерции отшлифовывать древесину.
Взгляды молниеносно переметнулись на юношу, а вскоре вновь вопрошающе вернулись в сторону незнакомки.
– Только не надо придуриваться! Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, – всерьёз возмущённая, как ей казалось, фальшивым недоумением юноши, отрезала Таисия.
– Так… – буркнув себе под нос, Грэгард снял перчатки, аккуратно кидая их на светлую поверхность дерева со многим прожилками, замысловатыми окружностями от сучков и их сплетений, которые, кажется, невозможно создать руками человека. Они – узоры на срезах стволов – как неповторимые отпечатки пальцев людей… Нигде больше не найти такого же удивительного в своём роде рисунка, как не разглядеть и в этом другого, схожего лишь своей неповторимостью.
– Объясни, пожалуйста, чуть подробнее, что я натворил? – ласково и умильно улыбаясь, с едва заметной ухмылкой произнёс он, подходя ближе.
– Вывел из строя двигатель, – твёрдо отрезала девушка, с вызовом и решительностью смотря ему в глаза, – обеспечивающий несколько цехов, – уже с лёгкой паникой и дрожью в голосе добавила Таисия.
Юноша заулыбался ещё больше. И эта улыбка уже всецело была лишена даже намёков на язвительность и ухмылку. Она была нежна и глубока чувствами, открыта и задумчива, полна некой грусти по будущему, по её прежней улыбке.
Казалось, редкие из напарников Грэгарда не были во внимании, наблюдая за разворачивающимся диалогом.
– И ты, конечно, думаешь, что это сделал я, – горько хмыкнув и почти не рассмеявшись, вспоминая их вчерашний разговор, произнёс Грэгард, словно озвучивая мысли девушки.
Поймав взгляд Таисии, он тут же осёкся, вновь переводя взор, выдыхая.
– Хм… Я не знаю, как сказать тебе… – потерев шею, юноша вновь смотрел ей в глаза, со всей серьёзностью и ответственностью, со всей немой болью нераскрытой надежды, что девушка поверит его словам, – но я этого не делал, – оборвав её на мгновения обнадёженный взгляд, мягко, но без каких-либо иных и прочих слов, лаконично и нарочно замедленно произнёс Грэгард.
Словно специально, но естественно громко выдохнув, Таисия отвела взгляд, отвернулась, а затем, повернувшись к юноше спиной, поспешила к выходу.
Проводив её грустным взглядом, в котором читалась едва различимая улыбка, Грэгард побрёл обратно.
* * *
Хотя свежий ветерок и обдувал распаренные лица, на улице всё равно было жарко и влажно, от чего воздух становился каким-то тяжёлым и вязким и его было трудно вдыхать. Он был словно не ощутим при вдохе, будто и не проникал в грудь. Таисия вдыхала резче, сильнее и глубже, чтобы искусственно создаваемой прохладой вдоха почувствовать растворяющийся в горле, нагревающийся и вновь становящийся неощутимым воздух.
Тени становились всё короче и прозрачнее, а рассеянные лучи солнца с почти безоблачного небосвода освещали наступающие полуденные часы.
Уже собралась приличная недоумевающая толпа, подвластная панике и бездельной суете. Люди были ошарашены произошедшим, будучи настолько непривыкшими брать ответственность в первую очередь за себя, за свои поступки, обращаться к себе. Вспоминать себя, притаившегося за скорлупой, созданной нами же…
Если бы кто-то сказал им, как быть и что делать, все, кажется, тотчас же безоговорочно приняли бы это, с радостью и облегчением пойдя за этим кем-то, делая всё, что некто говорит, пусть даже они не знали бы его, пусть даже не ведали бы зачем… Ведь это куда легче, но только не для «забытых» нас, не для забытой души.
* * *
Снова тёплый поздний вечер раскрашивает ещё светлое небо звёздной синевой. В городке, по обыкновению, тихо. Но если прислушаться, приглядеться, он тоже живёт и дышит летней свежестью, он шумит и гудит тысячами судеб, своей судьбой… Но что-то тревожит сердце. И не только тем волнующим трепетом. Трепетом тихого, рвущегося из груди и наполняющего всё вокруг счастья, трепетом ожидания, трепетом города, мира, трепетом всеобъемлющей любви. Но и кожей ощутимым напряжением, которое сейчас окутывало весь городок стеклянной тишиной улиц, сквозь которую едва ли пробивается свет одинокого зеленоватого фонаря.
Сегодня они расстались безмолвно. Тогда… ещё днём.
Грэгард тихо вздохнул, отвлёкшись от мыслей, ловя тонкие и такие лёгкие запахи вечера, лета. Он хотел окликнуть её, сказать ещё хоть что-нибудь, чтобы просто посмотреть ей в глаза… Но ему нечего было добавить, а без этого она вряд ли бы задержала на нём взгляд, вряд ли бы тогда, подхваченная лёгкой паникой, остановилась бы… прочла его.
Опустив голову, юноша побрёл куда-то дальше, почему-то не поднимая взгляд на темнеющее небо, манящее и затягивающее взор, проясняя мысли и чувства.
Завтра должно отплыть судно, наметив курс к мастеру, который сможет починить двигатель и возобновить работу в городке. Грэгард тяжело вздохнул…
«А ведь Тая права!..» – промчалось в голове. Вскоре все наверняка начнут искать виновного в произошедшем. И он как нельзя лучше обычного случая подходит на эту роль…
В задумчивости он поднёс руку к губам. Но кто поплывёт за мастером?
«Дженк!» – глаза юноши заблестели новым планом.
* * *
Этой ночью шёл довольно сильный дождь, спадая на город крупными золотистыми каплями в свете одинокого фонаря с холодными серебристыми отблесками узенького ободка растущей луны и звёзд, проглядывающих из-за полупрозрачного и какого-то воздушного, рыхлого пепельного облака. Капли отбивали ритм, превращающийся в гармоничный и убаюкивающий шум. Но как бы дождь ни убаюкивал напряжённые мысли, всё вокруг, весь город словно бы дребезжал тишиной сотни таких дум. И ту тишину не мог заглушить даже сладкий томный шум летнего ночного дождя.
Но теперь по светло-лазурному небосводу снова плывут объёмные кучевые облака, создавая вдохновляющие любого художника картины, словно нарисованные маслом на необъятном просторе небесного холста, великолепие которого трудно вообразить, воспринять всецело, невозможно одним лишь взором оглядеть его весь, как нелегко и ощутить, понять всю ту глубину, объём и объёмность этих пространств. Приоткрывая эти ощущения и чувства, кажется, что приоткрываешь и что-то такое же необъятное, всеобъемлющее и светлое внутри… Что-то твоё, ты… Что-то чистое и готовое к свершениям.
В приоткрытое оконце задувает свежий ветерок, принося с собой сладковатую влагу летнего утра после, казалось, совсем недавно прошедшего дождя.
Ещё не открыв глаза, девушка полной грудью вдохнула ту палитру невесомых, ещё каких-то чистых ароматов, долетевших до неё лёгкой прохладой нового дуновения. Сделав краткий, осторожный и поверхностный выдох, она вдохнула вновь, но то ли сменился ветер, то ли от неполного выдоха было трудно испить до дна эти свежесть и аромат. Нарочно долго и напряжённо выдыхая, пытаясь расслабить грудь и в то же время боясь упустить мгновения нового дуновения, Таисия, почувствовав лёгкий ветерок, вновь сделала вдох, на этот раз ощутив его, время, мир, себя. Но всё же он не был так глубок и лёгок, так полон, как тот первый – спонтанный и неожиданный, но в то же время долгожданный тихим предчувствием, лишённый напряжения и страха.
Девушка раскрыла глаза, любуясь и в своём роде изучая комнату в этот час, когда только набирающий силу ласковый свет рассеивается по всему помещению, лишь начиная отбрасывать от предметов длинные, ещё светлые и какие-то расплывчатые, туманные тени. На часах было ранее утро. Такое, с которого лишь недавно начал свой отсчёт световой день, такое, с которого только-только можно считать это время суток утром.
Вскоре свет, будто оформившись в лучи, стал падать на кровать, повторяя контуры окна. Он отражался от соседнего дома, словно возвещая девушке о начале дня.
Таисия смотрела на плавные движения занавесок, раздуваемых лёгкими дуновениями ветерка. Сердце, подхваченное неуловимой тревогой, отбивало учащённый ритм. Девушке больше никак не удавалось уснуть. Она отвела взгляд от окна. Сегодня никуда не надо было идти, и это едва уловимое осознание лишь настораживало и пугало своей неизвестностью, ведь каждый ныне прошедший день был, насколько это представлялось возможным, известен своим распорядком: как утро сменяет вечер, так и девушка шла в цех и обратно. И в этом порядке не было ни одного иного, «неизвестного» дня. Что ей делать сейчас?..
Вскоре девушка встала, решив хоть как-нибудь унять необъяснимое (хотя, если бы оно и не было таковым, то всё равно никуда не делось бы, тем и ценнее) предчувствие, уже не такое сильное и пугающее нагнетающей тревогой и суетными, сбившимися с толку мыслями, как вчера, но всё же… Всё же некоторые думы, резко проясняющиеся в сознании девушки, заставляли подхваченное тревогой сердце биться чаще. Но где-то внутри, там, где на второй план отходят сиюминутные волнения, тем не менее было тепло и спокойно… Видимо, сейчас девушку пугало, настораживало и это чувство, отчего она была готова делать что угодно, лишь бы не оставаться лежать в скованной тревогой тишине. Порой мы часто пытаемся себя чем-либо занять, будто боимся остаться наедине с собой.
Таисия по обыкновению надела приготовленное с вечера платье, завязала косынку.
Всё это она так же, как и вчера, как и прежде, делала непроизвольно, но теперь все эти движения воспринимались по-иному. На лице застыла лёгкая и едва заметная мечтательная, немного тоскливая улыбка. Лёгкая грусть скорее была грустью по былому, по тому, что, в частности, было ещё вчера, когда этим, точнее уже тем моментам не предавалось особого смысла, чувств, ценности. Хотя что есть ценность для минут? Кажется, что сама по себе она пуста и приобретает значение, лишь наполняясь чувствами и мыслями, быть может, и не всегда направленными на них – на минуты – ведь находиться в постоянном «обращении» к каждой новой секунде, в постоянной попытке ощутить её и её ценность представляется не самым уж воодушевляющим и радостным занятием, скорее отчасти лишающим, не имеющим ничего общего, возможно, и вовсе препятствующим своей задуманной сути, цели. Ведь сладкую грусть воспоминаний можно оставить ностальгии, имеющей свои минуты, часы… Ведь ценность настоящего, кажется, можно выразить не считая каждую секунду, пытаясь раствориться в ней, а только любовью к нему.
В доме было как-то пусто и непривычно тихо. Однако девушке показалось, что мама уже давно не спит, хотя и дверь в её комнату была прикрыта.
Почти на цыпочках подойдя ко входной двери, Таисия остановилась. Сердце кольнуло странным предчувствием. Она обернулась. Из щели неплотно закрытой двери на половицы падал яркий, по сравнению с туманными рассветными сумерками коридора, луч. Девушке захотелось войти в покои, озарённые ласковым утренним, таким чистым и каким-то сияющим светом, крепко обнять такого родного, но так странно ставшего далёким человека… Будто расстояние в пару шагов было почти непреодолимо, в отличие от измерений сердца, в котором их почти ничего не отделяло, которое больно щемило в груди.
Девушка потупила взгляд, сглатывая горький комок уже давно застывших слёз. Она опустила голову, переводя вполне осмысленный взгляд куда-то на щели в половицах, которые обычно оставались незамеченными ею, будучи такими привычными и родными. Уголки её губ едва дёрнулись в горькой улыбке, обращённой к этим доскам, к дому, и, вздохнув, девушка отворила дверь.
* * *
Только Таисия вышла на улицу, как её сразу обдуло весьма прохладным ветром, словно смывая, стирая, прогоняя немую печаль, повисшую над ней туманной дымкой помещения. В безветрие было довольно тепло, но стоило только пронестись новому порыву, как по телу пробегали мурашки, леденя словно весенним утром.
По обыкновению, она направилась по дороге в цех, однако с какой целью – пока и сама не ведала. Подумав об этом, девушка резко приостановилась, обречённо выдыхая. Она вспомнила, что забыла взять с собой листок со схемами, набросками, хотя зачем он ей? Таисия не знала, но просто чувствовала, что он ей может понадобиться. Без него она чувствовала себя более уязвимой, более потерянной, точно забыла часть себя.
Солнце восходило всё выше, всё больше и ярче озаряя давно пробудившийся, а возможно, и вовсе не засыпавший городок, тихо гудя десятками судеб. Скользя по треугольным крышам, ещё румяные лучи отбрасывали с домов длинные тени, рассеивали холодную синеву сизого тумана задержавшейся в отдалённых уголках ночи.
Вспоминая схемы, изображённые на забытом листке, обобщая, проясняя основные принципы и идеи их построения, девушка незаметно для себя ускорила шаг. Найдя, что помнит всё из тех зарисовок, и даже больше того, обозначив сейчас для себя ключевые моменты, представляет их более целостно, девушка незаметно для себя выдохнула, дыша теперь более свободно, расслабив плечи. Ей будто стало гораздо легче, будто она вновь приобрела что-то даже большее, чем было до этого внутри, что-то обозначавшее её, что-то, что теперь уже непоколебимо внутри неё. И это значительнее, чем планы зарисовок, которые, возможно, ещё будут изменяться, дополняться.
Одна из дорог развилки сворачивает в порт. Вдалеке слышатся крики чаек и тихие, шепчущие перекаты волн, сливающиеся воедино с шумом городка, становясь едва уловимыми в отдалённых от берега улочках, незримым духом, пропитывая влажный утренний воздух уже принюхавшейся для многих горожан солоноватой сладостью моря.
Таисия сбавила шаг, вдыхая лёгкий бриз, доносящийся сюда с моря. Он промчался по кронам деревьев к необъятным просторам водной дали, лишь немного задев своим тёплым и мягким прикосновением, казалось, паря выше, чем привычный ветер. Повсюду пели незаметные в салатовом кружеве листвы птицы, а где-то неподалёку стрекотали сверчки, напоминая этими забытыми с зимы, но до боли знакомыми трелями о начале лета, точно воспевая его, разлетаясь, разливаясь по всей округе тихим звоном, подхваченные прохладой ветерка и ароматами трав, ясного голубого неба.
Хотя девушка шла по тому же пути, что и обычно, но то ли из-за того, что всю дорогу размышляла над возможными способами укладки нитей, то ли из-за того, что сейчас стоял уже более поздний час, по сравнению с тем, когда она обычно направлялась в цех, эта дорога ей показалось какой-то иной.
Таисия сбавила шаг, оборачиваясь в сторону причала, скрывающегося за домами и перекрёстками улиц, дорог… Ей показалось, что сейчас там непривычно шумно и многолюдно, в отличие от почти пустующих улиц, по которым она держала путь. Подумав, что, возможно, раньше не обращала внимания на оживлённость причальной зоны, Таисия неохотно продолжила идти вперёд, но вскоре всё же вернулась обратно, свернув по дороге к причалу.
Здесь действительно было на удивление много людей. Все были чем-то взволнованы. Многие громко переговаривались меж собой, а на лицах читались суетность, лёгкая паника и даже страх. За образовавшейся толпой с трудом можно было разглядеть море, а за повисшим над причалом шумом с трудом можно было его расслышать.
– Почему корабль не отправляется?!
– Нет этого молодого человека… как его…
– Я слышал, что его зовут Дженк.
– Но почему не отходит судно? – слышались наперебой тревожные и суетные голоса.
Девушка осторожно проталкивалась сквозь гурьбу, поддавшись панике, словно спешила куда-то. Её окутали необъяснимое чувство и какой-то ужас, сродни тому неумолимому, который может возникнуть в замкнутом и крохотном пространстве, только стенами для неё сейчас оказались люди, сквозь которых она, уже будто не чувствуя прикосновений, пробивалась куда-то вперёд. Кто-то подталкивал её, нагоняя, кого-то, наоборот, приходилось либо обходить, либо просить чуть отойти, либо и вовсе протискиваться меж плотно стоящих друг к другу людей.
Вырвавшись, она остановилась как вкопанная, резко вдыхая, будто вынырнула из-под толщи воды, насколько это было возможным, сильно наполняя свежим морским воздухом грудь. Таисия зажмурилась от неожиданно яркого света. И хотя небо словно утренним туманом, поднявшимся ввысь, было заволочено полупрозрачными светло-пепельными тучами, оно казалось почти белым, от чего не манило теперь своей глубиной, а будто стало ниже, едва не ложась прохладным облаком влаги на водную гладь.
Открыв глаза и невольно задержав дыхание, она сделала долгий выдох. Сердце забилось сильнее и чаще.
Небесный туман, отражающий солнечный свет, на время скрывший лазурную даль лёгким облаком, стал расступаться, подхваченный ветерком. Сквозь плавные по своим очертаниям просветы невесомыми хлопьями облаков расходящейся белой дымки виднелась свело-голубая даль, полная почти растаявшими на едва обозримой высоте пышными перистыми облаками и плывущими по незримой глади кучевыми, подсвечиваемыми золотистыми лучами ещё утреннего солнца.
Таисия перевела взгляд. Дальний берег ещё был погружён в рассветный туман, скрывающий границу между морем и небом, которая, казалось, была мнима даже здесь, с близи. Думалось, что поднимавшийся с водной глади туман был вовсе не туманом, а облаками, рождающимися в ней с каждым новым рассветом и вновь тающими, тяжелея пропитавшейся за день влагой, оседая крупными каплями и испариной ложась с вечера на стёкла домов, на землю.
– О! – тихо и почти неслышно сквозь нарастающий и вновь резко нахлынувший на девушку гомон раздался знакомый голос.
Переведя взор и подняв голову, она увидела стоящего на каких-то бочках и уже вовсю вещавшего на публику Грэгарда.
– Дорогие друзья! – юноша весьма громогласно призвал собравшихся на небольшой причальной площади к вниманию, и это удалось, кажется, даже лучше того, на что он рассчитывал.
Люди, испуганные от неожиданности, в недоумении и удивлении обратили на него взоры.
– Предлагаю больше не дожидаться всеми любимого Дженка и послать вместо него кого-нибудь из присутствующих, – среди людей пробежал шумок. И хотя многие и вовсе не знали о существовании упомянутого выше юноши, а быть может и мужчины, прозвучавший призыв не остался без внимания.
Казалось, что почти все находились в состоянии некой ошарашенности, будто подвластные ещё той, вчерашней панике, неразберихе, нахлынувшей уже новой волной в связи с произошедшим сегодня. Как, впрочем, даже с тем, что молодой человек, стоявший сейчас на бочках и повёрнутый к собравшимся людям, так энергично взял слово, нарушив пелену перешёптываний, домыслов, сплетен. Проявил инициативу, быть может и преднамеренно, преследуя свои цели.
– Предлагаю свою кандидатуру! – вновь прозвучал голос Грэгарда, прорезая тишину усталого от бессонной ночи города. На небольшой причальной площадке снова воцарился шум.
