Джунгли. Том 2

Глава 4

Первый раз за последние две недели, а может быть, и три, Добрыня соизволил показаться в «столице». Они пришли с закатом, с армией зверолюдок и толпой ослабленных, едва волочащих ноги пленных. Глядя на тех, кого эксплуатировали на военной базе деда, наши пленницы впали в уныние. Они-то думали, везде так вкусно кормят, чуть ли не в жопу дуют, а нет. Там, на передке, нет гениального повара тёти Веры, нет гениального и заботливого целителя Марии, и меня, следящего за порядком и гармоничной атмосферой в рядах, тоже нет. По спинам пленниц, по виду их одежд, рук, ног, усталым осунувшимся лицам, мысленно представил, через что им пришлось пройти.

– Разбудите Марию, – у входа, глядя на то, как заходят связанные по рукам колонны пленников, отдал команду грубым голосом дед, – пусть осмотрит их. О, Лёха! – приметив меня, подзывает пухлый Командос. – Как сам, как поезд «Сапсан»?

Улыбнувшись от собственной шутки, он приобнял меня, подтянул к себе и шепнул.

– Надо поговорить. – А затем, глянув на моих телохранителей, в голос добавил: – Без лишних ушей.

Кошки из числа личной «гвардии Олай», подчинившись, шикнув что-то вроде «не долго», пошли встречать вернувшихся с лагеря подруг. Отведя меня в сторонку, старик начал свой длинный и очень, очень напрягающий диалог.

– Сразу к делу. У берегов на якорь встал Имперский фригат. Пушки в два ряда, на верхней и нижней палубах. Я такие только в детстве, в клубе юных моделистов, видел. Большой, длинный, красивый и до жути опасный. Когда в галере, на сторону приходится пушек от двух до пяти, этот фригат, покоритель морей, мать его, несёт минимум пятнадцать. Я не знаю, как при такой разнице в развитии кораблестроения Республика умудрялась сдерживать империю. Но факт остаётся фактом: трофейные галеры мы использовать не можем, всех потопят, народу потеряем, ещё и не факт, что победим. Подобраться к ним под флагом какого-либо государства тоже нет возможности, у нас их просто нет, а стали они, ну уж очень далеко от берега, чтобы добраться вплавь. Остаётся одно: прятать галеры в руслах и затонах, дожидаться, когда враг ступит на берег. Будь всё как с Республикой, я бы тебя и тревожить не стал, но в этот раз придётся. Имперский капитан оказалась намного осторожнее республиканок. Она медлительна, дотошна, безжалостна, готова пожертвовать 2–3 моряками ради сохранения шлюпки и целостности корабля. Нам достался дотошный, скрупулёзный противник, которого мы не смогли даже пощипать. Они стоят и наблюдают, высматривают, и рано или поздно заметят то, что их интересует. Когда поймут, что они имеют дело не с Республикой, а с аборигенами, тогда-то нам и придётся кое-что сделать, на что я так старательно хочу тебя завербовать.

Суть в чём: республиканцы влезли в дела племен и продолжают настраивать против нас местных. Подчинили себе пару семей Кетти и давай от их имени, используя их внешность, на нейтральные племена набеги устраивать, мол, это мы. А после туда же, к выжившим, своих подсылать, мол, поглядите, какие они плохие. Я предлагаю поступить зеркально с теми, кто причалил к нашим берегам. Раз уж Республика принялась бить по нам нашими же товарищами, так и мы ударим по их синьору ряжеными в их одежды солдатами, назвав тех дезертирами или теми, кто сейчас на службе у Республики. В общем, создадим неразбериху, где все против всех, и только мы одни – за мир, за торговлю и всё самое светлое.

Батя говорил долго, но я всё равно не понял:

– Круто, а я тут при чём?

– Притом, притом… Я ж вижу, по этим сытым рожам местных рабынь вижу, как ты им тут слюнки утираешь. Они ж когда сородичей увидели, все пообсирались, за спинами наших девак прятаться стали. Это то, что мне нужно!

Почесав затылок, говорю:

– Всё равно не понял.

– О, ты епта… – Топнув ногой, дед добавил. – Смотри, когда имперцы высадятся, мои бабы в одеждах республики их обстреляют. Так, с пистолетов, мушкетов, луков. Чутка повоюем, а после, показав панику, с криками о раненых, начнём отступать. Тут-то и покажутся наши основные силы с криками, песнями и плясками; мы прогоним ряженых, а после, празднуя победу над «неизвестным имперским врагом», начнём деловой разговор. Там мы расскажем о злой Республике, о том, как она распространяет свою ненависть ко всему имперскому, как жестоко терроризирует местных и доложим о нашей с ними войне.

– Бать, а почему ты думаешь, что Империя не решит объединиться с Республикой, чтобы нас прихлопнуть? – Спросил я.

– Потому что Республика как раз и пришла сюда, чтобы грабить нас и платить дань Империи, – деловито ответил дед. – Если Империя сама тут всё прекрасно будет добывать, насыщать свои рынки местной пушниной и фруктами, зачем им в три дорого покупать у Республики товары? Цены в миг обвалятся, и чтобы этого не произошло, республиканцы, скорее всего, начнут на нашем полуострове прокси-войну.

– «Прокси что?» – переспросил я.

– Боже, Лёша, какой же ты у меня необразованный. Прокси-война – это когда несколько больших государств на территории третьего государства спонсируют разные стороны конфликта, революционеров или правительство, не важно. Чужими руками они разоряют эту страну, вывозят из неё всё и при этом сами не вступают в прямое столкновение. Забыл что ли? Против Империи собралась целая коалиция малых стран. Если республиканцы первыми нападут на Империю, их за это вполне законно размажут, и союзники вряд ли вступятся. Но вот если Империя нападёт на Республику, тогда-то весь мир хлебнёт дерьма, и на огромной линии фронта вновь начнут гибнуть сотни тысяч человек, чего, судя по всему, не хочет ни одна из сторон. Именно поэтому Республика и Империя будут искать возможности натравливать нас друг на друга.

– Понял. То есть ты предлагаешь стать страной-прокси для Империи? – Спросил я.

– Нет, я предлагаю показать имперцам, что у нас достаточно сил дать по зубам и им, и республиканцам, при этом предложив Империи торговлю на условиях, которые в разы окажутся выгоднее плана войны с нами. Мы пригласим их делегацию, не в столицу, естественно, а в какой-нибудь лагерь, где они увидят любящих тебя рабынь, сытых кошек, а также пушки, мушкеты и муштру, с которой мои девочки готовят сопротивление. После начнётся диалог, в котором ты попытаешься соблазнить прибывшего капитана. Все бабы в этом мире на передок слабые, а ты уже местная легенда. Отдай имперцам пару своих сытых рабынь, предложи местные фрукты, специи, соль, которую мы выпариваем из моря. Пусть старая кашёлка угостит их своей лучшей стрепнёй, а после сделай капитану какой-нибудь мелкий подарок просто так, из наших современных вещей. Они все достаточно высокого качества, если поковыряться в разряженных телефонах, может, чего и золотого достанем. В общем, Лёха, нужен ты мне для саботажа и продолжения игры в этого… а-а-а-а… Ктулху.

– Агтул Кацепт Каутль, бать, – поправил я его.

– А, ха-ха, да-да, его самого, – хлопнул меня по плечу старик. – Ну так что, поможешь по старой дружбе?

– Конечно, помогу, бать, какие вопросы? – Ответил я. – Только дела с Старейшинами реши.

– Договорились, – встряхнув меня своей могучей рукой с искренней улыбкой на лице, ответил батя. – О, и ещё, Лёх, мы в деревне на пару дней задержимся. – Морда деда стала ещё более наглой и довольной, – а у меня там две бочки креплёного, едреного вина…

– И-и-и-и… – ухмыльнулся, покосившись на того я.

– И я так давно с нормальными мужиками не пил.

Мы оба, как два алкаша-дегенерата, поняв друг друга, захихикали.

– Нажраться в ночь Агохлу и Оноха в окружении горячих… – оборвал я нарочно фразу.

– Знойных и жадных до членов кошечек… – дополнил её старый изврат.

Дед вновь рассмеялся, и я, чувствуя, как от предвкушения сегодняшнего вечера у меня краснеют щеки, так же, по-дебильному, ехидно ржу. Вот оставалась она во мне, эта животная, грязная тварь, сходившая с ума от вида женских тел. Кто-то, в какой-то передаче говорил, что мужчины в Африке со временем привыкают к наготе окружавших их голых женщин. Они-то привыкали, но вряд ли от этого члены их перестали исполнять свои обязанности. Вот и тут старая песня о самом главном.

Некоторое время мы с ним ещё поговорили ни о чём, посмеялись с ничего. После, слово за слово, перешли к делам более важным. Тем, на которые я лично мог влиять, и в свободное от работы время уделял всего себя.

– Племя растёт очень быстро, и бараков вижу, вы тут понастроили. Твоя инициатива? – спросил батя.

– Бесплатное жильё, фонд социальной защиты, поддержки ветеранов, все дела… – пошутил я, и дед вновь расхохотался.

– В этом ты, конечно, молодец. Вижу и частокол ставить начали, только объясни, какого хрена огороды у тебя внутри, а не за пределами частокола? – спрашивает Добрыня.

– Посевы от диких животных защитить хотел, – ответил я.

– Уже понял, что нужно переделать? – Глядя на моё вновь слегка покрасневшее лицо, спросил дед. – Построить стену, помост вдоль неё, вынести вперёд башни, чтоб не возникло слепых зон. Всё это работа не из лёгких. Всё нужно просчитывать, оценивать, враг непременно будет искать слабости. И чем длиннее стена, тем легче их найти. Сам понимаешь, длинную стену во время осады и штурма защитить сложнее, чем короткую. Чем короче стена и выше на ней концентрация обороняющихся, тем сложнее нападающим её взять штурмом. Оставь пространство внутри стен для тех, кто действительно нуждается в защите, а огородам за стеной, заборчик сплести можно. Это всяко легче, чем обносить его высоченной стеной. – Спокойно, без лишней агрессии и пафоса, дед, нагой, разбивает кучку с песком, притаптывает, затем, подняв с земли прутик, начинает рисовать. Используя карту из головы, на песке он выводит и обрисовывает наш город. При этом высказывает свои предположения о том, где, что и как лучше сделать, уточняя, с каких сторон может наступать враг, затоптав посевы, с какой стороны возвышенность и где ограда помешает дозорным выполнять свою работу. Он предложил мне сразу несколько довольно крупных, хорошо просматриваемых с вышек участков. В конце я думал, он скажет застроить вспаханную, перекопанную и засаженную землю, но вместо этого батя тихо произнёс:

– Слишком большой и важный участок ты оттяпал… Как соберете урожай в этом году, в следующем вынесите огороды за пределы. Не хочется, чтобы такой труд пропадал за зря. И ещё, курятники с другой скотиной оставляйте внутри, можете даже у стен. Мясо – это вам не овощи, – растить долго, трудно, а потерять можно всё поголовье и в считанные минуты.

– Как скажешь, – со всем смерился и согласился я. Мне бы хотелось как-то поспорить, да смысла даже не видел. Старик говорил по делу, даже голоса не повышая. Явно учил меня и при этом не хотел оскорбить или задеть.

К счастью, дальше всё плохое для меня закончилось, и мы с Добрыней перешли к проверке «новостроек». Домики небольшие, с одноуровневыми, хорошо засланными листвой кроватями, кое-какими подушками, сделанными при помощи шкур, перьев, тряпок, ниток и листвы. Также у каждого такого домика рядышком стоял туалет, а напротив – умывальник из полого внутри куска дерева с затычкой, вытащив которую, начинала литься вода. В таких вот домиках без окон, но с дверями, жили пленницы. Они же пополняли запасы воды, они же после себя выносили дерьмо, если деревянный ящик, идеально подходивший для такой же деревянной тачки, вдруг заполнялся. В общем, усилиями моими и не только удавалось поддерживать минимальный уровень чистоты в рядах пленных. У жителей, селившихся в собственных шатрах, также всё шло своим ходом. Кто-то, поглядев на жильё пленников, также соизволил начать строить своё. Кто-то, не изменяя традициям, жил в шатрах, а кто-то, плюя в синий потолок, укрывшись пышным хвостом, продолжал ночевать под звёздным небом. В праве выбора, где жить, в Федерации все были свободны. При этом, нуждаясь в воительницах, что следят за пленниками, мало кого пришлось упрашивать переезжать в стены деревушки. Все сами знали, где безопаснее, где лучше смотрят за детьми, лучше кормят, да и на самом деле просто веселее. Каждый вечер кто-то пел, кто-то пытался создать какую-то музыку, а кто-то, подыгрывая, пританцовывал, подвывая на одну из лун. И всё это – под бормотание стариков, рассказывавших детям истории из своей молодости, ну и конечно же, под сценки «иномирских актрис», с радостью развлекавших себя и других при помощи театральной игры и постановок. Окультуривание, разграничение понятий добро и зло шло полным ходом. Порой, когда удавалось покинуть пределы стен или за ними пообщаться с кем-то из наших, казалось, я словно и вправду в отпуск попал, в желанный Тайланд. Только не в шумный город, на улицу, наполненную дешевыми морковками, а куда-то в деревню, отдалённо стоящую где-то в зелёных, вечно шумящих джунглях. Если бы не эта треклятая война, не Республика, не…

Артиллерийская канонада, залп, последовательный, из более чем десяти орудий раздался на противоположном от республиканской крепости берегу. «Помяни говно, вот и оно!» В поселении атмосфера тут же изменилась. Мирно отдыхавшие в своей компании отряды Добрыни тотчас повскакивали на ноги, а сам старик, велев присмотреть мне за его бочками с вином, тут же пошёл кого-то искать. Паники или криков не было. Всё строго организовано, из режущего звука – лишь подвывание пары испуганных малышей, которых мамочки в скором порядке забрали из вечерних «яслей».

Внутреннее чутьё подсказывало, что ночной оргии в окружении знойных, служивых и покорных хищниц можно не ждать. Подтверждением тому стало появление в городе гончьих. Одну из которых несли на руках. При виде их у деда изменилось выражение лица.

– Что у вас там, блять, произошло?! – тяжёлой поступью, спеша к своим раненым, злобно кричал он. – Я же велел не вступать в бой!

– Мы и не вступали, командир! – передавая пострадавшую в руки помощниц Марии, говорит Гончья. Вслед за ними в лагере показались ещё несколько раненых, в этот раз кто-то из Кетти.

– Тогда почему… по кому стреляли пушки? – спрашивает дед.

– По джунглям, командир, по джунглям! – говорит Кетти. – Они просто взяли и выстрелили из всех орудий по береговой линии. Их ядра с цепями разрывали деревья, кусты, щепки и камни летели во все стороны. Слава небесам, никто не погиб, но раненые… – Кошка поглядела на пострадавших, а после на своё предплечье, пробитое куском дерева.

Дед молча, кивком головы, указал кошке в сторону остальных раненых. Сам он, наматывая на палец отросшую бороду, о чём-то задумался.

– Либо им плевать на деньги, что они так ядрами разбрасываются, либо у них есть кто-то очень глазастый, – бормотал он. Хоть я и не был стратегом, гениальным тактиком, снабженцем и знатоком военного дела, но мне показалось, что враг поступил вполне логично, особенно если собирался высадиться и не видел куда.

– Артиллерийская подготовка перед наступлением, бать, – сказал я. Дед поглядел на меня как на идиота. Взгляд этот был недолгим; отрицание сменилось гневом, затем, прикусив ус, он словно торгуясь с самим собой, покачал головой, и потом, только тяжело вздохнув, ответил:

– Возможно. Хотя это ж не картечь, не шрапнель… Ах, чёрт, ладно, время пока… – Очередной залп десятка с лишним орудий грохотом прокатился по округе.

– Цха! – позвал Гончью Добрыня.

– Да, мой генерал?!

– Там ещё были наши?

– Только наблюдательные посты!

– Ясно. – Батя ещё раз поглядел в сторону места, откуда в и без того темное небо поднимался едва заметный дым. О зажигательных снарядах в этом мире мы ещё не слышали; возможно, дело рук не только пушек, но и магов. А маги были последними, кто прибегнет к своей силе, если это не требуется.

Спустя час был третий, заключительный залп, после которого, у лагеря, где в строй собралась переодетая в республиканские одежды армия Добрыни, показалась очередная, раненая, опалённая пламенем, Кетти.

Держась за обгоревшую щёку, тяжело дыша, она проговорила:

– Высаживаются, мой генерал! Имперцы высаживаются на наш берег!

Глава 5

Когда Красные штаны (диверсионный отряд) Добрыни прибыли к берегу, потенциальный враг (она же Империя) успел на нём закрепиться. Две из четырёх шлюпок вытащили на берег, перевернули и кинули в качестве укреплений. Используя каждую секунду, как муравьи в обеспокоенном муравейнике, солдатики в синих мундирах старательно тянули к берегу все свеже скошенные снарядами деревья. Обстрел ядрами с цепями был не просто демонстрацией силы или простым артударом. Он нес в себе гораздо большее значение, очередное из которых синие мундиры показывали уже сейчас.

– Быстро укрепляются, – говорит помошница Добрыни.

– И это нам даже на руку, – отвечает дед. – Готовь красных, революция на носу…

Кетти не поняла скрытого смысла слов своего генерала, однако прекрасно поняла приказ о приготовлении к атаке. Для придания пикантности ситуации сейчас, к позициям отступающих вот-вот должны были доставить провинившихся. Тех, кто, позабыв о предупреждениях, плюнув на то, что их обрекает на смерть своим решением, испытали удачу, кинувшись на утёк. Сбежать из плена Кетти можно, но уйти от гончих, двигающихся следом за зорким племенем кошек, невозможно.

Все беглецы были пойманы, и даже те, кто при побеге ранил или даже убил своих надзирателей, были поставлены перед Добрыней под час атаки Красных штанов.

Где-то вдали защелкали пороховые аркебузы, раздались крики с командами, идентичными тем, с которыми республика бросалась в бой. За криками раздались залпы, по джунглям ожидаемо вдарили с моря. Вновь деревья разрывали каленые ядра, цепи резали кустарники, разбивались о камни. Подобная атака, особенно на врага, успевшего укрепиться и имевшего артподдержку, смертоносна. Добрыня знал это и не собирался выходить на пляж. Уже после первого залпа вражеских морских орудий для Красных штанов прозвучала команда «отступать». Именно с ней, когда вдали замерцали силуэты его отступающих воительниц, старик достал из-под рубашки игрушку, которую про себя прозвал «самопалом».

– За попытку побега, убийства конвоира ты приговариваешься к смерти, последние слова? – приставив к рогатой голове ствол, спросил дед.

– Славься, Республика!.. – Огонь вспыхнул, пуля прошила голову, оставив в воздухе дымное облако.

В истерике, ерзая с кляпами во рту, задергались другие. Те, кто тоже попытался бежать, но при этом никого не убил.

С огромным усилием, искренне, умоляя, в слезах и слюнях одна женщина прокричала Добрыне:

– Сжальтесь, пощадите, я всё… – горло её рассек огромный тесак, второй трофей из левой руки деда. Этих пленниц ловили не ради того, чтобы щадить.

– Подержи, – всучив пистоль и мачете одной из кошек, из рук второй, Добрыня вырывает мушкет, стреляет в грудь третьей пленницы, а после, когда та рухнула на землю, с приклада разносит ей череп.

Четвёртую пленницу он проткнул штыком, пятую ударом с кулака оглушил, а после пронзил очередным заимствованным клинком. Старик вершил самосуд, прикрываясь благими намерениями, в то же время упиваясь одной лишь прозвучавшей в голове фразой «Уровень повышен!». Тело старика ощутило лёгкую дрожь, приятные покалывания, чувство омоложения, чувство возвращающегося к тебе слуха, нюха, резкости и чёткости в глазах. Каждый новый уровень – как новое, более лучшее «я». Добрыня упивался этим чувством, наслаждался ощущениями от первой и до последней секунды, совершенно не обращая внимания на истекающие кровью трупы.

– Мой генерал, враг начал продвижение в глубь джунглей, – доложила помощница Добрыни.

Суставы пальцев рук и ног старика, отозвались приятным юношеским щелканием, то омоложенные, возвращались в положенное положение суставы и хрящи. Старик с облегчением выдохнул и с улыбкой на лице проговорил:

– Переходим ко второй фазе.

Красные штаны вновь лишь чудом отделались мелкими травмами, несмертельными ранениями. В их задачу не входило убийство. Стреляли они, как и велел Добрыня – по-сомалийски – из-за дерева, камня, укрытия, просто высовывали аркебузу, делали залп, другой, затем отступали вглубь. Задачи убить нет, как и задачи умереть. Для этих целей в жертву и во благо племен Кетти были принесены другие, что только сильнее способствовало укреплению доверия и веры в Добрыню у местных племён. Олай, совет старейшин, старейшины отдельных племён и семей Пантер, Чав-Чав, или других, стремительно теряли своё положение. Легенды о Агтулх становились явью, сила божественного семени оказалась реальной, а с ней, в противовес красоте, любви, заботе и процветанию шагал другой, неизвестный бог. Мир диких племён до последних дней не видел столь властных самцов, не знал и не мог знать, на что способны умы тех, кто от сотворения этого мира считался самым редким и слабым полом.

Перестрелка с Имперцами подходила к концу, их штурмовой отряд, «на плечах», слыша о множестве раненых у Красных штанов, прорывался вглубь, преследуя бегущих. Всё шло строго по плану, наступало время второй фазы.

– Освободите им руки, разложите тела, всучите трупам оружие. Быстрее… – накидывая грязи, добавляя трупам ран, разрисовывал место боя более яркими красками Добрыня. Когда за полсотни метров послышались чужие команды, имена, он поспешно ретировался, кинув на исполнения главных ролей свою вторую роту, прозванную ротой Освободителей.

Встреча произошла не в случайном месте, а на поляне. Где у поваленного дерева, со штыком, прикреплённым к аркебузе (для контраста), пронзив труп беглянки в красных штанах, застыла простая Кетти. Девушка в изодранных одеждах, сильная, спокойная, оценивающая врагов. Рядом с ней множество трупов республиканок, а над ними по округе всё те же Кетти и кто-то ещё, совершенно не похожий на них.

Встреча глазами, молниеносное признание опасности, синие мундиры вскидывают аркебузы и что-то похожее на них, Кетти, якобы убившая республиканку, прячется за дерево, но никто не стреляет. Кошкам Добрыни удалось проявить интерес у высадившейся команды, к тому же их сдержанность, а также смелый взгляд, выглядывающий из-за бревна воительницы, озадачил «синие пиджаки».

– Кто вы?

– А вы кто?

Перекрикиваясь из-за укрытия, кричали бабы. Вновь немая пауза, затем, продолжая из любопытства разговор, синий пиджачок кричит:

– Мы враги республики, тех кто в красных мундирах и штанах! – В ответ на это имперская барышня рассчитывала услышать что угодно: злость, крики, согласие, но не то, что прозвучало.

– Не стреляй, сестра, давай поговорим!

Синие мундиры переглянулись. Сестер в республике и империи быть не может, значит, кто-то из местных, в атакующих признал свою? Капитан перед высадкой рассказывала о важности ведения переговоров, при этом так и не уточнив с кем. Командующие отдельными отрядами увидели в этом обращении врага возможность. Кто-то неизвестный сам проявил инициативу, рисковал своей жизнью, при этом не прося ничего, кроме «не стрелять».

– Я тоже выйду, – сказала командующая отрядом морского десанта.

– Нет! – возразила её зам, – Пойду я, а вы всё запомните. И, в случае если погибну, расскажите моим детям. Их мать погибла, неся мир, а не как принято считать в империи… сея раздор.

Женщины обнялись. Расчувствовавшись, старшая в звании поцеловала подругу в лоб, тихо проговорив:

– Да прибудет с тобой сила, сестра.

Две воительницы, одна полуголая, вторая в военном мундире, штанах, с голубой повязкой на голове, выходят навстречу друг другу. Обе с оружием, с недоверием в глазах, с решимостью на лицах в случае чего использовать всё, что имеют, от огнестрела до собственных зубов.

Сперва следует обмен именами, приветствие, после – несколько слов друг о друге. Синий пиджачок рада, что «дикарша» настроена против Республики. Представительница «дикарей» рада тому, как собеседница верит каждому её слову. Обе негативно настроены в отношении республики, обе по своим причинам её ненавидят, и обе хотели бы встречи более высоких чинов. Однако «дикари» грудью становятся на пути синих мундиров. Слова-словами, но пустить захватчиков дальше, не зная, кто они и какие цели преследуют, по естественным причинам не могут. Вместо продвижения в их земли, за которыми последует непременно силовой ответ, они предлагают гостям занять пляж, их пляж, их землю. Пока старшие чины, враги врагов, сговорятся, а быть может, станут друзьями, сплотившимися против одной определённой силы.

Командующая отрядами морского десанта, действуя на пределе позволенных ей полномочий. Убеждённая в том, что впереди не враги, командует отрядам отойти к пляжу. Она жмёт Кетти руку, называет её сестрой и уходит сама, обещая прислать парламентариев. В ответ на столь добрый, честный и порядочный жест сопроводить её в лагерь берется несколько местных воинов. Их возвращение с делегацией должно было подтвердить добрые намерения прибывших, они были обязаны изучить обстановку в лагере пришельцев, сделать свои выводы и в дальнейшем вернуться в племя с данными.

Добрыня понимал, что отправка сил во вражеский лагерь, такая разведка, не имела особого смысла, и даже более, обрастала огромными рисками. Однако именно так он собирался пустить пыль в глаза нового врага, того, кто уже пару раз смог его неприятно удивить. Слишком осторожный капитан, слишком сговорчивая команда, ещё и внешность… такая, что даже Кетти с одной лишь встречи признали в них кого-то, пусть и враждебного, но не чужого. Наблюдая за всем издали, Добрыня пытался просчитать следующий ход врага, в то же время находясь в неком смятении, не до конца понимая, как дальше следует действовать самому. Враг, расположенный к миру больше, чем к войне, оставался для него той самой, до старости лет, маленькой тайной. Он был солдатом, солдаты всё решали силой, а те, кто силе предпочитали переговоры, были не просто солдатами, а дипломатами. В дипломатии, просчёте юридических и прочих тонкостей, старик был очень слаб.