Я оставляю тебя в живых

– Мусса, Дарио, что мы имеем?

Максим отметил, что между двумя этими именами промелькнула пауза в долю секунды, как если бы старший лейтенант Левассер внезапно вспомнил, что из этих двоих лейтенант Порацци выше чином и он рискует публично унизить его, обратившись только к старшему аджюдану Амбонгиле.

Дарио словно прочел мысли командира; он опустил голову и жестом предложил Муссе первым говорить. Тот сверился со своими записями, поскреб гладкий блестящий затылок и начал:

– Личность жертвы не установлена, возраст от шестидесяти до семидесяти пяти лет. Причина смерти – перелом шейных позвонков вследствие падения со средневекового сооружения высотой несколько метров. Лицо жертвы после кончины было жестоко изуродовано при помощи выкрашенного белой краской камня, что сделало невозможными визуальную идентификацию и рассылку фотографии в соответствующие службы. Место преступления атипичное, вокруг тела разбросаны какие-то гранитные ядра, в свою очередь окрашенные в два цвета: красный и синий.

При последних словах пульс Максима участился, он с трудом сглотнул и откинулся на спинку стула, надеясь, что его состояния никто не заметил.

– Сдается мне, это дело рук психически больного, – заметил Левассер, не дожидаясь окончания доклада Муссы.

Раздались одобрительные возгласы, а начальник отдела расследований продолжал:

– Ничего, что помогло бы идентифицировать труп? А что говорит судмедэксперт?

Дарио встал и взял слово:

– Никакого транспортного средства поблизости от места преступления не обнаружено, документы отсутствуют. Согласно оценке эксперта, человек был убит накануне вечером, – вероятно, убийца принуждением или хитростью завлек его на поляну. Наверх ведет единственная дорога. Впрочем, в распадке стоит одинокий дом. Убийца и жертва обязательно должны были проехать мимо, так что имеет смысл наведаться туда, осмотреться и задать стандартные вопросы. Дождемся назначения судебного следователя, чтобы получить все предписания, и тогда глянем.

Дарио почесал висок, прокашлялся и продолжил:

– Нет никаких следов, которые указывали бы на то, что тело тащили на поляну, значит мы можем согласиться с мнением судмедэксперта, который настаивает, что жертва упала с вершины башни, а потом была изуродована. Остается узнать, какого черта этот тип туда полез – по своей воле или по принуждению, – а главное, что означают все эти цветные ядра. На данной стадии мы не можем знать, идет ли речь об одном или нескольких убийцах, но предумышленность налицо.

Максим не подал виду, но собранные напарником данные и сделанные на их основании выводы произвели на него впечатление. Безразличие, которое Дарио обычно выставлял напоказ, скорее всего, было лишь маскировкой, а мозг работал на полных оборотах, прощупывая поле возможностей. Максим был вынужден признать, что у него с этим нетипичным дознавателем имеется еще одна общая черта.

Прежде чем заговорить, старший лейтенант, скрестив руки на груди, дождался тишины.

– И никаких свидетелей? – спросил он, обводя взглядом свою четверку.

– Некая Александра Кюртелен, двадцати восьми лет, незамужняя, – доложил Мусса. – Проживает у подножия горы Ревар, в Вивье-дю-Лак, постоянно бывает в районе места преступления, чтобы тренироваться. Через месяц участвует в соревнованиях по каникроссу.

– Возможна ли какая-то связь между нею и жертвой? – пожав плечами, спросил Левассер.

– В настоящий момент ничто на это не указывает, – ответил Дарио. – Как только будет назначен судебный следователь, сможем провести проверку.

– Надеюсь, ждать нам недолго, – тут же откликнулся Левассер. – Я думаю, прокурор назначит Моллена. Но боюсь, в связи с тем, что возобновлено расследование по Шевалинскому делу, тот захочет передоверить этот эпизод кому-нибудь другому. – Он сделал несколько шагов к собравшимся. – А пока работают две пары. Ясно? Если будут сложности, Амарю и Верин вам помогут. Но уж если совсем катастрофа, тогда я позвоню в ОБР-десять и попрошу подкрепления. Будем надеяться, что не застрянем на месте. А теперь расходимся!

Оживленно переговариваясь, все поднялись и уже начали расходиться, когда старший лейтенант Левассер как будто что-то вспомнил и расставил руки, чтобы их удержать.

– Главное-то я и забыл! – крикнул он, и все замерли. – Дарио, какое прикольное прозвище ты придумал для вашего новенького?

Максим почувствовал жар от прилившей к щекам крови. Его коллега насмешливо улыбнулся и выдал:

– Бэтмен!

Послышались смешки; жандармы, повторяя прозвище, окружили Максима и дружески похлопывали его по плечу. Один сосредоточенно всмотрелся в его лицо и выпалил:

– А ты и впрямь похож на этого актера, который играет Бэтмена!

Максим ничего не ответил, но натянул на лицо улыбку.

Громовой голос Дарио резко положил конец неловкой сцене:

– Эй, красавчик, работа не ждет!

Вскоре они заперлись в своем кабинете, оставив коллег из отдела расследований в глухом возмущении метаться за закрытой дверью. Дарио рухнул на стул, закинул на стол скрещенные ноги и откинулся назад. Стул под ним скрипнул, и Максим испугался, что коллега опрокинется. Но, судя по всему, Дарио проделывал такие упражнения на равновесие уже отнюдь не в первый раз.

– Ты все отмалчиваешься, – процедил он сквозь зубы. – Как по-твоему, что произошло с жертвой?

По спине Максима пробежал сильный озноб. Не может быть и речи о том, чтобы высказать свои подозрения. Красные и синие ядра, башня, белый камень… Всплывали воспоминания, но пока было слишком рано затевать с Дарио игру в загадки, тем более что тот все равно не поймет. Сперва следовало дождаться отчета экспертов, а главное – не отбрасывать никаких зацепок. Почувствовав, что молчание слишком затянулось, Максим решил выдвинуть несколько гипотез.

– Ход с обезображенным лицом наводит меня на некоторые мысли, – произнес он. – Либо убийца не хотел, чтобы мы смогли идентифицировать труп, либо здесь заложен определенный символический смысл и лицо этого человека что-то значило для нападавшего.

– Возможно, это кто-то известный, – предположил Дарио.

– Или лицо, которое имеет важное значение для убийцы…

– Мм, – в задумчивости промычал Дарио. После короткой паузы он продолжил: – Все это – башня, ядра, покрашенный камень – определенно имеет какой-то смысл. Да и место тоже было выбрано не случайно. Что мы знаем об этой башне?

Напарники в молчании сосредоточились на истории средневековой постройки, громко зачитывая сведения, почерпнутые ими тут и там в Сети.

Дозорная башня была возведена в XII веке как отдельная служебная постройка укрепленного поместья. Центральное здание было разрушено, его развалины торчали в траве возле смотровой площадки Бельвю. В те времена владение наверняка возвышалось над всей долиной, и благодаря этой смотревшей на юг башне его обитатели могли обеспечивать свою безопасность, с высоты контролируя обширную территорию. Некоторые веб-сайты туманно намекали на костры, которые в XV веке раскладывали посреди поляны, чтобы сжигать на них ведьм. Но оба жандарма очень быстро пришли к заключению, что это ни на чем не основанные слухи, которые старательно распространяют некоторые интернет-пользователи.

Через полчаса зазвонил стационарный телефон. Дарио несколько раз энергично покачал головой и с раздражением бросил трубку.

– Наш покойник на столе прозектора. Собирайся, едем на вскрытие.

10

Мальчик потерял счет времени. Он не представлял себе, сколько часов уже просидел на жесткой деревянной скамье, от которой болели ягодицы. Мужчина велел ему ждать, и мальчик не осмеливался шелохнуться. По счастью, через слуховое окошко был виден кусочек окружавшего лачугу леса. Мальчик пересчитал птиц – семь, хотя, по правде сказать, он не знал, одни и те же это птицы или разные. Не важно. Эти маленькие пернатые создания ободряли его: они подтверждали ребенку, что он еще жив и не совсем одинок в этом мире.

От нежданного звона колокола вдалеке мальчик вздрогнул и принялся считать. Раздираемый между опасением еще долго просидеть на этой скамье и боязнью того, что будет, когда за ним придут, в глубине души он надеялся, что колокол прозвонит тринадцать раз. Это число было на карте, к которой мальчик после ухода старшего надзирателя не прикасался.

Пять.

Уже пять ударов.

Потом шестой и седьмой. И так до тринадцати.

Мальчик почувствовал, как в желудке заворочался тяжелый ком. Сейчас за ним придет проводник. Чтобы отвести куда?

Изображение на карте предвещало худшее. Ему захотелось плакать, горло сдавило, но тут он заметил усевшегося на ветку дрозда и нарочно сосредоточился на нем, не спуская с него затуманенных слезами глаз.

Прошло еще немного времени, зашуршали сухие листья, устилавшие подступы к лачуге, и почти сразу заскрипели половицы крыльца. Перед дверью стоял проводник. А спустя секунду он уже вошел в дом.

На нем была однотонная длинная мантия, доходившие до локтя перчатки, а всю голову покрывала намотанная наподобие тюрбана вуаль. Все было одного ярко-алого цвета, напомнившего мальчику кровь. Он задумался, как же проводник видит хоть что-нибудь сквозь всю эту ткань.

Незнакомец протянул к мальчику руку в перчатке, и тот понял, что должен ухватиться за нее и идти следом. Проводник крепко сжал его ладонь, вывел из лачуги, и они двинулись по петляющей через лес дорожке.

Длинноногий мужчина почти тащил за собой ребенка, который с трудом поспевал за ним и очень скоро выдохся. Каждый раз, когда мальчик отставал, проводник сильнее сжимал его руку и упорно тянул вперед, чтобы мальчик ускорил шаг.

Дорожка в зарослях папоротника вела к вполне надежному деревянному мостику через ручеек. За ним, на сколько хватало глаз, высились могучие ели, которые макушками упирались в небосвод.

Через несколько минут они сбавили темп и вышли к речке, зеленые воды которой лизали скалистый берег. Мальчик обрадовался этой передышке: спина у него уже взмокла от пота. Он приметил лодку, истрепанной веревкой привязанную к единственному деревцу, которому удалось пробиться сквозь каменистую почву. Слабое течение слегка раскачивало суденышко, и это гипнотическое движение привлекло взгляд мальчика. Проводник отпустил его руку и отошел развязать веревку и подтянуть лодку. Потом жестом велел мальчику забраться внутрь. После чего нагнулся, подхватил лежащий на берегу длинный шест и занял место на корме. Они плавно свернули влево, проводник погрузил шест в воду, и суденышко двинулось вперед. Ребенок на мгновение потерял равновесие, ухватился за борта и наконец уселся.

Казалось, скалы по обоим берегам речки очерчивают путь, проложенный богами. Земля клонилась, течение ускорялось. Далеко впереди речушка превращалась в бурный поток с излучиной. Забрызганные пеной скалы создавали препятствия для бунтующих вод. Ребенок не отрывал взгляда от волн, которые вдали становились все выше, и его сердце забилось сильнее. Внезапно раздался замогильный голос проводника, и мальчик стиснул зубы.

– Держись! А то утонешь!

Утлое суденышко неслось к бурным волнам, а мальчонка закрыл глаза и вызвал в памяти мирный образ дрозда на ветке, за которым наблюдал совсем недавно. Мальчик так крепко вцепился в борта, что уже опасался их оторвать. Проводник позади него изо всех сил налегал на шест, сражаясь с течением.

Лодка опасно накренялась, в ушах ребенка свистел ветер, и, всего на мгновение решившись открыть глаза, он увидел, что их поглощает огромная черная пасть. Потом он почуял запах перегноя и плесени. В конце тоннеля стремительно разрастался световой круг, и, когда они наконец выплыли наружу, все мгновенно стихло. Проводник несколько раз уперся шестом, чтобы сдержать инерцию движения, и мальчик заметил впереди полуразвалившийся наплавной мост, от которого начиналась усеянная сухими листьями тропинка. Он понял, что здесь они причалят и снова двинутся в путь к неведомой цели.

Всего через несколько минут они вышли на полянку, в центре которой стояла деревянная часовня. К небу вздымался шпиль, покрытый замшелой черепицей. Проводник подтолкнул мальчика ко входу в часовню, расположенному под коротким козырьком, с которого свисал дикий плющ, и велел ждать. Кровь застыла в жилах ребенка, когда он понял, что́ приколочено к дверной створке. Скелет. Человеческий. Второй раз за день к глазам подступили слезы, и взгляд у мальчика помутился. Мир вокруг превратился в зеленые и коричневые пятна, но, стоило ему поднять веки, скелет, будто насмехаясь, появлялся перед ним вновь.

Из-за угла возник проводник с косой в руке. Ребенок чуть не взвыл. Пробил его последний час, и он смирился, покорно позволив вести себя к собственной смерти. Проводник протянул ему длинное орудие, но тот в страхе попятился.

– Бери! – рявкнул человек.

Ребенок повиновался. Он всхлипнул и свободной рукой утер слезы.

Проводник шагнул ко входу и нажал ручку. Дверь бесшумно отворилась, как виделось мальчику в его самых страшных кошмарах, и он смог заглянуть внутрь.

Его глазам предстало чудовищное зрелище, от которого у него перехватило дух.

11

Здание, в котором помещался Институт судебно-медицинской экспертизы, представляло собой гигантский параллелепипед со сплошь застекленными фасадами. В высоту оно, однако, было не более шести этажей, так что именно основание придавало ему сходство с космическим кораблем современных геометрических очертаний, как если бы пришельцы с других планет имели склонность к брутализму в архитектуре. Дарио велел Максиму сесть за руль, а сам, удобно устроившись на пассажирском сиденье, указывал дорогу. Максим даже подумал, уж не намерен ли его напарник немного вздремнуть.

Автомобиль по служебному проезду обогнул здание и припарковался возле металлической двери. Дарио подошел к кодовому замку, пошарил во внутреннем кармане куртки и выудил оттуда клочок бумаги.

– Код меняется каждый месяц, – пояснил он Максиму.

Замок разблокировался с электронным жужжанием, и двое мужчин двинулись по прямому длинному коридору. В нос им пахну́ло антисептиком, а от ослепительной белизны всех поверхностей оба прищурились.

В конце коридора перед ними распахнулись двери лифта.

– Минус второй, – войдя в кабину, сказал Дарио.

Механизм пришел в движение, и красные цифры на табло начали отсчет.

Дарио порылся в карманах и вытащил упаковку жевательной резинки. Одну торопливо закинул в рот, лихорадочно принялся жевать. Максиму, к удивлению последнего, даже не предложил.

– Предупреждаю, – бросил Дарио. – Я туда не войду. Только провожу тебя до дверей.

– Как это? Ты что, не будешь присутствовать при вскрытии? – изумился Максим.

– Нет, – отрезал тот, энергично тряся головой. – Это сильнее меня, я не могу.

Вскоре они оказались в другом коридоре, более коротком, который заканчивался двустворчатой дверью с круглыми окошками из оргстекла.

– То есть за всю свою карьеру ты ни разу не взглянул на трупы и не присутствовал при вскрытии в морге?

– Нет, один раз было дело. А после этого – всё.

Тучи вопросов роились в голове Максима, однако он решил с ними повременить.

Щелкая подошвами по линолеуму, жандармы приближались к прозекторской.

– И как же тебе удавалось увиливать все эти годы? – продолжил Максим.

– Уступал место коллегам. Клянусь тебе, это какая-то фобия, что ли. Не могу видеть, как кромсают человеческие тела.

Перед дверью в прозекторскую жандармы остановились. Максим взглянул на побледневшее лицо Дарио. У него и самого было ощущение, что близость к тому, чего он боялся больше всего на свете, вызывает в сознании образы расчлененных тел.

– Я это тоже ненавижу, – признался Максим. – Но кто-то же должен смотреть.

– Я ограничусь отчетом судмедэксперта – он будет достаточно подробным, но без запахов. К тому же, строго между нами, ты окажешься наедине с доктором Лефевр. – Дарио подмигнул Максиму и ткнул его локтем в бок.

– Что ты плетешь? – возмутился тот.

– Да я же видел, как ты сегодня утром пялился на эту девицу. И заметь, она, похоже, вроде тебя.

Максим отступил на шаг и развернулся лицом к Дарио:

– Вроде меня – это как?

– Да ну, а я знаю? – прочистив горло, ответил его напарник. – Слегка не от мира сего, мрачная, странноватая, короче. В общем, девушка для Бэтмена. Вперед, старик, она вообще не в моем вкусе! Ни сисек, ни попы… Будто не настоящая женщина.

Максим пожал плечами и на секунду попытался представить, что же такое настоящая женщина в понимании Дарио. И не нашел достойного ответа. Он тряхнул головой, толкнул дверь и вошел.

Он попал в прилегающее к прозекторской помещение, напоминающее декомпрессионный шлюз. Там не было ничего, кроме письменного стола и металлического шкафа. Услышав, что кто-то вошел, доктор Лефевр встала из-за компьютера и обернулась поздороваться. Из-под длинного белого халата торчали резиновые сапоги на танкетке, и она казалась одного роста с Максимом. Их глаза встретились, и жандарм ощутил легкое покалывание в затылке. Ему не удалось выдержать завораживающий зеленый взгляд, и он слегка наклонил голову, чтобы рассмотреть прямоугольный бейдж, на котором было напечатано имя. Доктор Диана Лефевр.

Диана, слегка не от мира сего, мрачная, странноватая, мысленно повторил он. Настоящая женщина.

Она протянула ему руку с длинными пальцами и идеально ухоженными, покрытыми черным лаком ногтями. Максим осторожно ее пожал и с новой силой ощутил тепло. На ее запястье он заметил татуировку и нахмурился. Впечатление дежавю. Подобное чувство японцы называют непереводимым выражением кои но ёкан[10], обозначающим неописуемое ощущение, будто ты знаешь человека всю жизнь, хотя только что с ним познакомился. Настоящая женщина или нет, но Диана пробуждала в Максиме то, чего он сам не мог объяснить или назвать словами. Как бы то ни было, ощущение было приятным.

Диана указала пальцем на шкаф и предложила Максиму экипироваться.

– Вы один? – поинтересовалась она.

– Да, мой напарник немного слишком… впечатлителен.

– Его можно понять, – сказала она, прикладывая магнитную карту к электронному замку, чтобы отпереть дверь в глубине. – Именно по этой причине я обычно приступаю к препарированию трупа до прибытия следователей. Я прекрасно знаю, что далеко не всем нравится зрелище выпотрошенного тела со вскрытым черепом, – заговорщицки подмигнув Максиму, заключила она.

Не ответив, он двинулся за ней следом. За время службы он всего дважды присутствовал на вскрытии, и, если бы сейчас ему предложили поменяться местами с Дарио, он бы охотно согласился.

Прозекторская оказалась ультрасовременной. Гидравлические трансмиссионные столы из нержавейки, многоволновое освещение, установленные повсюду на стенах светодиодные экраны. Прежде чем приблизиться к распростертому на холодном металле неподвижному телу, Диана протянула Максиму тюбик «Викс» с запахом эвкалипта. Он капнул бальзамом под каждую ноздрю.

Молодая женщина обошла стол и опустила свисающую с потолка мощную шарнирную бестеневую лампу. Кожа трупа внезапно сделалась прозрачной. Максим перевел взгляд вправо и с облегчением констатировал, что голова трупа скрыта под черным полиэтиленом.

– Относительно причины смерти больше сказать особо нечего, – начала Диана Лефевр. – Я подтверждаю, что результатом падения стал перелом шейных позвонков.

– А касательно времени?

– А вот тут я уже могу уточнить. Вероятнее всего, преступление имело место между двадцатью и двадцатью двумя часами. – Она сделала шаг в сторону и указала пальцем на голову трупа. – Лицо было искалечено post mortem[11], – продолжила она. – Кости носа совершенно раздроблены, надбровные дуги вдавлены внутрь и превращены в месиво, так же как зубы и подбородок. Единственное, что могло бы послужить зацепкой, – это присутствие кожи, которая не принадлежит жертве, под ногтями указательного и большого пальцев правой руки.

– Как это объяснить? Последствие борьбы?

– Это всего лишь гипотеза, не более, однако можно предположить, что этот человек пытался ухватиться за того, кто столкнул его с вершины башни.

– Можно ли узнать, к какой части тела относится эта кожа?

– Нет, но есть одна странность.

Молодая женщина отошла еще на несколько шагов и прильнула к окуляру микроскопа. Затем нащупала пульт, и на экране над ее головой появилось увеличенное в тысячи раз изображение какой-то розоватой бесформенной кучки. Диана подкорректировала четкость и подняла голову.

– Кожа очень сухая, – пояснила она. – Гораздо суше, чем у трупа. Что указывает на то, что кожа нападавшего отшелушилась раньше, или на некое кожное заболевание.

– Кожное заболевание? – повторил Максим.

– Ихтиоз или что-то подобное. Это вполне могут быть отмершие чешуйки кожи. Разумеется, я проведу исследования.

– Отмершие чешуйки кожи? – повторил Максим, опасаясь, как бы она в конце концов не сочла его попугаем. – Но если они не принадлежат жертве…

– Это-то и странно. Вам решать, зацепка это или нет. Вы – мозг, а я только кромсаю тело.

– Есть еще что-нибудь? ДНК? Отпечатки пальцев?

Диана покачала головой:

– Никаких сторонних следов, за исключением обнаруженной под ногтями кожи; отпечатки проверены по базе. Безрезультатно. Это тоже представляется мне странным.

Она повернулась и, обогнув стол с трупом, подошла к Максиму.

– Я вот думаю: если они боролись и жертве удалось поцарапать нападающего, – продолжала она, – то почему нет других следов?

– Действительно странно…

Диана подняла палец и широко улыбнулась:

– Ах да, чуть не забыла! Гвоздь программы!

Она прошла мимо Максима к широкой рабочей поверхности у левой стены и, выдвинув ящик, достала пластиковый пакет вроде тех, что в жандармерии используются для вещдоков. Помахала им в воздухе и объявила:

– Не имеет никакого отношения к собственно моей работе, но я обнаружила это в заднем кармане штанов жертвы, когда разрезала. Штаны, а не жертву. Криминалисты, похоже, не обратили внимания, а поскольку я знала, что вы придете…

Она протянула пакет Максиму.

На находящемся внутри сложенном вдвое пригласительном билете было написано:

ВЫ УДОСТОЕНЫ ВЕЛИКОЙ ЧЕСТИ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ЦЕРЕМОНИИ. ОНА СОСТОИТСЯ С НАСТУПЛЕНИЕМ НОЧИ, В ПОЛНОЛУНИЕ, В ИЗВЕСТНОМ ТОЛЬКО ПОСВЯЩЕННЫМ СЕКРЕТНОМ МЕСТЕ.

12

После визита в Институт судебно-медицинской экспертизы Максима и Дарио позвали в кабинет судебного следователя, назначенного прокурором Республики.

В итоге судебным следователем стал Моллен, и без того обремененный сложным делом о бойне в Шевалине. Максим прежде уже с ним сталкивался[12]. Напарники изложили ему факты и поделились первыми выводами. Похоже, главной заботой судебного следователя была идентификация трупа, тогда как для дознавателей во главе угла стояло обнаружение виновного или виновных. «Установите имя жертвы – и найдете виновного», – много раз повторил им Моллен. В ответ Максим и Дарио только молча кивали. Одно было очевидно: им дали недельную отсрочку и возможность запросить подкрепление, так что они рассчитывали с толком использовать и то и другое и довести дело до конца.

Служебный автомобиль без опознавательных знаков второй раз за день выехал на извилистую дорогу, ведущую на гору Ревар. Впрочем, теперь Максим и Дарио остановились возле трехэтажного коттеджа с крышей, которая образовывала идеальный равнобедренный треугольник. Деревянная обшивка двуцветная: светло-коричневый внизу, а выше – темно-коричневый, типичный для высокогорных построек.

Припарковавшись, Максим заглушил двигатель, и голос ведущего радиостанции «Франс культюр» умолк, сменившись хриплым карканьем Дарио.

– А ты не больно-то разговорчив, – сказал тот. – Тебе удивительно подходит твое прозвище.

– Что бы ты хотел услышать? – удивился Максим.

– Не знаю, старик! Сегодня твой первый рабочий день, тебя приставили ко мне, мог бы немного о себе рассказать. Ты уже говорил, что у тебя нет детей и ты не женат… Заметь, при том, как ты пялишься на докторшу, я надеюсь…

Максим вздохнул и закатил глаза. В салоне повисла тишина, но Дарио не отвел взгляда.

– А я? Ты про меня ничего не хочешь знать? Задавай мне вопросы! – не отставал он.

Максим выдержал долгую паузу.

– Как насчет твоего прозвища? Может, объяснишь, откуда взялся Кид?

Дарио и бровью не повел. Если вопрос его и задел, по его лицу Максим этого не прочел. Лейтенант поморгал, потом отвел взгляд и отвернулся.

– О’кей, я все понял, – сказал он, выходя из машины. – Ты трудоголик. Ну что же, вперед, будем работать.

Несколько часов назад Дарио удивил Максима, когда изложил старшему лейтенанту Левассеру первые выводы. И именно в связи с его догадкой напарники оказались теперь здесь. Направляясь к поляне на горе Ревар, и убийца, и жертва наверняка проехали мимо этого дома. И Максим был совершенно согласен с напарником: если кто-то что-то видел, то это был хозяин коттеджа.