I измерение

– Что целовать?

– Кукиш! Кукиш трижды целовать! ты что никогда не слышал о подобном?

– Нннет, – заикаясь говорит друг, – нас там хоть бить не будут каким-нибудь поленом по голове?

– В общем, слушай, как тут проходит сватовство. Я говорю вам, где живет невеста, а то вам, гадам, все равно, где напиться. Когда сваты идут по деревне, на улицы выходят местные девки и норовят вас затащить каждая к себе в дом. Вы должны стойко оборонятся и идти к дому невесты. Первым делом дядя Степа поднесет вам под нос кукиш, и вы должны будете его трижды поцеловать, и проговорить: «у вас товар, у нас купец».

– Позволь, а если кукиш этот будет грязный?

– Ничего он не будет грязный, – злился устало главбух, – ты знаешь вообще, что это такое – кукиш?

– Ну болванка какая-нибудь…

Димка даже смеяться не мог.

– Ты сам как болванка! Кукиш – та же самая фига.

– Аааа, – протянул Александр, – так, понятно, что дальше?

– Они, то есть родители невесты, будут говорить, что невеста дескать убогонькая, хроменькая. Но вы берете такую, какая она есть. После достижения компромисса со сватами, отец ее выкатывает бочку пива и начинает пить сам и вас угощает. Все это сватовство, то есть договариваются посторонние, а невесту и жениха не трогают. Понятно?

– Это значит, мы только спрашиваем родительское согласие, так сказать, благословение.

– Да, Александр, вы делаете удивительные успехи!

– А рукобитие?

– Это после. Сначала смотрины. Мы приходим к невесте в дом и смотрим, какая из невесты получится хозяйка. Понятно?

– Это как?

– Мать невесты демонстрирует нам ее рукоделия, домотканые рубахи, вышитые рушники, как накрыт стол невестой и как блюда ей приготовлены. Ее самой на смотринах быть не должно. Понятно?

– Ага.

– А потом рукобитие. Они довольны мной, мы довольны ими. Садимся за стол и бьем по рукам, то есть договариваемся о свадьбе, материальных расходах, месте, времени и так далее. Понятно?

– Теперь да.

– Отлично.

* * *

Свадьбой руководили, как это водится в Енисейце, старые умудренные опытом женщины. Вот и теперь за дело взялась бабка Стюрка Шапошникова, которую в деревне все почему-то побаивались, но и уважали. Она знала все приметы, предсказывала урожайные, неурожайные годы, различные природные катаклизмы. Прежде, чем молодые отправились в сельсовет на роспись и обмен кольцами, Димка и Шурка трижды обошли специально приготовленные очаг.

– Отныне огонь любви должен гореть в ваших сердцах! – зычным голосом сказала бабка Стюрка, бросая в огонь какую-то траву, отчего огонь ярко вспыхивал и разносил приятный запах. Потом бабка Стюрка взяла в пригоршню воды и начала окроплять головы брачующихся. – Вода родниковая! Вода чистая, природная! Так пусть и любовь ваша друг к другу будет как этот родник – чистой и живительной.

Потом, когда молодые сели в украшенную лентами и цветами повозку, лошади тронулись, бабка Стюрка первая затянула старую свадебную песню:

Не было ветру, вдруг навенуло,

Не было гостей, вдруг наехало.

Полон двор, полна горница.

Наступили на новые сени,

Обломили сени новые,

Раздавили чару золоту,

Упустили соловья из саду.

Восплакала свет Александрушка:

Тут Шурка подхватила красивым чистым голосом:

Свет-то мои сени новые!

Свет-то моя чара золота!

Свет-то мой соловей во саду!

Кто же меня равно будет будить станет?

Рано будить, поздно утешать?

Ей ответил Димка, и Ольга поняла, что не даром Емельянов ездил по городам советского союза с ансамблем. Голос у него был сильный и очень красивый.

Да я у тебя соловей на руке!

Я у тебя, Дмитрий Иванович!

Я тебя стану рано будить,

Я тебя стану поздно утешать!

Ольга заслушалась их красивым исполнением и не заметила, как Лешка сменил Ленку подле нее.

– Когда же мы с тобой споем эту песню? – спросил он у Ольги. – Смотри уж на что Шурку честили: она такая, она сякая, душа пропащая. А вперед тебя, умной да красивой замуж пошла, да еще за кого! Не какой-нибудь Федька тракторист, сам Дмитрий Иванович Емельянов!…

– И что?! – перебила его пыл Ольга, холодно окинула взглядом склонившегося Лешку.

Она еще была на него зла за те обвинения, с которыми он тогда накинулся на нее. Ольга не могла позволить подобного обращения с собой.

– Ничего, – также холодно ответил Дегтярев.

Когда брачующиеся начали меняться кольцами, Димка никак не мог надеть колечко Шурке на палец. В итоге, колечко упало и покатилось к близстоящему. Это был Лешка. Он остановил ногою кольцо, поднял и отдал обратно Димке. По гостям прошел суеверный шепот: «Не будет счастья у Димки, – быстро прошептала Ленка. – Лешка все заберет». Когда выходили из сельсовета, Лешка помог Ольге забраться в повозку и, усевшись рядом, предложил:

– Ольга, выходи за меня!

Лебедева ошарашенно глянул на Лешку, потом рассмеялась, но руки не отняла. После того как все расселись за праздничным столом, Дегтярев сказал:

– Ну что, молчание – знак согласия, и я хотел бы выпить именно за это молчание!

Ольга так и не ответила. Она чего-то испугалась, и ей нужно было подумать. А думать было некогда, как потом сказал Лешка, что именно на это он и рассчитывал: «Ты слишком серьезно относишься ко всему. Слишком много думаешь. Счастье не надумаешь, его нужно ловить сразу, как только оно покажет свой хвост. И думать тут совершенно некогда».

Шурка была очень красива: в белоснежном платье до пят, с корсетом и глубоким декольте, на шее нитка жемчуга, на руках атласные перчатки закрывающие локти. В черных густых волосах, умело убранных московской подругой Емельянова в невиданную еще Енисейцам прическу, красовался венок из белых пышных роз. Фату бабка Стюрка надевать Шурке не советовала, сказав: «фата – символ невинности, а тебе она не нужна». Шурка согласилась. Тонкий румянец проступал на смуглых щеках невесты, она то опускал густые длиннющие ресницы, то поднимала глаза цвета спелой сливы, и гордо смотрела на гостей.

– Да, Шурка не человек, а кукла. Красивая кукла, которой играли многие, но души у этой куклы нет. Есть только холодный расчет, – тихо говорили за столом девушки, которая все никак не могли выйти замуж. Многим Шурка перешла дорогу, ее ненавидели и боялись.

Однако, несмотря на все пересуды за столом, веселье удалось на славу. Мишка – свадебный шут, в этот день особенно неистовствовал. Навязчиво донимал Ольгу и Лешку, включая их во все игрища. За этими конкурсами Лебедева помирилась с Лешкой. И, в конце концов, им удалось сбежать от зоркого глаза Мейдзи.

ГЛАВА 4

Измена

– Ленка, что я делаю? Что делаю? – Ольга прижалась лицом к подушке.

– А что ты делаешь? – Ленка, как обычно, пришла заниматься французским.

– Я уже третий день не ночую дома, – выпалила Ольга.

Соседка от неожиданности выронила французский словарик и быстро испуганно оглянулась на дверь.

– Дома никого нет, мама пошла к Авдотье Семеновне Дегтяревой в гости. Отец, сама знаешь, на семинаре в Москве.

Ленка кивнула, потом спросила:

– А где же ты?

– у Лешки, – прошептала Ольга.

Ленка вылупила глаза и села на стол. Она, схватившись за голову, спросила:

– У тебя что в башке? Совсем с ума спятила?

Ольга рассмеялась.

– А Марья Тихоновна что говорит?

– Ничего Марья Тихоновна не говорит. Ей это вообще не нужно. Даже если бы я вовсе исчезла, она бы и не заметила. Я никогда ей не была нужна, она меня родила для отца.

– Это батя еще ничего твой не знает. А вот узнает… – Ленка даже задохнулась от ужаса.

Осуждение главного агронома боялись все, даже Долгов считался с мнением Лебедева. Многие ходили со своими спорами и именно к Дмитрию Семеновичу, а не к председателю. Лебедев всегда справедливо разрешал все вопросы. От его строгого, всепроникающего, пробирающего до мурашек взгляда становилось как-то жутковато, не по себе. И, если человек в чем-то виноват, он сознавался тут же. Единственный, кто не боялся оспаривать Лебедева, не боялся ни взгляда его, ни слов угрозы, была Ольга. Дмитрий Семенович гордился своей единственной дочерью и потакал всем ее капризам, в рамках разумного, конечно.

Через две недели после этого разговора, Ольга как-то зашла в сельсовет. На крыльце стоял Димка, он не курил, сигарета тлела в его руке. Главбух о чем-то крепко задумался. Надо отдать должное, Емельянов жил с женой на зависть всем очень хорошо. После свадьбы Димка взял отпуск и вместе с Шуркой поехал на юг в Сочи. И вот вчера они вернулись.

Ольга схватилась за перила, опять это головокружение и тошнота, донимавшая Ольгу второй день подряд. Она остановилась и вдруг села на ступени, так сильно сжало грудь каким-то железным обручем. Димка поспешил к девушке.

– Что с вами, Ольга Дмитриевна?

– Сердце, наверное, – выдохнула бледная Ольга.

– Я сейчас, – Димка вскочил в свой кабинет, схватил в аптечке корвалол, накапал, развел водой и подал Ольге. Она выпила, но еще некоторое время посидела на ступеньках. И тут ее стошнило.

– Ничего, ничего, – Димка принес воды и полотенце.

Ольга умылась. Емельянов помог ей встать и пройти в свой кабинет. Тут сидела Верочка, она писала заявление на отпуск. У нее уже обозначился животик, но Верочку все никак не могли отпустить, несмотря даже на все угрозы ее старшей сестры Натальи Павловны Алмаз, нынешнего директора школы. Верочке не было замены, но теперь, когда приехала Шурка, которая некогда окончила курсы секретаря-машинистки, было решено взять на место Верочки Шурку. Чему последняя была несказанно рада.

Димка вышел за чайником. Верочка уже написала заявление и, посмотрев на Ольгу, неожиданно спросила:

– Какой срок?

– Чего? – не поняла Ольга.

– Срок, спрашиваю, какой? Меня в первые дни тоже вот так полоскало, и голова кружилась, как я только забеременела, а я не понимала, в чем дело. Свекровь позвала бабку Стюрку, ну та мне и сказала, что я беременна и что будет у меня девочка. Ольга слушала Верочку и ничего не понимала, все плыло у нее, как в тумане.

– Мне нужно домой.

– Ничего, посиди еще. Сейчас Димка придет, тогда и пойдешь.

Димка пришел, но он не отпустил Ольгу до тех пор, пока ей не стало лучше. Потом он проводил ее до дома. Ольга легла на кровать, и вдруг в ее голове кто-то громко сказал: «беременна!» Ольга прокручивала в голове, нужно завтра же сходить к бабке Стюрке.

На следующее утро Ольга не могла встать, ноющая боль в пояснице, рвота головокружение. Она послала забежавшую за ней на работу Ленку за бабкой Стюркой.

– Я за Глафирой Петровной лучше сбегаю.

– Нет! – остановила ее Ольга. – Не нужно Дегтяреву, иди за баб Стюрой.

– Ага, – Ленка скрылась.

Вскоре пришла молчаливая грозная старуха. Она зорко осмотрела Ольгу.

– Беги отсюда, девка, – сказала она и повернулась уходить.

– Да? – спросила Ольга.

– Да, – сухо ответила бабка Стюрка, – девочка.

– Дай отвар, – Ольга превозмогал ужасную боль. – Не хочу.

– Надо, – изрекла старуха. – Тебе надо, им надо! – потом быстро взглянула на Лебедеву. – Им больше, чем тебе! Дааа, сбылось!! – и она молча пошла к выходу.

Вдруг в глазах у Ольги просветлело, боль куда-то ушла. Она непонимающе посмотрела на Ленку, испуганно прижавшуюся к книжному шкафу.

– Беременна я, Лена.

– Я поняла. Ты лежи, мы сегодня сами.

– Отчего же сами, я с вами.

* * *

Жизнь у Шурки налаживалась к лучшему. Теперь она была обеспеченной женщиной. Жила в только что отстроенном доме главбуха, работала секретарем у Долгова, а не как раньше скотницей. Да в ней самой появилась какая-то степенность замужней дамы. Раньше Шурка была поворотливая, неусидчивая, ловкая, болтливая, теперь это томная, красивая женщина.

На следующий день после случившегося, Димка уехал в командировку в Москву, нужно было отвезти какие-то бумаги. И Шурка все же так и осталась Шуркой, начала искать себе жертву. Теперь ее не устраивали трактористы, она начала заглядывать на Лешку. А Лешку Ольга никак не могла поймать, чтобы рассказать о посещении бабки Стюрки. Он все отмахивался и ссылался, что работы сейчас много.

Однажды под вечер прибежала Ленка. Она долго бегала по комнате, жестикулируя и издавая лишь какие-то звуки. Ольга не выдержала и стала гадать:

–Ты решила примкнуть к бабке Стюрке и репетируешь какой-то ритуал.

–Лешка – козел!

– Ого! – рассмеялась Ольга. – Сильненько!

– Бабы за твоей спиной знаешь, что говорят?

– Что Лешка – козел?

– Нет. Я просто не хотела тебя расстраивать, ты такая вспыльчивая, оденешь еще кому-нибудь ведро на голову. А сейчас сама убедилась…

– Говори, – Ольга отложила свое шитье и насторожилась.

– Бабы говорят, что Лешка ходит к Шурке. Как только Димка уехал. Уж какую ноченьку воркуют вместе. Я им, конечно, не верила. А сегодня пришла да свет не включила сразу. Смотрю, Лешка твой голый по пояс высунулся из Димкиного окна и курит спакойненько, на мои окна поглядывает. Я глядь на часы, а там еще нет семи. С работы раньше пришла, вот и застала.

– А мне сказал, что тетрадей много проверять. Сочинения писали.

– Ага, понятно, какое у него там сочинение.

Ольга решительно оделась и вышла во двор. У Емельяновых свет не горел. Она быстро пошла к их двору. Но тут увидела, что к сельсовету подъехала машина главбуха. Ольга пошла к нему навстречу.

– А-а, Ольга Дмитриевна, как себя чувствуете? – Димка был в прекрасном настроении, насвистывал что-то бодрое.

– Замечательно, – сквозь зубы ответила Ольга. – Я к вам в гости.

– Замечательно, – обрадовался Дмитрий.

– Правда, поздновато, но это ведь не страшно, – Ольга дернула дверь – на запоре.

– Да что вы, мы всегда вам рады? – Димка хотел постучать, но Ольга перехватил его руку, и подставила палец к его губам.

– Ключ от дома у тебя есть? – прошептала она.

Димка удивленно вынул ключ, открыл двери. Вошли. Тихо. Капает вода. Ольга быстро идет в комнату. Включает свет. На кровати приподнимаются двое: Шурка и Лешка. Димка в один шаг оказался рядом с кроватью, стащил за волосы Шурку, швырнул в кухню.

– Вон из моего дома, потаскуха!! – прогремел муж.

– Дима, одежда, – голозадая Шурка пыталась прикрыться кухонным полотенцем, замерла перед дверью.

– Какая тебя одежда? – Димка помог спуститься Шурке с крыльца.

Тем временем Лешка надел штаны и пытался надеть рубашку. Ольга молча смотрела на это с усмешкой, она стояла, прислонившись к комоду, и скрестив руки на груди. Лешка с опаской пошел к двери, у которой она стояла. Ольга оттолкнула его к окну:

– Куда? Разве так уходят герои-любовники от чужих жен?

– Прости – тихо уронил Лешка.

– В окно! – Ольга схватила с комода большой глиняный кувшин. Лешка испуганно открыл окно и выскочил на улицу. Лебедева еще держала в руках кувшин, когда вошел Димка. Он подошел к Ольге, заглянул ей в глаза, прошелся по комнате, насвистывая всю ту же бодрую мелодию, остановился у окна.

– Ты рад? – спросила Ольга.

Димка подошел к ней, взял из ее рук кувшин.

– Да, рад – Димка смотрел Ольге в глаза. – Одного не могу понять, чего ему не хватало. Дурак. Впрочем, я знал, что так получится.

– Ты знал, что так получится? – Ольга удивленно уставилась на Димку. – Как так?

– Так , – Димка кивнул на кровать. – Дегтярев играет с людьми. Он думает, что хитрее и умнее всех. И я решил сыграть по его правилам. Я создал все необходимые условия, чтобы твой Лешенька клюнул. Ну, а на ловца, как говорится, и зверь бежит.

– Я тебя не понимаю, – Ольге в голову лезли дикие мысли, одна хуже другой.

– Мне очень хотелось тебе доказать, что он тебя не достоин. Он подлец, и скрывает свое истинное лицо. Он ведет двойную жизнь.

– А Шурка? Она ведь жена твоя?

– Шурка, – Димка усмехнулся, – Шурка тоже думает, что умнее остальных, уверена, что все хотят быть с нею. У неё был расчет в этой свадьбе, а у меня был свой расчет. Она была Лешкиной приманкой.

– Приманкой?

– Да. Я взял ее сюда специально, чтобы он к ней пришел. Ведь у нее дома неудобно, а тут, – Димка кивнул на комнату. – Да и кто такая, в конце концов, Шурка Сковородникова – коровница, неинтересно. Алексей Семенович Дегтярев смотрит лишь на девушек завов да главов. Ольга Лебедева – это интересно. Непокоренная красавица, дочь главагронома. Вот и Шурка вдруг стала Александрой Сергеевной Емельяновой, жена главбуха и секретарь председателя. Почему бы и нет, стало вдруг интересно. Однако, я и не предполагал, что это у них все так быстро случиться.

– Нууу, Емельянов! – Ольга оттолкнулась от комода и прошлась по комнате. – Нууу, Емельянов! Вот так удивил. И свадьба тоже пункт этого бредового плана. Ты страшный человек, Димка!

– Поверь мне, Дегтярев еще страшнее. Он бы всю жизнь изменял тебе. Ольга брезгливо поморщилась, пошла к выходу. Димка кинулся поперек, загородил дорогу, рухнул перед Ольгой на колени, обнял, прижал горячий лоб к животу, прошептал: «Никуда не отпущу. Никуда! Никуда! Никуда!» Ловил, целовал ее руки. «Никуда не отпущу. Никуда!»

– Дурак! – Ольга отталкивала его, потом взяла его в лицо в свои ладони. – Я от него ребенка жду.

– И что с этого? Я люблю тебя, понимаешь?

– Знаешь, как говорят: с милым рай в шалаше до первых заморозков.

Ольга оттолкнула Димку, перешагнула через него и вышла из комнаты.

* * *

Рано утром, как всегда, забежала Ленка и очень удивилась, застав подругу с сигаретой в большом платке, накинутом на плечи. Лебедева сидела на подоконнике и, устремив взгляд куда-то в угол, курила, курила. Рядом стояла пепельница, переполненная окурками и пеплом.

– Ты с ума сошла! – Ленка ударом по руке Ольги выбила сигарету и быстро схватила коробку. – Тебе же нельзя, дуреха!

– Почему? – угрюмо спросила соседка.

– Урода родить хочешь? Ты ведь никогда не курила, – Ленка вытерла стол и, захватив пепельницу, быстро вышла на кухню.

Когда она вернулась, Ольга по-прежнему сидела на подоконнике

– Тянет, – проронила бесцветно Лебедева.

– Куда? – не поняла подруга.

Ольга отвернулась к окну и, закрыв руками лицо, беззвучно заплакала.

– Да ладно тебе, – махнула рукой Ленка.

– Я пропала, – Ольга вдруг начала биться головой о раму. Захлебываясь, она несколько раз повторила, – меня больше нет.

Ленка испуганно попятившись к двери, закричала:

– Марья Тихоновна! Дмитрий Семенович!

– Что ты так голосишь? – Дмитрий Семенович быстро вошел.

Ольга не слышала его. Отец подошел к дочери, отнял ее от окна и, обняв, снял с подоконника. Ольга прижалась к нему, отец гладил ее по волосам, приговаривая:

– Ничего, доченька, ничего. Тихо, тихо.

Ольга подняла заплаканное лицо и, глядя отцу в глаза, сказала:

– Я хочу отсюда уехать, папа.

– Хочешь – уедешь. Зачем же стулья ломать.

– Какие стулья? – успокоившись, но еще всхлипывая, удивилась Ольга.

– А это ты у мамы спроси. Садись, дочка, – он сел рядом на табурет, она на кровать. – Куда собралась?

– В Москву.

– Почему туда, может куда-нибудь поближе.

– Там Долговы, Адрианчук близко, да и подальше отсюда.

– Когда?

– Да хоть сейчас.

– Сигареты мои зачем утащила?

Ольга улыбнулась и пожала плечами.

– Ладно, – отец поднялся. – Ты собирайся, а я поеду в Светлоярск, возьму тебе билет на ближайший поезд в Москву. И больше не реви! – он шутливо погрозил пальцем и вышел.

В комнату несмело вошла Ленка:

– Ты меня напугала.

– Я уезжаю, если получится, то сегодня. Он изменил мне, не хочу его больше видеть. Поможешь? – Ольга вытащила из кладовки большой дорожный чемодан. С ним Марья Тихоновна ездила каждый раз на отдых.

Ленка стала вместе с Ольгой укладывать вещи. Эти сборы не заняли бы много времени, если бы Ольга так долго не думала над каждой вещью: брать или не брать. Ближе к обеду чемодан, наконец, закрыли, навалившись на него хорошенько. Ленка убежала домой встречать с работы отца, а Ольга принялась ходить из комнаты в комнату. Так, сделав несколько шагов по кухне, она повернулась – в дверях стоял Лешка. Ольга вздрогнула от неожиданности. Но тут же взяла себя в руки.

– Ты думаешь, что я пришел к тебе, чтобы просить прощения? – спокойно спросил Дегтярев. – Нет, зачем? Я ведь знаю, что ты меня не простишь. Зачем же мне унижаться, – он сел на скамью и, закинув ногу на ногу, насмешливо посмотрел на тонкое бледное очень спокойное лицо Ольги.

– Вон! – произнесла тихо, но сильно Ольга.

– Я уйду. Но прежде скажу все, что я думаю. Все, да, я скажу. Ты думаешь, я любил тебя. Это вряд ли, – Лешка потер ладонями лицо. – Хотя… кого я обманываю… Да! я любил, люблю и буду любить. Черт, ненавижу себя за это! Я пытался от тебя удрать, не удалось. Я хотел не думать о тебе, не вспоминать. Ты отняла у меня свободу, я ненавижу тебя за это. Пойми, я не создан для тихой семейной жизни у черта на куличках.

– Вон отсюда! – Ольга кинулась на Лешку с кулаками.

Он перехватил ее руки.

– Да, я понял, что мне нужно, чтобы ты сама оттолкнула меня, иначе я сам от тебя никогда не оторвусь, да так и умру в тихой комнате под тиканье часов рядом с тобой, заботливо поправляющей подушки. Прощай, Ольга! – Лешка резко отпустил ее руки и, оттолкнул от себя, исчез также внезапно, как и появился.

Ольга пару секунд стояла с опущенными руками и смотрела на дверь. Вдруг кинулась за Лешкой, схватилась за ручку двери, но тут же остановилась, прислонившись лбом к притолоке.

ГЛАВА 5

«В Москву! В Москву!»

За ужином отец рассказывал о своей поездке в Светлоярск, о том, что достал билет на шестичасовой утренний поезд. Марья Тихоновна была очень рада решению дочери уехать.

– И что повлияло на твое решение уехать? Предательство Дегтярева?

– Нет, беременность, – спокойно ответила Ольга.

Родители уставились на дочь.

– Что? – обомлела Марья Тихоновна.

– Да, мама, откуда это: зачем же стулья ломать?

– Какие стулья? – Марья Тихоновна оглянулась на мужа.

Дмитрий Семенович расхохотался.

– Я не понимаю… это жестокий розыгрыш?

В окно постучала Ленка.

– Ну что, когда?

– Завтра, в шесть утра. Поедешь?

– Да, провожу.

* * *

Первое, что сделала Ольга, когда приехала в Москву, так это постучала в дверь Долговых. Открыл Сергей, и Ольга очень этому удивилась:

– А где Наташка?

– В больнице, – Сергей помог снять пальто.

– Что случилось?

– Прибавления ждем. Она скоро придет. А я вот с ребятами, наша няня опять заболела. Чаю будешь?

– Да, не откажусь. Ну как вы тут, все так же ссоритесь?

– Нет, мы больше не ругаемся.

– Что, остепенился?

Сергей в ответ лишь рассмеялся.

– А ты чего с чемоданами?

– Я насовсем сюда. Осталось только угол найти, да занятие какое-нибудь.

– Все ясно. Это дело наживное. Ничего, у нас места много. Останешься на первый случай.

– Спасибо, Сергей.

Через час пришла Наталья. Она была рада тому, что Ольга остановилась именно у них.

– Вы не представляете, Адрианчукам дают в центре квартиру, и они попросили им помочь с переездом.

У Натальи был уже порядочный срок и она уже перешла на одежду свободного покроя. Но как была удивлена Ольга, когда такой же животик увидела у Любаши Адрианчук и счастливого Андрея с Максимкой на руках.

Ольга жила то у Адрианчук, то у Долговых. Помогала Наталье с ребятами, у Адрианчук занималась ремонтом. «Побольше работы – поменьше мыслей» – как молитву твердила Ольга. Вскоре ей удалось получить работу на заводе и комнату в общежитии.

В этот год Лебедева, Долговы и Адрианчук особенно сблизились, жили большой дружной семьей.

* * *

Лето было в самом разгаре, когда Танька Бальцерек покинула Севастополь и направилась в Енисейц. По дороге планировала заехать в Москву. И первому, чему поразилась Ольга, так это то, что Танька приехала не одна. В ней билось второе сердечко. Удивлению Ольги поразились Любаша и Наталья:

– А ты не знала? – в один голос спросили они так, что Ольге стало даже стыдно. Ведь она после того письма, которое пришло к ней после весенней распутицы, так и не связывалась с подругой.

– Вот так Василий! – смеялась Любаша. – Гигант! Всю медицину надул! Он не только медицину, он Татьяну надул!

– Люба, прекрати! – шутливо сердилась Танька и отбивалась от Любаши, которая так и норовила ее пощекотать.

Когда вечером угомонились дети, подруги вышли на балкон. По Москве-реке медленно шли пароходы, внизу сновали машины, макушки деревьев, достававшие до окон, слабо вздрагивали от налетевшего вдруг ветерка.

– Ну как ты? – спросила Танька Ольгу.

– Не плохо. Вот, работу нашла на заводе. Ничего особенного, так с бумажками сижу целый день. Комнату дали в общежитие от завода. В общем, не жалуюсь.