Идка

Приехала мастер, выдала всем деньги за один месяц – стипендия, рублей около тридцати, не помню просто. Второй раз приехала через месяц, опять привезла стипендию. Выдала задания, проекты на телефонную станцию, по мощности у всех разные. У меня полторы тысячи, надо рассчитать, сколько потребуется кабеля разного, оборудования и приборов. На сей момент уж и не помню все эти ШИИ, ДШИИ, ГИИ, стойки, неважно, что в дебри лесть.

Кстати о дебрях, чуть позже напишу и про них, коль вспомнила. Нет, зачем позже, прямо сейчас расскажу. Поселили нас в общежитие. Мы с Валюхой в одну комнату попали, если мне сейчас верить, то комната на четверых.

Рядом стояло два общежития мужское и женское. Лето, музыка, вечером собираются у женского, волейбол, музыка, танцы. Когда мы уж немного обжились, разумеется, точную дату и час не скажу. В один из вечеров таких танцевали, играли. Рядом лес густющий, северный, тяжёлый. На опушке хорошо, солнце уже на заходе, освещает её ярко, вид сказочный. Решила я красоту такую ближе посмотреть, руками потрогать, носом длинным своим запахи ощутить. Девчонок отвлекать не стала и пошла к ней, опушечке той.

Гуляла, гуляла по ней, ребят видела. Слышала, шум, гам, смех, музыку, рядом же. Вдруг поняла, что-то изменилось. Оглядываюсь. Матушки мои, деревья – великаны, кусты вокруг меня, писк какой-то. Кинулась в одну сторону, другую. Сразу стало темно. Музыку слышу, пытаюсь идти на неё, а получается, что я в лес дальше иду. Страшно стало, кричать «ау» начала. Никто не откликается, шорохи кругом, как будто лягухи квакают. Иду, иду, кричу. Проваливаюсь в какие-то не глубокие ямы, в некоторых вода, выползаю из них. Вдруг, кажется, мелькнул свет. Кинусь в ту сторонушку – фигу нате! Я уж реву белугою. И кричу сквозь слёзы, может, кто услышит. Темно так, что деревьев не вижу, натыкаюсь на них. Устала, замёрзла, опять оступилась в очередную ямку, присела на край и вою. Показалось – крик, услышала, аукать стала. Оказывается Валентина через какое-то время поняла, что меня не видит, побежала в общагу, меня не нашла, вернулась во двор, опрашивать народ стала. Кто-то из окна высунувшись, видел, как я пошла к лесу и гуляла по опушке. Наши девчонки пошли в лес искать пропажу. Нашли. Теперь уж гуртом плутать стали, весело со смехом, пока не вышли к огороженной колючей проволокой территории. Это военная часть вроде была, не помню, по-моему, даже солдат подходил и подсказал, как выйти. Прогулка на опушке леса, пока вышли к общаге, продлилась до половины первого ночи.

У нас с Валей общий кошелёк, отложили деньги на жратву сразу, купили тушёнку, макароны, каши в банках с мясом, борщи-рассольники. Порошок для стирки. Всё по уму. К нам позднее присоединилась Белавина Люда, она свердловчанка. Денег нам хватало. Мы даже покупки сделали. Купили обе босоножки, по летнему платью, а я ещё и туфлёшки. Люде часто присылали деньги, сестра привозила продукты. Валюхе один раз выслали денежку, мне ни разу.

Комбинат огорожен по периметру высочайшим забором, с колючей проволокой. С прожекторами и вышками, а на них солдаты с автоматами. Вход по пропускам. Мы работали около основной территории, отдельное здание, выстроенное специально под АТС. На работу к восьми. Идёшь по дороге, а рядом проезжают прямо киношные машины, с заключёнными, окна в машинах под решётками, в кабине солдаты вооружены, снаружи сзади двери на замке, солдат с автоматом и огромной овчаркой. Прокатит этак машин до десятка, вечером после работы та же картина. Из окон в нашу сторону комплименты, сальности и гадости.

В столовке кормят хорошо и не дорого, порции большие. Мы даже потолстели, видно на фото, килограммов пятьдесят я весила. Смонтировали станцию, нашу работу оценили на отлично. Подвели АТС до наладки.

Мы возвращаемся в Челябинск дописывать проекты и защищать их.

Проект защитила на отлично. Валюха также.

Мастер по производственному обучению (мастер группы) и преподаватель по специальной технологии, обе уговаривали меня поступать в институт. Мастер приглашала остаться после окончания учебы в училище работать мастером. Преподаватель спецтехнологии уговаривала в институт, так как работала в нём и обещала поступление и учёбу такую как мне будет удобно: очно, заочно, вечернюю. Разговаривали со мной при закрытых дверях. Я отказалась.

Свидетельство об окончании ГПТУ с отличием заслужила Берг Ида, у Вали была одна четверка, мне кажется, ей тоже написали с отличием, забыла уже.

Мы ждём распределение. Подавали мастеру заявку с Валюхой на Свердловск, туда мест было мало. Сердце замирало при чтении заявок.

Мы едем в Свердловск, зарабатывать свои, потом политые денежки.

На сегодня всё. Закончился очередной отрезок моей жизни.

Глава 14

Привет, Мама,

Да интересно было бы посмотреть, чтоб с тобой случилось последуй ты зову мастеров в училище или того агронома или кого уж там в деревни :)

Читаю и прям складывается целая книженция про жизнь Иды Берг ;) тебе нужно сейчас написать вот так как пишется, а потом взять это все и обрастить маленькими подробностями, диалогами и прочим и будет вообще крутая вещь. Интересно почитать про житуху студентов шестидесятых :) Когда к нам в Томск проезжала наверно невольно сравнивала житуху-бытовуху ;)

Эх молодость студенческая… Помнится, когда я в школе учился, ты говорила, что студенческие годы самые развеселые. Так оно и было. И раз ты про это говорила, значит наверно и у тебя также было, несмотря на все трудности.

Пиши есче :)

Ну, какой же из меня создатель диалогов, надо ж знать и помнить их. А ежели, не помнишь, то сочинить. Сочинительство же – талант, а он свыше даётся, наверное.

Читай уж, что есть. Сам если захочется досочиняй, во что горазд будешь.

Ну, какая, студенческая жизнь у нас, так, название одно, почти школа. Посчитай, учились-то сколько. Какие-то безобразия на переменах, шкода почти детская. Ходьба по парам строем. Ой, и годы ты вспоминаешь, да месяцы, считанные, в студенчестве находились. Ну, ладно.

Итак, остаются позади родительский дом, Копейск, Челябинск, а впереди неизвестный нам с Валюхой Свердловск. Билеты куплены на поезд Челябиск-Свердловск, вагон, возможно общий, а может быть плацкарт, едем ночью. Нас всего человек 13 наверно, едет. Ойииыы, не помню, что-то совсем головёнка не хочет работать.

Знать бы, что предстоит через десятки лет писать о времени пережитОм, то уж точно – дневник бы завела. Изощрялась бы в написании, все диалоги живенькие, слезливые и смешные переполняли бы написанное, глядишь, литературное поприще осилила бы. Но великое слово «бы» – мешает.

С нами попутчики – солдаты, едут в отпуск. Служили в Копейске, на заводе «Пластмасс». Завод секретный, на работу в завод принимают через Москву. Федяков, папашка ваш, некоторое время там работал, но, разумеется, не на основном производстве, но анкета всё равно добро получала в столице. Основное производство находится под землёй. Солдатики рассказывали – стоишь на посту, вдруг из-под земли выползает такааая дуурра, волосы дыбом. Вот такой секрет они выболтали нам. Клятвопреступники!

Наутро мы были в Свердловске. Серый, грязный вокзал. Серый тёмный город, пасмурная погода. Ра зо чи ро ва ни е на лице и на душе. Тоска обуяла неподъёмная. Ощущаю себя в каменном мешке (потом привыкла). Направление нам выдано в Свердловское монтажное управление треста «Промсвязьмонтаж». Управление располагается на ул. Малышева. Принята я на работу монтёром связи третьего разряда. Разряд присвоен в училище. С третьим разрядом нас несколько человек (три-четыре). Один мальчишка с четвёртым, остальные со вторым. Принята я на работу 19 июля 1966 года.

Наш участок находится от управления далеко, на Уралмаше. Поселили нас (девчат) в женском общежитии строителей (с Валентиной попали в разные комнаты, через стенку), если не ошибаюсь по улице 8-го Марта. Недалеко, чуть дальше от нас, находится автовокзал, на трамвайчике две-три остановки.

О праздниках желудка

До Уралмаша добираемся на трамвайчике. Идём неспешно до участка, по пути проходим мимо гастронома, в нём есть уголок с высокими столиками (кафетерий), заходим в него выпить чашку кофе с коньяком или ликёром, съесть сдобную булку (завтракаем). Это происходит, когда мы возвращаемся из командировки или работаем в Свердловске.

Рядом с общагой диетическая столовая и ещё одно общежитие студенческое, подальше в другую сторону от нашей общаги столовка студенческая. Она, против нашей диетической столовой много дешевле, но в ней пища гадкая.

Когда находимся в Свердловске, питаемся в диетической и ездим в пельменную. Отстоишь очередь, закажешь две или две с половиной порции пельмешков (25 – 36 штуки) с масличком, да прихватишь полстакана сметаны, да перчиком присыпишь, да горчичкой помажешь, и двумя кусками хлеба, в два пальца толщиной, поддержишь праздник желудка, за ушами пищит, пузо трещит. А ещё, было место, где покупали вкуснейшие беляши, съжирали сразу по три-четыре штуки. Когда в столовую ходили, мне мальчишки говорили – Идка, тебя легче убить, чем прокормить. Конечно, они питались в среднем копеек на семьдесят, а мы с Валентиной на рупь, рупь-десять. Они хлебную котлету заглатывают, а мы бифштекс толстый с яйцом и жареным луком или шницель величиной с ладошку, соком исходящий с удовольствием счавкаем. Рааазница.

При жратве такой не откладывалось сало в теле, не походила на свинушку из мультика «Ну, погоди!», поджарая была, как легавая собака. Так питались в Свердловске, в других городах приходилось есть-пить по-разному.

Работа из города в город.

Начальник нашего участка кавказец (осетин по национальности) Тайсаев, не сохранилось в памяти имя, отчество. Худой чёрный, человек невысокий, взрывной по характеру, не женат. Есть еще секретарь незамужняя симпатичная женщина, старше нас, ноги колесом (косолапая до невозможности). Они с начальником в любовной связи, но скрывают это, однако шила в мешке не утаишь. Сколько всего работников на участке нам неизвестно, так как все постоянно в разъездах, в командировках находятся от 30 до 45 или 60 дней.

Возвращаются, на три-пять деньков, только чтобы отчитаться по командировке и получить новое задание и вновь поездка. Колесим по Свердловской области.

Работали в Каменске-Уральском, сейчас не помню на каком заводе, но монтировали АТС, где-то в подвале (бомбоубежище). Оборудовано там всё так, чтобы можно было переждать бомбёжку. Связь, электричество (автономное), запасы воды, кровати и бельё и прочее. Душевые кабины. Везде двери металлические толщиной сантиметров 20-25. Девчонки пойдут в душ, закроют дверь изнутри, моются, мнят себя в безопасности.

Как-то нам с Валентиной стало скучно. Я надыбала ключ большой 32х36 что-ли, и мы снаружи их открыли, а сами за дверь спрятались, визгу, крику, нам весело. Дуры старые! В обеденный перерыв мы играли в бильярд, он находился на первом этаже, Лёша Кошеваров (вместе учились и работали, у Вали с ним позже даже приключился романчик) нас учил. Очень неплохо получалось в лузы шарики забивать.

В городе в то время, когда мы там работали, нашествие цыганских таборов было. В парке и около него стояли их шатры и всюду цыганки цеплялись к горожанам. С нами в этой командировке работала Рита Картапова, она очень боялась цыган, в детстве наслушалась всяких страшилок или её похищали даже. Идём на работу с работы, она дрожит, ноги заплетаются от страха. Заприметила она, что меня цыгане стороной обходят, стала меня за руку брать и вставать между мной и Валюхой, я иду с краю. Так спасалась от страха. Действительно, цыганки ко мне не подходили.

После Каменск-Уральского отправили нас в Сургут, в посёлке Нефтяник, для нефтяников, монтировать телефонную связь. Нас пять человек, возможно больше, сохранила головушка только этих. Лиля, она на год раньше нас устроена на работу. Галя Берлина, Толя Ростов (он за бригадира, почитает меня за сестру ещё с учёбы), Валюха и я.

Поселили нас, девчат, в мужском (женского нет) двухэтажном общежитии на первом этаже, в красном уголке. Поставили раскладушки. Потом к нам ещё подселили трёх женщин: две Маши (большая и маленькая) и Люда, она семейная, у неё муж тоже живет в этом общежитии.

Позже нас приехал ещё один мужичок: Саша, работал с Толей Ростовым, кабель прокладывали. Ему, наверное, около сорока лет. Он алкоголик. Мы от него прячем спирт и канифоль (для пайки) разведённую спиртом. Но он разживается на стороне выпивкой. В магазине спирту полно, водки и прочего. Допился до белой горячки, страшно нам было, жуть.

Несколько дней мы его держали у себя в комнате. В столовую и на работу водили за руку. Он же больной, фантазий в голове много. Кругом него шпионы, пытаются выведать государственную тайну, прячется, руки горячим утюгом прижигает, чтоб по отпечаткам его не нашли, дали мы ему тетрадь, он за ночь её всю исписал такое написал, что в ту пору издать, премия была бы.

Милиционер один взял у нас почитать, пошла тетрадь по мильтошкам, из рук в руки, так и не вернули. Отправить на большую землю не можем, рейса нет, сопровождения нет. Медики и милиция в курсе. Однажды сбежал, кругом тайга. Все искали. Нашли ребятишки, увидели, как дяденька залез в трубу и песком себя засыпает. Натерпелись с ним. В итоге был отправлен в Свердловск.

Так смутно вспоминается, не идут картинки и всё тут! Так это давно было.

Ещё, пакость ученичества, напишу. Лилька курила. Мы не курящие. Она взяла над нами шефство – немедленно научить несовременных девочек курению. На работе в перерывах она нас дрессирует. Под команду вдох и выдох, дым коромыслом, кашель чахоточный, сопли, слёзы. Мне хватает двух затяжек, я пьяная, зеленая, серая. Пришёл с обеда Толя Ростов, увидел меня, почти невменяемую, девок отматерил – мол, сами курите, Идку не трогать, увижу, будет вам худо. Меня на руки и в общежитие притащил, на раскладушку положил, меня рвёт, налил воды на голову, отругал. Маша, женщина у нас жила беременная, испугалась, что это со мной. Меня звала – золотка. Ей Толька объяснил, в чём дело. Так закончилась моя учёба, но козырнуться, тем, что «умею», могла. Девчата опыт переняли.

Видится страшенная гроза. Мы завесили окна одеялами, так громыхало, выло и сверкало, жутко было слушать. Когда сверкание началось под окнами, любопытство победило страх. Мы забрались на стол (он стоял у окон, длиннющий, комната – «Красный уголок» тоже огроменная), поотворачивали слегка одеяла, в щёлки подглядывали. Увидели, как катятся огненные мячи в диаметре сантиметров 20, по крайней мере, мне так виделось, в метрах десяти от общаги, долетают до завалинки, поднимаются почти до окна и откатываются назад и исчезают. Стояло напротив окна большое хвойное дерево, в обхвате сантиметров 70, лежит на боку с вывернутыми корнями. Туалет – очко деревянное, безобразное, стоял на улице, на него тоже дерево обрушено. Много выкорчевал деревьев трудяга ураган, беспорядок навёл по своему разумению, огненный слуга погоды. Вот таким он, мне запомнился.

Были, конечно же, магазины. Мы с Валентиной купили себе там зимние импортные сапоги чешские, норвежские и большущие платки в цветах – она рыжий, а я красный, знаменитые российские Павлово-Посадские.

Девчонки ходили на танцы, а однажды вытащили и меня. Тамошние танцоры не могли танцевать твист. Девчонки считали, что у меня получается хорошо. Может быть, и получалось. Уговорили пойти и показать класс. Волосы носила тогда длинные на прямой пробор (как Анна Герман), крашеные хной, цвет был офигенный. При танце, при движениях, волосы в полёте, думаю, впечатляет. Встали вкруг и сплясали, все хлопали – понравилось, но больше не ходила.

Позже приехали из Ленинграда пожарники-лейтенанты на практику, показали девчонкам новые па ленинградского твиста.

Потом прибыли из Уфы, из нефтяного техникума на практику трое мальчишек. Они моложе нас года на три. Два Анатолия (один красавец высокий, второй около 170 см) и один с башкирским именем. С тем, что меньше задружила Валюха (позже вышла за него замуж в 69 или 70 году, прожила с ним года четыре и развелась, а может я чего-нибудь попутала), этого Тольку я терпеть не могла. Постоянно в подпитии.

Пришла раз с работы, он лежит на моей раскладушке, спит пьяный, я у девчонок спрашиваю, почему разрешили увалиться-то. На мою постель никому не разрешалось садиться, не то, что лежать. Валентине только позволялось, а тут он на боку лежит, баинькает. Схватила его за руку и за ногу, вернее за штаны и рубаху, понесла к двери, он не проснулся. Дверь ногой бахнула, она в коридор открывалась, и выбросила его на площадку. У женщин и девчонок рты нараспашку, а я в гневе. Валентина молчит.

Лилька роман крутила с пожарником, хотя у неё жених должен был вернуться из армии. Жениха мы потом видели в Свердловске, высоченный, метра два, наверно. Лилька тоже девушка высокая, за 170 см. Они поженились, уехали жить к нему в Орел.

Я два раза выходила гулять с красавцем Толей, с ним ребята отчего-то не разговаривали, белые ночи провожать. И всё.

С башкиром дружила Галя Берлина. Галя почему–то ревновала меня к своему парнишке. По окончании практики и накануне перед их отъездом причина мне стала ясна. Пришла Галя со свидания и говорит – Идка, выйди, он хочет с тобой поговорить. Я спросила, что ему от меня надо. Она ответила – сходи и узнаешь. Пошла. Он мне рассказал, что когда они приехали, всем троим, очень понравилась я. Тогда они договорились, что никто ко мне с дружбой не подойдёт, разыграли девчонок. А Толька попытался нарушить договор, поэтому они объявили ему бойкот – не разговаривали. Сказал, что я красива и не такая как все. Я зашла, а Галя пошла, дальше гулять, только созналась в том, что знала это с самого начала, поэтому и ревновала.

Могу написать о моём, в то время, закрытом сердце.

Эпизод один

Однажды вечером все девчата разошлись кто куда. Я сижу на своей раскладушке, на подушке ноги под себя, накрыты красивым любимым платком. Читаю, книги брала в библиотеке при общежитии. Волосы распущены, спадают на лицо. Излюбленная тогда при чтении поза. Открывается дверь, пришла маленькая Маша с работы, работала в больнице санитаркой или посудомойкой. Привела с собой двух кавалеров. Они о чём-то ведут разговор. Я в ответ поздоровалась и продолжаю читать, не меняя позы. Вдруг тишина мёртвая. Я поднимаю голову. Ребята смотрят на меня такими глазами, будто чудо увидели, а Маша на них смотрит растерянно. Спрашиваю, что случилось. Они в ответ – как вас зовут, я ответила. Они – а мы из военной части, служим здесь связистами, сейчас лежим в больнице. Я посочувствовала, продолжила читать. Маша их сразу увела.

Дня через два Людмила возвращается с мужем с работы, зашли вместе к нам. Говорят – Ида, там во дворе тебя выйти просят, спрашиваю – кто, отвечают – незнакомый нам. Вышла, а там солдатик. Он на прибалтийского актёра похож. Сказал, что пришёл в самоволку на меня посмотреть. Минут семь с ним поговорила, сказала, что не надо ко мне приходить. Но он ещё два раза прибегал. Рассказал, что он из одной деревни с Терешковой, что она рыжая. Я сказала, что больше не выйду, не приходи. Девчонки меня ругали из-за него, мол, парень рискует, в морозы к тебе прибегает, а ты даже десяти минут не можешь с ним пообщаться. Кому надо с ним общаться, путь свободен – говорю. На этом любовь у него с первого взгляда умерла, наверное.

Эпизод два

Про него вы уже знаете, но я повторю, хорошо? Незадолго до отъезда решили всей комнатой прощальный вечер устроить. Сложили раскладушки, освободили место. Стол накрыли, Людмила мужа пригласила, а он двух парней из своей комнаты, русский и таджик или узбек, мы их не знаем, первый раз видим, только приехали.

До подробностей вечер не опишу. Пили, ели танцевали. Слушали пластинки, у нас радиола стояла. Таджик-узбек за столом сидел напротив меня. Он не танцевал, только курил трубку, спросив разрешения. Он симпатичный молодой человек в очках. Рассказали, что приехали в Сургут вместе, завербовались из армии сюда, увидев в журнале, трёхэтажный дом в красивом месте расположенный и хвалебную статью о нефтяном крае прочли.

Действительно стоял такой дом в живописном месте, тайга на заднем плане, а он на поляне под солнцем. Стоит не заселённым уже третий год, проверяют, выдержит ли почва, не уйдёт ли дом под землю. А работный люд вербуют на красивую картинку.

Так вот, этот таджик с меня глаз не сводит, голова за мной ходит. Вечер посидели и разошлись в одиннадцать часов. Больше я его не видела. Но почти через год меня нашло его письмо. Пришло оно не по почте, а из рук в руки. Кто мне его вручил, уже не помню, времени-то сколько прошло! Но первым отправителем была Людмила, кому-то написала письмо, а в него положила запечатанное письмо без адреса, но, для Берг Иды. Письмо полное любви, нежности, обещаний и воспеваний. Мама по приезду всегда доставала меня тем, что у меня нет парня, что я останусь старой девой. Плакала. Когда я получила это письмо из Ферганы, привезла его домой и прочитала маме, спросила – хочешь, я ему отвечу и, он приедет, и заберёт меня с собой. Она замолчала, а потом в голос – нееет, у меня тогда внуки будут чёрные.

Эти случаи исключения из правил. Ко мне молодые люди не подходили, будто надо мной маячок висел, сверкал – грозил, не подходи, опасно! К примеру: мы жили уже в Копейске, 1972 год, лето. Возвращаюсь с работы, подхожу к автостанции, должен подъехать предпоследний автобус на посёлок Горняк. Народу много, работный люд и праздношатающийся. Выделяется троица мУжского полу, молодые. Цепляются к каждой женщине, девушке. Один из них говорит – о, ещё одна подошла. Другой отвечает – к ней подходить нельзя, не видишь, что ли. Прошли рядом, оглянувшись несколько раз. Ну, разве не маяк. :)

Закончили работать к концу октября, а выехать не могёёём. Пурга, метель, мороз, нелётная погода. Сидим в аэропорту. Он забит пассажирами до отказа, на полу мест нет, даже сесть негде. Одну ночь мы ночевали на коммутаторе аэропортовском, опять же вповалку, на полу. К празднику были в Свердловске.

Работать довелось в следующих городах. г. Асбест, асбестовый завод. г. Серов завод ферросплавов.

В Качканаре работали в железорудной шахте, в Кушве работала я с практикантами, когда они уезжали, у них не было денег, ехать поездом один день, отдала им свои последние денежки, обещали сразу выслать. Но, увы, до сих пор не дождалась. Без еды жила и работала пять дней, пока не пришли деньги из управления, зарплата. Ходила как пьяная, всё в тумане сером, боялась упасть. Получила после работы деньги, дошла до столовой, до стола поднос с едой ели донесла. Поела и мир вокруг заиграл красками заката.

В Красноуфимске, Нижнем Тагиле, Нижней и Верхней Салде, в Свердловске во всех этих городах мы работали. Может быть, не все вспомнила.

В Свердловске работали на «золоте». Как правильно называется завод, сейчас уж не вспомню. А по-простому – золото. Для того, чтобы попасть на рабочее место приходилось проходить через несколько проходных, по спец. пропускам. Последним рубежом был цех, (вернее раздевалка, перед ним) где мы монтировали АТС. Досматривали нас женщины, мальчишек естественно мужички. Раздевались догола. Расчёсывались волосы, руки вверх, ноги шире плеч, приседания, полоскание и открывание рта, и носа сморкание, всё под неусыпным оком стражников. Их несколько человек. Выдавали халаты, шли работать, закончили работать, все процедуры повторяются. Могли прогуляться в столовую в обед, по коридорам, посмотреть, как в музее, стеллажи с изделиями из золота, всё под сигнализацией. Под окнами зала, где мы работали, прогуливались солдаты с автоматами. Пришлось мне выйти из здания с ребятами, по стене надо было проложить кабель. К нам приставили отдельного караульного, стоял у нас за спинами, мы со стремянкой продвигаемся на два шага и он, как привязанный, ружьё на изготовке.

Монтировали ещё одну станцию, где–то недалеко от вокзала ж.д.

Не всегда работали, отдыхали тоже. И в командировках, и в Свердловске. Живя в Свердловске, ходили в кинушки, в кинотеатр повторного кино, смотрели балет «Спартак», в оперетту какую-то. Мы же не затворники.

Чуток о Вале Федосеевой, в детстве она представлялась Вайка Койка Сейка – Валентина Николаевна Федосеева. Фигуристая девушка и добрейшей души человек!

Валюха вообще шкодница и хулиганка. Много знает заковыристых высказываний и шуток – прибауток. Нахваталась от старших сестёр и брата да их приятелей. А, я человек книжный, книгами воспитанный, любовью с детства – глаза зашторенные, голова забитая, сердце закрытое. Помню до сих пор её присказку (скороговорку) – папе сделали ботинки, не ботинки, а картинки, папа ходит по избе, бьёт мамашу. И всё сначала. Я такого не знала.

Или, к примеру: работали в Асбесте далеко за городом, если опоздал на автобус, ночевать придётся на рабочем месте. Стоим на остановке, жара, народ собирается, кто сидит на длинных скамейках, кто стоит, разговорами занят, а автобуса нет. Кто-нибудь отвлекается, идёт на дорогу высматривать машину, возвращается не солоно хлебавши. Валентина выше меня на голову, если не больше, поднимается со скамьи, делает несколько шагов в сторону дороги, поворачивается и громко вещает для нас – Идёёёт. Все вскочили, засуетились. Валюха шагает к нам и добавляет, опять же громко: «По крыше воробей». Надо видеть морду лица ожидающих и наши от смеха захлебнувшиеся. А она продолжает идти с серьёзным видом. Ну, не шкодница. У меня таких талантов не было, и нет.