Крик души

Как только она уехала в санаторий, я тут же переехал жить в свою квартиру. Дней через десять решил навестить ее. Приехав ближе к вечеру, я пришел в санаторий. Так как я не знал ее номера в санатории, то решил встретиться с нею перед ужином у столовой. Но на ужин она по какой-то причине не явилась. Я понял, что она где-то гуляет. Стал бродить по аллее, идущей от санатория к центру города. Буквально перед самым закрытием санатория увидел ее, идущей в обнимку с каким-то кавалером. Приблизившись и узнав меня, она вдруг удивилась и спросила:

– А ты что здесь делаешь?

– Дышу свежим воздухом, – сказал я.

После этого я покинул их, пришел на автовокзал, сел в автобус и уехал домой. Взвесив ситуацию, решил, что мне тоже надо достать какую-то путевку и срочно уехать куда-то отдыхать. Профсоюз выделил мне горящую путевку в санаторий «Святогорск», расположенный в Донбассе, в бывшем когда-то мужском монастыре, куда я тут же и прибыл. Там я отдыхал и лечился двадцать четыре дня. Пребывание в нем пошло мне на пользу: я хорошо отдохнул и успокоился. Вернувшись из санатория домой, я стал жить у себя и думать только о работе. Наша семейная жизнь прекратились.

– Надолго? – спросила Саша.

– Кажется, месяца на два. Я даже перестал вспоминать, что у меня есть жена. Но неожиданно она явилась ко мне и попросила пойти с нею в парк. Я согласился. В парке мы нашли безлюдную аллею, и она сразу же начала откровенную покаянную речь.

– Хочу тебе, Женя, сказать неприятную весть: я дважды изменила тебе. Один раз со своим знакомым из Симферополя, а второй раз – со случайным мужчиной.

Сказав это, она громко разрыдалась.

Меня сразу обескуражило как ее неожиданное признание в таком деликатном вопросе, так и рыдание, похожее на искреннее.

– А ты знаешь, почему она это сделала?

– Нет, не знаю, так как никогда не спрашивал ее об этом. Может быть, совесть заела, или испугалась своих грехов перед Богом, – сказал я искренно.

– А не испугалась ли она того, что кто-то знает о ее деяниях и может сообщить тебе о них? Вот и решила упредить эту ситуацию!

– Бог ее знает. Меня это уже не волновало. Это была ее тайна, и я не захотел ее разгадывать.

– И что же было дальше?

– Дальше она стала умолять меня, чтобы не бросал ее сразу, а пожил с нею некоторое время, пока она не успокоится. Даже сказала, что может сделать с собой что-то непоправимое. Я, конечно, спросил, как может выглядеть наша дальнейшая совместная жизнь, если я спать с нею в одной постели не буду. На это она ответила, что я могу спать в ее комнате на раскладном кресле. На том и порешили.

– А ее родители знали об ее изменах, и то, что она пошла к тебе каяться?

– Об изменах точно не знали, а о походе ко мне, вероятно, да. Я пообещал прийти к ней через пару дней: после такой сногсшибательной информации мне надо было прийти в себя.

Когда я явился к ним, то ее мать встретила меня очень приветливо. Вероятно, она думала, что мне надо было простить дочери только поступок, произошедший в одесском санатории. Так я и «жил» со своей неверной супругой дней десять. За это время она успела успокоиться и, похоже, решила, что мы уже помирись. Она была уверена в своей способности выходить сухой из воды и в том, что моя большая любовь не позволит мне уйти от нее.

С каждым днем супруга становилась все спокойнее и разговорчивее. Решив, что и я уже успокоился, она стала интересоваться, как я жил все это время. Я отвечал ей уклончиво, и ее это не устраивало. Тогда она прямо спросила, что я делал в то время, когда она пребывала в Одессе. Я откровенно признался, что тоже был в санатории, в котором лечил все свои болячки, включая душевные.

– А курортный роман не успел там закрутить? – спросила она явно заинтересованно.

– Роман намечался, но инициатором его был не я, а юная симпатичная особа, – сказал я в шутку.

(Здесь я отвлекусь на минутку от основного повествования и сообщу вам, дорогие читатели, что речь идет об истории, подробно описанной мною в романе «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины», в новелле «Невеста с богатым приданым»).

Услышав это, она вдруг злым голосом произнесла:

– Я думала, что ты честный, порядочный человек, а ты, оказывается, такой же, как я.

Этой фразой она хотела сказать, что я не имею права упрекать ее в неверности. Меня это, естественно, возмутило, и я решил быстро уехать к себе. Встал, оделся и вышел в прихожую, она последовала за мной. Вспомнив, что в ее столе остался мой паспорт, попросил принести его. Явившись с ним в прихожую, она не передала его мне в руки, а швырнула под ноги, сказав:

– Уходишь? Ну и катись к чертовой матери! Можешь подавать на развод!

Я молча вышел из квартиры и направился к себе домой. Поскольку была глубокая ночь, и никакой транспорт уже не ходил, пришлось идти пешком. Холодная ночь несколько остудила мою разгоряченную голову. Минут через тридцать я был дома и лег спать. На следующий день созрело твердое решение развестись с нею и начать спокойно залечивать душевные раны. Но не тут-то было. Основные неприятности были впереди.

Через несколько дней я решил поехать на квартиру ее родителей, чтобы отвезти некоторые ее вещи, оставшиеся у меня, и забрать свои. Дома оказалась только ее мать. Она прямо с порога учинила мне допрос: по каким таким причинам я решил расстаться с ее дочерью, что меня не устраивает в ней, зачем тогда женился, если не умею найти общий язык с женой, и так далее. Заявила также, что мне досталась молодая, красивая и музыкально одаренная жена, преданная и верная мне. Тут уж я не выдержал и в порыве гнева воскликнул: «Верная?» После этого, не говоря ни слова, забрал свои вещи и удалился.

На следующий день вечером ко мне пожаловала супруга. Войдя в квартиру и не говоря ни слова, стала что-то выискивать в ней. Увидев на серванте увесистую бронзовою статуэтку, схватила ее и с силой запустила в меня. Я увернулся, и статуэтка, пролетев мимо моей головы, угодила в картину, висевшую на стене под стеклом. Стекло разлетелось вдребезги, а изуродованная картина с грохотом рухнула на пол. Опешив и не понимая, что происходит, я стоял и наблюдал за ее необычными действиями. Потом она увидела на столе два больших пакета с моими фотографиями, схватила их и выбросила с балкона на тротуар. Тут я не выдержал и бросился успокаивать ее. Тогда начался крик с отборной бранью в мой адрес. Я схватил ее в охапку и попытался как-то урезонить. Она вырывалась, царапалась, плевалась и продолжала браниться. Сосед по квартире, услышав у меня какой-то грохот и шум, решил выяснить, что происходит. Войдя в мою квартиру и увидев весь этот бедлам, он решил не вмешиваться в нашу семейную разборку, а только громко сказал, что сейчас вызовет милицию. Услышав это, моя супруга поняла, что дело может кончиться неприятным для нее скандалом. Поэтому вырвалась из моих объятий, выскочила на лестничную площадку и опрометью по лестнице побежала вниз.

Не успел я опомниться, как в моей квартире появились ее мать и отец. Увидев на полу и на моем лице результаты посещения моей квартиры их дочерью, они не стали ничего выяснять, а только спросили, где она. Я сказал, что минуту назад покинула мою квартиру. Они тут же бросились догонять ее. Позже я узнал, чем было вызвано такое ее поведение. Оказывается, после моего ухода из их квартиры мать учинила дочери допрос с пристрастием по поводу ее неверности. Вот тогда-то она и примчалась ко мне сводить счеты за выданную матери тайну ее измены.

Помолчав несколько секунд, я с улыбкой на лице сказал:

– Между прочим, Саша, у меня есть «вещдок» того события.

– Да? Так покажи же мне его!

Я взял с полки шкафа ту самую бронзовую статуэтку, которая когда-то летела в мою голову, и протянул ее Саше. Она взяла ее в руку, сделала ею несколько вертикальных взмахов, – очевидно, таким примитивным способом оценивая ее вес, – и изрекла:

– Так она ж тяжелая!

– Да, она весит ровно шестьсот граммов, – уточнил я.

– Такой же увесистой штуковиной можно было убить тебя! – воскликнула она.

– Насчет того, чтобы убить меня, ничего сказать не могу, а вот испортить красоту моего личика можно было точно! – произнес я в шутку.

Саша выразительно покачала головой и как бы про себя произнесла:

– Да, Женя!..

Через несколько дней я отнес заявление в суд и стал ждать его решения. В советское время бракоразводный процесс решался в два этапа. После первого заседания суда супругам отводилось время, – кажется, месяц, – на размышление. Если и после этого времени истец не забирал заявление, то состоялся второй, окончательный суд. После подачи заявления в суд, мне сразу стало как-то легче на душе.

– Что, сразу любовь прошла? – спросила Саша, улыбаясь.

– Нет, Саша, она никуда не делась, а продолжала плакать, стонать, кричать. А легче стало потому, что, наконец-то, наступила определенность моего положения.

Получив повестку на первое заседание суда, я даже нарядился, словно, шел на какое-то торжество. В суд пришел заранее и стал ждать начало заседания возле здания суда. Вскоре появилась моя супруга в сопровождении своей матери. Последняя, очевидно, пришла за тем, чтобы дочь, не дай Бог, не вздумала помириться со мной.

В зале заседаний суда мы сидели в разных местах. Когда началось рассмотрение нашего вопроса, то нас пригласили на передние скамейки, расположенные раздельно. Мне были заданы два вопроса: действительно ли я настаиваю на разводе, и причины его. Я подтвердил желание развестись и назвал банальную причину развода – не сошлись характерами. Ее спросили, не возражает ли она? Она ответила, что нет. Поскольку у нас не было детей, то на этом рассмотрение нашего дела и закончилось.

На второе заседание суда я опять пришел заблаговременно. Вскоре появилась она, но уже без матери. Подошла ко мне с веселой улыбкой на лице и стала разговаривать. У меня даже мелькнула мысль в голове: «А не собирается ли она мириться со мной?» Но поскольку это было исключено, я тут же забыл эту мысль. В зал мы зашли вместе и вместе сели. Через некоторое время она сказала:

– Погрей мне руки, а то они у меня замерзли.

Я удивился такой просьбе, но ее выполнил. Она с радостью держалась за мои руки. У меня опять зародилась мысль, что у нее есть желание помириться со мной. В душе даже позлорадствовал: «Опомнилась, моя голубушка!» Сидящие в зале другие разводящиеся пары с интересом посматривали на нас и, очевидно, думали, что мы решили помириться. Судья тоже с интересом наблюдала за нами. Когда началось рассмотрение нашего дела, то судья снова задала мне те же вопросы, что и на первом заседании, и я снова дал на них те же самые ответы. Моей жене ничего не оставалось, как согласиться со мной. Судья даже повоспитывала ее, заявив, что в распаде нашей семьи виновата только она.

– И как же она реагировала на это? – спросила Саша.

– Молча, – сказал я, улыбаясь.

Домой мы шли вместе, но молчали всю дорогу. Дойдя до перекрестка, где нам надо было расставаться, она зло сказала:

– Дожили! – И не прощаясь удалилась.

Я постоял с минуту, глядя ей вслед, и тоже побрел домой. Так прозаически закончилась наша короткая семейная жизнь. Я точно не подсчитывал, но, думаю, что мы жили вместе меньше половины брачного срока.

После этого непростого разговора на брачную тему мы оба замолчали, осмысливая эту грустную историю. Потом Саша обратилась ко мне с неожиданным вопросом:

– Скажи, Женя, почему ты рассказывал мне сейчас только о негативных моментах в ваших отношениях и ничего не сказал о хороших? Разве их у вас не было?

– Ну что ты, Саша! Хороших моментов у нас было гораздо больше, чем плохих. О плохих моментах я рассказывал потому, что они были как бы ложкой дегтя в бочке меда, – сказал я и добавил: – О хороших моментах в наших отношениях ты узнаешь позже из слов моей бывшей жены, ну и я потом кое-что добавлю.

– А что, будет еще продолжение этой истории? – с удивлением спросила Саша.

– Да, будет, причем очень интересное, интимное.

– Ух, как интересно! – воскликнула она.

– Но давай, Саша, отложим это на потом, а то я устал от этих тяжких воспоминаний, – сказал я в шутку, и мы сделали небольшой перерыв.

Глава 3. Почтовая переписка

I

Вскоре мы вновь встретились, и Саша сказала:

– А ну, Женя, докладывай мне о своих дальнейших тайных связях с первой супругой! Признавайся, что тебя заставило вновь иметь с нею отношения?

Я достал из письменного стола пухлую папку и, положив ее на стол, сказал:

– В этой папке хранится наша переписка за тридцать два года: с 1981 по 2012 год. Письма сложены в соответствии с датами их написания. Читай и, если у тебя будут возникать вопросы, задавай их мне. Я готов на них отвечать. Кроме того, ты можешь высказывать по ним свое мнение, – сказав это, я положил перед Сашей стопку писем, и она стала их читать.

Письмо Инны от 26.04.81 г

Жив ли, здоров ли, дорогой человече? Не исчезай на века!

Смирновой Т. А. (для Инны).

Адрес был запрошен через Справочное бюро Киева.

* * *

– Это письмо она прислала тебе через свою знакомую? – спросила Саша.

– Она воспользовалась адресом своей знакомой, – уточнил я.

– А зачем она так сделала?

– Для конспирации. Чтобы моя жена не узнала, от кого это письмо, если оно вдруг попадет в ее руки, – сказал я, улыбаясь.

– Я не думаю, что твоя жена настолько глупа, чтобы не догадаться, от кого оно, – сказала Саша как бы про себя.

После этого она прочитала подряд два письма.

Мое письмо от 26.04.81 г

Если я правильно понял, речь идет о знакомой мне Инне. В таком случае, пусть она сама напишет мне письмо на почтовое отделение 56, до востребования, и я постараюсь ей ответить.

С уважением Евгений.

Письмо Инны от 15.05.81 г

Здравствуй, Женя.

Ты правильно понял – это я. Не очень ругай меня за такое неожиданное вторжение в твою память. Я так долго (почти 20 лет) мысленно налаживала с тобой контакт. Если помнишь, была даже одна неудачная попытка поговорить с тобой по телефону. И вот, преодолев страх, рискуя снова натолкнуться на ту непробиваемую броню правоты, спокойствия, защищенности, я все же написала.

Оказалось, что ты слишком много значишь для меня до сих пор (не пугайся, ради бога). Просто слишком много ты вложил когда-то в меня, но почему-то, уходя, не научил, как забыть все это. Тебя давно нет со мной, а я все ищу тебя. Во всем. Во всех. Я все проверяю тобой. Мне трудно справиться с этим. И все это мне дорого. Я боюсь потерять все это, хотя оно больно сковало меня, закрепостило на всю жизнь. Не знаю, благодарить жизнь за это или проклинать. Но я благодарю. За все хорошее, что есть во мне: человеческое, женское, духовное.

Но если все, чем ты так щедро одарил меня, бесследно ушло из тебя, тогда ты не поймешь меня, духовный контакт не состоится, и связь будет односторонней. Но это не беда, если я не буду знать об этом. Я по-прежнему буду мысленно поздравлять тебя с днями рождения и другими памятными датами. Больно, если и все хорошее ты предал забвению, как нечто, мешающее тебе спокойно жить.

Были дни (апрель, октябрь 79 г., окт. 80 г.), когда меня вдруг сковывал панический ужас от мысли, что с тобой или со мной вдруг может случиться что-то непоправимое, а мы об этом никогда и не узнаем. Я тут же принимала решение разыскать тебя немедленно, но потом успокаивалась, сдерживала себя воспоминанием о том телефонном разговоре. И все же, как видишь, не вполне успокоилась.

Нельзя же, чтоб ты так никогда (какое роковое слово!) и не узнал, что я так благодарна тебе за все; что ты для меня самый близкий на земле человек. И пусть мы никогда не встретимся больше, но знать-то об этом ты должен, имеешь право.

И прости меня, ради бога, за всю боль, которую я тебе когда-то причинила (это можно и забыть).

Могла бы писать много, но не уверена, что ты отнесешься ко всему хотя бы без раздражения или досады.

Не думаю, что ты захочешь, чтоб я еще тебе писала, но прошу: не теряйся совсем, не уходи навсегда из моей жизни, хоть изредка одним словом напоминай о себе, давай знать, что ты ходишь где-то по земле. Мы живем втроем: дочка Таня, муж и я.

А этот месяц я буду все же ждать от тебя письма и ходить за ним на почту.

До свидания. Инна.

* * *

Прочитав письмо, Саша с волнением сказала:

– Так это ж крик души человека, Женя! Она что, опомнилась и стала страдать? В письме упоминается какой-то телефонный разговор. Это не тот, из-за которого у тебя когда-то возникла крупная ссора с женой?

– Да, именно тот.

– Так это ж было бессовестно с ее стороны – так бесцеремонно вмешиваться в твою семейную жизнь! Она ж могла ее разрушить!

– Могла, конечно, но, вероятно, она не думала об этом, когда звонила мне.

После этого Саша взяла в руки мое письмо. Сказав как бы про себя: «Интересно, что же ты ей ответил?» – и стала медленно читать его.

Мое письмо от 20.05.81 г

Инна!

Получил твое письмо-исповедь. Было трудно читать твои признания спустя столько лет, после таких изменений в жизни каждого из нас. Я всегда полагал, что у тебя не было ко мне сколько-нибудь сильного чувства. Я помню, как много раз ты хотела уйти от меня: и во время нашей дружбы, и при совместной жизни. Что-то тебе мешало (то ли мой возраст, то ли отсутствие внешней привлекательности или еще что-то). Я это чувствовал и старался понять. Я полагался на свое сильное, зрелое чувство, верил в его силу, надеялся, что какие-то другие достоинства моей души привлекут тебя и отодвинут все остальное на задний план. Увы! Очевидно, я переоценил свои возможности, или мне не хватило терпения, мужества. Сейчас, уже спустя много лет, освободившись от тяжести обид, я склонен считать, что, выдержи мы с тобой 3–4 года совместной жизни, все могло бы быть иначе. Ведь так было много общего, обогащающего друг друга, приносящего радость и счастье! Наши отношения всегда были овеяны романтикой, каким-то особым восприятием всего, окружающего нас. Были и светлые мечты, но… Тебе не следует винить во всем случившемся только себя. Я не меньше был виноват в нашем разрыве. Я ведь был старше тебя и в какой-то степени мудрее. А вот не сберег свою любовь, не оградил от разрушения нашу совместную, такую еще хрупкую, жизнь. Вот такие-то дела, мой друг.

Что сохранил я из нашей совместной жизни? Все хорошее, что было у нас. А его было у нас за 4 с лишним года много. Я благодарен судьбе уже только за то, что смог любить так сильно и искренно в свои зрелые годы. Такое чувство, к сожалению, уже больше не повторилось.

Прошлое не забылось, а только как-то сгладилось, улеглось, перестало для меня быть болью, тоской. Мне часто вспоминаются слова (кажется, Тургенева):

Веселые годы, счастливые дни —Как вешние воды промчались они!

А сначала было все не так просто. Первые два года жизни в Киеве я, как наркоман, бегал в филармонию на все концерты, какие там только шли. Мне казалось, что я ходил слушать музыку, а потом понял, что это я бегал на встречу с тобой, соприкасаясь с тем, что было тесно связано с нами. Но все же время, новая обстановка, новые люди неумолимо делали свое дело. Интенсивная научная работа тоже в какой-то степени помогла успокоиться, перестать жить только прошлым. Потом встретилась Алина (моя жена), которая опять наполнила жизнь смыслом, пробудила, казалось бы, навсегда утраченную способность любить. И пусть я ее люблю не так страстно, как тебя, она для меня сейчас самый дорогой и близкий человек.

О нашей с тобой жизни жена знает почти все. Знает, что я ни в чем тебя не виню, что считаю виноватыми нас обоих, что, будь мы с тобой немного терпеливее и бережливее, наша совместная жизнь могла бы состояться. Вот почему, когда ты стала напоминать о себе (сначала телеграммой, потом телефонным звонком), она была сильно взволнована. Ее можно понять. Чем закончилось бы получение этого твоего письма (от имени твоей подруги), узнай она, что оно от тебя, я даже не могу предположить. Могло произойти что-то непоправимое.

Уходя от тебя, я оставил за тобой право и возможность позвать меня на помощь в трудные минуты жизни. Мы ведь остались с тобой добрыми друзьями. Думаю, что духовный контакт у нас возможен. Будет желание – пиши мне. Я по возможность буду тебе отвечать. Теряться больше не буду. Тебе от этого хуже не будет?

До свидания, 5.

* * *

– Прочитав это письмо, Женя, мне хочется задать тебе несколько вопросов. Во-первых, почему ты так снисходительно и даже трогательно отнесся к ее письму? Ведь она не принесла тебе счастья в жизни! Ты даже как будто раскаиваешься перед нею за разрыв ваших отношений, хотя, как я понимаю, твоей вины в этом не было. У тебя, часом, не проснулась тогда прежняя любовь к ней? – спросила Саша, заглядывая мне в глаза. – Во-вторых, зачем ты решил продолжить с нею связь путем переписки? То, что она этого желала, мне понятно, а вот зачем тебе это надо было? Не понимаю.

– Ты, Саша, задала мне очень непростые вопросы, но я постараюсь ответить на них искренно и внятно. Начну с того, что никакого чувства к ней у меня уже давно нет. Года три после развода я действительно мучился. Но потом, к счастью, все бесследно ушло и забылось.

О моей реакции на ее письмо. Дело тут вот в чем. Я тоже в жизни допустил одну непростительную ошибку, касающуюся женщины, и эта ошибка всю жизнь мучает меня. Поэтому тоже очень хотел и до сих пор хочу встретиться с нею и искренно попросить у нее прощения. Своей ошибкой я не только незаслуженно обидел ее, но и наказал себя. Так что душевное состояние моей бывшей жены мне вполне понятно. Именно по этой причине я захотел поддерживать с нею связь. Нам обоим это было полезно.

Есть ли моя вина перед нею? Да, есть, но не столь большая, как ее передо мной. Во всяком случае, моя вина поправимая, а ее – нет. Вот почему она и страдает больше, чем я, – сказал я вполне искренно. – Но хочу подчеркнуть, что эти связи совершенно не влияли и не влияют на мои семейные дела. Я понятно ответил на все твои вопросы?

– Да, понятно, – сказала Саша и стала читать следующее письмо Инны.

Письмо Инны от 11.06.81 г

Я счастлива, что мы снова вместе. Не пугайся этого. Я приму все возможные меры предосторожности, чтобы не причинить тебе неприятности. А сама я даже не знаю, будет ли мне от этого хуже, как ты спрашиваешь. Не думала еще об этом. Мне всегда везло на друзей, и из-за этого не выработался иммунитет самозащиты. Иногда это мешает в жизни. Пишешь о моем запоздалом признании:

Сквозь дымку осени, дожди, туманГлядят на мир глаза усталые.В разбитом сердце холод и обман,И красотой не радуют цветочки запоздалые…

Так?

Но раньше-то ты не захотел услышать его, когда, возможно, было еще не так уж поздно, как теперь. Не спеши обижаться. Это не упрек. Это размышление.

Я счастлива, что наконец обрела возможность поделиться с тобой тем, что принадлежало нам двоим и что я долгие годы носила одна. Я решилась на это потому, что порой охватывает страх, что это все может так и умереть со мной, не найдя дороги к тебе.

Когда-то в молодости, возможно, при тебе я легкомысленно заявила, что после 40 лет жить неинтересно, что лучше жить до 40, но быть красивой и молодой. Так вот условия в общем-то сбываются. (Во всяком случае, не от скромности помру, да?) Боюсь, что и все остальное сбудется, а времени осталось мало. Фатализм какой-то, да?

Рада, что твоя жизнь теперь налажена, настроена, спокойна. Ты стремился к этому. А у меня не только остался романтический настрой тех лет, но еще удвоился, утроился, достиг таких размеров, что я не в силах справиться с этим сама (муж – реалист, прозаик, деловой). С точки зрения обывателя я должна быть счастлива. Многие хотели бы быть на моем месте.

Боюсь, что, встретившись со мной, ты снова усомнился бы в моем так уж проверенном постоянстве чувств. Какой-то вопиющий диссонанс чувств, внешности, разума. Обо мне никак не скажешь «цельная, гармоничная личность». Эти три компонента в постоянной борьбе. Отсюда искания, беспокойство. И нужна очень крепкая рука и сильная воля, чтоб удержать меня. Это непреодолимое противоречие всегда и всех вводило в заблуждение. Лишь мой теперешний муж сумел постичь это. После нескольких вспышек ревности он понял меня, поверил мне. Со мной нелегко. Ты не один, не справившийся с этим.

Я долгие годы верила, потом надеялась, что ты не отступишь, что ты все преодолеешь, что найдешь меня. Я верила в твою всепобеждающую любовь (так ты убедил меня). Готова была идти за тобой вслепую. Когда отчаялась, думала: «Неужели не чувствуешь, что зову, почему не найдешь меня? Ты ведь все, все можешь! Ты ведь в ответе за меня. Ты!!! Ты создал меня такой. Я – твое творение. Ты вдохнул все лучшее в меня. И веру в тебя. Без твоей поддержки я не могу существовать. Или все это была ложь? Притворство? Игра? Все фальшь? Значит, я создана фальшью? Я – плод лжи и такой бессердечной шутки? Это же гибель! Конец!» – так я думала. А жизнь продолжалась. Удивительная, интересная, любопытная.