Изменяющий Сны

Секретарь проворчал что-то властно в ответ, но я не разобрал слов. Доктор Мюллер посмотрел на него холодно и добавил металла в голос:

–– Нет! Вопрос закрыт. И довольно об этом. Ему придется подождать.

Секретарь Лорда W недобро скривился в ухмылке и вернулся к своему столику в центре зала. Нахмурившись, доктор проводил его внимательным взглядом, затем быстро сел на своё место.

–– Но теперь вы просите нашего разрешения вмешаться в наши сны? – спросил Джордж, ухмыляясь в своей обычной надменной манере. Он просто не верил в эту возможность. Что было совсем не трудно.

Пока что и меня самого не особенно впечатляли рассуждения и речи доктора. И уж конечно же не в той мере, чтобы так запросто поверить в его способности совершения чего-либо действительно магического! Ведь читать лекции и речи на такую тему легко, тогда как делать что-то практически уже в тысячу крат труднее. И несмотря на его забавную эксцентричность и некоторые трюки, мне тоже было трудно представить что доктор Мюллер способен сделать что-то из ряда вон выходящее и сверхъестественное. Хотя некая сила и ощущалась в нем, он явно не волхв Симон.

–– Вы меня удивляете, мистер Каннингем. Ведь если поутру вы даже не узнаете: изменил ли я вообще что-либо в ваших снах или нет – а именно так вы все сейчас и думаете – то зачем же мне теперь спрашивать вашего разрешения? Я просто-напросто сделаю это! – ответил доктор Мюллер и деловито сложил руки на груди. Вероятно он уже забыл, что минуту назад и сам спрашивал: желаем мы этого или нет.

Джордж как-то растерялся, и я тоже не нашелся что ответить на это. А Отец Редгрейв вообще продолжал молчать с момента своего возвращения в зал. Он просто пристально и хмуро смотрел на доктора Мюллера, тихо потирая покалеченное на войне колено.

Доктор повернулся ко мне и улыбнулся с лукавым выражением на лице.

–– И конечно же, так и есть, вы совершенно правы! – наконец-то ответил он на мой вопрос. – Вы не узнаете что именно я изменил и если я вообще менял что-либо…

Неожиданно он перестал улыбаться, его голубые глаза похолодели и всякое выражение и вовсе исчезло из них. Мне стало неуютно. Признаться, его внезапные и непонятные изменения выражения лица и странные перепады настроения действовали мне на нервы. Хотя наверное в этом было что-то еще. Волны напряжения и странной силы в нем сменялись какой-то холодной отталкивающей пустотой. Впрочем возможно это было просто действие хереса на мое воображение да и всего этого вечера с его недоразвитой теоретической "мистикой".

–– А кстати, сам человек может контролировать свой собственный сон? То есть, сознательно контролировать себя во сне?

Доктор ответил утвердительно и пояснил что большинство людей делают это, только на разных уровнях: по большей части неосознанно, однако некоторые могут делать это намеренно и с полным контролем. Но длинный ответ занял бы несколько часов разъяснений и не менее четырех-пяти недель – чтобы научить нас делать это. Хотя нам, как и большинству людей, это совсем не нужно.

–– А может стоит оставить эту затею? Какое-то нехорошее ощущение от всего этого. Зачем всё это нужно, Генрих? – вдруг подал голос Отец Редгрейв. Очевидно что он воспринял это серьёзно и безусловно верил в возможность вмешательства в сновидения. Ведь он давно знал доктора и знал о его способностях. Капеллан прекратил массировать колено и просто сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой – на столик с пустыми кофейными чашками и бокалами.

Доктор Мюллер бросил быстрый, ничего не выражающий взгляд в его сторону, тряхнул головой и проворно встал:

–– Есть возражения по существу?

Мы переглянулись. Джордж пожал плечами. А летаргичный Крэнстон похоже вообще был уже там, паря в красочных мирах своих снов. Хотя скорее всего – ползая на четвереньках в своих пьяных кошмарах.

–– Нет? В таком случае: Спокойной ночи, джентльмены! Попробуйте поспать сегодня. В противном случае всё это бесполезно.

И доктор зашагал прочь пружинящей походкой.

Мне не понравилось то, как легко он согласился на 'демонстрацию' своих возможностей, внезапно и даже поспешно. И почему сэр Перси попросил его сделать этот трюк со сновидениями? Или… он не просил этого?

Я быстро наклонился к Джорджу и спросил:

–– Так сэр Перси и доктор Мюллер оказывается давно знакомы?

Джордж посмотрел на меня мутным взглядом:

–– Понятия не имею. До сего дня я никогда его раньше не видел и уф-ф… не слышал о нём.

–– А он не оказывает вам никаких медицинских услуг? Наблюдение или лечение?

–– А-а? Да нет же. У нас доктор Уистлейк на Хали стрит , ну и… старый чудак доктор Роллстон в Девоншире.

Я кивнул, встал и поспешил вслед за доктором надеясь получить некоторые разъяснения. Но тот остановился прямо за спиной Джеймса. Секретарь сэра Перси всё так же сидел за столиком, небрежно повернувшись к нам спиной, и беззаботно потягивал виски из своего стакана. Доктор быстро подвел свою правую ладонь за голову Джеймса, не касаясь его затылка. И в следующее же мгновение доктор Мюллер схватил секретаря за воротник пиджака, потому что тот начал заваливаться назад, а его обмякшие ноги и бедра сползали с кресла. Я быстро подошел к ним, чтобы предложить свою помощь.

–– Что произошло? – спросил я.

Глаза секретаря закатились и он уже был в бессознательном состоянии. Сигарета выпала из его пальцев на пол.

–– Что это с ним? Он в порядке? Это вы сделали, доктор? Нужна ли моя помощь?

–– Пока что ничего не произошло.

Удерживая потерявшего сознание секретаря в сидячем положении, доктор Мюллер левой рукой расстегнул его пиджак и вытащил пистолет из кобуры. По виду 'Кольт Автоматик 45', подумал я.

–– Но как вы это сделали, доктор? Даже не прикасаясь к нему! …

Доктор Мюллер просто дернул щекой и ничего не ответил.

–– Кажется Джордж упомянул, что Джеймс также носит и другие гадкие "игрушки" в щитках-наручниках на предплечьях, – подсказал я.

И для чего какому-то секретарю или даже телохранителю понадобились мерзкие инструменты наёмного убийцы, я даже не хотел задумываться. Зачем я сообщил об этом доктору я и сам не знал. Разве что из непреодолимой неприязни к людям таких профессий.

–– В самом деле? Поддержите его на кресле. Вот так.

Я подхватил Джеймса под правое плечо.

Доктор Мюллер брезгливо положил пистолет на стол, и выражение его лица отражало крайнюю степень отвращения, или даже больше походило на гримасу боли. Он подтянул рукава пиджака Джеймса и извлек несколько метательных ножей и тонкий стилет из углублений в бронированных наручных щитках и также положил их на стол. Затем он быстро ощупал карманы пиджака секретаря, запустил руку во внутренний карман и вытащил какие-то бумаги. Мне это показалось уже слишком: разоружить человека это одно, но бесцеремонно обыскивать бесчувственное тело? И на каком основании? Доктор развернул бумаги и мельком просмотрел листы, задержавшись взглядом на одном из них.

–– Даже так! – доктор нахмурился и стиснул зубы, заиграв желваками. – Кажется у Лорда W довольно странное, весьма предвзятое мнение, и он берет на себя чересчур много!

Я стоял сбоку от кресла и моих усилий оказалось недостаточно чтобы удержать такую тяжелую гориллу как Джеймс в сидячем положении. Его тело начало соскальзывать с кресла вниз и колени стукнулись об пол.

–– Сэр Перси пытается взять себе слишком много полномочий в вопросах, которые он даже не понимает, – в глазах доктора снова вспыхнул странный синий свет. – Позвольте-ка!

Доктор Мюллер опять ухватил Джеймса за шиворот и отстранил меня. К моему величайшему удивлению, используя только одну правую руку, он поднял двухсотфунтовое тело секретаря с пола и затем одним коротким движением швырнул его на мягкий диван за соседним столиком словно это был просто плюшевый мишка. Как огромный мешок с углем тело Джеймса с шумом врезалось в спинку дивана, едва не опрокинув его. Я невольно воскликнул от удивления.

Но для чего этот взрыв грубой силы? Ведь это было абсолютно не нужно, поскольку секретарь уже обездвижен и беспомощен. Демонстрация мощи? Но для кого? Что же такого было написано в той бумаге, что вызвало гнев доктора? Мне показалось там была какая-то схема или чертеж.

–– Мне не нужен ни сопровождающий, ни наблюдатель, и менее всего надзиратель! – сказал доктор с отвращением. – Особенно столь вооруженный, и который может начать совершать разные опасные глупости в любой момент.

Ничего не зная о договоренностях и отношениях между доктором и лордом W, я не понимал что он имел в виду и поэтому благоразумно промолчал.

Эта сцена и шум тяжелого тела, врезавшегося в диван, привлекли стюарда, который сразу поспешил к нам. Доктор вручил ему пистолет и метательные ножи и приказал немедленно доставить их дежурному офицеру на палубу "А". Он придержал лишь тонкий стилет и, прикрыв глаза, медленно провел по лезвию пальцами левой руки. Затем хмыкнул и быстро сунул стилет во внутренний карман своего пиджака. Доктор Мюллер кивнул Джорджу и отцу Редгрейву, которые тоже подошли к нам, и молча указал на обмякшее тело секретаря.

–– Что случилось, доктор?

–– Что это такое с Джеймсом? Как он?

–– Ничего опасного. Он проснётся часа через три с небольшой головной болью, которая послужит ему хорошей преамбулой для размышлений о правильной расстановке людей и сил в этой жизни.

Джордж нахмурился и открыл было рот для вопросов или возмущений, но доктор Мюллер не стал его слушать. Он коротко кивнул капеллану и без дальнейшего промедления повернулся и жестом пригласил меня последовать за ним.

Снаружи было весьма холодно, и порывы сильного ветра почти валили с ног. Для такой мерзкой погоды следовало бы надеть пальто и перчатки. Лайнер шел довольно тяжело. Его двигатели теперь работали с большим шумом и, как мне показалось, с заметным напряжением. Когда передняя часть корабля поднималась в волнах, я чувствовал вибрации всего корпуса судна.

Променад был практически пуст. Молодая парочка целовалась на палубной скамейке, совершенно не обращая внимания на ужасную погоду и пронизывающий холод. Folie de jeunesse! 33 Страсть влюбленных – это вечно горящее топливо сладкой молодости.

Совершенно пьяный толстяк в смокинге смеялся и вопил какие-то глупые и непристойные стихи, одновременно пытаясь пританцовывать. Две хихикающие женщины в вечерних платьях и меховых манто поддерживали его. При том все они упорно пытались идти вперед, спотыкались и неуклюже качались из стороны в сторону. Мимо нас пробежали два матроса, а за ними быстрым шагом последовал корабельный механик в черной форме.

Не надеясь услышать чёткого и откровенного ответа, я все-таки решился спросить доктора прямо:

–– Но всё же вы сможете сказать, доктор, какое отношение Сэр Перси имеет ко всему этому?

–– Да никакого! Поверите ли вы мне, если я скажу вам, что в данном конкретном случае, он не имеет никакого отношения к вам, и тем более к вашим снам. Ни-ка-ко-го! – доктор внезапно остановился, схватил меня за предплечье и ободряюще сжал.

Однако я не был ни ободрен, ни разуверен. Меня беспокоила какая-то смутная тревога, которую я не мог объяснить даже самому себе. У меня не получалось точно определить причину этой тревоги, облечь все мои смутные и противоречивые ощущения в слова, и оформить их в чёткую мысль. Но моё беспокойство было отнюдь не по поводу чего-то что должно случиться.

Почему-то я подумал или скорее почувствовал, что теперь уже неважно что именно случится – хорошее или плохое. Наверное даже уже случилось. Возникло стойкое ощущение что эта случайная встреча с доктором Мюллером, его незначительное и мимолетное участие в моей жизни, да и само его присутствие на борту судна – всё это уже само по себе изменит что-то в моей жизни. Возможно даже что-то к чему я сам не готов.

–– И тем не менее. Если это не просьба лорда W, что само по себе не так уж значительно, то что именно заставило вас переменить своё решение?

–– Шторм. Теперь это… основной фактор, скажем так. Я надеялся что нам удастся избежать его, хотя он и не особенно опасен для нашего судна. Но капитан отдал приказ не менять курс и идти сквозь шторм и ураган напрямую, – доктор Мюллер нахмурился и дернул головой, выражая досаду. – Та радиограмма, которую вручили капитану в кают компании, была вовсе не штормовым предупреждением синоптиков. Я ошибся. Я позволил себе расслабиться и отвлечься на беседу с вами и…

Внезапно он запнулся и замолчал на несколько секунд, продолжая шагать.

–– Или же меня отвлекли… Гмм… В любом случае, я упустил время, когда можно было всё исправить. Но наш капитан! Он либо дурак, либо…

Доктор Мюллер умолк. Объяснение было мне не очень понятно, и никакой связи со штормом я не усматривал. В любом случае решение доктора поиграть с нашими снами выглядело теперь совершенно некстати. Я рассеянно кивнул, уже занятый другими мыслями.

Если то, что доктор рассказал ранее о реальной природе человеческих снов было правдой – то вряд ли кто-либо может управлять чужим сном, да ещё и в любом моменте времени. Хотя я слышал, что некоторые шаманы и священники вуду якобы обладают секретными знаниями и навыками для манипуляции человеческими сновидениями или сами могут участвовать в них. Однако я подумал что такие нелестные сравнения могут раздосадовать доктора и не высказал своей мысли вслух. Вместо этого я попытался добавить слабые возражения к вопросу практической осуществимости всей этой процедуры, хотя я не имел никакого понятия о механике процесса.

Аргументы о моральных аспектах этого дела я оставил напоследок. Я воспринимал это мероприятие как неделикатное и даже дерзкое вторжение в очень личное и священное, персональное 'пространство', которое каждый человек хочет сохранить для себя. Право на уединение. Ведь всё меньше и меньше вещей остаются приватными для современного человека, постоянно окруженного огромными толпами в густой суете городов.

Мы подошли к широкой лестнице на самом конце кормы и остановились.

–– Но нет ничего невозможного, если вы знаете КАК это сделать! – доктор Мюллер улыбнулся.

–– К счастью для меня, и особенно для вас, мистер Гренвилл, я вовсе не шаман и тем более не колдун вуду! – и доктор подмигнул мне.

Я вздрогнул от неожиданности и улыбка доктора стала шире когда он заметил мое удивление.

–– В этом отношении вы можете спать сегодня совершенно спокойно, дорогой Чарльз. Поскольку при столкновении с менее деликатным оператором человеку больше следует беспокоиться о том, какие именно цели он преследует. Стоит переживать вовсе не тогда, когда он изменяет чей-то сон, а когда он порабощает самого сновидца, "отключает" или разрушает его без возможности восстановления! – доктор Мюллер покачал головой. – Вопреки распространенному мнению среди невежественных обывателей, это очень просто сделать. И на самом деле, это совершается гораздо чаще чем вы думаете.

Я уставился на доктора с недоверием, но не знал что ответить или возразить на это.

–– Что же касается моего "наглого вторжения" в вашу личную жизнь, о чем вы так сильно переживаете, но не говорите мне об этом – то тогда просто вспомните, что я ведь доктор. А от доктора, как и от своего духовника, можно не скрывать многие секреты, не так ли? Вот такому священнику, как например Дональду Редгрейву, обычный человек часто открывает в десять раз больше тайн в одной единственной исповеди, чем можно увидеть в одном его сновидении! – назидательно проговорил доктор, глядя на меня с усмешкой.

–– А наш замечательный капеллан, принимающий такие исповеди от других людей, однако сам прибегает к моему участию и всецело полагается не просто на мою скромность, но даже целиком доверяет мне свою жизнь!

Доктор Мюллер снова стал серьёзным и, прежде чем сбежать вниз по лестнице, быстро добавил напоследок:

–– У меня нет никаких волшебных зонтов и я ничего не могу обещать заранее. Хорошие сны не так просто найти, и ещё труднее спроецировать. Но в любом случае – я ведь не Оле Лукойе. Хотя куда лучше то, что я НЕ его брат, потому что именно вот он-то как раз и занимается этими вопросами…

Доктор кивнул мне и устремился вниз по лестнице, прыгая как мальчишка через две-три ступени.

Какой ещё брат? Занимается чем? Окончательным "отключе-нием" сновидящих, вот чем. Черный Всадник! Теперь-то я вспомнил всю сказку целиком и мне стало не по себе.34 Я проглотил тугой ком в горле, но липкий комок спутанных мыслей в моей голове остался.

Но как же доктор узнал, о чем я вообще думаю? Про "вторжение" в личное пространство, о вуду, шаманах, Оле Лукойе… Неужели он действительно может читать мысли, вот так запросто? Так ведь он только что сделал это! И что же, выходит, мы все "открытые книги" для него?

Мои мысли окончательно перемешались с моими страхами и в голове просто воцарился хаос. Я повернулся на каблуках и медленно пошел назад, ощущая себя довольно измотанным, слабым и раздавленным. Несмотря на ветер пробирающий до костей и сильный холод на променаде, мне было очень жарко, лоб и шея обильно потели.

Глава 3

47'08" ВД, 6'64" СШ,

Атлантика,

Nova Scotia,

02:35, 12 сентября 1929

Оставшаяся часть ночи была не особенно приятной для меня в отношении отдыха и сна. Я чувствовал себя довольно скверно. Едва добравшись до каюты я бросился в ванную и меня стошнило. С отвращением к самому себе, я заполз в постель, чувствуя себя семидесятилетним пьяницей, чье потрепанное тело буквально разваливалось на части. Заснуть оказалось не просто. Я выпил большую часть воды из графина на столе, и вскоре мне опять пришлось бежать в ванную, чтобы снова поиграть в горгулью над унитазом.

Снаружи разразился сильный шторм, завыл и засвистел сильный штормовой ветер, огромные волны били в борта судна. Мне было жарко и я весь взмок, задыхаясь и беспокойно ворочаясь в своей кровати. Но потом я всё же стал медленно уплывать в мутную тяжелую дремоту.

Сквозь вуаль приглушенной сонливой подвешенности раздавались крики моряков, свисток боцмана выдувал требовательные командные трели, противно затрещал зуммер палубного телефона, и кто-то пролаял короткие властные приказы, а затем раздался глухой и унылый скрежет металла, как будто что-то огромное и массивное проскребло о борт лайнера…

Ощущая себя совсем невесомым и как бы парящим в пространстве, я тихо соскользнул в его темную безмолвную глубину. Мое восприятие реальности потеряло четкость и каким-то образом сдвинулось. Мне показалось что я встал, и что затем я стоял в середине моей каюты, но в то же время я осознавал что на самом деле я всё ещё находился в своей кровати и вроде как спал. Да и сама каюта, как я заметил, тоже была другой.

Я чувствовал, что кто-то стоит прямо позади меня. Кто-то большой и мощный, бесшумный и безмолвный. Кто-то опасный. Воздух вокруг казался густым, и всё пространство каюты было наполнено каким-то звенящим напряжением, как будто я находился внутри электростанции. Когда же я попытался повернуться и оглянуться назад, или же сделать шаг вперед или в сторону, то что-то полностью обездвижило меня и удержало меня на месте, да так что ни туловище ни ноги не двигались.

Сзади, из-за спины на меня накатывали волны горячего воздуха, обжигающие мои обнаженные плечи и шею. Стало заметно жарче, и пространство вокруг стало красно-оранжевым с мерцающими огнями и отраженным сиянием, как будто всё было освещено движущимися огнями или пламенем, горящим где-то позади меня. Рев и треск сильного огня наконец ворвались в пространство. Теперь красное и жаркое марево было уже повсюду вокруг. Я попытался снова освободится и сдвинуться с места, или хотя бы повернуть голову, но тщетно, голову просто удерживали в этом положении – как если бы две огромные сильные ладони сдавили виски с обеих сторон.

"Ча-а-а-рльз!!" очень громкий и истошный крик невыносимой боли и отчаяния расколол воздух в врезался мне в голову, почти разрывая барабанные перепонки. Казалось он многократно перекрыл шум пожара. Я конвульсивно дернулся изо всех сил и наконец вырвался из невидимых пут. Я прыгнул вперед и мгновенно обернулся, но сквозь огонь и густые клубы дыма не смог увидеть того кто кричал. Крик предсмертной агонии. Пламя бушевало повсюду, пожирая какие-то непонятные здания и постройки вокруг. Черное безоблачное небо ночи глотало взлетающие искры и дым пожарищ. Несколько безжизненных человеческих тел были разбросаны по улице. Едкий дым и вонь сразу заполнили мои ноздри и лёгкие.

И тут я услышал отвратительный и знакомый звук: леденящий кровь лязг гусениц и грохот двигателей приближающихся танков. Я снова быстро огляделся вокруг и посмотрел вниз. С удивлением обнаружил что я был обнажен до пояса, весь перемазан в грязи и копоти, в поту и своей собственной крови. На мне оказались военные галифе заправленные в сапоги, и в руках я судорожно сжимал какой-то странный автомат. Лопатки и шея сзади сильно саднили, вероятнее всего были обожжены. В ушах стоял нудный плавающий звон, глаза сильно слезились. В несколько прыжков я пересек улицу наискось, прочь от приближающихся танков.

Справа из-за угла полуразрушенного здания выбежали несколько солдат в грязной зелено-голубой форме. А увидев меня стоящего на тротуаре неподвижно словно мишень в ярмарочном тире, один из них прокричал что-то и на бегу вскинул винтовку. Пригнувшись, я нырнул в сторону под прикрытие опрокинутой телеги с какими-то ящиками и мешками и распластался на мостовой. Пули засвистели, с треском и хрустом впиваясь в доски и мешки. Я поднял автомат над головой и выстрелил наугад поверх телеги в сторону солдат. Но после двух выстрелов автомат щелкнул и умолк. Судорожно передернув затвор я убедился что закончились патроны и отбросил бесполезную железку.

Из дыма наконец появился огромный тяжелый танк и загрохотал по улице, двигаясь прямо в мою сторону. Но где-то на боковой улице, слева за моей спиной, ухнула пушка и страшный взрыв разворотил угол дома возле танка, разрывая кирпичи и людскую плоть на куски и разбросав тела солдат в голубой форме. Жуткий танк дернулся и ускорил движение, быстро поворачивая башню в направлении стрелявшей пушки. Почти оглохнув от столь мощного взрыва и отупело вращая головой, я перекатился на живот, подтянул ноги и привстал на четвереньки.

Я ровным счетом ничего не понимал.

Кто-то прошептал мне в ухо несколько непонятных слов. И тут же, внезапно всё прекратилось. Огни сразу побледнели, а затем и вовсе погасли. Всё моё окружение снова потеряло очертания и расплылось. Стало совершенно тихо. И я не видел, но скорее почувствовал, что опять стою посреди каюты на корабле и под моими ногами проваливается пол, и я сам тоже падаю в темно-синюю пропасть внезапной и пугающей тишины …

Поздно утром я проснулся в постели своей каюты, ощущая себя совсем отяжелевшим и отёкшим, с совершенно одеревеневшими суставами. Тело ощущалось почти как чужое, тяжелое и малоподвижное. Оно просто отказывалось мне повиноваться. "Вот теперь я знаю что ожидать от rigor mortis 35", подумал я, жалко кряхтя и с трудом сползая с кровати. Но шутка меня не позабавила, черный юмор следовало оставить во вчерашнем дне. Во время бритья и утреннего туалета я ещё больше огорчился, увидев в зеркале своё безобразно опухшее лицо с темными кругами вокруг глаз.

Я попытался вспомнить подробности прошлой ночи. От осознания удивительного факта что доктор Мюллер, кем бы он там ни был, с его странными высказываниями и претенциозными позами, мог читать мысли так же просто, как если бы они были напечатаны на бумаге, мне стало совсем не по себе.

Это опять напугало меня, и в то же время вызвало стыд и отвращение к себе. За те глупые мысли и чепуху, которую я думал, но не посмел бы повторить вслух. Однако эта способность доктора, если только это было правдой, меня же и разозлила: Вот так запросто стать совершенно "прозрачным" для другого человека и не иметь никакого уединения даже в своих собственных мыслях? – это невозможно, это просто недопустимо! Внутренняя святыня человеческого сознания оказалась полностью оголена и бесстыдно открыта для доступа других людей?

Я поморщился, вспомнив как я был наивен, и переживал о том что доктор Мюллер может заглянуть в мои "частные" сны! Да и какие теперь сны! В памяти всплывали обрывки вчерашнего вечера, когда я что-то там тихо себе думал про себя, не проговаривая этого вслух, и тем не менее доктор реагировал на это. Теперь-то это так очевидно! Проклятье!

От злости моя рука дрогнула и я порезался бритвой.

Одевшись с особой тщательностью в деловой костюм для Сити, я наконец выбрался на залитую солнцем палубу и невольно зажмурился. Подумал не вернуться ли мне в каюту за солнцезащитными очками, но поленился. Некоторые пассажиры, с различными степенями бледности и болезненности на их лицах, были уже на палубе, прогуливаясь или стоя вдоль бортов и ожидая увидеть силуэт береговой линии на горизонте. Я нашел Отца Редгрейва на корме.