скачать книгу бесплатно
Бернат утвердительно кивнул.
– А что ты будешь делать?
– Буду искать работу, чтобы содержать сына.
– У тебя нет профессии. Барселона битком набита такими, как ты: крестьяне, которые не смогли жить на своих землях, чаще всего не находят работу и в конце концов умирают с голоду. Кроме того, – добавил он, – у тебя даже нет свидетельства о гражданстве, хотя ты и прожил достаточно долго в городе.
– Что такое свидетельство о гражданстве? – спросил Бернат.
– Это документ, подтверждающий, что ты прожил в Барселоне один год и один день и поэтому являешься свободным гражданином, не подчиняющимся сеньорам.
– А где можно получить такой документ?
– Его дают старшины города.
– Я попрошу его.
Грау взглянул на Берната. Грязный, одетый в простую рубашку и плетеную обувь, он выглядел жалко. Грау представил Берната, стоящего перед старшинами города и рассказывающего историю десяткам писарей: о том, как беглые зять и племянник Грау Пуча, старшины города, годами прятались в мастерской. Новость тут же начнет передаваться из уст в уста и…
Он и сам порой использовал подобные ситуации для нападения на своих противников.
– Садись, – пригласил он Берната. – Когда Жауме рассказал мне о твоих намерениях, я поговорил с Гиамоной, – соврал Грау, чтобы оправдать свое изменившееся отношение к происходящему. – Твоя сестра попросила, чтобы я сжалился над тобой.
– Мне не нужна жалость, – перебил его Бернат, думая о сидящем на тюфяке Арнау с потерянным взглядом. – Годы тяжелой работы в обмен на…
– Это был договор, – отрезал Грау, – и ты с ним согласился. В тот момент ты был заинтересован.
– Возможно, – ответил Бернат, – но я не продавал себя в рабство, и сейчас мне нет никакого интереса работать на тебя.
– Забудем о жалости. Я не думаю, что ты найдешь в городе работу, тем более если тебе не удастся доказать, что ты свободный гражданин. Без этого документа ты добьешься только одного – тобой просто воспользуются. – Грау вздохнул. – Ты знаешь, сколько крестьян-рабов бродят здесь в поисках работы? Они готовы работать даром – только лишь для того, чтобы прожить год и день в Барселоне! Ты не сможешь конкурировать с ними, ведь у тебя на руках ребенок. Прежде чем тебе дадут свидетельство о гражданстве, ты либо сам умрешь с голоду, либо умрет твой сын. Несмотря на то, что произошло, мы не можем позволить, чтобы с маленьким Арнау случилось то же, что и с нашим Гиамоном. Хватит одной смерти. Твоя сестра этого не переживет.
Бернат ничего не ответил и спокойно ждал, что еще скажет Грау.
– Если хочешь, – продолжил тот, повысив тон, – ты можешь работать в мастерской на тех же условиях… и с соответствующей платой неквалифицированного рабочего, из которой у тебя будут вычитать за ночлег и еду.
– А сын?
– А что с ним?
– Ты обещал взять его подмастерьем.
– И я это сделаю… когда он подрастет.
– Я хочу, чтобы это было записано в договоре.
– Хорошо, – заверил его Грау.
– А свидетельство о гражданстве?
Грау утвердительно кивнул, с досадой подумав о том, как трудно будет получить его для Берната, не скомпрометировав себя.
7
«Сим объявляем свободными гражданами Барселоны Берната Эстаньола и его сына Арнау…»
Наконец-то!
Бернат едва сдерживался, слушая слова, которые, чуть запинаясь, бормотал человек, читавший документ.
Получив бумаги, Бернат пошел на верфь, чтобы найти кого-нибудь, кто смог бы прочитать свидетельство. Этому грамотею он пообещал монету в обмен за оказанную услугу. Вдыхая запах дегтя и наслаждаясь морским бризом, ласкающим лицо, Бернат слушал, как тот читал ему второй документ, гласивший, что Грау обязуется взять Арнау в подмастерья, когда мальчику исполнится десять лет, и обучить его ремеслу гончара.
Его сын стал свободным и сможет получить профессию, чтобы зарабатывать на жизнь и защищать себя в этом городе!
Бернат с улыбкой на лице распрощался с обещанной монетой и пошел назад, в мастерскую.
То, что им дали свидетельство о гражданстве, означало: Льоренс де Бельера не заявил на них властям, против Берната Эстаньола не было открыто никакого уголовного дела. Наверное, тот мальчишка из кузницы все-таки выжил. Что ж, слава богу…
– Можешь присвоить себе наши земли, сеньор де Бельера, а мы останемся с нашей свободой, – вызывающе пробормотал Бернат.
Рабы Грау и сам Жауме даже прервали работу, увидев возвращающегося Берната, который сиял от счастья.
На земляном полу все еще оставалась кровь Хабибы. Грау приказал не счищать ее…
Бернат постарался не наступить на пятно, но его лицо помрачнело.
– Арнау… – прошептал он сыну, когда ночью они оба лежали на одном тюфяке.
– Да, отец?
– Мы теперь свободные граждане Барселоны.
Арнау не ответил.
Бернат нащупал голову сына и погладил его по волосам. Он знал, как мало это значило для ребенка, у которого отняли радость жизни. Бернат прислушался к дыханию работников и, продолжая поглаживать сына по голове, задумался. Его одолевало сомнение: согласится ли мальчик работать на Грау, когда наступит срок?..
В ту ночь Бернат долго не мог заснуть.
На рассвете, когда в мастерской начиналась работа, Арнау уходил. Каждое утро Бернат пытался поговорить с сыном и вернуть его к прежней жизни. «Ты должен поискать себе друзей», – хотел он сказать ему как-то раз, но, прежде чем успел раскрыть рот, увидел, как Арнау повернулся к нему спиной и нехотя побрел на улицу. «Пользуйся своей свободой, сынок», – готов был произнести Бернат в другой раз, заметив, что мальчик пристально смотрит на него. Однако в тот момент, когда он жестом собирался пригласить его к разговору, по щеке сына покатилась слеза.
Бернат стал на колени и дрожащими руками обнял его. Он наблюдал, как мальчик уходит по двору, едва волоча ноги…
Когда в очередной раз Арнау обходил пятна крови Хабибы, в ушах Берната вновь раздались звуки щелкающего кнута Грау. И он поклялся, что больше никогда не будет отступать перед кнутом: хватит тех бед, что уже случились!
Бернат побежал за сыном, и тот обернулся, услышав его шаги. Поравнявшись с Арнау, он начал сбивать ногой засохшую землю, на которой все еще были видны пятна крови мавританки. Лицо Арнау просветлело, и Бернат с еще большим усердием продолжил свое занятие.
– Что ты делаешь? – закричал Жауме с другого конца двора.
Бернат похолодел.
Свист кнута снова прозвучал в его ушах.
– Отец, давай!
Носком башмака Арнау стал отбрасывать почерневшую землю, которую Бернат заканчивал сбивать ногой.
– Что ты делаешь, Бернат? – повторил Жауме.
Бернат не ответил.
Прошло несколько секунд. Оглянувшись, Жауме увидел, что рабы перестали работать… и не отрывают от него взгляда.
– Принеси мне воды, сынок, – попросил Бернат, воспользовавшись замешательством Жауме.
Арнау поспешно вскочил, и впервые за несколько недель Бернат увидел его таким оживленным.
Жауме больше не подавал голоса.
Отец и сын опустились на колени и молча сдирали землю, пока не убрали все следы несправедливой казни.
– А теперь иди поиграй, сынок, – сказал ему Бернат, когда они закончили работу.
Арнау опустил взгляд. Ему хотелось спросить: с кем он должен играть?
Бернат провел рукой по голове мальчика и легонько подтолкнул его к двери.
Когда Арнау оказался на улице, он, как и во все эти дни, обошел дом Грау и взобрался на развесистое дерево, которое возвышалось над забором.
Оттуда был виден сад.
Спрятавшись, он ожидал, пока выйдут его двоюродные братья и сестра в сопровождении Гиамоны.
– Почему вы теперь не любите меня? – бормотал он. – Я ведь ни в чем не виноват.
Его двоюродные братья, казалось, были в хорошем настроении. Смерть Гиамона отдалялась временем, и только лицо их матери иногда болезненно искажалось от нахлынувших воспоминаний. Жозеф и Женис делали вид, что дерутся, а Маргарида смотрела на них, сидя рядом с матерью, которая почти не отходила от детей. Арнау, спрятавшись на дереве, грустил, вспоминая, как они дружно играли раньше.
Каждое утро Арнау стал взбираться на это дерево.
– А эти тебя уже не любят? – услышал он однажды вопрос, раздавшийся как будто с небес.
От неожиданности мальчик на миг потерял равновесие и чуть не упал с высоты. Арнау огляделся, но никого не увидел.
– Я здесь, – снова раздался голос.
Арнау посмотрел внутрь кроны, откуда исходил голос. Наконец ветви зашевелились, и между ними ему удалось различить фигуру мальчика, который махал ему рукой. С серьезным видом на лице тот сидел верхом на одном из сучьев.
– Что ты делаешь… на моем дереве? – сухо спросил его Арнау.
Мальчик, грязный и исхудавший, не смутился.
– То же, что и ты, – коротко ответил он ему. – Смотрю.
– Ты не имеешь права смотреть, – заявил Арнау.
– Почему? Я уже давно это делаю. Я тебя и раньше видел.
Грязнуля немного помолчал.
– Твои братья тебя уже не любят? Поэтому ты плачешь?
Арнау почувствовал, как по щеке покатилась слеза, и рассердился: этот оборванец подсматривал за ним!
– Сейчас же спускайся, – приказал он, когда уже сам был на земле.
Мальчик проворно слез с дерева и встал перед ним.
Арнау был на голову выше его, но мальчуган не выглядел испуганным.
– Ты за мной подглядывал! – обвинил его Арнау.
– Ты тоже подглядывал, – защищался малыш.
– Да, но они – мои двоюродные братья, и я имею право это делать.
– Тогда почему ты не играешь с ними, как раньше?
Арнау больше не мог сдерживаться и громко всхлипнул.
Когда он собрался наконец ответить, у него задрожал голос.
– Не переживай, – сказал малыш, пытаясь успокоить его, – я тоже часто плачу.
– А ты чего плачешь? – спросил Арнау, вытирая слезы.
– Не знаю… Иногда я плачу, когда думаю о маме.
– У тебя есть мама?
– Да, но…
– А что же ты здесь делаешь, если у тебя есть мама? Почему ты не играешь с ней?
– Я не могу быть с ней.
– Почему? Она разве не у тебя дома?
– Дома… – смутившись, произнес мальчик и добавил: – Конечно дома.
– Тогда почему ты не с ней?
